Новороссия. Реквием по любви

Радим и Андрей оказались на пути милиционеров, даже не думая оказывать сопротивления. И всё равно их смяли, свалили, поволокли. Уже среди своих хорошо приложились дубинками по ногам, да и по спинам тоже.

Радим свернулся калачиком, прикрыл голову руками, охая на каждый болезненный удар, катался в ногах разозлённых «беркутовцев». Андрею доставалось не меньше. Однако долго и насмерть не били. Скорее, для острастки, чтоб пар выпустить. Потом, в числе прочих задержанных, тщательно охлопали, выискивая оружие, и затолкали в автобус, где учинили дознание. Вскоре старенький жёлтый «Богдан» тронулся и покатил куда-то, как выяснилось чуть позже ― в отделение милиции.

Так друзья оказались сначала в приёмнике-распределителе, где в тревожном ожидании провели несколько часов, а потом их отправили в подвал, где заперли в самую настоящую камеру. Вместо нар половину помещения занимал настил высотой до колен, где вповалку, на голых досках, в верхней одежде, кто-то в обуви, иные в носках, под тусклым освещением лежали местные арестанты ― то ли узники совести, то ли тутошняя районная алкашня, то ли ещё кто.

Едва дверь камеры с тяжёлым, характерным только для узилищ скрипом распахнулась, из полутьмы послышалось недовольное, сиплое:

– Куда ещё?! И так не протолкнуться, дышать нечем!

Сержант грубо ответил:

– Пасть заткнул!

И добавил уже парням:

– Заходь!

Они зашли.

Дверь с тем же нехорошим звуком гулко захлопнулась.

От нестиранной одежды и носков сидельцев, спёртого застоявшегося воздуха и отхожего места вонь стояла на всю камеру, сразу проникла вглубь лёгких, заставляя дышать через раз.

Тот же сиплый голос поинтересовался:

– Кто такие?

Андрей ответил спокойно:

– Тебе сказали пасть заткнуть? Вот и заткни.

Несколько голов приподнялись, пару секунд оценивали габариты Андрея и совсем не слабо сложенного Радима, опустились обратно. Больше никто не протестовал.

– Ну и вонища… ― проворчал Андрей, присаживаясь на настил. ― Как думаешь, надолго?

– Не знаю, ― пожал плечами Радим, устраиваясь рядом. ― Ой, бля… Больно ноги… На сколько там обычно арестовывают. Андрюха, тебе как, нормально прилетело?

– Мало не показалось. Добавки не надо. Но в целом терпимо. А ты что?

– Ляжки отбили… ― сквозь зубы прошипел Радим. ― И по почкам досталось. Пока в обезьяннике сидели, вроде ничё было, а сейчас разболелось.

– Закурить есть, хлопцы? ― спросил кто-то.

– Не курим, ― ответил Андрей.― Сколько здесь держут?

– Смотря за что приняли.

– Да мы не виноватые вообще, ― убеждённо сказал Радим.

– Ага. Тут все такие, если ты не знал, ― отозвался собеседник с напускной скромностью и одновременно с едким сарказмом бывалого сидельца.

На нарах несколько человек засмеялись как-то погано, по-хамски.

Андрей многозначительно посмотрел на товарища, дескать, оцени юмористов.

Ночь провели, кое-как устроившись среди других. Места ещё хватало, но потесниться всё ж пришлось.

Радим стоически переносил храп неведомого соседа, думая о том, что при обыске забрали японский смартфон последней модели, деньги, ключи от квартиры, выгребли всё, что было в карманах. Теперь неясно, что вернут, а что нет. Ключи ― ладно, это не проблема замок на двери сменить. А вот смартфон… Там все контакты личные и рабочие. Если зажмут, дело плохо. Как всё восстанавливать? Он даже номер Дарины не помнил ― просто внёс в память аппарата и всё.

«Дариночка, как же ты там? Думаешь ли обо мне?»

Он долго мучился от боли, от неудобства и мрачных мыслей, пока не забылся тяжёлым сном.

***

Наутро его и товарища развели по кабинетам.

Радим попал к толстой тётке средних лет ― деловитой, спокойной. Такая запросто проведёт все необходимые следственные действия и отправит дело дальше вместе с пережёванной ею очередной жертвой уголовно-процессуальной системы.

– Ну что, допрыгался? ― услышал он вместо приветствия.

Яворский счёл за лучшее промолчать.

