Король психов

– И никто не знает. Но обрати внимание, как за ним наблюдает наш профессор. Что-то с этим Психом не так.

Прошлое Евграфа Тюрморезова

– Вы должны признать меня своим королем!.. – сказал Тюрморезов двум цыганам – Робику и Лачо, сидевшим за столиком в игровой комнате и неспеша разыгрывавшим партию в шашки.

Эти двое оказались в дурке не потому, что на самом деле были сумасшедшими. Просто «косили» под психов, надеясь таким образом уйти от ответственности за какую-то кражу.

Оба цыгана были гораздо старше Евграфа. С Лачо у Тюрморезова отношения не сложились, а вот с Робиком он часто и подолгу беседовал.

Некоторое время назад, заглянув в игровую комнату – «шахматы», Тюрморезов увидел цыган, подошел к ним.

Евграфа в этот день «несло»: с самого утра одолевал «словесный понос», с завтрака подходил к пациентам психушки и заводил с ними разговор про то, что он, Тюрморезов – исключительная личность, выделяется на фоне остальных обитателей больницы, если и является психом, то психом выдающимся – Королем Психов. Правда, в чем именно заключается превосходство, Евграф не объяснял, говоря лишь, что превосходит других обитателей «дурдома» во всех отношениях.

Лачо поднялся. Тюрморезов всегда раздражал его, но теперь он понял, что наконец-то должен наказать этого нагло лезущего на рожон юнца: слова о том, что Тюрморезов – король и превосходит всех здешних обитателей Лачо воспринял как оскорбление, нанесенное лично ему.

Между тем, в «шахматах» следом за Тюрморезовым появился и Псих. Он расслышал последние слова, сказанные Евграфом. Тут же «въехал» в ситуацию.

Псих обратил внимание, что Тюрморезов в последнее время стал раздражаться, когда его называли обычным прозвищем и каждый раз говорил:

– Я – не Церковный Псих. Я вообще не псих. Потому, что быть психом – это значит быть таким же, как вы, ничтожеством. Я – если и псих, то псих необыкновенный, ни в чем с вами несравнимый, Король Психов!

Один из врачей, услышавший слова Тюрморезова, сказал при Психе, что у Евграфа, ко всему прочему, начала проявляться еще и мания величия.

Псих про себя согласился с медиком. Тюрморезов Психу ненавистен: «Никакой ты не король! Строишь из себя выдающуюся личность, а на самом деле ты – никто, жалкий поджигатель деревенских коровников!»

Теперь Псих обрадовался. Знал Лачо недолюбливает Тюрморезова. Заносчивые слова Евграфа вывели цыгана из себя. Сейчас обязательно устроит драку и «Король Психов» не досчитается пары зубов. Если вообще не отправится в реанимацию.

Но тут второй цыган вскочил со стула и схватил Лачо сзади за плечи.

– Стой!.. – воскликнул Робик. – Не связывайся с этим… Нужен он тебе? Он не наш.

– Верно. Зато ты ему лучший друг, – раздраженно проговорил Лачо.

– Да, ты прав. Мы с ним друзья, – Робик потащил Лачо к двери в коридор.

Через несколько мгновений оба вышли из игровой комнаты.

Следом за цыганами из «шахмат» вышел и Псих. Смог подслушать, о чем эти двое говорили в коридоре.

– Ты прав, этот парень мне нравится, – говорил Робик Лачо. – Мне кажется, сможем использовать его в одном деле, когда освободимся отсюда. В нем есть что-то особенное. Он и в самом деле не такой, как остальные психи…

– Еще скажи, он – действительно Король Психов! – раздраженно проговорил Лачо.

– Кто знает, может и так! – после этих слов Робик посмотрел на остановившегося в нескольких метрах от них Психа.

Лже-Скворцов медленно пошел по коридору.

Прошлое Евграфа Тюрморезова

– Скажи, Робик, ты настоящий псих или прикидываешься? – спросил своего друга цыгана Евграф Тюрморезов. – Мне кажется, ты и в самом деле псих. Ты из наших, из настоящих. Ломаешь комедию при своих… Воришках… Пытаешься убедить их, что ты нормальный.

