«Древоходец». Деревенский колдун.

– Мы, пионеры города Каменска, пришли поздравить наших ветеранов…

Пионеры, звонкими голосами прокричали поздравления, а затем хором продекламировали военно-патриотические стихи. Закончив декламировать, по команде слаженно отсалютовали, и, опять под барабаны, направились к выходу. Все встали, провожая улыбкой и аплодисментами.

Они ушли, а знаменосцы, вместе со знаменем, остались стоять за столами президиума.

Слово для доклада предоставили дважды Герою Социалистического Труда, Кавалеру Орденов Славы и прочая, прочая… – Пркопчуку Василию Семёновичу. На трибуну вышел сухощавый человек с двумя золотыми звёздами на пиджаке. На узком лице, со следами въевшейся угольной пыли выделялся длинный с горбинкой нос. Василий Семёнович энергично взмахнул рукой, и сильным гулким голосом начал: – Двадцать второго июня, несметные полчища немецко-фашистских захватчиков, без объявления войны … Сразу чувствовалось, что докладчик любит «толкать речи», делает это без бумажки и с удовольствием. Огрехи, в построении предложений, подчёркивали непосредственную эмоциональность выступления.

– Немецкие генералы, со своим фюрером, планировали уже в сентябре захватить столицу нашей Родины – Москву. Но товарищ Гитлер ошибся! Советская Красная Армия под руководством Коммунистической партии… В зале начали раздаваться шепотки и смешки. Как опытный оратор, Василий Семёнович догадался: где-то промахнулся, – публика вышла из полусонного транса, в который обычно погружалась на подобных мероприятиях, но понять, где допустил ошибку – не мог. Выступление скомкал, даже не рассказав о партизанском движении, и, под неприлично жидкие хлопки и тихие смешки, покинул трибуну. Он сел за стол президиума рядом с первым секретарём горкома партии.

Место за трибуной занял новый выступающий, а секретарь горкома прикрыв рот рукой, уголком губ начал шептать: – Василий, я много раз слышал, что ты якшаешься со всякой швалью, и напиваешься с ними до корячек, но у тебя, оказывается, ещё и такие товарищи появились!

– Какие товарищи? – прогудел с непониманием Василий Семёнович.

–Но товарищ Гитлер ошибся! – прогудел, передразнивая в ответ секретарь горкома.

Василий Семёнович досадливо крякнул, налил из графина в стакан воду, в два глотка выпил, и, откинув голову, стал смотреть в потолок.

Стоявший сзади мальчик-знаменосец, чтобы не захохотать, запихивал в рот бархат знамени.

И вот сейчас, этот постаревший мальчик – знаменосец, проходя мимо уже позеленевшего бюста, посмотрел на профиль, удивительно погожий на топор, улыбнулся и тихо прогудел: «Но товарищ Гитлер ошибся!».

До переулка Радищева, где находилась городская больница, оставалось метров тридцать, когда его обогнала стайка местных мальчишек на велосипедах. – Ух ты! Смельчаки какие! – подумал Константин Сергеевич. – Не побоялись, не свернули на другую улицу. Особенно этот молодец – толстозадый! Как его? Вспомнил – Ярослав. Да, молодец! Справился, и колдуна теперь не очень боится, и у ребят уважение вернул.

Около года назад, семья Ярослава переехала жить в городок. Про местного колдуна мальчишка что-то краем уха слышал, но не проникся. Принял за «детские страшилки». Ярослав, как новичок. пытаясь завоевывать авторитет у местных сверстников, старался показать, какой он «крутой», и отвязный пацан. В тот день возвращаясь домой, Константин Сергеевич, услышав гомон у школы, и решил обойти кругом – мимо школьного сада. Он старался рядом с дверью школы, вовремя пересменки, или большой перемены не ходить – избегая надоевшего внимания детворы.