Мурыжила тётка его долго и не один день. Всю душу вынула. В результате всех этих неприятных встреч и переживаний за будущее, в отношении него и товарища избрали меру пресечения ― отобрали подписку о невыезде, выражаясь языком уголовно-процессуального права. То есть запретили отлучаться с места жительства. В противном случае могут избрать иную, более жёсткую меру пресечения ― заключение под стражу.

Вещи им вернули в целости и сохранности.

Стали друзья ходить на допросы уже не из камеры, а из дома.

Андрею-то что, он не трудился официально, а вот у Радима на работе сразу начались неприятности. С его мерой пресечения он не мог и думать о служебных командировках. Шеф напряжённо молчал несколько дней, потом вызвал в кабинет и с глазу на глаз сказал без обиняков, что временно отстраняет от руководства отделом, ставит на его место заместителя и отправляет в Прагу. А Радим пока здесь поработает. Но если получит судимость, пусть даже условную, увольнение станет неизбежным.

Он впал в депрессию.

Звонить и общаться с Дариной просто не мог. Как рассказать ей о таком поражении в карьере, о нелепой случайности, приведшей к столь плачевным последствиям? Сам создал образ успешного человека. Как теперь быть? И она почему-то не звонила. Гордячка. Оно и к лучшему. Когда всё пройдёт, позвонит, объяснит. А пока… Пока надо думать, как соскочить с неминуемой судимости, ибо это настоящий крах.

Как он ни пытался, как ни крутился, ничего не вышло: условный срок ему впаяли. И адвокат не помог. С клеймом позора и чувством, что всё же легко отделался, Радим покинул зал суда. Майдан уже утихомирился. «Беркутовцев», превысивших полномочия, наказали. А он в числе других неудачников стал жертвой системы. Теплилась надежда, что с бездушных исполнителей спросят активисты майдана. Ведь не только он и друг пострадали от равнодушия и формализма чинуш. Может быть, воздастся им за всё. Однако столь призрачная надежда слабо успокаивала.

Позвонили с работы и сообщили об увольнении. В ознаменование этого события они пьянствовали с Андреем трое суток не просыхая, с провалами в пьяный сон, пробуждением и новым возлиянием. Хорошо хоть мать с отцом переехали жить в деревню и не видели его в этаком непотребстве. Так много и долго он не пил никогда. Но теперь уже было всё равно.

На четвёртое утро, едва продрал глаза, услышал настойчивый трезвон домашнего телефона. Может быть это она? Пока искал радио-трубку, споткнулся, влетел головой в книжную полку. Оттуда выпал телефон, едва успел подхватить. Потирая ушибленную макушку, нажал кнопку ответа.

– Алё…

– Радим Корнеевич Яворский? ― послышался официальный женский голос, совсем не похожий на голос Дарины.

– Он самый. С кем имею честь?

Язык распух и еле ворочался.

– ВТБ-банк беспокоит. Вы задержали оплату кредита на два месяца. В чём причина, что у вас случилось?

Разум, затуманенный алкоголем, натужно пытался вникнуть в суть разговора. Кредит, банк, что им нужно? Ипотека! Со всем этим дурдомом выплаты по кредиту отошли на второй план. Нужны были деньги на адвоката, чтобы сохранить свободу. Как раз ещё одного суда ему не хватало для полного счастья, хоть и гражданского. Хрен его знает, как это скажется на условном сроке. Та-а-ак, что делать?

– Радим Корнеевич, вы слышите меня?

– Какова задолженность на сегодняшний день с процентами за просрочку?

В трубке прозвучал ответ.

Он чертыхнулся мысленно ― хорошенькая сумма набежала…

– Вы сможете до завтра погасить задолженность?

– Да. Я принесу деньги. Если не завтра, то в ближайшее время. Будьте уверены.

Нажал сброс и зашвырнул трубку. Сколько планов связано с этой квартирой, сколько уже выплачено! Отказываться от собственного жилья не хочется.

Только где взять сумму на погашение долга? Теперь он безработный, да ещё с судимостью. Нужно что-то продать. Обвёл глазами комнату. Сквозь шторы пробивался солнечный свет, показалось, настолько яркий, что выжжет глаза, если продолжать смотреть в ту сторону. Поморщился, отвернулся.

Ругнулся и снова отправился на поиски телефона.

– Ти чого? ― спросил Андрюха.

Сонный, с оплывшей после затянувшейся пьянки небритой рожей, он выглядывал из-за отодвинутого от стены дивана, куда умудрился заползти, одурманенный алкоголем. Зачем, спрашивается, залез? Да кто ж пьяного разумеет?

