Мы немы, пока мы – не мы

Пройдя в дальний конец прихожей, я заглянул сначала в правую арку. Моему взору открылся небольшой кабинет или, скорее, библиотека с массой старинных книг на высоких, под самый потолок, стеллажах красного дерева. Стол и кресло у окна, камин поменьше, чем в прихожей, напротив камина – кожаный диван тёмно-вишневого цвета. Левая же арка привела меня в спальню – ничего сверхъестественного: окно, кровать, какая-то странная, но притягивающая взгляд картина у изголовья.

Я вернулся в кабинет и уселся на диван. Уютный домик. Для меня одного – в самый раз. Только, что показалось мне странным, не было ни кухни, ни уборной. Неужели тут удобства на улице, а кухня где-то на заднем дворе в сарайчике? И тут я вспомнил про второй этаж. Точно, видимо, всё это располагается там – странно, но не критично, надо пойти посмотреть.

Поднявшись на второй этаж по отличной, широкой и крепкой лестнице я был несколько ошарашен увиденной картиной. Весь второй этаж представлял собой одну огромную комнату мансардного типа. У небольшого окна стоял на треноге телескоп начала XX века от Джона Брашира, отлитый словно из золота. В другом же конце комнаты виднелись стеллажи с пластинками, стойка с проигрывателем и колонками да точно такая же пара кресел, как и в гостиной.

Пройдя через пространство комнаты, я уселся в одно из кресел и попробовал осмыслить, что же всё это значит. И как мне кажется, пришел к единственно верному выводу. Как бы странно это ни звучало, но я теперь – бестелесный дух, мне уже просто не нужны столовые и ванные комнаты, а всё остальное в доме – инструменты, необходимые именно мне для сохранения душевного покоя, равновесия и поддержания некой творческой активности, которой мне предстоит заниматься теперь следующие n-цать лет, веков или тысячелетий.

После такого открытия мне стало гораздо легче. Всё-таки не каждый день умираешь и становишься неким Голосом в городе, где живут не боги, по их собственному утверждению, которые способны управлять всем творчеством людей на Земле. Кухню жалко, конечно, поесть я всегда любил, ну да ладно, переживу. Я уже вообще всё пережил, в некотором смысле.

Все эти мысли и откровения каким-то странным образом истощили меня, и захотелось банально поспать. Спальня была на первом этаже, значит, Голосам спать не противопоказано. Немного странно, конечно, но, думаю, что нет ничего неправильного и противоестественного в том, чтобы и таким существам, как я сейчас, перезагружаться время от времени или, что звучит более убедительно, уходить в состояние полного покоя для накопления энергии. Я и ушел. На первый этаж, в спальню, чтобы накопить немного энергии космоса для дальнейших свершений.

Глава 6. Валян

– Валян, мать твою растак! Куда ты её тащишь, сказано ж было, во второй цех неси! – Бригадир Олег Палыч был, говоря литературным языком, крайне раздосадован нерасторопностью и неопытностью своего нового сотрудника – студента педвуза Валентина Васильевича Крылова.

Валентин, а для всего остального мира просто Валя или Валян, худощавый юноша девятнадцати лет, пришел на завод не от хорошей жизни. Денег не то чтобы не хватало… Их просто не было. Совсем. Те крохи, которые принято называть стипендией, уходили на какие-то мелкие бытовые нужды вроде шампуня, лезвий для бритья и дешевого растворимого кофе в банке. А еще нужно было есть, хотя бы раз-два в день. И одеваться тоже нужно было, особенно зимой, когда температура в не самом северном городе – Борисоглебске – все равно вплотную приближалась к пятнадцати градусам мороза.

Вот и вынужден был Валя подрабатывать. Студенты – исконно русские подработчики в любой сфере деятельности человека: на стройке, в магазинах, на разгрузке чего угодно и во всех прочих, не самых престижных областях народного хозяйства. Сначала Валентин с друзьями, такими же будущими учителями математики и информатики, шабашили – то забор кому-нибудь помогут поставить, то выгребную яму для уличного туалета выроют, то фуру металлочерепицы или труб разгрузят.

И вот однажды, при разгрузке очередных ржавых труб, постоянный заказчик Олег Палыч предложил Вале и одному из его товарищей войти в коллектив, так сказать, на правах полноправных его членов. И парни, покурив и посовещавшись тут же за углом, приняли судьбоносное для всех решение и в один момент превратились в настоящих пролетариев, став работниками трубопрокатного завода.

