Шахтерский огонек

– Иван Петрович Люсин, – наконец вспомнил он.

К Ивану сразу, как застоявшийся конь в карьер, рванул корреспондент газеты: «Скажите, как вам нравится обед, вкусно?»

«Да дайте вы человеку поесть», – заступилась за Ивана Вера.

Хлебая под пристальным вниманием кинокамер горячий борщ, Иван никак не мог решить, снится ему это все или нет.

– Слышь, а выпить тут можно? – решил проверить реальность происходящего Иван.

– Нет, у нас здесь нельзя. Здесь социальная столовая, – пояснила ему Вера

–Значит, не снится, – сразу понял «гость».

На второе подали картофель с котлетой, а затем компот с булочкой. Подключилась к ситуации начальник управления, устанавливая очередность работы корреспондентов.

– Так, сначала областное, а потом вы, – кивнула она Ирине с Сашей. – А в конце газета. Всем понятно?

Осоловевший от сытной еды Иван с трудом соображал, что, собственно, от него хотят. Отвечая односложно на вопросы, задаваемые корреспондентами, он только и думал, как бы ему быстрее «смыться». Ему вдруг стало стыдно за свою рваную одежду, за зимние ботинки в разгар лета, за обросшую физиономию. Такого чувства он давно не испытывал, и когда Ирина спросила: «Как вы оказались в такой жизненной ситуации?», у него, где-то очень далеко, на самой глубине его изорванной судьбой души появилась крохотная, как Дюймовочка из сказки, надежда. Перед ним за доли секунды пронеслась вся его непутевая жизнь, начиная с демобилизации из армии, когда он, «дембель», весь увешанный значками и галунами, щеголял, выпив с друзьями перед девчонками с соседней улицы. Тогда он и увидел Аню, свою будущую жену. Она сразу «зацепила» его своими черными глазами, стройной фигуркой и исходившим от нее желанием иметь рядом надежного, крепкого мужика. А он таким поначалу и казался – крепким и надежным. Работал слесарем на шахте, получал достаточно хорошо. Потом появилась дочка, и впереди маячило вполне предсказуемое будущее: достаток, дети, внуки и достойная старость. Но все рухнуло в одночасье, пришла перестройка. Перестроили так, что шахта почти развалилась, и все влачило жалкое существование. Платить стали по временам года: весной, летом, осенью и зимой – т.е. 4 раза в год.

Анна, измученная безденежьем, стала его «пилить». Причем у Ивана было такое впечатление, что это не простая «ножовка», от которой хоть иногда можно отдохнуть, а бензопила «Дружба», потому что пилили его вдвоем, жена и теща, причем днем и ночью. Такого прессинга Иван не выдержал и запил «по-черному». И все покатилось: развод, увольнение, сгоревшие при пожаре все документы, ничего не осталось от прежней жизни. В начале его падения были моменты, когда он хотел вернуться к нормальной жизни, но куда бы он не обращался по поводу утраченных документов, везде нужны были деньги, какие-то подтверждающие документы, что он не верблюд, а человек – Иван Петрович Люсин. Конечно, если у него бы были хоть какие-нибудь родственники, может быть они и помогли, а так один он –

«гольный» сирота: ни семьи, ни своего угла. Так и продолжалась его беспросветная жизнь, в которой свои правила. Приятели, а вернее собутыльники, такие же, как и он, выброшенные из нормальной жизни люди. А потом наступил момент, когда и это стало нормальным образом жизни. Работать не надо, поесть всегда на помойке что-нибудь найдется, (люди стали жить лучше, судя по наполняемости мусорных баков). Ну и чего греха таить, иногда удавалось и своровать по мелочам, и сдать немного металлолома, и купить бутылку паленой водки. Ну, чем не жизнь? А других людей он уже и не замечал, для него они были в другом измерении.

И теперь ему так захотелось в это измерение, что очень больно защемило сердце, и появилась робкая надежда начать другую жизнь.

«А может, это та бабка вспомнила, что я спас ее от смерти и поэтому меня так здесь и принимают», – вдруг подумал он. Но потом решил, что она была в таком состоянии, в котором не могла вспомнить саму себя, а уж его-то тем более.

– Да долго рассказывать. Мне бы как-нибудь паспорт помочь восстановить.

–Да это же так просто. Напишите заявление в милицию и Вам восстановят все Ваши документы, – убила все его надежды Ирина.

