Война миров

Цилиндр этот бы искусственный, полый изнутри, и с отвинчивающейся крышкой сверху! Его кто-то сделал, и этот кто-то изнутри конструкции сейчас отвинчивал люк, для того, чтобы выбраться наружу! Было, отчего взмокнуть!

– Господи! – задрожал Огильви, – Неужели внутри цилиндра находится человек? Люди наверняка чуть не изжарились при приземлении! Им плохо! Они пытаются выбраться из замкнутого раскалённого пространства!

В его мозгу мгновенно соединился новоприбывший цилиндр и взрывы, гремевшие на Марсе чуть загодя. Мысль ушла, но покоя ему не прибавила ни на йоту.

Первоначальная смехотворная мысль о погибающих внутри цилиндра людях не оставляла Огильви, даже напротив, она всё сильнее жалила его ум, и ужасала. Он был готов представить корчи беззащитных пассажиров цилиндра, корчащихся от боли и недостатка воздуха, и ужасался их неописуемым страданиям. Эти размышления в конце концов толкнули его почти на безумство, он стал пробираться к стенкам цилиндра, защищая рукой лицо от нараставшего немылимого жара. Огильви всё равно, чего бы это ему ни стоило, хотел помочь освободиться неизвестным героям – покорителям космоса!

Но, к счастью, приблизиться к самому металлу цилиндра не получилось – жар был слишком силён, и идея помочь заключённым в цилинде побыстрее отвернуть крышку оказалась невыполнимой. Понимая, что чудом сам не обжёгся о раскалённый металл, Огильви помедлил в глубокой нерешительности и со всех ног стал карабкаться вверх по крутым отвалам ямы, осклизаясь и падая. Когда он вылез, времени на отдых не было. Он припустил по полю и около шести часов, измученный и запыхавшийся, стоял у Уокинга.

По пути ученый столкнулся с возчиком, которому попытался втолковать, что случилось, но его речь была столь

бессвязна и горячечна, а у самого – такой дикий вид (шляпу он сразу же потерял в яме, и был весь в пыли), что тот махнул рукой и просто бросил его на дороге. Огильви бросился дальше, без всякого успеха обратился к трактирщику, который только что открыл свой трактир у Хорселлского моста. Тот выслушал бред астронома и решил, что перед ним очередной сбежавший из Бедлама сумасшедший, и попытался было завлечь его в трактир, чтобы было время успокоить и сдать докторам.

Этот успокоительный приём чуть отрезвил взбудораженного Огильви, и только завидев Гендерсона, известного лондонского обозревателя светской хроники, колдовавшего у себя в саду, он стал прыгать и кликать того через забор. На сей раз, для того, чтобы тот наконец выслушал его, Огильви постарался говорить как можно спокойнее.

– Гендерсон! – начал свою нагорную проповедь Огильви, – Вы видели этой ночью падающую звезду?

– Ну и что?

– Она упала на Хорселлской пустоши!

– Ух, ты! – насмешливо воскликнул Гендерсон, изо всех сил пытаясь изобразить истинный интерес, – Знаем! Очередной упавший с неба метеорит! Если вы не шутите, то это чрезвычайно интересно! Огильви, вас ждёт нобелевская премия!

– Хватит шутить! Слушайте внимательно! Это не просто метеорит! Это цилиндр, сделанный людьми! Он искусственного происхождения! Поймите же! Он кем-то сделан! И внутри него кто-то есть!

Гендерсон стоял с лопатой в руке, как будто проглотил кочергу.

Поверить в такое было почти невероятно. Но и не поверить Огильви было невозможно!

– Что? Что вы мелете? – усомнился он, внезапно отшатнувшись от гостя. Гендерсон был уже стар, и многое доходило до него, как до жирафа, с трудом. К тому же он был был туговат на ухо, и многого не расслышал.

Огильви, не жалея красок, рассказывал журналисту всё, что ему удалось увидеть. Гендерсон с минуту не мог переварить услышанное, потом брови его плавно въехали на лоб. Он бросил лопату, нервно вдел в пиджак одну руку и выскочил на дорогу. Оба путника поспешно побежали к метеориту. Цилиндр пребывал всё в том же состоянии. Никаких звуков изнутри теперь не раздавалось, лишь между поднявшимся люком и чёрным корпусом цилиндра ярко блестела тонкая металлическая спираль свежей неокисленной резьбы. Было слышно, как воздух, то сипя, выходил наружу, то, свистя, затягивался внутрь.