– Смешно! Для них это не имеет никакого значения, – ответил Роберт. На самом деле, для его приятелей цыган это имело значение – они презирали сумасшедших, но Робик боялся как-нибудь ненароком обидеть Церковного Психа.

– Они вообще не задумываются над этим вопросом, – добавил цыган.

– Я предлагаю тебе присоединиться к нам, к настоящим психам. Четче обозначить свое место. Дело в том, что мне поручено довести до всех последнее открытие ученых. Психи – это экспериментальные люди. Природа специально сделала их не такими, как все, чтобы посмотреть, что из этого получится. Если матушка Природа поймет, что какие-то эпизоды эксперимента оказались удачными – она закрепит их результаты. Так что не стоит уж с таким пренебрежением относиться к нам, сумасшедшим. Это, кстати, поняли наши спецслужбы. Они затеяли новый проект: психов будут направлять за границу. Для того, чтобы с их помощью разрушать западные государства. Гибридная война, может, слышал? – Тюрморезов внимательно посмотрел в глаза цыгану.

Робик расхохотался.

– А что ты смеешься? – обиделся Евграф. – Думаешь, я просто так претендую на титул Короля Психов? Я надеюсь, организацию отправки психов в Европу поручат мне. И под это дело спецслужбы вытащат меня из дурки…

– Под это дело, Тюрморез, они могут сделать тебе только лишний укол! – и Робик опять захохотал.

К истории прошлого Евграфа Тюрморезова

В небольшом баре почти не было свободного пространства. Вдоль стойки – ряд высоких деревянных табуретов. Пространство между ними и противоположной стеной занимали несколько столов. За каждым из них могло разместиться человек шесть-семь. Мягкий полусумрак не добавлял уюта.

Эти широкие столы были здесь не к месту. Навевали мысли о казарменном пищеблоке.

Но тот, кто установил их, знал, что делал. Популярностью среди простых смертных это заведение не пользовалось. Если и спускались с улицы в подвальчик какие-нибудь случайные люди, окинув взглядом тесное помещение, как правило, уходили.

Человек, открывший этот бар, рассчитывал: основными посетителями будут его знакомые. Те, в свою очередь, пригласят людей, с которыми водятся сами.

Собиравшиеся здесь люди принадлежал к нескольким преступным сообществам, что делили между собой окрестную территорию.

Все они так или иначе знали друг друга, часто приходили большими компаниями.

Сегодня в зале было пусто. Только за дальним от входа столом друг напротив друга сидели за пивом два человека. Между ними происходил какой-то разговор.

Наверху, на входе в подвал хлопнула дверь. Послышались шаги спускавшегося по лестнице человека. Один из двоих за дальним столом, тот, что сидел лицом к входу, с любопытством поднял глаза.

В узком квадратном проеме появился молодой, – не старше тридцати лет, – мужчина в белом под горло свитере и распахнутом длиннющем пальто. На пороге он остановился, глянул на стойку. Бармена за ней не было. Потом вгляделся в единственных сидевших здесь посетителей. Тот из двоих, что смотрел на него, отвел взгляд.

Человек в пальто решительно направился в их сторону. Сидевший к нему лицом посетитель вновь вскинул глаза. Но гость подошел не по его душу. «Пальто» хлопнул по плечу того, что сидел к нему спиной. Тот вздрогнул, повернулся. Губы растянулись в улыбке. Они обменялись крепким рукопожатием.

Затем «пальто» стремительно подошел к стойке, постучал по ней костяшками пальцев. Прождав не больше пяти секунд, – никто к нему не вышел, – прошел вдоль стойки туда, где между ней и стеной был проход. Зайдя за стойку, скрылся за дверью, которая вела на кухню.

Гость, сидевший лицом к входу, отхлебнул из кружки пиво, спросил приятеля:

– Кто это?

– Робик, – ответил тот хриплым голосом. – Верховодит цыганами.

Спрашивавший имел к криминальному миру лишь косвенное отношение. Но мечтал приблизиться к тем, кто нажимал в этом замкнутом мирке на скрытые пружины. Поэтому внимательно слушал.

– Долгое время его не было видно. Говорят, Робик сидел в сумасшедшем доме.