Еще целый час отвечал на одни и те же вопросы Иван.

Потом все разошлись, и Вера напутствовала его на дорожку: «Вы там скажите своим…, – тут она запнулась, не зная как назвать его окружение –

БОМЖами как-то неудобно. – Знакомым, – подыскала она подходящее слово.– У нас столовая будет работать до конца июня, по понедельникам, средам и пятницам. Мы Вас ждем с нетерпением, приходите».

Люся кивнул и обреченно побрел к выходу на свое, видимо, определенное ему судьбой жизненное место.

Паспорт.

Участковый опер, старший лейтенант Разин, был известен и уважаем всеми жителями своего участка – даже местными пьяницами и БОМЖами, потому что был строг, но справедлив. Когда надо – «пропесочит» по полной программе, а когда и глаза закроет. На виду никто не выпивал и не дебоширил, и каждый знал свое место. Ну а если кто не понимал, Разин принимал самые жесткие меры. Рука у него была тяжелая, и после того, как он один, буквально за минуту, уложил трех разбушевавшихся хулиганов, которые попытались оказать сопротивление участковому, народ его зауважал.

Дело было днем. В скверике перед домом, где обычно сидели местные бабушки и занимались любимым делом – «перемывали косточки» жильцам дома, появилась группа подвыпивших парней в спортивной одежде. Они видимо уже изрядно «приняли» и «догонялись» пивом. При этом громко орали, лишь изредка включая в ненормативную лексику нормальные слова. Бабушки, как опытные разведчицы, оценив обстановку, не стали воспитывать молодежь, а сразу ретировались и позвонили участковому. Разин подошел уже через две минуты и, представившись, попросил ребят разойтись по домам.

– Ты че, командир, не видишь? Мы культурно отдыхаем и никого не трогаем… – по блатному растягивая слова, произнес самый рослый парень с короткой стрижкой. – Пока не трогаем, – добавил он и ухмыльнулся. На плече красовалась наколка в виде парашюта, видимо, служил в десанте.

– Вот дома и отдохнете. А если не понимаете, то у меня есть в отделении гостиница. Только она вам дорого обойдется.

– Ты че, «мент», «оборзел»? Да я таких салаг, как ты, пачками валил, – подключился второй, видимо, тоже «дембель».

– Дааа, видно, мозговой «предохранитель» уже не срабатывает, – подумал про себя Разин и решил не обострять ситуацию и вызвать наряд. Но неожиданно парень, который стоял рядом, попытался ногой ударить в голову Разина. Вот только откуда же ему было знать, что тот с 14 лет занимался боксом, и реакция у него была мгновенная. Поставив блок, Разин коротким боковым ударом уложил буяна рядом со скамейкой. Остальные двое, приняв стойку пьяных каратистов, бросились на участкового. Дальше была двухходовая комбинация – шаг вправо-удар, шаг влево-удар и еще двое лежащих у скамейки. Раздались громкие аплодисменты. Это аплодировали жильцы дома, которые с балконов наблюдали за происходящим. Одно дело сериалы, где все «понарошку», а другое – по-настоящему, как в жизни. Да еще так красиво! Как бои гладиаторов в древнем Риме.

Вот после этого случая, который был естественно приукрашен местными жителями (говорили, что хулиганов было не 3, а 5, и они были вооружены до «зубов», что была перестрелка, в которой «наши» победили), Разин, как и его однофамилец атаман, стал народным героем в районном масштабе.

Нужно сказать, что после истории с БОМЖом Люсей Разин был отмечен за оперативность небольшой премией и стал известен в городской администрации. Поэтому и Люся тоже был на особом положении, и теперь его из подвала уже никто не гнал. Он регулярно, 3 раза в неделю, посещал социальную столовую и всегда обедал без очереди. Вера Надеждина, общаясь с Люсей как-то особенно, по-женски жалела его и решила помочь ему выбраться из жизненной ямы. Подключив все свои связи, в том числе и Разина, она собрала все необходимые документы для получения Люсей нового паспорта. Дело было только за фотографией. И тут возникли определенные проблемы. Люся вдруг испугался, испугался, как ни странно, каких-либо перемен в своей беспутной жизни, с которой вроде уже смирился. Тот минутный порыв в момент открытия столовой прошел, и все вернулось на «круги своя». Люся наотрез отказался фотографироваться и ни на какие уговоры не поддавался. Только с помощью участкового его удалось усадить на стул перед фотографом и сделать снимок, не сказав для чего.