Они стали попеременно прикладывать к остывшему цилиндру уши, как будто там можно было что-то услышать, стучали палкой по рыхлому нагару, который пластами тут же опадал вниз, и, не получая никакого отзыва, наконец решили, что хозяин или хозяева, оказавшиеся внутри цилиндра, либо лежат без сознание, либо уже, увы и ах, мертвы.

Но что они могли сделать вдвоём, чтобы помочь пострадавшим? Ровным счётом ничего! Прокричав на всякий случай несколько слов с обещанием скорой помощи, заверив окалину угрозой, что они скоро вернутся, и не одни, компаньоны бросились обратно в город за подмогой. Взъерошенные, пыльные, испачканные золой и углём, они ковыляли, утопая в ярком солнечном сиянии, по узкому проулку. Было ещё ранее утро. Лавочники снимали ставни со своих модных витрин. Обыватели уже распахивали окна своих спален и, потягиваясь, выглядывали на балконы. Гендерсон спешил поскорее попасть на железнодорожную станцию, откуда можно было телеграфировать об открытии в Лондон. Газеты уже загодя подготовили свою паству к тому, чтобы разгласить эту сенсационную новость.

Уже к восьми часам огромная толпа местных мальчишек и приезжих зевак направилась к пустоши, чтобы лично удостовериться в истинности «мертвяков с Марса», как их нарекли нищие лондонские острословы с окраин. Такова была первая молва, охватившая лондонцев, когда они узнали о приземлении таинственного цилиндра. Сам же я не был в числе первооткрывателей и впервые узнал об этом от своего разносчика газет в четверть девятого утра, когда вышел за свежим номером «Дейли Кроникл». Что спорить, я был так поражён известием о находке, что немедленно поспешил через мост Оттершоу к становившемуся знаменитым песчаному логу.

3. Хорселльская Пустошь

Возле гигантской воронки, где застрял цилиндр, кучковалось всего человек двадцать, в основном это были праздношатающиеся зеваки, привлечённые сюда скандалом и публикациями в бульварных газетах. Я не буду повторять, как выглядел этот колоссальный, едва высовывашийся из земли снаряд. Дерн, песок и камни вкруг него обуглились и спеклись, точно от чудовищного взрыва.

Учитывая возможную скорость приземления, и силу удара цилиндра, можно было предположить, что температура при приземлении была воистину чудовищной, что вокруг наверняка бушевало дикое, фантастической температуры, испепеляющее пламя. Удивительно, что этот цилиндр вообще уцелел, по идее он просто обязан был взорваться и разлететься на куски. Но, чудо из чудес, он был цел! Гендерсона и Огильви у цилиндра я также не обнаружил. Наверняка они покрутились около диковинки и решили, что для бедных пришельцев всё равно ничего хорошего им не сделать, и, убедив себя в неизбежной гибели пришельцев, отправились, довольные собой, завтракать к Гендерсону.

С краю ямы, хохоча и болтая ногами, сидели несколько местных мальчишек. Они развлекались (пока я не приказал им прекратить эту неуместную и опасную забаву), кидая камни в чудовищный агрегат и слушая, как звенит металл.

Внимально выслушав меня, они стали бегать вокруг и играть в прятки, мелькая среди стоявших в ступоре взрослых.

Собравшиеся вкруг были крайне немногочисленны: два заезжих столичных велосипедиста, бедный садовник, которого я время от времени нанимал для работы в своём саду, барышня с грудным ребёнком на руках, мясник Грегг с сопливым сынишкой, несколько пьяных гуляк и мальчиков – прислужников на игре в гольф и, как правило, бьющих баклуши на станции. Разговоров велось мало. В те время в Англии об астрономии имела представление только мизерная часть населения, и только самые избранные представители славного английского простонародья были наслышаны об её азах. Большинство зевак спокойно хлопало глазами, озирая плоскую крышку цилиндра. Никаких изменений положения в приземлившейся махине не наблюдалось. И я, и все окружающие, ждавшие быстрых и непредсказуемых сюрпризов, были разочарованы, видя вместо скорой помощи с носилками и трогательно обуглившимися трупами инопланетян недвижную громаду цилиндра. Утомившись от бесплодного ожидания, публика стала потихоньку разбредаться. Одни уходили, их сменяли другие, и так без конца. Перепрыгивая по камням, я спустился в воронку, и внизу мне стало казаться, что я ощущаю слабую вибрацию металла под ногами. Крышка, однако, сколь ни старалось моё воображение, не сдвигалась ни на дюйм.