В этот же вечер было принято еще одно важнейшее решение – потратить заработанные на разгрузке труб деньги на вечеринку (попойку, если называть вещи своими именами) по случаю приобретения нового статуса рабочего человека. Потому что подработка, шабашка – это одно, а вот стать членом трудового коллектива – это уже что-то совсем другое, более важное, ответственное, взрослое.

Надо ли говорить, что в эту ночь были пропиты не только деньги, полученные от Олега Палыча, но и все имеющиеся у соседей по этажу в общаге мелкие заначки. Такой прилив денежных средств привёл, как и следовало ожидать, к тяжелейшему похмелью, выбитому в туалете окну и выстраиванию батареи пустых пивных и водочных бутылок в коридоре третьего этажа.

Эта величественная конструкция и послужила последней каплей, переполнившей чашу терпения коменданта общежития, который уже давно искал повод удалить Валю и его товарищей с вверенной ему территории общежития БГПИ. Пришлось новоиспеченным труженикам металлургической промышленности срочно искать квартиру.

Как и следовало ожидать, квартиру без оплаты хотя бы за месяц вперед никто двум похмельного вида юнцам сдать не решился, зато какой-то подозрительного вида дед без лишних вопросов (и документов, подтверждающих право собственности) сдал парням ещё дореволюционный домишко напротив кладбища. Как дом ещё не рухнул – была загадка неразрешимая, но выбирать особо было не из чего, и Валя с товарищем нехотя, но все же стали ответственными квартиросъемщиками.

Глава 7. Назначение

– Ну и как он тебе? – спрашивает меня мистер Песочный человек, отрывая взгляд от поверхности своего круглого стола, которая только что была чем-то вроде экрана, на котором мы с ним наблюдали за этим эпичным эпизодом из жизни Вали.

– Парень как парень, молодец, что работает, а не на родительской шее сидит, только я-то ему зачем? Чтобы направлять его с утра пораньше в ларёк за опохмелом?

– Зря ты так. Мальчик хоть и молодой и буйный, а стихи пишет неплохие. Только не показывает никому, а то и вовсе выкидывает вместе с очередным обрывком бумаги, на котором их записал, – с какой-то печальной ноткой ответил мой старший товарищ.

Всё это было чистейшей правдой. Валя писал стихи давно и много. Писал в основном про несбывшееся и про разбитое девочкой Катей (вот так совпадение) сердце. Реже – про поля, леса и речку Сухая Чигла, которая протекала прямо около его родной станции Таловая. Стихи, особенно поначалу, грешили глагольными рифмами и избытком надуманных метафор, но никогда – подражанием кому-либо.

Валя для себя так решил – если уж писать стихи, то такие, какие еще никто не писал. А то, конечно, много ума не надо, чтобы рубить точно так же, как Маяковский, или переливчато звенеть, как Есенин. Вот стать новым Маяковским или Есениным, открыв что-то своё, новое – это да, это уровень, а копировать – будьте любезны – не интересно.

– Это меняет дело, конечно. Только я же не умею стихи писать. Рекламный текст, статейку про прошедшие выборы, да даже повесть какую-нибудь проходную – это пожалуйста. А стихи, тут явно нужен кто-то другой, – что и говорить, я был немного удивлён таким предложением.

– Похоже, ты слишком буквально воспринял вчера мои слова про задачи Голоса. Конечно, ты не должен диктовать своему подопечному каждую строчку его стихов и подсказывать рифмы – талантливый человек сам с этим справится. Твоё дело – говорить в нём о том, что он движется правильной дорогой, иногда подсказывать, о чём сейчас стоит написать, подбадривать как-то. А уж если что-то у него совсем застопорится – можно немножко и готового текста дать, закинуть буквально пару строк ему в голову, а дальше поэт, если он настоящий поэт, уже сам всё допишет.

– Всё равно не понимаю, неужели тут у вас нет поэтов, которым можно поручить этого парня?