– Тебе байк нужен? Недорого отдам.

– Навiщо?5

– Чтобы ездить.

Пока друг пытался прийти в себя и сообразить, нужен ли ему мотоцикл, Радим уже нашёл трубку и набрал номер. Володька из соседнего отдела давно заглядывался на его чёрный «Kawasaki Concours».

– Добрый день. Слушаю вас, ― знакомым голосом ожил аппарат после нескольких гудков.

Фоном понеслись офисные звуки: перезвон телефонов, гудение принтера, болтовня сотрудниц. Жизнь фирмы продолжается, но уже без его участия.

– Привет, это Радим.

– О! Привет. Как ты?

– Лучше всех. Помнишь, ты предлагал мне двадцать тысяч за Кавасаки?

– Давно это было.

– Отдам за пятнадцать.

– Больше десяти у меня нет.

– Ладно. Приезжай, когда сможешь. Позвони только предварительно.

– Договорились. Неужели всё так паршиво?

Яворский нажал сброс. Выторговал хороший мотоцикл почти за треть цены, ещё и в душу лезет. Зато вопрос с финансами на ближайшее время решён.

Пошёл на кухню, вытряхнул с аптечки несколько запечатанных пластинок, наковырял полную горсть активированного угля, проглотил. Пора вылезать из ямы и начинать что-то делать. Сегодня же заняться просмотром вакансий.

– Чаёк? ― подошедший Андрей тупо уставился на манипуляции Радима с заварником.

– Ага. Будешь?

– Издеваешься? У меня башка щас отвалится, а он чаёк предлагает. Садист…

Налил водки полстакана, выдул и шаркающей походкой пошёл досыпать.

Легче выйти из запоя, если никто рядом не напивается. Придётся Андрюху спровадить, если не захочет взять себя в руки.

В центре холодильника одиноко стоял измочаленный пакет с майонезом, в углу притаилась банка заплесневелых огурцов. Если собрался завязать, нужно прикупить еды, а то печёнка забарахлит.

Включил телек, уселся на диван с чашкой горячего чая. Новости. В стране неспокойно. В Славянске уничтожены вышки мобильной связи. Перед этим на здании исполкома вывешен флаг России, а у захваченного здания горотдела ― флаг Донецкой Народной Республики. Вот как. У них теперь республика, оказывается. Теперь и там бунтуют.

Вспомнил, как катал Дарину на мотоцикле по Славянску,как она прижималась, волосы разлетались на ветру, щекоча ему шею. В груди защемило. Как она там? Вспоминает о нём хоть иногда или нет? Впрочем, может и к лучшему, если нет. Зачем ей нужен нищий, безлошадный, а в перспективе ещё и бомж? Или не всё так плохо?И всё же интересно, как она воспримет его теперь― нетрудоустроенного, без мотоцикла и практически уже без квартиры в Киеве? Её братишка по секрету рассказал, какие кавалеры добивались внимания сестры: молодой мажор на «BMW М6 Convertible» 2013 года; крутой самоуверенныйнакачанный перец ― по мнению пацана ― явно из бандитов, на «AudiS5 Coupe»того же года, с донецкими номерами; бизнесмен средних лет с благородной проседью, на «Lexus GX 460». Мысли об этом неприятно задели самолюбие. У него таких денег на такие машины не бывало даже в самые лучшие периоды.

– А, хрен с ним. Все равно позвоню, ― сказал он телевизору.

Выудил мобилку из-под вещей, сваленных на стуле, набрал номер.

«Абонент вне зоны доступа».

Значит, это правда: сепаратисты повзрывали вышки связи. А интернет у них ещё работает?

Сел за стол, включил компьютер.

В социальных сетях она давно не появлялась.

Попробовать написать сообщение? Ответит, когда сможет.

Несколько раз набрал целое послание и стёр.

В результате оставил только фразу: «Здравствуй, Дарина. Как дела? Позвони, когда сможешь».

***

Дни тянулись медленно. Радим внимательно изучал предложения рынка труда, но подходящей вакансии не видел. Приходилось признать, что майдан основательно пошатнул экономику. Если отсеять аферистов, суливших призрачные сверхсуммы за простую работу, и хитроумных начальников, желавших получить специалиста его уровня на грошовых условиях, почти ничего не оставалось.

Зарплата нужна большая, иначе ипотеку не потянуть. А если ещё Дарина переедет, спасаясь от беспорядков ― и, не дай Бог, вместе с родственниками! ― первое время придётся их содержать. Четыре-пять тысяч гривен ― капля в море насущных потребностей.