Только оказавшись совсем рядом с цилиндром, я осознал, сколь необычно он выглядит. Только на первый и весьма поверхностный взгляд он мог показаться не более обычным, чем свалившийся в яму экипаж или дуб, рухнувший на дорогу. Даже, скажу я вам, и меньше.

Самое большой сходство эта штука имела с огромным газовым газгольдером, свалившемся при транспортировке с шоссе и завязшем в непроходимом болоте. Но такое впечатление могло сложиться только у абсолютно непросвящённого человека. И лишь человек, обладающий хоть какими-то научными компетенциями и элементарным мировоззрением, смог бы заметить, что седая накипь на цилиндре была не просто обычным окислом, образовавшимся во время приземления от действия огромных температур и чудовищного давления, и что изжелта-белый металл, выглядывавший из-под крышки, был слишком уж невиданного на Земле оттенка. Этот оттенок можно было бы с полным основанием назвать словом «внеземной», но абсолютному большинству зрителей, веками утыкавшимися взором в землю, такое слово до сих пор, я полагаю, вообще не скажет ничего.

Мои колебания и сомнения в том, что цилиндр свалился с Марса, практически совсем рассеялись, но я по-прежнему считал невозможным, чтобы в нём оказалось уцелевшей хоть какая-то живая сущность. Замеченное развинчивание верхушки цилиндра я объяснял автоматическими конвульсиями приходящего в упадок и остывающего чрезвычайно сложного механизма. Я не считал нужным спорить с Огильви, но сам утвердился в убеждении, что на Марсе есть разумная жизнь. Я предавался несусветным обывательским фантазиям о том, что наверняка внутри запрятано какое-нибудь послание, запечатана железная капсула, инкунабула, испещрённая неизвестными символами. В силах ли мы, просвещённые представители человечества, перевести это послание, расшифровать его, найдём ли там денежные знаки неизвестной цивилизации, разные банкноты, монеты, артефакты? Будет ли там воззвание инопланетной цивилизации?

Всё это было очень завораживающе. Хотя в цилиндре было, пожалуй, слишком много пространства, там должно было быть вообще много всего удивительного. Меня распирало любопытство, и я хотел посмотреть, как выглядит эта штука изнутри.

Стесав в блужданиях вокруг да около цилиндра половину подмёток и убедившись, что ничего экстраординарного не происходит, к одиннадцати часам я вернулся домой в Мэйбэри. Но уже браться за отвлеченные умствования, как оказалось, времени не было.

Однако в полдень пустырь стало невозможно узнать. Утренний выпуск вечерних газет привёл в бешеное движение весь Лондон: «Месседж Марса», «Немыслимая посадка в Уокинге» —

пестрели заголовки газет, удивляя всё более крупным кеглем шрифта. Последней каплей оказалась телеграмма Огильви в адрес Астрономического Общества. Она взбаламутила и привела в движение и все крупнейшие британские обсерватории.

Близ дороги у песчаного котлована скопилось полдюжины пролёток, только что прибывших со станции, тут же торчал одинокий фаэтон из Чобхема, карета какого-то замшелого, облезлого аристократа, и поодаль – свалка брошенных велосипедов. Множество обывателей, невзирая на духоту, явилась пешим ходом из Уокинга и Чертси, в итоге здесь сбилась приличная толпа, включая даже несколько роскошно одетых дам с веерами и зонтиками.

Стояла страшная летняя жара, небо оставалось чистым, ни облачка, ни освежающего ветерка, ни дождичка, и даже тень под редкими окрестными соснами не могла спасти от зноя. В воздухе носилась въедливая гарь – последствие травяных пожаров последних дней. Они уже заканчивались. Вереск прогорел уже почти весь, и обширная равнина, простиравшаяся почти до самого Оттершоу, привычно чернела, дымясь, разражаясь отдельными всполохами врем от времени возрождавшегося огня. Но новая сенсация по-прежнему толкала множество любопытных Варвар в неблизкий путь. Рачительный владелец бакалейной лавки близ Чобхемского тракта, почуяв неминуемую выгоду от всей этой заварухи, пригнал своего сына торговать с тележки зелёными яблоками и имбирным лимонадом в бутылках.