– Шутишь? Мёртвых поэтов у нас тут сколько хочешь. От Гомера и Пушкина до Высоцкого и Кобейна. Но Валя, видите ли, не хочет быть ни на кого похожим. А дать ему голос, например, Есенина – значит превратить его стихи в прямое продолжение творчества Сергея Александровича. Да и ненадёжный народ эти поэты – быстро остывают, начинают скучать, Голос затихает, а как итог – наш земной подопечный страдает. Я думаю, с помощью прозаика, вроде тебя, мальчик сможет найти свой стиль в стихах. Странно звучит, но я долго думал на эту тему и пришел именно к такому решению проблемы.

– Вам виднее. Может быть, и правда белые стихи с ним писать начнём, или лирику в прозе, на худой конец. – Я не хотел показаться капризным новичком, раз старший коллега уверен в моей полезности именно этому парню – попробуем, я-то от этого точно ничего не потеряю, времени у меня теперь хоть отбавляй.

– Значит, согласен? – Mr. Sandman посмотрел на меня с хитрющим прищуром.

– Попытка не пытка, – легкомысленно выдал я, кивая.

Глава 8. Архив

Согласиться-то я согласился, но как действовать дальше – не представлял абсолютно, о чем честно и сказал.

– А что делать дальше? – просто спросил я.

– Хороший вопрос, парень, я уж думал, ты вдруг решил, что уже всё умеешь. – Мой наставник, похоже, был полностью доволен мной, собой и ходом событий в целом.

– Если бы…

– Не кисни, это абсолютно нормально – приступать к чему-то новому, совершенно не зная, с какой стороны к нему подойти. Так все по-настоящему важные открытия и делаются. А когда всё идет уже по накатанной – это скука и рутина.

– Отлично, значит, будем учиться. – Я чувствовал себя примерно так же, как чувствует себя вчерашний школьник на первом занятии «Введение в специальность» моего родного вуза – жутко интересно, но ничего не понятно.

– Да, будем. Но не сразу. Обучить тебя каким-то чисто техническим тонкостям нового ремесла проще простого, и я это сделаю, через пару дней. Дело в том, что это ничего не изменит, пока ты не поймешь, с кем тебе придется работать.

– Что же мне делать эти два дня? – Я, уже настроенный на интересное обучение новым (возможно, почти магическим) премудростям, был немного расстроен таким поворотом.

– Иди домой, садись за стол и читай архив.

– Какой еще архив? Нет у меня дома никаких архивов, – я действительно не понимал, о чём он.

– Как маленький, честное слово. Ты не забыл, где находишься? Всё, что тебе понадобится, здесь всегда есть. Нужен архив – он окажется ровно там, где ты станешь его искать. А содержание его самое простое, если ты об этом, – подробное жизнеописание твоего нового подопечного.

– Всё, что понадобится, здесь всегда есть? Так просто? – опешил я.

– Ну да, а зачем нам тут самим себе трудности выдумывать? Тебе на Земле их мало было, что ли?

– Хватило, спасибо. Значит, если я захочу… – я не успел договорить, когда бородач начал весело смеяться – как школьница, ей-богу:

– Да заведи ты себе уже кухню и ванную и не страдай больше по этому поводу! – он всё еще заливался хохотом.

– Понял, наверное. Пойду я тогда? – я уже начал опасаться, не задохнулся бы Mr. Sandman от такого смеха.

– Иди-иди, вот еще только что: если надоест читать или захочется увидеть всё своими глазами – можешь просто положить нужный том архива на стол и посмотреть «кино», – смех куда-то испарился, мой наставник снова был спокоен, даже, как мне показалось, немного пафосно-серьезен.

Распрощавшись с мистером хохотушкой, я в легкой растерянности пошел домой. По дороге я думал о том, как же всё-таки здесь всё устроено. В принципе, ничего такого, чего бы я не мог осмыслить, мне пока не встречалось. Ну, Голоса-духи, ну, «город, которого нет», как пел Игорь Корнелюк.

Я же, если говорить привычным для нас языком, на небе, а тут и не такое бывает, наверное. Но, как ни крути, не каждый день с таким сталкиваешься. Хотя, похоже, теперь я буду с этим всем не то что сталкиваться каждый день, а это и будет моей жизнью на ближайшие… Годы? Века? Тысячелетия? Не знаю.

Город встречал меня, как и до этого, прекрасной погодой, уютом и красотой. Бродить по таким улочкам я готов часами, без перерывов на обед и выходных. Но, видимо, такая роскошь мне пока не по карману – уже через несколько минут я подошел к своему дому, который, как мне показалось, немного подрос в ширину.