– Так значит, он из психов? – простодушно заметил расспрашивавший.

– Нет… Косит под психа, но на самом деле голова у него работает лучше, чем у любого нормального. Саша мне сказал, – говоривший упомянул общего знакомого этих двоих, – что Роберт вышел из психбольницы с целой свитой. То есть, может, они освободились и в разное время, но после выхода прибились к нему. Все эти ребята – настоящие психи. Роберт верховодит ими, дает им дело, но получает с них отличную отдачу. Они «поднимают» деньги только так… Особенно отличается какой-то парень… Из деревни, но хитер. Зовут Евграф. Говорят, этот Евграф имеет отличные шансы даже и среди настоящих воров.

Прошлое Евграфа Тюрморезова

Московские улицы погрузились в хмарь. Толи зима, толи поздняя осень… А ведь на самом деле весна! В такую погоду Евграф чувствовал себя особенно отвратительно. В эти дни он ловил себя на мысли: проще в такие периоды не бегать по городу, придумывая, как раздобыть денег, которыми потом все равно придется поделиться с Робертом, а провести время в палате психиатрической лечебницы. Хоть и считается, что там очень плохо. Зато какое умиротворение наступает после какого-нибудь хорошего укола. Врач никогда не отказывал Тюрморезову, если тот плохо себя чувствовал. Всегда делал требуемую инъекцию.

Вспоминать о сумасшедшем доме с тоской Евграф начал не сегодня. Примерно месяца с полтора назад его психическое состояние ухудшилось. То в голову лезли всякие бредовые идеи, то сердце сдавливала холодная лапа тоски. Тюрморезов предчувствовал срыв. Только не мог предугадать, в чем он проявится.

Ему до смерти надоели новые знакомые: Роберт и окружавшие его уголовники. А так же бывшие обитатели сумасшедшего дома. Заодно с Евграфом они участвовали в различных делах банды.

Тюрморезов чрезвычайно опасался нового приступа собственной «неадекватности». Дела, к которым Робик подталкивал психов, описывались статьями уголовного кодекса. Правда, их участие в преступлениях будет непросто доказать. В основном Евграф и его «коллеги» действовали, как наводчики. Или выполняли часть преступной работы «воров на доверии». Собственно похищением ценностей занимались профессиональные воры, которых в последний момент вводил в дело Роберт.

Евграф уже поспособствовал краже золотой утвари из двух подмосковных церквей. После второй кражи, – при том, что в обеих он выступал лишь как наводчик и человек, благодаря которому цыгане Роберта смогли изготовить дубликаты ключей, – Тюрморезов впал в странную для него, прежде никогда с ним по таким поводам не случавшуюся депрессию. Через день после похищения утвари он едва не пришел к настоятелю обкраденного прихода и не рассказал ему всю правду.

«У меня нет совести!» – думал Евграф, валяясь на матрасе, постеленном прямо на полу в комнате квартиры, снятой Робертом для психов. Перед этим Тюрморезов съездил на электричке в городок, где располагался храм, но до цели не дошел. «Вовремя остановился!» – показалось ему в тот момент. Он зашел в местное кафе, что напротив храма, сел за столик у окна. Из него открывался вид на обкраденную церковь. Выпил, почти что залпом, не закусывая, пять кружек пива.

После четвертой ему полегчало. После пятой он встал, расплатился с официанткой и пошел обратно на станцию.

Теперь к нему вернулись прежние муки. В этой комнате он был главным. Большинство обитателей успели вернуться после своих «дел» и так же, как Евграф, лежали под одеялами на матрасах. Он был здесь заводилой, королем, мозгом, решавшим, что и кому делать. Но теперь ему казалось: лучше бы ему жить в шкуре самого неприметного, бездарного из сумасшедших, который не годен ни на что, кроме как просить милостыню.

Провалявшись ночь без сна, он пришел лишь к одному выводу, – ему пора лечиться. Иначе нынешняя «сумасшедшая» жизнь доведет его либо до все того же лечения, только принудительного, либо до тюрьмы. На этот раз могут признать вменяемым и засудить за участие в воровстве. Ни в тюрьму, ни в психлечебницу с решетками Тюрморезову не хотелось.