Подойдя к краю воронки, я узрел в ней группку избранных, в том числе Гендерсона, Огильви и отдельно стоящего какого-то стройного белобрысого джентльмена (как стало понятно, когда я подошёл поближе, это оказался Стэнт, знаменитый королевский астроном, специалист по большим планетам), там же стояло полдюжины подёнщиков с лопатами и кирками, сплошь измазанных в глине. Стэнт размахивал руками и громовым голосом подавал команды. Воспламенившись несвойственным ему героизмом, он залез на самую верхотуру цилиндра, которая, судя по всему, уже успела порядком остыть. Лицо у него было как у свареного рака, физиономия красная, пот осыпался градом с его лба и щёк, но он, ощутив себя внезапно большой научной шишкой, был как будто чем-то очень раздасадован.

Усилиями многочисленных энтузиастов земля со значительной части цилиндра была удалена, и только самое основание его все ещё утопало в земле. Огильви заметил меня в толпе, продолжавшей тесными рядами обступать яму, и радостно замахал руками, подзывая к себе. Когда я пробился к нему, он попросил меня побыстрее навестить лорда Хилтона, законного владельца этой земли. Наверняка вся эта возня не доставила бы ему особого удовольствия, учитывая сколько мусора должно было остаться после посещений всех этих зрителей. Мусора и в саом деле было немало.

Он напирал на то, что всё умножающаяся толпа народа (тут он брезгливо показал пальцем на праздношатающихся) и, в особенности, хулиганьё-мальчишки, очень мешают ведению работ. Посему следовало бы отгородить ареал работ от праздной публики или вообще как-то избавиться от неё. Это можно было бы легко сделать, сославшись на чрезвычайную опасность объекта, но он пока что не решался этого сделать. Также, по большому секрету он сообщил мне, что из цилиндра то и дело доносятся какие-то слабые шорохи, и что рабочим, несмотря на неоднократные попытки, так и не удалось отвинтить крышку. Я ничуть этому не удивился, так как даже на глаз было видно, что ухватиться тут не за что. Огильви сетовал, что толщина стен цилиндра, без сомнения, очень велика, и что это, похоже, сильно глушит шум изнутри.

В тот момент мне было очень лестно его преувеличенное внимание, и, честно говоря, я был искренне расположен тут же исполнить его просьбу, не без оснований надеясь попасть в число немногих избранных, кому должна была выпасть честь быть допущенными к предстоящему вскрытию цилиндра. Лорда Хилтона дома не оказалось, зато я узнал, что он прибывает из Лондона с шестичасовым вечерним поездом. Поскольку было только около четверти шестого, и времени было вполне достаточно, я заскочил домой почаёвничать и прошерстить свежую прессу, и только потом отправился на станцию, надеясь перехватить Хилтона на полпути домой.

4. Цилиндр развинчивается

Когда я снова вступил на пустошь, Солнце уже скатывалось за горизонт. Публика из Уоркинга продолжала валить валом, только парочка каких-то разочарованных отморозков возвращалась в посёлок, вяло перебрёхиваясь и обмениваясь замшелыми школьными шуточками. Столпотворение вкруг воронки бурлило, как вода в унитазе, чёрными контурами мелькая на лимонно-желтеющем фоне неба. По моим подсчётам теперь вокруг воронки было больше сотни человек. С другой стороны воронки люди что-то выкрикивали, да и около самой ямы не прекращалась какая-то мышиная возня. Чувство тревожного предчувствие всё сильнее обволакивало мою душу. На сердце у меня было тяжело и неспокойно, и сколь я ни гнал от себя самые мрачные ожидания, настроение моё становилось всё более гнетущим. Пробиваясь сквозь толпу, я услышал голос Стэнта:

– Осади на плитуар! Прочь!!

Какой-то мальчонка пробегал мимо и, испуганно кося глазом, шептал на бегу:

– Оно всё вертится! Вертится всё быстрее! Мне что-то нехорошо! Пойду-ка я лучше домой!

Я снова стал пробираться поближе. По округе, рассеяышись, стояла довольно густая толпа – не менее двухсот-трёхсот человек. Люди скаплись, и стояли всё более тесной толпой, все толкали друг друга и оттаптывали друг другу ноги. Особенную активность проявляли кучки нарядных дам.

– Кто-то свалился в яму! – вдруг раздался громкий крик.

– Все назад! Не напирайте! – вторили многочисленные голоса.

На мгновение толпа отхлынула, и мне удалось немного протолкаться вперёд. Все были сильно возбуждены. Мне был слышен неприятный, глухой шум, мерно нёсшийся откуда-то снизу.

– Да найдётся ли хоть один, кто усмирит этих идиотов! – разражённо крикнул Огильви, – Такое впечатление, что перед нами дети, которых не интересует, что внутри этой проклятой штуковины и которые не ведают слова опасность!