– Не к чему это, я же ничего не сделал, – возмущался Люся, когда Разин сказал, что это для милиции.

– Сиди смирно, а то наручники одену, – пристращал его Разин.

Получив готовый снимок, Вера пришла в ужас. Люся был похож на Соловья-разбойника из сказки. Обросшая и лохматая физиономия, ну и одежда само собой, все как бы говорило – его разыскивает милиция. Сотрудница отдела Ольга посоветовала обратиться к программисту Мише: «Вера, он тебе Делона из Люси сделает. Не парень, а компьютерный бог»! Вера пошла к Мише и показала фотографию. «Скажите, что-то можно сделать»? – робко спросила она.

– Все что угодно. Даже смокинг, – коротко ответил Миша.

– Нет, смокинга не нужно, а вот пиджак и галстук подойдут, ну и с лицом, что-нибудь попробовать сделать, – попросила Вера.

– Сделаем.

На другой день, получив от Миши фотографию, Вера не поверила своим глазам. На нее смотрел респектабельный мужчина с аккуратной бородкой в пиджаке и галстуке.

«Вот это да!» – удивленно воскликнула Вера.

«Это называется технический прогресс», – пояснил Миша.

В общем, паспорт вскоре был готов. По просьбе Веры Разин разыскал Люсю и привел его в паспортный стол.

– Расписывайся и получай документ, – строго указал Разин.

– Какой документ?

– Ну, ты же просил восстановить паспорт? Вот и получай. Начнешь новую жизнь, на работу тебя устроим.

Удивленно посмотрев на свою фотографию, Люся спросил: «А это кто»?

– Как это кто? Ты.

– Да не я это вовсе. И пиджака, и галстука у меня отродясь не было, – возмутился Люся.

– Ты что, дурак? Посмотри внимательно, это же ты, – пояснил ему Разин.

–Да нету у меня никакого пиджака и галстука. И мужик этот не я,– категорично ответил Люся.

В голове его появилась мысль, что здесь какой-то подвох. «Посадить хотят. Возьмут в банке кредит, а меня в тюрьму»,– вдруг осенило его.

Сорвавшись с места, он резко выскочил из кабинета и рванул на улицу. Опешивший Разин не сразу сообразил, что происходит. А когда он выбежал вслед за Люсей, того и след простыл.

Целую неделю искали Люсю по всем злачным местам, но и так и не нашли.

–Ну что ты хочешь, – успокаивал Веру Разин. Они же больные люди, их лечить от тунеядства нужно. А этого бегуна я все равно найду.

«Хрен ты меня, мент, найдешь, – думал про себя в это время Люся, сидя в канализационном колодце рядом с центром социального обслуживания. – Нашли дурака!»

Флюорография.

Люся и правда как сквозь землю провалился, а среди бомжей поползли слухи, что на всех завели паспорта, и мафия на них будет брать кредиты в банке. Ну а потом их, бомжей, всех пересадят и потихоньку изничтожат. Как это будет в действительно никто не знал, но бомжи все же внезапно исчезли и затаились. В столовую ни один из них не приходил, предполагая, что там засада. Оказалось, что и эти выброшенные из социальной среды люди тоже дорожат своей, казалось бы, никчемной жизнью. А тут, как на грех, в центр социальной защиты населения пришло распоряжение по профилактике туберкулеза среди лиц БОМЖ. Нужно было пригласить специалистов с районной поликлиники с передвижной рентгеновской установкой и за 3 дня всех бомжей осмотреть. Причем начальник управления приказала провести все на должном уровне с приглашением местного ТВ. «Смотрите, чтобы не было как при открытии столовой. Подготовьтесь и главное вовремя оповестите всех персонально, а не через газету»,– накручивала она директора центра. А как персонально, если бомжи ушли в глухое подполье?

– Ну, что будем делать? – спросила директор у своих заместителей.

– Веру Надеждину надо спросить, Ирина Ивановна, – предложила первый зам.

– Опять Вера? А вы у меня на что?– повысила голос директор.

Повисла тревожная пауза.

– Ладно, – вздохнув, сказала Ирина Ивановна. – Давайте Надеждину ко мне, а вы все свободны. Все равно толка от вас нет.

Через минуту Вера была в кабинете.

– Вера, у нас опять та же проблема.

– Какая?

– Ты распоряжение о медицинском осмотре читала?

–Да, ознакомилась.