Несколько ребят курили в саду, оседлав ветки старых яблонь. Они передавая дымящиеся сигареты друг другу, что-то при этом активно обсуждая. Ярослав не курил, стоял рядом и грыз яблоко. Мальчишки, увидев высокую фигуру в чёрном, – примолкли, некоторые, на всякий случай, спрятали недокуренные «бычки» и спрыгнули с веток. Ну а Ярослав – тот смелый, ничего не боится! Громко крикнул: «Эй! Колдун – пердун, доедай!», и с силой запустил огрызком яблока, стараясь попасть в шляпу. Тростью отбив огрызок, Константин Сергеевич прошипел: «Сейчас узнаем, кто здесь – пердун».

Сняв очки, он впился в метателя взглядом. Очки можно было и не снимать, но так выглядело эффектней. Тем более, колдун был уверен, что произошедшее здесь, будет тысячу раз пересказано. Это жест запомнят, и, если в будущем произойдёт нечто подобное, – достаточно будет только снять очки.

Конечно, он уже не так силён, как был, но на что-то ещё способен. А уж расслабить сфинктеру мальчишки, стоящего меньше, чем в пятнадцати метрах – не проблема. Правда, на таком расстоянии, он не мог сконцентрировать воздействие точно. Он понимал: кроме сфинктера, расслабятся и мочевой пузырь, и мышцы ног. Рассчитывал, что пацан громко пукнет, чуть дрогнут колени, немного «прольёт» в трусы. Всё получилось намного жёстче. Ярослав, как мешок, рухнул на спину, «обделался» и по полной «надул» в штаны.

Константин Сергеевич вернул очки на место, и спокойно двинулся дальше. Сзади сначала установилась полная тишина, затем мальчишки стали зажимать носы, гнусаво крича: фу, фу, фу.

Этот эпизод не обошёлся без последствий, а имел продолжение. Ближе к вечеру, к дому колдуна сверкая «мигалками» и голося сиренами, подъехали аж две пожарные машины, переполошив всю округу. Его собаки, кавказские овчарки– Бонни и Клайд, вопреки исторической аналогии оба кобеля, своим бешенным лаем вносили дополнительную лепту, к гавканью остальных соседних псов, создавая уже почти нетерпимую звуковую вакханалию Колдун выскочил во двор одновременно со своим помощником – Дмитрием, который в то время уже работал у него. Они оббежали вокруг дома, но пожара, или его признаков, ни у себя, ни у соседей не заметили. Наконец сирены замолчали. Погасли и проблесковые маечки.

Боня и Клайд тоже успокоились, только в близлежащих домах собаки продолжали неистово лаять.

Колдун с Дмитрием пошли к калитке, узнать – что случилось.

– Кузьмич, не стоит нам всем вместе вваливаться, – услышали они голоса из-за забора.

– В любой огонь с тобой пойдём, а к колдуну нет. И приказать ты нам не можешь. Сам разбирайся, и поспокойней. Вот на этом самом месте Васька Карась со своими «друганами» три дня на коленях стояли, прощения у колдуна вымаливали.

– Нас девять здоровых мужиков, и вы очкуете? Не думал, что вы такое… А если бы он с твоим ребёнком так?

– Да не очкуем мы. Он хоть и корявый, и лишний раз к нему не зайдёшь, но, если припрёт по-настоящему – может и помочь. К нему сюда и спортсмены, и артисты, и бандиты, и начальство. Все к нему. Себе дороже с ним ругаться. Что он твоему ребёнком сделал – не знаем. А вот нас, и детей наших – лечил. Ты хоть и командир, но человек здесь новый – всего не знаешь… Вон, возьми Витька и с ним заходи, ему всё равно через полгода уезжать. Говорю: не надо всей толпой. Мы рядом – если совсем плохо – свистнешь.