Евграф решил обратиться за помощью к врачу-психиатру. Тут в его сознании произошел сбой: вообразил – консультации обычного специалиста в каком-нибудь психоневрологическом диспансере будет недостаточно. Способен помочь лишь самый лучший специалист!.. Какой-нибудь профессор или академик.

Тюрморезов приступил к поискам.

Поскольку Роберт выдавал членам банды деньги, он довольно придирчиво следил за тем, кто и чем занимается. Когда Тюрморезов стал целыми днями пропадать в одном учебном заведении, пренебрегая своими «обязанностями», покровитель психов забеспокоился.

Евграф, который не хотел выдавать своих истинных мотивов, к этому моменту уже придумал объяснение: профессор психиатрии, с которым он пытался войти в контакт, был отцом одного очень богатого бизнесмена, вдовцом, жил вместе с сыном в его загородном особняке.

Каждое утро его привозил на работу автомобиль с водителем. Ждал у подъезда института, затем отвозил в психиатрическую клинику, где профессор практиковал. Вечером увозил за город.

Сын половину времени проводил за границей. Тогда профессор оставался единственным, если не считать прислуги, обитателем богатого дома.

Предполагалось, в особняке, который находился на территории охраняемого коттеджного поселка, должны быть ценности. Коллекция картин, сейф с наличными, старинные ювелирные изделия. Служба безопасности и сигнализация оставляли мало шансов для тех, кто задался целью похитить их. Евграф пообещал Робику: придумает простой и не подразумевающий риска способ пошарить в богатом доме и благополучно покинуть его, захватив с собой все ценное.

После этого главарь банды не задавал вопросов, если Тюрморезов в очередной раз провел день в известном учебном заведении.

Теперь Евграф торопливо шагал по тротуару. Мокрые хлопья снега ложились под ноги. Фары машин, проезжавших мимо непрерывной вереницей, тускло светились. Тюрморезов опаздывал. Его ждал профессор. Договорились, что вместе поедут к тому домой. В подмосковный особняк.

Впервые в жизни Церковный Псих, – так окрестили Евграфа товарищи, – искренне хотел вылечиться. «Я болен! Болен! – повторял про себя Тюрморезов весь этот месяц. – Но я смогу выздороветь. Профессор сотворит чудо. Я начну новую жизнь. Поменяю имя и фамилию, куплю новый паспорт. Никогда больше тень из моего прошлого не осквернит моей будущей жизни».

Энтузиазм Евграфа подкреплялся воодушевлением профессора Бердникова. Тюрморезов сначала представился ему, как скромный аспирант из провинции, которому всего-то и нужно: возможность посещать лекции Дмитрия Николаевича, быть в курсе его последних научных идей. Затем Евграф улучил момент и рассказал Бердникову, который к тому моменту изрядно благоволил к нему, что он «сам в течение всей жизни испытывал приступы тяжелой психической болезни, в которой не мог разобраться. Единственная цель – понять самого себя – привела в науку психиатрию».

Профессор был впечатлен признанием Тюрморезова. Испытал к молодому «аспиранту» сильный профессиональный интерес. Ведь ученик оказался одновременно пациентом!

Важная деталь истории: Евграф, при том, что желание вылечиться было искренним и огромным, не мог раскрыть перед «лечащим врачом» подлинной картины собственной жизни.

Он городил одну ложь на другой, но вымысел был столь правдоподобен, что вызывал у искушенного профессора вместо подозрений лишь еще больший научный интерес. К тому же, Евграф настолько хитер, что оставлял себе небольшую дорожку для отхода. Сообщал профессору: некоторые факты собственной биографии передает на данном этапе «иносказательно», лишь позже откроет всю правду.

Профессор не любопытствовал. Не видел в якобы «иносказательно» переданных подробностях ключевого значения.

Главное, что утаивал Евграф – это его агрессивность и коварство, с которым он всегда претворял в жизнь свои планы. У пожилого ученого не должно было возникнуть и тени подозрения, что необычный пациент может представлять опасность для него самого – лечащего врача.