Возвращаясь после очередного бесполезного, как почти сразу выяснилось, собеседования, зашёл в супермаркет. Поколебавшись, купил только хлеб и палку недорогой варёной колбасы: теперь нужно экономить, о деликатесах и посиделках в кафе придётся забыть. Сразу пришло на память, как мечтал провести Дарину по своим любимым местам, посмаковать разных вкусностей. Снова засосало, заныло где-то внутри, до безумия захотелось услышать её голос, почувствовать нежные прикосновения, ощутить её запах. Действительно её ― так пахнет только она, его Дарина: сладко, волнующе.

Писк кассового сканера вернул в унылую действительность, напомнил о скудной покупке и о том, что он безработный. Теперь мечтать о такой девушке просто смешно. Скорее всего, она уже укатила с каким-нибудь толстосумом и забыла о каком-то Радиме. Вот и не звонит. Что ей до его любви и страданий? Кто он для неё?

Забрав полупустой пакет, побрёл к дому.

В подъезде проверил почтовый ящик. Рекламный спам, газетки и счета за коммунальные услуги. О-па, а это что? Клочок белой бумажки с надписью «Мобілізаційне розпорядження». Указание явиться по такому-то адресу, на обратной стороне листа сказано: «Иметь при себе паспорт, военный билет, водительские права при наличии, вещевой мешок, ложку, полотенце…».

Что вдруг военкомату понадобилось от него?

Он честно отслужил положенный срок ещё до поступления в институт.

Сунул бумагу в карман, дома выложил на столик вместе со счетами.

Андрей давно свалил к себе. В квартире стало пусто и скучно. Чтобы развеять ощущение одиночества после его ухода, Радим жил под бормотание включенного телевизора.

Пока делал бутерброд, начался информационный выпуск.

Эмоциональный накал новостей зашкаливал. В который раз рассказывали о том, что Россия в наглую отжала Крым. Передавали, что террористы выставили живым щитом мирное население, чтобы защитить свои блокпосты, что в Славянске теперь не работает милиция, местные жители боятся выходить на улицу, граждане беспомощны перед бандитизмом. Говорили, что боевики ведут огонь из жилых кварталов, прикрываясь зданиями детских садиков и больниц.

– Вот скоты! ― Радим в сердцах вонзил нож в разделочную доску.

Ни с какими ухажёрами никуда Дарина не уехала. Сейчас она живёт в постоянном страхе перед вооружёнными мордоворотами, захватившими её город, а он сидит тут в безопасности и рефлексирует о потерянной работе.

В который уже раз набрал её номер.

Недоступна…

Всё. Хватит прятаться в ракушку.

Радим прошёл в прихожую, взял мобилизационный листок, снова прочитал.

Теперь понятно, что делать. Если Магомед не идёт к горе, то гора идёт к Магомеду.

Он выполнит долг перед Родиной и вызволит свою любимую из лап бандюг.

Росло желание бросить вызов Судьбе ― раз ты так со мной, что ж, давай сыграем по твоим правилам, но имей в виду, что больше я терпилой не буду. Суждено погибнуть ― так тому и быть. Ну, а нет, то после наведения порядка на Донбассе забрать Дарину в Киев и начать всё заново. С чистого листа.

***

Это была словно какая-то иная планета ― знакомая, но успевшая стать чужой за короткое время. Бескрайние поля с терриконами на горизонте. Нечастые поселения. Разбитые войной хаты. Остатки окопов для танков и артиллерии. Искрошенный местами асфальт дороги от снарядов. Торчащие кое-где неразорвавшиеся столбики ракет «Градов», сгоревшая техника. Исписанные разной краской из баллончиков автобусные остановки: «Смерть украм», «Яйценюх», «Парашенко», «Новороссия», «ЛНР»…

Здесь совсем недавно шли бои. Террористов отогнали. Захваченные ими населённые пункты освободили.

Колонна шла в направлении небольшого городка Счастье Луганской области.

Радим и Андрей сидели рядом на броне старенького БТР-80.

Они смотрели на попадавшихся местных жителей. Кто-то улыбался и приветственно махал солдатам, кто-то просто стоял и смотрел.

Яворский не мог отделаться от ощущения фальши в радости местных. Но внутренний голос твердил, раз люди остались, никуда не побежали, значит, не хотели. Это террористы и их пособники тикали кто куда, а нормальным людям бежать незачем. И всё же на душе было неспокойно, словно и впрямь попал в другой мир, где вражда кроется за улыбками и приветственным маханием, где любой может ударить в спину, потому что он с Андреем ― хунта, захватчики.