–Ну и …, – раздался мат. Константин Сергеевич, услышав приближающийся топот сапог по плитке перед воротами, не стал дожидаться звонка, или стука, а сразу сбросил запор открывая калитку. К нему направлялись двое в пожарной форме. Один постарше плотного телосложения, с красным лицом. Второй помоложе, его он иногда встречал в посёлке – видимо, Витёк, который всё равно скоро уедет из города. Константин Сергеевич и Дмитрий, повернувшись спиной пошли в глубь двора, жестом приглашая пройти за собой. Но пожарные застыли в проёме калитки – не желая пропадать с глаз сослуживцев. Старший сразу начал орать сиплым басом:

– Что ты сволочь сделал с моим пацаном…

– Тише, тише. Что кричишь. Проходи, садись за стол. Расскажешь, что случилось с твоим мальчиком. Ты не бойся, проходи, – спокойно убеждал колдун.

Молодой пожарный нервно оглянулся на своих товарищей. Те напряжённо прислушивались, боясь пропустить хотя бы слово. К ним уже присоединились и любопытные из соседей.

– Проходите, проходите. Что вы в калитке застыли. Не бойтесь, – повторил опять – «не бойтесь», но уже Дмитрий.

– Вас бояться…, – Пожарный сплюнул, и они зашагали во двор.

– Бонни, дверь, – отдал команду Константин Сергеевич. Собаки, укрывшиеся за гаражом, быстро выбежали. Бонни захлопнул калитку, и ловко лапой закрыл на засов. Клайд подбежал, встал рядом. Зрителям за забором показалось, что калитка захлопнулась и встала на засов сама. Овчарки повернулись к пожарным и одновременно обнажили зубы в улыбке.

– Присаживаетесь. – Константин Сергеевич указал на садовую скамейку, рядом с которой встали пожарные. Витёк на предложение не отреагировал, продолжая завороженно смотреть на собачий оскал. Старший же повернулся боком, оказавшись задом к скамейке.

– Своими шавками решил запугать…, – опять с криком начал он, но неожиданно ноги подкосились, и его тело тяжело «плюхнулось» на скамейку, заняв полулежащее положение. Мужик он был крепкий и нетрусливый, но здесь по-настоящему испугался. Он набрал воздух, чтобы криком позвать на помощь, но вышел только хрип, а затем его начал «бить» кашель. Витёк оторвался от созерцания собак, и теперь с такими же отупелым изумлением смотрел на развалившегося на лавке командира. Лицо того из красного превратилось в бордовое. Он тяжело дышал, время от времени ударяя себя кулаком в грудь, и опять начинал кашлять.

– Я же говорил тебе – не кричи. – Последнее «не кричи» – Константин Сергеевич произнёс по слогам.

– Как зовут его мальчика? – обратился колдун к Витьку, но тот не реагировал, продолжая пялиться на пытающегося продышаться старшего пожарника.

Колдун повторил вопрос. Витёк, не отрываясь от столь занимательного для него зрелища, пожал плечами и ответил:

– Как сына зовут не знаю. Его фамилия, – он кивнул на отца, —Кушнир.

– Что произошло с мальчиком в курсе?

– Не-а, ничего не знаю. Жена ему звонила на сотовый, ещё в дежурке – он взад – вперёд с телефоном у уха забегал. Потом вызов был – пожар в архиве. Это на Гагарина. Здание трёхэтажное, выезжали с лестницей. Приехали – там короткое замыкание. Обесточили. Чайник у них со стола взяли и водой оттуда обои затушили. В архиве бабьё одно, в смысле женщины. Все с визгом на улицу выскочили. А мы только зря рукав раскатывали…

Когда закончили, Владимир Кузьмич, – Его Владимир Кузьмич зовут, – он опять кивнул головой на командира. – Ну, так он после и спросил, кто знает где, извините, колдун живёт. Поехали…

– С сиренами? – поинтересовался Дмитрий.

–Ну, да. Мы же не знали зачем едем. А он отключить не приказывал. И только когда приехали, узнали: вы что-то сделали его сыну – надо разобраться. Всем расчётом заходить отказались – чай не пожар. Вот меня и, – Витёк немного запнулся, —и делегировали, сказали: тебе всё равно скоро уезжать.