Тут показался молодой денди, по-моему, приказчик из Уокинга, который залезал на цилиндр, и упал, а теперь, пытаясь поскорее выбраться оттуда, куда его незадолго до этого спихнула толпа, осклизался на крутом склоне.

Верхушка цилиндра продолжала медленно отвинчиваться изнутри. Уже не менее двух футов свежей винтовой нарезки весело блистело на Солнце. Рядом со мной оступился грузный, высокий мужчина. Он случайно ткнул меня в бок, и я поневоле споткнулся. Меня тоже чуть было не скинули на поворачивающуюся крышку. Тут меня что-то отвлекло. Я оглянулся, и, пока смотрел на что-то в другую сторону, винтовая резьба, должно быть, закончилась, крышка цилиндра со звоном отвалилась на камни. Разворачиваясь, я пнул кого-то сзади себя и снова обратил свой взор на цилиндр. Круглое огромное отверстие казалось совершенно мёртвым, чёрным глазом. Заходящее Солнце слепило меня. Последние лучи Солнца били мне прямо в глаза.

Нас всех мучила общая увереннность, что сейчас в отверстии что-то зашуршит, и оттуда высунется хотя не точная наша копия в шляпе, пенсне и тростью, но нечто напоминающее человека.

Я был абсолютно уверен, что всё произойдёт именно так. Никаких сомнений в этом у меня не было. Но мой взгляд словно приклеился к тому, что было внутри: в полутьме перекатывалась какая-то серая, бородавчатая, текучая масса и блестели ослепительные диски, которые я сразу определил, как глаза. Спустя мгновение нечто вроде покрытой чешуёй серой змеи, как мне показалось, не толще трости, кольцами стало выплёскиваться на стенки цилиндра и, извиваясь, устремилось прямо ко мне, сначала одно, потом другое.

Дрожь отвращения и ужаса пронзила меня.

Я был охвачен дрожью. Дико кричала какая-то старая женщина. Не сводя глаз с цилиндра, из которого выпрастывались всё новые щупальца, я встал вполоборота, и начал пробиваться, стараясь очутиться как можно дальше от края карьера. Лицах окружающих людей меняли выражение. Если раньше там было, как правило, удивление, то теперь царил вселенский ужас. Крики раздавались теперь со всех сторон.

Толпа пятилась всё активнее. Приказчик копошился внизу и никак не мог покинуть ямы. Ещё несколько минут, и я

остался в одиночестве. Я видел, как люди разбегались, кто куда, там, по по другую сторону ямы. Стэнт оказался там тоже. Я повернулся и снова посмотрел на цилиндр и превратился в соляной столп от ужаса. Я был точно в столбняке, и мог только смотреть, не имея сил даже сдвинуться с места.

Крупная серовато-пятнистая рыхлая туша, размером, где-то, с медведя, натужно, с усилием выползала из дыры. Попав на яркий свет, она стала лоснится, как мокрая лайка. Пара больших тёмных зрачка пристально вперились в меня. Голова монстра была поразительно кругла и, если так можно сказать, завершалась неким подобием лица. Прямо под глазными впадинами помещался рот с очень подвижными, нервными краями, которые подрагивали, дёргались, и испускали струи слюны и слизи. Дыхание монстра казалось чудовищно затруднённым, при глубоких и сиплых вдохах и выдохах всё тело его нервно подрагивало в такт пульсирующей крови. Одно из тонких щупалец подпирало край цилиндра, тогда как другое мерно покачивалось в воздухе.

Человеку, которому не пришлось воочию увидеть живого инопланетянина, почти невозможно вообразить всю непредставимую страхолюдность его внешнего облика.

У него был огромный треугольный рот с сильно нависшей верхней губой, лба я не заметил вовсе, по всей видимости его не было, так же не было заметно никаких свидетельств подбородка, просто клинообразная губа внизу сходила на нет. Никогда не прерывающийся тик влажного, слизистого рта, эти беспокойные щупальца, схожие со змеями из причёски Медузы Горгоны, утяжелённые, придавленные вздохи и выдохи, явное свидетельство враждебной организму атмосферы, странная протяжённость движений, неразворотливость их – всё это казалось мне последствием ужасной силы земного притяжения, ставшего проблемой для незванных гостей.

Особенно выделялись гигантские, водянистые, полные слизи, приковывающие взглядом глаза – они были омерзительны до рвоты.