Люди сошли с ума. Сепаратисты зомбировали их, что ли? Как может своя армия быть захватнической?

Конечно, он не сказал бы, что армия Украины является таковой в истинном смысле этого слова. Вооружение старое, ещё советское, техника на ладан дышит, организация аховая, всё держится на патриотизме добровольцев. В бою это очень важно, но таким оружием сильно-то не повоюешь. У него и Андрея полуржавые автоматы, пришлось их чистить, как следует. С боезапасом та же беда. Когда цинки вскрывали, выяснилось, что почти все патроны покрыты каким-то налётом. От времени, видимо. Пришлось их тоже очищать, прежде чем снаряжать магазины. Каски образца хрен-знает-какого-года, любой осколок пробьёт, не говоря уже о пуле из автомата или снайперской винтовки. То же самое с бронежилетами, которых ни у него, ни у товарища нет ― просто не досталось. Но те, кому повезло больше, тоже не особо защищены. Русские снабдили террористов современным оружием, пробивающим такую защиту насквозь.

Да ещё и желудок пустой. Если бы не волонтёры, то вовсе непонятно, где продукты брать. У местных сильно-то не купишь, у них самих голодуха началась. Ходили слухи, что частенько кто-то отбирает у жителей еду и прочее. Сам он пока не был свидетелем подобного, но дыма без огня не бывает. Скорее всего, сепаратисты творят, выдавая себя за укров. Это слово сепары быстро подхватили, придав ему издевательский окрас.

Яворский почти не верил в чушь насчёт великих укров и всё, связанное с этим. Но где-то в уголочке сознания сидела червоточина ― а мало ли? Историю русские писали, украинцев не спросили. А вдруг это правда, пусть не во всём, но близко? Кто знает наверняка, что там происходило? Вот и гадай теперь, то ли на самом деле случилось, то ли нет, а просто хочется думать, что так было.

Колонна встала.

Их БТР дёрнулся и тоже остановился.

Поступила команда: «К машине!»

Все попрыгали на землю и стали ждать дальнейших распоряжений. Кто-то закурил, многие разошлись, смешались с другими солдатами.

Перекур продолжался недолго.

Батальон «Айдар» и часть подразделений сто двадцать восьмой МБР ― механизированной бригады, где служили Радим и Андрей, выдвинулись к городу и заняли позиции у окраины. Вскоре с их тыла заработала артиллерия и реактивные установки «Град».

После артподготовки солдаты вошли в город. Частный сектор встретил пустотой улиц и угрюмой тишиной, даже собаки не брехали. Вдруг на соседней параллельной улице сухо стукнула короткая очередь. Ей ответили несколько стволов вразнобой. Все тут же попрыгали с БТР и рассредоточились. После недолгой тишины в той стороне завязалась вначале вялая, но набравшая силу и злость перестрелка. Она быстро затихла. Какое-то время все оставались на месте, потом расслабились, успокоились. Похоже, сепары дали дёру.

Начали зачистку.

Стучались в ворота и калитки. Если никто не открывал, то перепрыгивали заборы, чтобы отворить, а то и попросту выбивали двери.

Хозяева, как правило, прятались в погребах. Когда военные их распахивали, люди смотрели оттуда испуганно, ожидая худшего. Солдаты всем приказывали выйти и, чаще всего грубо, не беспокоясь о какой-то вежливости, выясняли, нет ли сепаратистов.

Жители как один твердили, что нет. Мужчин и парней всё равно отводили к временному штабу для дальнейшего выяснения.

На душе Яворского скреблись кошки. Он разумом понимал, что так нельзя, они поступают как завоеватели, но сердце твердило ― иначе никак. Здесь каждый второй ― сепар, если не чаще. Жители области большинством проголосовали за отделение. А сейчас, видите ли, лояльными стали, как солдат узрели. Они рассчитывали, что Россия примет их как Крым. Но русские по своему обыкновению вначале показали кукиш, потом всё же решили негласно помогать, дескать, мы своих не бросаем. А на деле-то кинули. Они бы и крымчан кинули точно также, не будь им нужен полуостров.

Он толкнул калитку во двор. Не заперто. Вошёл, внимательно осматриваясь, готовый ко всему. Быстро понял, что живут здесь небогато, мужик не хозяйственный. Пьёт, наверное, не просыхая, как и многие тут.