– А вы смогли бы нас всех так положить, весь расчёт? – он показал на своего начальника.

– Легко! Хочешь тебя рядом устроим, в ногах у начальника, валетом? – предложил Дмитрий.

–Ярослав, – неожиданно произнёс старший пожарный, справившись с кашлем. – Сына зовут Ярослав, – пояснил он.

– Дмитрий, посмотри по базе – с чем имеем дело.

– Когда последний раз обращались? Но отец замотал головой и произнёс: – Сегодня…

– Так у меня сегодня и приёма не было. В больницу я ходил, но на стационар …

– Сегодня около школы, – продолжил пожарный.

– Вот в чём дело! – протянул Константин Сергеевич, и добавил, обращаясь к Дмитрию: – Не нужно искать в базе. Здесь, оказывается, не лечение, здесь пришли разборки чинить.

Дмитрий вопросительно посмотрел на Константина Сергеевича, ожидая разъяснений.

– Да, пришлось сегодня мальчишку наказать. Шёл мимо школьного сада. Настроение было ни к чёрту. С главврачом поссорился – опять мне навязал… Ладно, сейчас не об этом.

Школу решил сзади, вокруг обойти, чтобы детишек не будоражить. Иду, и вдруг слышу: «Доедай, колдун- пердун!». И летит мне в голову огрызок яблока. Вот этому любителю кидаться яблоками, я и… Ну, в общем, – излишне маханул, мальчишка упал, и, кажется, обгадился.

– Он теперь лежит и воет, – ещё сильно сипя произнёс отец. – Сказал: «В школу больше никогда не пойду». Жена рыдает, боится – вдруг что с собой сделает.

– На то ты и отец – вот иди и успокаивай. Что ко мне то прилетел? Правда, теперь ещё сыну сможешь пересказать, как со мной разобрался. Ему полезно будет узнать, что за его хамский поступок отец «вписался», и что в результате за это огрёб. Только ему не ври – всё равно уже завтра всем и всё будет известно.

– Хорошо, хорошо, я всё понял! Извините нас обоих! Он плохо поступил, я, не разобравшись, погорячился – извините нас! – просительным тоном произнёс всё ещё полулежащий на скамейке пожарник. – Да тебе не пожарником – тебе акробатом, или гимнастом надо быть. Так быстро перевернулся! А как кричал, как кричал! – заметил Дмитрий.

– Вот, уже и прощенья попросил, и на «Вы», – поддержал Дмитрия колдун, —потихоньку доходит до папочки – нельзя наезжать на человека не разобравшись. И, наверное, до сынка дойдёт – нельзя в стариков огрызками. Какие вы, однако, с сыном одинаковые, как быстро гасните, получив в ответку. – Я уже извинился. До меня теперь дошло – что вы такое… Э-э-э, нет, нет – кто вы такой! Я вот подумал – может поможете моему сыну? А то он аж задыхается – жена сильно переживает.

– Насчёт помочь твоему сыну – могу и помочь. Устрою тоже самое и тебе, как твоему сыну. Мальчик увидит, что не один такой, а папка также обгадился – ему, возможно, и полегчает.

– Есть подобный метод реабилитации у психологов, – поддержал Дмитрий, – опускаешься до уровня человека, а затем вместе с ним поднимаешься.

– Не, бесполезно! – решил поделиться опытом Витёк, – На нас комплект пожарника. Прошлым летом дом горел на Выселках, мы крышу разбирали. И, вдруг, как газовый баллон рванёт! С нами два стажёра были, так они оба, того, в штаны. И обратно ехали – никто даже и не почувствовал, только потом в бытовке дурни спалились. А сделали бы всё правильно – никто бы и не заметил.

– Значит считаешь бесполезно из-за пожарной робы? Ну тогда – ладно, не буду и пробовать – не буду тратить силы, – с ноткой сожаления произнёс колдун и, сделав паузу, продолжил: – А если серьёзно, конечно, могу на время успокоить и усыпить твоего сына – но делать этого не буду. Во-первых – лень, а во-вторых – он всё равно проснётся, а проблема не исчезнет. Только сам, со временем сможет её решить.