Когда я вошел в прихожую, ответы нашли меня сразу. Теперь в доме стало на пару помещений больше – появился проход на кухню и дверь в ванную комнату. Что ж, неплохо. Вот бы и на Земле дачники, например, могли бы с такой же легкостью пристраивать к своим щитовым домикам туалеты и всякие прочие кухни-веранды.

Даже наличие кухни никак не отразилось на моём желании поесть – есть я всё так же не желал. Та же история была и с прочими желаниями естественного характера. Их не было. Ну и ладно, тоже мне, счастье – в сортир ходить. А раз больше делать мне было нечего – можно и поработать.

Пройдя в кабинет, я подошел к крайнему слева стеллажу с книгами, на верхней полке которого уже красовалась невесть откуда взявшаяся деревянная с золотом табличка «Архив». Чтобы прикинуть, как действовать дальше, я вытащил первый попавшийся на глаза том с числом XV на форзаце из середины второй полки и уселся с ним за стол. Что ж, побуду немного архивариусом, где наша не пропадала.

Глава 9. Том XV

Усевшись поудобнее, я раскрыл книгу и погрузился в чтение. Насколько я мог судить, передо мной было что-то вроде крайне объемистого романа, посвященного одному единственному герою – Валентину. Написан текст был живым, приятным языком, никаких канцелярских формулировок или деловых штампов не было – просто о-о-о-очень длинный роман-жизнеописание, что-то вроде десятитомного труда Ромена Роллана «Жан-Кристоф».

Поняв, что в выбранном мной томе речь идет о периоде, когда Вале было лет десять, я решил продолжить читать именно его, а не начинать с тома номер один, прикинув, что изучать, как Валя копается в песочнице и делает в детском саду поделки, – не самое увлекательное и полезное для меня занятие. Кстати, забегая вперед, скажу – сильно позже я мельком просмотрел и самые первые тома этого мегаромана, и в них действительно было подробнейшим образом отражено всё-всё про первые годы жизни героя, про его любимые погремушки, плюшевого зайца и боязнь пенки на молоке.

Итак, Вале десять лет. Зима. Отец-дальнобойщик в рейсе, мать – в ночную смену в больнице. Дома только Валя и его старшая (года на два) сестра.

– Валя, есть будешь?

– Буду, а что там у нас? – спрашивает он, не отрываясь от двухтомника «Граф Монте-Кристо» 1983 года (коричневый такой, издательства «Правда», у меня самого дома были эти книги когда-то).

– Яичницу могу сделать, больше нет ничего.

– Давай, пойдёт!

Обычная сцена из российской глубинки 1990-2000-х годов: родители вкалывают с утра до ночи, чтобы заработать хоть какие-то копейки, дети неотвратимо и очень быстро взрослеют, зачастую не по собственной воле, а под влиянием обстоятельств и банального инстинкта самосохранения.

Необычным (ну, скажем так, не совсем обычным) в этой картине мне показалось то, что дети сидят не за монитором компьютера или перед ТВ, а читают. Что ни говори, а переведённый на экран мир книг становится сразу гораздо более тусклым и ограниченным, упираясь в восприятие книги режиссером киноленты.

Не знаю, как у других людей, но я всегда смотрю целое кино, когда читаю и, что самое интересное, когда пишу книгу. Непросто это точно описать, но если говорить просто – я, сидя с открытыми глазами, вижу полупрозрачные картинки, которые сменяют одна другую, следуя за развитием сюжета. Черты лица героев я могу разобрать не всегда, а вот интерьер, окружение, какие-то природные ландшафты вырисовываются всегда очень точно. Вот и скажите, зачем мне смотреть чужое кино по книге, которую я уже когда-то видел в своем воображении?

Потом я еще часа два без перерыва изучал XV том архива, понемногу привыкая к своему новому подопечному. То, что я видел сейчас, не могло мне дать ответа на какие-то глобальные вопросы о том, как сделать из Вали хорошего поэта, но зато я начинал понимать, откуда в нём вообще взялась любовь к книгам и чтению.