Для профессора Бердникова излечение практически безнадежного, – так он сам оценивал его состояние, – Тюрморезова стало делом профессиональной гордости и чести. Между тем, ему стоило поостеречься. Такие, как Евграф, похожи на матрешку – под одной личиной кроется другая, потом – третья и так до тех пор, пока не вскроется еще одна, которая грубым образом не прекратит научное исследование.

Глава одиннадцатая

Что бывает, когда два самолюбивых психа оказываются в одной банде

Прошлое Психа

Псих не переставал ненавидеть своего давнего врага, «успехам» которого он всегда завидовал черной завистью – Психа Церковного – Тюрморезова. Этому способствовало и то, что Робик из всех выпускников психушки, входивших в его «инвалидную» команду, всерьез воспринимал только Евграфа.

Скворцов – в тот момент он носил другую фальшивую фамилию, но мы для удобства будем называть его этой, последней – выполнял в дикой, но весьма слаженно действовавшей компании роли, унизительные для его чрезмерно развитого самолюбия. Иногда ему приходилось ходить по квартирам, звоня во все двери подряд. Надежда была на то, что где-нибудь хозяева по глупости откроют. Тогда Скворцов наметанным глазом определял, могут ли в этой квартире хранится ценности. Следом по адресам наведывались другие людишки. Они тоже подчинялись указаниям Робика.

Однажды Скворцову пришлось целый месяц пробыть подсобным рабочим в особняке состоятельного человека. Получить это место оказалось непросто. Работодатель был осторожен и придирчив. Псих напряг все свои актерские способности. Из вчерашнего пациента «дурки» тюремного типа переродился в тихого библиотекаря, которого выгнала из дома жена. Якобы ему негде ночевать…

Коттедж бизнесмена был обчищен. На Психа не упала даже тень подозрения. Он благополучно доработал обговоренный первоначальным соглашением срок. А к тому времени, когда на новом витке полицейского расследования Психа решили опять вызвать на допрос, он уже испарился… Во время прошлой беседы в уголовном розыске даже поддельные документы Психа – и те не привлекли внимания «органов».

«Я гениально провел эту операцию, – думал Псих. Его самолюбие в иные моменты становилось манией величия. – Но никто не считает меня королем. Робик не испытывает ко мне такого уважения, как к Тюрморезову. Я должен каким-то образом развенчать Евграфа, занять его место в банде. Но как сравнять Церковного Психа с землей? Где тот момент, на котором его можно уничтожить?»

Псих давно уже внимательно присматривался к Тюрморезову. Это вошло у него в привычку, стало потребностью еще со времени психиатрической больницы. Насколько мог, изучил повадки Евграфа. Непреодолимая сложность заключалась в том, что Тюрморезов – человек глубоко двойственный. Даже тройственный. Евграф сам, скорее всего, не мог осознать, сколько разных душ кроется внутри его телесной оболочки. Если Псих изучил поведение Тюрморезова в, так сказать, регулярные периоды его жизни, то это еще ничего не значило. Все свои неожиданные, шокирующие поступки Евграф совершал в периоды, когда он словно бы и не был тем прежним человеком, за которым пристально наблюдал Скворцов. Именно в эти моменты, как прекрасно понимал Псих, Евграфа и нужно подлавливать. Но Тюрморезов всегда действовал с ошеломляющей стремительностью. Прежде чем Скворцов успевал что-либо сообразить, все было закончено.

Когда Евграф стал пропадать целыми днями в институте, где преподавал «его» профессор, а Робик неожиданно встревожился, Псих понял: судьба дает ему шанс. Тюрморезов явно находился на грани очередного психического срыва или, иначе говоря, истории в своем фирменном духе. Скворцов сам обладал крайне нестабильной психикой. Отлично представлял, как себя чувствует человек на грани падения в тот черный колодец, в котором побывал едва ли не каждый пациент психушки. Поэтому уловив в поведении Евграфа одному ему понятные и заметные признаки обострения болезни, Скворцов напрягся.

Тюрморезов вдруг начал глотать какие-то таблетки. Какие – Психу не удавалось рассмотреть.

Прежде, кроме времен психбольницы, употребления медикаментов за Тюрморезовым он не замечал. Затем несколько раз Псих был свидетелем того, как Евграф вдруг ложился на свой матрас, укрывался с головой одеялом и лежал так часов по десять – пятнадцать, не вставая и практически не шевелясь.