–А как он сам…? Это ж какой позор для тринадцатилетнего пацана!

– Смехом. Только смехом. Должен сам посмеяться над собой. Тогда остальным травить станет неинтересно. А не получиться… – уезжайте. Меняйте город – спокойствие сына дороже.

– Как у вас легко – уезжайте!

– После такого светового и шумового шоу, что здесь устроил, вылететь тебе с работы будет даже легче, чем ты можешь представить.

– Хотите сказать – жаловаться на меня пойдёте?

– Не понимаешь! К кому другому подъехал бы «на разборки», может быть, и сошло. Но со мной… Через час. полтора твоё начальство будет в курсе, а к утру и начальство твоего начальства.

И всем будет до щекотки любопытно. Тебя задергают, якобы на доклады. И во что это выльется…? Конечно, у нас начальство подчинённых-дураков любит, но только послушных, а инициативных дураков не любит никто. Поэтому, я решил – всё же тебе помогу.

– Как? – с подозрением поинтересовался пожарный.

– Я сделаю так, что тебя все жалеть будут.

– Почему жалеть? А- а – а…, – пришло понимание. – Не подходи!

Константин Сергеевич, не обращая внимания на крик, направился к пожарному, который начал размахивать перед лицом руками, то ли творя спасительный крест, то ли отмахиваясь от видимого только ему призрака. Оказавшись рядом, колдун левой рукой сделал обманное движение, а пальцем правой легло коснулся щеки пожарного, после чего лицо того перекосила жуткая гримаса.

– Што! Што, жделал? – прошепелявил пожарник, пытаясь пальцами оттянуть щёку вниз на своё место.

–Не трогать! Нельзя – мышцы растянешь! А так – ничего страшного. Через полчаса гримаса сойдёт. Ноги отойдут, и того раньше – минут через пятнадцать. Зато все тебя будут жалеть – сильно не накажут, а может и вообще простят, за «выезд – наезд», что тут устроил. – Так ребята, – обратился колдун, к Витьку с Дмитрием. – Взяли под руки и потащили на выход. А то от его криков, слышу, за забором народ разволновался. Надо их успокоить, показать, что с ним всё в порядке, в относительном, конечно. Мол, колдун, ни зверь какой – заходите ещё, гости дорогие. Пусть все видят – если со мной по-хорошему, то и я со всем уважением.

Как выйдете за калитку попроси сфотографировать – начальству потом представить. Может действительно пожалеют.

Бонни и Клайд, взглянув на перекошенное лицо пожарного, с испуганным воем бросились в разные стороны.

– Надо же – какие нервные! А говорили с ними на медведя можно! – громко прокомментировал бегство собак Константин Сергеевич. – Ногами- то, ногами помогай ребятам, чего правую поджимаешь?

– Сс-в-о -у-у- шши! – что-то совсем невнятное, но очень эмоциональное прозвучало в ответ.

– Что он сказал? – поинтересовался Константин Сергеевич.

– Не понял. Но, кажется, опять не на вы, – предположил Дмитрий.

– Обидно, работаешь, работаешь с человеком. Тратишь своё время и способности, и никакой благодарности.

Около пожарных машин собралась изрядная толпа, Увидев выходящую процессию, она сначала замолчали на вдохе, а потом на выдохе разрешились горячим обсуждением. Предупреждение насчёт- зафиксировать на фото, были излишним. Стоило им протиснуться через калитку – сразу оказались в прицеле десятка сотовых.

– Что с ним? У него инсульт? Удар хватил? —спрашивали подбежавшие пожарные.

– Успокойтесь! – громко, пытаясь всех перекричать, произнёс Дмитрий. – Через полчаса с ним будет всё в порядке.

– Почему он такой? Что случилось? – посыпались вопросы уже из толпы. – Плохо себя вёл – ругался, грубил. Константин Сергеевич ему объяснил…, – Дмитрий сделал паузу, и продолжил, – и объяснил, как только он может.