Подошёл к двери, ведущей в дом. Потянул за ручку. Тоже открыто. Осторожно вошёл, чутко прислушиваясь к гнетущей тишине хаты, привыкая к полутьме после солнечной улицы.

–Господарі! Є хто в хаті?6 ― спросил требовательно и громко.

–Не стріляйте … ― послышался из комнаты тихий испуганный женский голос.

–Сюди всi! Тримать руки так, щоб я бачив! Різких рухів не робити!7

Из комнаты тихонько показалась женщина средних лет обычной внешности. За руку она держала хорошенькую симпатичную девочку лет пяти.

– День добрий,― сказала женщина настороженно.

– День добрий,― отозвался Радим. ―Хто ще в будинку?8

– Нікого більше немає. Удвох ми9 …

–Чоловік де?10

–Помер два роки тому.11

–Чи не брешеш?12

–Не брешу.

–Від чого помер?13

–П'яний в снігу замерз.14

Тут девочка освободила свою руку из ладони матери и пошла к Яворскому. Женщина дёрнулась было, но будто натолкнулась на бездонный чёрный зрачок автоматного ствола, замерла растерянно.

–Дитину не чіпайте!15 Христом богом прошу! ― слёзно запричитала она.

Радим перекинул автомат за спину, присел. Девочка доверчиво потянулась к нему. Он взял её на руки, поднялся. Малышка приникла к его уху и прошептала:

–Ти не вб'єш мою маму?16

Потрясённый, он опустил девочку и вышел на улицу.

Во дворе к нему подошёл Андрей.

– Ти чого, друже? ― спросил настороженно-удивлённо.

Яворский провёл ладонью по заросшему щетиной лицу, сел на завалинку, после тягостной паузы ответил отрешённо:

– Понимаешь… Мы для них захватчики. Даже для детей… Они тут все свихнулись разом.

– Пойдём, ― сказал Андрей и ободряюще похлопал друга по плечу. ― Слышь, опять постреливают. Нельзя от своих отставать.

– Как такое вообще могло произойти?..

– Та перестань! Ты ж у нас теперь Диего, ― преувеличенно бодро отозвался Андрей.― Горячий парень! Вон, как на гитаре зажигаешь. Зря, что ли тебе такой позывной дали? Должен соответствовать и всегда быть завзятым кабальеро.

– Да-а, наградили, ― вздохнул Радим, поправляя ремень автомата на плече. ― Лучше б совсем не играл.

Они вышли со двора и присоединились к остальным, продолжавшим идти по улице. Парни шли последними, поглядывая по сторонам без особой настороженности: свои уже прошли тут, проверили. Вдруг Яворский чуть впереди и левее увидел невысокую, высохшую от старости бабку. Та проковыляла к калитке, ухватилась за неё костлявой левой рукой, взволнованная и даже как будто напуганная.

– Глянь, ― сказал он товарищу. ― Бабка какая-то странная.

Ускорил шаг, подошёл. Андрей шёл следом.

– Чого тобі, бабусю?17 ― спросил Яворский.

– В лазні моєї, що в городі, бандити… двоє… зі зброєю,18 ― срывающимся от волнения, старческим голосом запричитала бабка.

Кровь ударила ему в голову. Щёлкнул предохранителем на автомате, дёрнул калитку, широко распахивая, метнулся через неухоженный двор к следующей старой, почерневшей от времени дощатой двери, ведущей в огород. Небольшая псина на цепи трусливо едва высовывала нос из неказистой будочки, словно понимая ― на этих тявкать нельзя, себе дороже.

Такой же почерневший высокий забор не давал разглядеть баню, пришлось приникнуть к щели меж досок.

Андрей встал рядом.

–Що робити? Як у кіно штурмувати в лоб?19 ― спросил он с сарказмом и добавил уже серьёзно:― Давай у вікно по коротку чергу дамо. Може, здадуться.20

– Давай, ― согласился Радим.

Они прикладами в несколько ударов расширили щели в заборе, сунули туда стволы, прицелились и открыли огонь.

Выстрелы вновь разорвали повисшую над домами тишину.

Часть пуль разбили стекло в небольшом оконце.

Остальные изгваздали стену вокруг, выбили из старых высохших брёвен пыль и труху.

Низкая дверь в баню медленно приоткрылась, замерла.

Послышался напряжённый голос:

– Не стреляйте!

–Виходь по одному, зброя відразу на землю! Самі теж мордами вниз!21 ― крикнул Андрей.