– Ну и как ты думаешь, это реально найти и привести всех наших подопечных через два дня для проведения флюорографии?

– Не знаю, Ирина Ивановна. Они куда-то все запропастились, даже в столовую не приходят.

– А твоя звезда экрана Люсин? Он же авторитет у своих.

– Да этот давно исчез, даже Разин найти не смог. Может, его и в живых то уже нет.

– Так куда они все пропали, все вымерли что ли? – удивленно спросила директор. – Не дай бог от туберкулеза, тогда нас всех «повесят». Скажут, вовремя не провели обследование.

– Нет, не думаю, здесь что-то другое. Может Люсин какой слух пустил.

И Вера рассказала историю про паспорт.

– Ну, теперь мы их точно не найдем, – обреченно произнесла Ирина Ивановна. – Слушай, Вера, попроси опять Разина Степана, может он опять поможет.

– Да Федор он, – поправила Вера

– Да какая разница, лишь бы помог, – с надеждой сказала директор.

– Ладно я попробую позвонить.– пообещала Вера.

Разин на телефон не отвечал. «Абонент находится вне зоны обслуживания», – механическим голосом произнес телефон.

Позвонив в отделение милиции Вера узнала, что Разин в командировке на три дня.

– Ну вот и все. Пойду директору доложу, – тупо уставившись в окно думала Вера. В это время во двор центра въехала машина центра, микроавтобус «Газель». Остановившись у входа, из машины вышел пожилой водитель Горев, или, как его все звали, Семеныч.

– Вылитый бомж, – механически подумала про бородатого Горева Вера. Вдруг у нее в голове возникла идея, казалось бы невероятная, но вполне выполнимая. Если конечно… Войдя в кабинет директора, Вера предложила ей свой вариант решения проблемы.

– Это же авантюра! Узнают – «выпрут с треском».

– Ирина Ивановна, я все продумала, – успокаивала ее Вера. – ТВ пригласим на второй день, скажем, что основная часть уже прошла, осталось немного, подходят по одному.

– А Семеныча как мы уговорим?

– Да пообещайте ему хорошую премию, ну, в крайнем случае, скажите, что если придет новое начальство, то своих шоферов приведет –

помоложе. Да нам он нужен-то всего на 5 минут, флюорографию пройдет и свободен. А с корреспондентом я поговорю, я ее хорошо знаю. Картинку снимут в профиль. Никто Семеныча и не узнает.

– Ну смотри Вера! Если что, я здесь не при чем.

– Да риска никакого. Семеныч скажет, что решил, мол, для профилактики пройти, подумал, что всем надо. Вот и все.

– Ладно, все равно другого выхода нет. Не будем же мы их из канализации вытаскивать, бомжей этих. Господи и почему я десять лет назад из школы сюда пришла. А впрочем, там такой же дурдом. Половина учителей здесь работают.

Семеныча директор «приперла к стенке» премией и угрозой увольнения. Тот поломался для приличия и согласился.

И вот наступил день славного пиара. Семенычу где-то нашли старую изношенную изорванную одежду и как народного артиста гримировали в кабинете у Веры. Особенно стараться не пришлось, годы сделали свое. Глубокие морщины и седая борода, которую «взлохматили», и тощая фигура Семеныча оказались кстати. ТВ было уже на месте, и когда Семеныч разделся и под камерой прошел к рентгеновскому аппарату, картинка была та, что нужно. Медсестра, записав фамилию, жалостливо произнесла: «Ну что же вы так себя довели, сердешный. Вам бы питаться хорошо, подлечиться надо». И на глазах ее появились слезинки.

– Обязательно, сестренка. Вот только премию получу, – успокоил ее Семеныч. – Вы только быстрее работайте, а то подвал закроют, ночевать негде будет.