– Как гримаса сойдёт – грамм двести, двести пятьдесят водочки, для успокоения, но не больше, – прошептал Дмитрий, передовая на руки пожарных тело их командира.

Когда Дмитрий вернулся во двор, Константин Сергеевич курил, сидя за столом в беседке.

– Что это за история о мужиках, которые три дня на коленях стояли, – обратился к нему Дмитрий, присаживаясь рядом. – Пожарные вспоминали, когда приехали. Кажется, они говорили Васька Карась с друзьями. Я ничего об этом не слышал. Расскажите?

– Да в общем то, это история…, – как репутация работает за тебя. – Константин Сергеевич затушил сигарету и с улыбкой продолжил: – Была тогда у нас в посёлке компаха типа «братков», или «приблатнённых». Да почему были? Они и сейчас, кажется, есть – только поутихли. В общем, играли они как-то раз в карты «на интерес». Набрались дурошлепы деревенские от сидельцев. И в одной игре была ставка – сбить с колдуна шляпу. Вот Васька Карась и проиграл. Пришлось ему идти исполнять, как полагается, со свидетелями. Подловили они меня – возвращался вечером из больницы. Увидел – трое идут по тротуару на встречу. Обычно, узнав меня, прохожие переходят. Ну бывают и поумней, которые не бояться. Эти, вроде бы расступились, пропуская. А когда мимо проходил, краем глаза засёк – летит рука в голову. Я, кажется, успел пригнуться пропуская, но шляпа всё равно слетела. А потом, я их всех троих и положил…

– Как пожарного сейчас? – поинтересовался Дмитрий.

– Нет. Точнее будет – как сына пожарного сегодня.

– Это у вас такой «золотой стандарт» лечения? Чтоб ещё обгадились?

– Ладно, обгадились. С этими недоумками получилось ещё хлеще. Мне шляпу настоящий «Stetson», сын из Америки привёз. А они её в грязь… Сначала тростью прошёлся, но не долго – запах. Отошёл подальше и с дистанции отработал, чтоб их «поколбасило». Запели сразу. Рассказали про игру в карты. Всё валили на Карася. Я им и объяснил: в России с генофондом и так не очень, а такие идиоты его точно не улучшат. Короче, обещал сделать всех их импотентами.

– А вы так можете? – поинтересовался Дмитрий.

– Чего? Импотентом сделать? Да и ты сможешь, если удачно попадёшь и лучше с ноги…

– Да, нет! Своими способностями?

– Знаешь, никогда над этим не задумывался. Ну, обратное действие совершал – лечил. Значит и прямое смогу.

– А как же тогда с ними? Как я понял, на коленях то они стояли – просили восстановить?

– Я и говорю – репутация сработала. Самовнушение. Мужская психика – дело тонкое.

– А после?

– Что после? Три дня перед воротами отстояли… Правда, пришли не сразу, а где-то через неделю.

Сначала матери дуралеев… И на улице, и в больнице отлавливали – умоляли «снять порчу». Я-то поначалу думал: оболтусы молодые, ни разу не интеллигенты – здоровый организм с простой психикой – быстро своё возьмёт. Ан нет.

– А как порчу сняли?

– Да, просто. Вышел к ним за ворота. Снял очки, махнул рукой – всё. Пару слов напутственных сказал. Больше не приходили – значит сработало.

К столу, за которым они беседовали, подбежали собаки.

– Вот артисты! Ты видел, как они испуг изобразили, увидев физиономии этого …?

– Да, конечно, – ответил Дмитрий, почёсывая Клайда за ухом.

В это время Бонни подобрался к нему сзади и, привстав на задних, передней лапой попытался почесать за ухом самого Дмитрия.

Тот быстро вскочил и закричал: – Опять ты за свои штучки! Вот гадское животное! Лапы грязные – всю шею заляпал!

Тем временем гомон толпы за забором стих. Подвывая изношенной коробкой, уехали пожарные машины.