Насколько я смог заметить, большую часть времени (во всяком случае, зимой) дети были дома одни, по трём каналам на ТВ ничего особенно интересного не передавали, а библиотека в их доме была неплохая. Конечно, составлена она была в основном из тех книг, какие удалось достать родителям еще в советское время, но и тут были действительно великие произведения Жюль Верна, Майн Рида, Александра Дюма – прекрасный выбор для десятилетнего пацана.

Чтобы как-то отвлечься, а заодно и систематизировать, уложить по полочкам в голове, полученную информацию, я решил пройтись по городу не спеша, не ставя себе цели дойти куда-то конкретно. Именно такие прогулки всегда помогали мне перезагрузиться и провести анализ каких-либо данных или же обдумать сложившуюся ситуацию, когда я еще топтал ногами нашу грешную землю.

Глава 10. Город-сказка

Когда-то давно, ещё в бытность вполне себе живым любителем музыки, я помнил наизусть практически все тексты песен так называемого «русского рока» и прочих товарищей, которых периодически крутили по «Нашему радио» в начале 2000-х. В числе прочих мною была автоматически записана на жесткий диск в голове и композиция «Город» группы «Танцы минус»:

Иду навстречу цветным витринам,Мимо пролетают дорогие лимузины,В них женщины проносятся с горящими глазами,Холодными сердцами, золотыми волосами.Город-сказка, город-мечта,Попадая в его сети, пропадаешь навсегда,Глотая его воздух простуд и сквозняковС запахом бензина и дорогих духов.

Думаю, всем любителям часами бродить по городу знакомо ощущение, переданное в этой песне. Посещало оно не раз и меня. Каково же было моё удивление, когда, выйдя на вечерние улицы своего нового пристанища, я вновь ощутил то самое «попадая в его сети, пропадаешь навсегда». Похоже, значение фразы «город-сказка, город-мечта» я вообще смог правильно понять только сейчас, здесь, в выдуманном мной самим городе, который каким-то образом материализовался. Или это всё же мираж? Нет, на мираж не похоже – ведь я его не только вижу, но и могу потрогать.

Вечерний город утопал в аромате и красоте цветов мирабилиса, распускающихся после захода солнца. Конечно, тут не было никаких «дорогих лимузинов» и «запаха бензина», а по моим ощущениям, на улицах вообще царил XIX век максимум.

Витрины небольших лавок освещались не диодной подсветкой, а небольшими фонариками, в которых томились одинокие восковые свечи, улицы и переулки подсвечивались не высокими мачтами освещения, а небольшими, чуть выше человеческого роста газовыми фонарями-светильниками. Асфальта, конечно же, тоже нигде не было видно – только брусчатка и натуральный камень.

Я мысленно пожалел местных модниц, ежедневно подворачивающих свои лодыжки и ломающих на этих тротуарах каблуки, и только потом вспомнил, что здесь уже никто и ничего не может себе подвернуть. Да и каблуки бестелесным существам, летающим чуть выше поверхности, я думаю, совершенно без надобности.

Приятным, но немного удивительным для меня открытием сегодняшней прогулки было и то, что мой город жил какой-то своей жизнью и без моего участия – тут и там я замечал неторопливо проплывающих по улицам «людей», явно занятых своими делами, а не просто праздношатающихся, как я.

Выглядели они очень по-разному – кто-то однозначно был моим современником, одетым в джинсы и кофту с капюшоном, а кое-кто явно обитал здесь уже не одну сотню лет, судя по шпаге на боку и широкополой шляпе мушкетерского вида. Такой контраст и натолкнул меня на мысль о том, что даже если город и выглядит именно так только ради меня, то сами его жители ко мне и к моим желаниям никакого отношения не имеют и находятся тут для чего-то более важного.

Побродив без какой-то четко определенной цели по улицам около часа, я подумал, что хорошо бы найти какое-нибудь уютное местечко (кафе, бар, маленький ресторанчик), куда можно было бы периодически заглядывать после трудов праведных, так сказать. В земной жизни у меня такого места отродясь не было, но это являлось, видимо, моей личной недоработкой, ведь в книгах и голливудских фильмах чётко показано, что такое место есть у всех мужчин моего возраста. Вот и мне пора им обзавестись.

Разумеется, долго искать это чудное место мне не пришлось – буквально за следующим же поворотом я заметил одноэтажное отдельно стоящее здание, украшенное выкованным солнцем – появившимся много веков назад символом таверны. «Значит, нам туда дорога», как пели когда-то братья Самойловы.