Скворцов принялся тайно следить за Евграфом. Он выходил из квартиры за полчаса – час до того, как это сделает Тюрморезов. Провожал его, шагая сзади на значительном расстоянии, до станции метро. Преследовал и там, садясь в соседний вагон и наблюдая за ним через стекла. В половине случаев терял Евграфа из вида, так как опасался слишком приближаться к нему – приятель мог заметить и насторожиться. Но все же, при всех неудачах, очень скоро Псих выяснил, куда ездит Евграф и с кем общается.

Псих научился проникать в институт, хотя там была пропускная система. Так же как и Евграф, он выдавал себя то за курьера, то за приглашенного преподавателя… Охрана была не очень строга.

Смог Псих проследить и за автомашиной, которая привозила и отвозила профессора. Скворцов нанял одного знакомого, у которого был старенький автомобильчик. Вслед за представительским лимузином, в котором на заднем сидении катил объект слежки, они доехали до самого коттеджного поселка. В течение следующей недели Скворцов умудрился добыть из различных источников недостававшую информацию и после этого картина стала ему понятна.

Но тут Евграф и сам рассказал все Роберту. Разговор происходил в квартире, в которой ночевали все бывшие обитатели сумасшедшего дома. Псих расслышал его от первого до последнего слова. Скворцов чувствовал – но пока не мог объяснить своих ощущений, – что Евграф вовсе не охотится за ценностями, спрятанными в доме профессорского сына. Суть тут в чем-то другом. Но как до нее докопаться?

Псих разработал хитроумный план. Он приобрел в обычном магазине электроники портативный диктофон. Это устройство свободно записывало человеческую речь в течение нескольких часов.

Прежде Псих успел заметить, что приходя к профессору после того, как тот заканчивал занятия со студентами, Евграф обычно шел вслед за ним в пустую аудиторию. Чаще всего это была одна и та же комната. Там, сидя на первой широкой парте, они о чем-то подолгу беседовали. Смысл этого разговора и был ключом к загадке, которую пытался разгадать Скворцов.

У него был припасен рулон обычного скотча. Заскочив в пустую аудиторию, – Евграф уже поджидал профессора в другом коридоре, – Скворцов примотал скотчем диктофон под крышкой той самой первой парты, которую так любили Тюрморезов с профессором. Нажал кнопочку. Электронное устройство начало свою работу.

Скворцов допускал, что план может с первого раза и не удастся. Беседы в аудитории происходили не в каждый приход Тюрморезова в институт. Однако пессимизм Психа не оправдался. Двое зашли-таки в эту комнату, прикрыли за собой дверь. Пробыли они за ней около получаса. Затем вышли. Профессор отправился на заседание ученого совета, а Евграф покинул институт.

Псих опять зашел в аудиторию, выключил диктофон. Отмотав скотч, засунул устройство в карман.

Ему не терпелось прослушать запись, но он предпочел не спешить. Выйдя из здания, долго кружил по окрестным кварталам, подыскивал место, где бы мог в тихой и спокойной обстановке прослушать запись. Наконец, он набрел на здание культурного центра, в фойе которого проходила выставка картин какого-то художника. Вход на нее – бесплатный. Об этом было написано в скромной афише, висевшей у входа.

Скворцов зашел внутрь, послонялся минуты три возле картин. Потом уселся на обитую красным бархатом скамеечку, стоявшую у стены. В фойе было пусто. Он был здесь один.

Псих включил диктофон… Через двадцать пять минут Скворцов знал разгадку: на самом деле Тюрморезов отчаянно хочет перестать быть Церковным Психом. Никакие богатства коттеджа, в котором живет профессор, его не интересуют. Все это – лишь отговорка для ушей Робика.

Конечно, Тюрморезов может сказать, что его желание стать нормальным человеком – лишь спектакль, чтобы втереться в доверие к Бердникову. Спорить с таким утверждением будет трудно. Но чутье говорило Скворцову: разговор с профессором – не игра. Евграф искренен на сто процентов! Ему очень плохо, и он хочет поправиться!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.