Малахольный

Большая шахтерская семья Лошаковых сидела за праздничным столом почти в полном составе. Шесть братьев, две сестры, их дети, внуки – не родительский дом, а общежитие. Эх, если бы покойные ныне родители, отец Иван да мама Лида, посмотрели на потомков, то порадовались бы. Но лет десять уже как снесли на погост. Отец был главный в семье по шахтерскому делу – 30 лет на проходке, это «не щи варить». Ну и сыновья не подкачали, на всех подземных годков уже за сотню набежало. А по щам и борщам главной была мама, или, как ее все взрослые дети за глаза ласково звали, матушка. Трудные были времена, война и голодное послевоенное время, однако отец без горячего обеда или ужина перед сменой и после работы никогда не оставался. Бывало, все дети спят, а мама вставала ночью и готовила отцу горячий ужин. Все удивлялись, откуда у мамы столько сил? За день накрутится – надо же всех накормить, обстирать, в школу отправить, но проводить и встретить мужа после работы, покормить свежесваренными щами для нее было дело святое. Может поэтому Иван и оставался цел в самых, казалось бы, безнадежных ситуациях, потому что забота эта была сравни молитве. Два раза попадал под завал, но отделался переломом руки и ноги. «Везучий ты Ваня», – говорили горняки. – Двоих-то сразу наглухо, а у тебя все по мелочи. Наверно, Бог бережет». «Да неверующий я. Просто везет»,– неловко оправдывался Иван.

А вот матушка была верующая. И хотя Иван ворчал на нее, она пронесла эту веру через всю свою нелегкую жизнь. Когда в городе появилась церковь, матушка иногда ездила туда. Ставила свечи о здравии своих близких, исповедовалась священнику в грехах. Уже взрослые, дети удивлялись: в чем может каяться их мать, которая всю жизнь заботилась только о муже и детях? Может только в том, что не сделала сверх своих сил и возможностей.

Вот и теперь на День шахтера в первую очередь помянули родителей. Ну а потом по традиции начались шахтерские байки. Главным рассказчиком был, конечно, старший сын Александр. Историй знал много, работал всю жизнь электрослесарем, случаев интересных много было. Как только начинался рассказ, старшие внуки бросали игры и сидели тихонько, ловя каждое слово. Младшие же иногда врывались шумной ватагой в дом со двора. Замечая, что всем не до них, вихрем уносились обратно – только звук их звонких голосов доносился через открытое окно.

– Я только в лаву тогда пришел, – начал свой рассказ Александр. – Работали тогда еще в деревянной лаве с очистным комбайном «Донбасс». Машина была ненадежная, то и дело ломалась, а запасных частей мало. Вот и приходилось порой по полсмены сидеть. Нет, в лаве-то всегда работа есть, но иной раз стоит комбайн, все переделано, вот мы и сидим, байки травим. А в звене у нас один мужик «малахольный» был, ну со странностями в общем. Как начнет с кем спорить, так аж пена изо рта летит. Мужики его подзуживают: «Правильно, мол, Петруха, ничего этот пенек не понимает в этой жизни». И этот еще пуще старается. О чем бы спор не зашел, он все знает и всегда прав, настырный – спасу нет.

Вот сидим мы как- то, а Петя: «Хочу, мол, после смены выпить грамм 200, а получка только через неделю». Звеньевой тут же: «Какие проблемы, Петруха? Я тебе литр водки поставлю, если ты голый до «ствола» дойдешь. Хотя куда тебе, слабо, наверное». Ну, Петя наш без комплексов, сразу завелся. А может и смекнул, что до конца смены целый час, до ствола всего-то 15 минут ходьбы, все при деле. «Добегу, и не заметит никто, а халява-то почти в кармане». Другой бы, конечно, ни за что б не согласился, но не Петруха. В общем, звеньевой уже и шутке своей не рад, а Петя нет, мол, уговор дороже денег. Ну а мужики тут же подзадоривают: «Давай Петруха, сбегай по-быстрому, зато погуляем перед выходным». Звеньевой тут же говорит: «Ладно, я после смены у диспетчера транспорта узнаю, был или не был». Раньше в вагонетках уголь к стволу доставляли. Ну а диспетчер под стволом сидел, все считал да распределял вагонетки по забоям.

Петя наш тем временем разделся, нацепил ремень со светильником на голое тело, каску на голову и, в чем мама родила, полетел к стволу. Лава наша правда была первая, недалеко от ствола, и так бы никто ничего и не заметил, но в околоствольном дворе насосная камера была. А там обычно в конце смены бабенки-газозамерщицы с участка ВТБ грелись, лясы точили с мотористом. Соберутся две, три и уже как на базаре – бабы одним словом. Ну вот, одна из них (Мария ее звали), собралась к стволу пойти. Только вышла из водосборника, а тут как раз Петруха голяком и вылетает из-за поворота. Мария от страха чуть не тронулась и быстро обратно в насосную. Трясется вся, кое-как промычала, что, мол, там какой то мужик голый бродит, похоже привидение. Моторист с бабенками конечно же посмеялся, но все-таки решил проверить. Выскочил из насосной, но Пети уже след простыл. Естественно моторист сказал: «Показалось, мол, тебе, Мария. Ты посиди, отдохни, водички попей». Ну, та посидела, оклемалась и точно думает, что показалось. А Петя дошел до ствола, в окошко камеры диспетчерской показывает свою заросшую рыжей шерстью грудь и говорит диспетчеру: «Если спросит кто, скажи, что был Петя, поняла»? И тут же смылся. Диспетчер, женщина в возрасте, всякое видела, но так ничего и не успела понять. Что это за чудо! Кто, откуда, зачем, что за мужик? Полудурок какой-то. Жаль только, что она во весь рост Петю не увидела, а то впечатление было бы намного ярче.