С трудом отворив деревянную дверь, сколоченную из нескольких очень толстых досок, я вошел в хорошо освещенный свечами небольшой зал таверны – люстра-подсвечник висела под потолком, на каждом из четырех столов также стояло по паре невысоких, но массивных свечей, а над барной стойкой висел целый ряд небольших фонариков. Пока я открывал дверь, мне подумалось вот о чём: интересно, а могу ли я проходить здесь сквозь двери и стены? Нужно будет попробовать в своём доме, чтобы не вторгнуться ненароком в чужое жилище и не напугать никого.

Как ни странно, но посетителей в баре не было. Только за стойкой протирал стаканы, поправлял бутылки позади себя мужчина лет шестидесяти (я имею в виду, что там, на Земле, ему бы было в районе шестидесяти лет). Нужно было как-то начинать разговор. И я начал, правда, не особенно оригинально, но всё же.

– Добрый вечер, – вот так незатейливо начал я.

– И вам доброго вечера, сэр, желаете чего-нибудь выпить? – мой собеседник говорил приятным голосом, который у земного вокалиста звался бы бас-баритон, параллельно как бы обводя рукой весь немалый ассортимент напитков у себя за спиной.

И тут я «завис». Это что же получается, я тут, можно сказать, на небесах, причем, пребывая в абсолютно бестелесном виде, могу выпивать? Интересные дела. Я немного подумал (не дольше десяти секунд, чтобы не затягивать паузу) и решил, что почему бы и нет, собственно? Да, на Земле я уже много лет совершенно не употреблял никакой алкоголь: ни «за праздник», ни «по глоточку», ни «за здоровье-то можно» – вообще никак. Но там было тело, которое от этого всего много лет страдало, а тут-то всё, нет его, родимого.

– Было бы здорово! Если можно – на ваш выбор, – ответил я, предвкушая почему-то что-то абсолютно волшебное.

– Вы останетесь довольны, сэр, – произнес бармен и повернулся к своей стеклянной стене из бутылочек, бутылок и бутылей.

Мой первый знакомец из новой жизни (не считая бородатого Mr. Sandman) оказался честным малым – я действительно остался доволен ароматным чем-то, которое немного обжигало глотку, уходя приятным теплом в желудок… которого у меня нет. И я не смог сдержаться и не задать волнующий меня вопрос:

– Простите, но как я и другие ваши посетители могут чувствовать вкус и аромат ваших напитков? Не подумайте, мне очень понравилось то, что вы для меня приготовили, просто это как-то странно.

– Новенький? С непривычки все немного теряются. А ваш наставник разве не объяснил, как тут у нас всё устроено в плане реализации желаний? – Хозяин таверны улыбался и смотрел прямо на меня обезоруживающе бесхитростным взглядом.

– Я не думал, что это касается даже вкуса коктейлей… – промямлил я.

– Это касается абсолютно всего, сэр. Вы захотели самый лучший из напитков, который когда-либо пробовали – я его приготовил, а вы смогли почувствовать его вкус и аромат. Только вот, боюсь, захмелеть у вас не получиться – так уж тут заведено.

– Наверное, это правильно… Не хватало ещё, чтоб Голоса своим подопечным по пьяной лавочке чего-нибудь нашептывали. Представляю.

И мы рассмеялись вместе с Джеем – так, как я выяснил позже, звали бармена. Или так его звали только для меня? А, неважно. Важно лишь то, что я отлично провёл вечер в компании отличного собеседника, который немного больше рассказал мне про город, про завсегдатаев его таверны да про напитки, которые они предпочитают. Попрощавшись со своим новым приятелем, я, совершенно довольный днём и собой, отправился домой, чтобы продолжить изучение Архива.

Кстати, как я выяснил, подойдя к своей двери и проведя задуманный ранее эксперимент, двери мне больше были без надобности.

Глава 11. Том XXV

Пройдя сквозь входную дверь, я никаких неприятных ощущений не испытал. Пожалуй, я не испытал вообще никаких ощущений. Сначала я очень близко перед собой увидел дверь, так что смог даже разглядеть текстуру дерева в мельчайших деталях, как при качественной макросъемке, а потом на долю секунды стало совсем ничего не видно, и вот я уже стою у себя в прихожей. Отличный фокус, жаль только, что здесь я им никого удивить не смогу.