–Неправильно как-то…, – начал Дмитрий.

– Что неправильно? – переспросил Константин Сергеевич. Как с пожарным поступил? С ним по-другому было нельзя. Таких людей надо ломать сразу и полностью. Компромиссы с ними невозможны.

– С пацаном…, – продолжил Дмитрий.

– Не люблю я это слово – «пацан» и, заметь, почти не употребляю. Знаешь, почему в Израиле

нет дорожного знака со словом – «STOP»? – Нет, не знаю, – мотнул головой Дмитрий.

– Там на знаке вместо «STOP» – открытая ладонь. Константин Сергеевич поднял руку и показал свою ладонь. – Если «Стоп» читать справа налево, то получиться «Потс» – а это на идиш – член.

Якобы, поэтому знак «STOP» у них не употребляется.

А вот «пацаны» и произошли от этого слова – «Потс». Так в Одессе презрительна называли юнцов: «Пацан, пацанчик», – намекая на малый размер тютюльки – не выросла. И меня всегда забавляет, когда здоровые детины именуют себя и своих приятелей – пацанами. То есть заявляют, что даже по еврейским, я думаю не очень строгим меркам, у них не выросли.

– Ну, а с сыном пожарного, конечно, переборщил, – вернулся Константин Сергеевич к вопросу Дмитрия. – Так радикально и не хотел. Он немного помолчал, затем продолжил: – С другой стороны, может быть, это поменяет его отношение к жизни. Желание строить из себя крутого перед сверстниками уйдёт с первого места. Вот и появятся другие приоритеты…

– Да, я не о том, – перебил его Дмитрий. – Помните, когда я поругался с Руфой соседкой? Забор они меняли и доски старые с гвоздями по дороге разбросали?

– Что-то такое помню, – ответил Константин Сергеевич. – Я тогда, кажется, впервые услышал, как ты материшься. – Вы помните, что мне потом сказали? – Вообще-то, – не помню. Но мне сильно не понравилось, как ты «собачился» с ними матом на всю улицу.

– Вы мне, Константин Сергеевич, хороший пример тогда привели. Спросили: «Если обезьяна из клетки в тебя дерьмо кинет, ты в ответ тоже в неё дерьмом кидаться начнёшь?».

– Ну, да. Правильное сравнение.

– А сами сегодня с пацаном, то есть с мальчиком?

– О! Это разные ситуации. В твоём случае – обезьяна сидела в клетке, значит в зоопарке, то есть в общественном месте. Она была там под охраной сторожей, ну и приличий. А вот если на свободе обезьяна швырнёт в тебя дерьмо, то святой долг воспитанного и культурного человека поднять камень, поувесистей, и постараться не промазать.

– Только сегодня и у вашей «обезьянки» оказался тоже сторож, – дополнил Дмитрий. – Но вы и сторожа в дерьме вывалили. – А ещё мне не понравилось, – продолжил Дмитрий, – вы опять засветились при свидетелях. Любой, мало-мальски думающий человек, легко сложит два плюс два. Сложит, и задумается: «Если колдун с расстояния расслабляет мышцы сфинктера – что ему мешает также и с сердцем?».

– Да ладно тебе, перестраховщик, – ответил колдун. – Были уже такие умные, и не раз. А сейчас, кому они будут верить? В зачуханном городишке, полусумасшедший дед, которого по своей темноте, местные аборигены считает колдуном, так напугал детишек, что один упал и обгадился. Вот событие! Да их все на смех поднимут… Сделав небольшую паузу, Константин Сергеевич продолжил: – Правда были некоторые дотошные. Журналисточка одна – много накопала. Собрала, сопоставила… Пришли к ней серьёзные люди в погонах и объяснили – не лезь. Так ведь, не успокоилась. Пришлось ей звонить, договариваться о личной встрече. Микрофонами обвешалась. Флэшку записала: «Если вы смотрите эту запись, то меня уже нет». При встрече тряслась от страха…