А в это время Мария уже успокоилась и решила все-таки пойти до ствола. Только она вышла из насосной камеры, а тут откуда не возьмись Петя обратно прет во всей своей голой красе. Ну, тут уж Мария заорала так, что моторист и газозамерщицы тоже выбежали. Но успели увидеть только мелькавшие белые ягодицы Пети, которые быстро скрылись за поворотом. Вот так Петруха и выиграл спор, а газозамерщицы долго боялись по одной ходить по маршруту и договаривались друг с дружкой, чтобы к стволу вместе ходить.

– Ну и что, никто так не узнал про Петю, – спросил один из племянников.

– Ну, потом-то кто-то начальству слухи доложил. Но мужики, кто рядом был, Петю закладывать не стали, «малахольный» он и есть «малахольный». Так и заглохло все. А литр мы выпили после работы. И Петя все хвастал, мол, бабы по дороге к стволу от его голой красоты штабелями складывались, а некоторые даже непременно хотели догнать. Да так, что он от них еле ноги унес. Врал, конечно, но смеху было много. Вот такие ребята раньше работали. А вот еще одна история…

До самой темноты сидели Лошаковы за столом. И не надо было им для общения наполнять рюмки и бокалы. Потому что им и без спиртного было хорошо. Кому-то в тот вечер вспомнились шутливые слова мамы Лиды: «Ну и «пиваки» вы у меня. Бутылку выпить не можете».

А зачем?

Мастер.

Электрослесари участка «Автоматизация» всегда были элитой шахты. Особенно в те времена, когда аппаратура автоматики была ненадежной и приходилось её то и дело ремонтировать. В специальном цехе, где производился ремонт выданных из шахты панелей, блоков защиты, управления и т.д., находились электрослесари самой высшей квалификации – асы. Ну а бригадир Александр Гринев вовсе авторитет непререкаемый, профессионал высшего разряда. Конечно, бывало и «подкалымливали», ремонтировали бытовую технику. Не откажешь же своим знакомым горнякам и родственникам. Деньги брать было как-то не принято. Рассчитывались в основном «жидкой валютой», т.е. спиртным. Бригадир и начальство, конечно, знали, но как говориться: «Если не в ущерб – значит на благо».

И вот в один из летних жарких дней в цеху появилась старуха с клюкой. Вся в черном, с матерчатой сумкой, в которой лежало что-то небольшое, но по-видимому тяжелое, так как старухе явно было нелегко. «Смотрите! Баба Яга пожаловала», – тихо, чтобы не услышала бабка, сказал самый молодой член бригады Саша Артемов. «Цыц, пацан! Никакого уважения к старшим», – приструнил его бригадир.

– Здравствуйте, сынки, – негромко поздоровалась бабушка.

– Здрасьте, – хором ответили слесари, от чего бабуля даже вздрогнула.

– Что хотели, бабушка?– спросил Гринев.

– Да вот, «бандура» эта сломалась, а мне без телевизора-то никак, одна я. Помоги сынок, ради бога, – сразу определив старшего, обратилась к бригадиру старуха.

– Да конечно, бабушка, поможем. Рыбкин, закончишь с панелью блока и займись, понял?

– Да сделаем, Иваныч, – не отрываясь от блока ответил Рыбкин.– Кладите бабуля свой агрегат сюда на стол и через пару дней приходите.

Обрадованная бабка оставила «бандуру» у стола и поковыляла на выход.

–Ну, мужики! Я думал смерть за нами пришла, – съязвил опять Сашка.-Только что косы нет.

– Придет, когда срок подойдет. Ты бы лучше о женитьбе подумал, а то 25 лет, а ума нет, – подковырнул в рифму Рыбкин.