.Навощённая, бугристая кожа издали казалась скользкой, медленные, казавшиеся немотивированными конвульсивные движения спрутовидных отростков могли ввергнуть в непреодолимый ужас. Первое впечатление, первый взгляд всегда самый важный. И тогда самое первое впечатление, самый первый взгляд было отвратительно, и наполнило меня смертельным ужасом и отвращением.

Вдруг монстр исчез. Он наконец перекатилося через край цилиндра и упал в яму, шлепнулся, как тяжёлый тюк шерсти. Мне стал слышен неприятный глухой звук, и тотчас же за первым чудовищем в темном провале показалось и второе.

Инстинкт, ужасные ожидания окончились вместе с оцепенением, тут я повернулся и как оголтелый помчался назад к деревьям, скопившимся в каких-нибудь полусотне ярдов от цилиндра. Но так как я бежал, постоянно оглядываясь, боком, я всё время спотыкался, боясь отвести взор от этого кошмара.

Отбежав, я остановился в молодом сосняке за кустами дрока, и, задохнувшись от быстрого бега, в растерянности стал озираться, не понимая, что делать дальше. Пустошь, вытоптанная вокруг ямы, по-прежнему была наводнена людьми, которые беспорядочно метались и вопили, с ужасом поглядывая на копошащихся чудовищ, которые время от времени приподнимали свои серые туши над краем ямы, в которой они пребывали.

Внезапно боковым зрением я заметил что-то быстро сместившееся, круглое, чёрное, как бы подпрыгивающее из ямы.

Это металась голова угодившего в яму продавца. В закатных лучах она казалась совершенно чёрной. Его прыжки продолжались некоторое время, потом он как будто подтянулся и на мгновение стали видны его покатые плечи. Потом что-то случилось и он резко исчез, как будто его кто-то резко дёрнул снизу. И снова над краем задёргалась часть его головы. Наконец с диким воплем он исчез совершенно. Может быть, это и было следствием ужаса, но мне в самом деле показалось, что вслед за этим откуда-то снизу раздался отчаянный, глухой крик.

Первым повелением моего отчаянного сердца было броситься вперёд и попытаться помочь упавшему, но страх словно приклеил мои ноги к земле.

Больше за взрытым множеством ног грязным песком ничего не было видно. Неожиданно всех праздных путников, пересекавших Чобхемский тракт и шедших в сторону Уокинга, привлекло бешеное движение около котлована: сотни людей до того мирно переминавшиеся на разном расстоянии от ямы, вдруг стали хаотически разбегаться, устремляясь к кустам и пытаясь укрыться за воротами и оградами. Там они на время залегли и старались отдышаться, обмениваясь хриплыми криками, а потом начинали молча вытягивать шеи по направлению к опустевшей пустоши. Песок не шевелился. Забытая бочка с имбирным лимонадом мрачно чернела на фоне огненных парусов заката, распахнувшихся на всю ширину неба, и у самого края песчаного карьера замерли пустые кареты и экипажи с дверьми нараспашку. Лошади бродили по округе, рыскали овёс, таскали его из раскрытых торб, ржали и порой беспокойно били копытами в землю.

5. Тепловой луч

Жуткое воспоминание о марсианах, ползавших по блестящим поверхностям цилиндров, которые они устремили на Землю со своей планеты, парализовал мою волю и смутил меня. На Земле много проблем и от людей, которых хорошо знаешь, а вот что ждать от живой материи других планет, прояснялось только сейчас. Сколько времени я стоял в колючих кустах вереска, скрытый до колен, я не помню. Я стоял и не мог отвести ошалелого взгляда от груды взрытого песка. Страх и любопытство вели смертельную борьбу в моей душе.

Мысль снова устремиться к яме, и взглянуть, что происходит внизу, не оставляла меня. Я стал кружить по округе, как дикий зверь, пытаясь отыскать самое удобное место для наблюдения и одновременно постоянно оглядываясь на кучи развороченного песка за спиной. Там остались пришельцы с Марса, и мне теперь было совершенно понятно, какую страшную угрозу они таят для меня и окружающих. Но проявлений активности инопланетян наблюдалось мало. Как-то раз уже в закатной полумгле за песком замельтешило несколько каких-то длинных чёрных конечностей, наподобие щупалец осьминога, которые тут же скрылись. Через некоторое время из-за песка стала подниматься тонкая многоколенчатая мачта с неким овальным предметом наверху, который медленно вращался по часовой стрелке, чуть подрагивая.