Тайные поклонники Рины

Пока бездумно перелистываю странички случайно замечаю пометки на одной из чёрно-белой иллюстрации с… кем бы вы подумали? Именно. Бегемотом! Большим вальяжным чёрным котярой. Но это ладно… Важно другое. Какие знакомые хаотичные штрихи на полях: горизонтальные и вертикальные. Я уже видела такие в "Собачьем Сердце".

Обкладываюсь Булгаковскими шедеврами. В прямом смысле слова. Саныч, учитель литературы, непременно погладил бы меня по головке за покладистость. Не знай он всех деталей, конечно. Ибо на Понтия Пилата мне глубоко оранжево. Зато… Ну точно, так и есть. Вот же они, похожие обрывистые линии. Похожие, да не совсем. Ха. Правильно ли я понимаю, что…?

Возвращаюсь к "Морфию" и внимательно штудирую и его. Да. Тут тоже. Сбоку от рисованного нарика Полякова, валяющегося в наркоманской нирване, тоже есть отметки. Класс. Осталось придумать, что с ними делать.

Тщательно дублирую все три записи в свой многострадальный блокнотик, одну под другой. Смотрю на то что получилось, вырываю страницу и рисую по новой, но на этот раз нижние две строки чуть сместив влево и вправо соответственно. Ага. Уже что-то.

– Звонок прозвенел пять минут назад, – напоминает библиотекарша.

– Да-да. Уже иду, – если честно, я его даже не слышала, настолько увлеклась. И уж точно не согласна всё бросить когда стою на пороге глобального открытия. Мне всего-то и осталось, подчиняясь догадке, наложить одну пунктирную линию на другую, чтобы получился… номер телефона.

Реально номер телефона, выписанный цифрами, какими обычно заполняют графу "индекс" на почтовых конвертах. Квадратными, грубыми, но отчётливо узнаваемыми. При-и-и-икольно.

И гениально. В смысле, без "Морфия" нужный числовой порядок никогда бы не нарисовался, а о "Морфии", про которого 70% учеников вообще понятия не имеет, можно было узнать только отгадав шифр в "Собачьем сердце". То есть рандомно взяв "Мастера" на бессмысленные пунктиры никто бы просто не обратил внимания.

Я, естественно, уже точно мимо не пройду. Не после стольких усилий и кружек кофе, поэтому по дороге на химию забиваю новый номер в контакты, подписав его как, хых, "N" и набираю сообщение в пустое диалоговое окно ватцап:

"Привет. Я разгадала твой булгаковский код".

Ответ приходит только вечером.

"Привет, Рина. Ты молодец. Первая, кто догадался".

Стопэ-э-эшечки…

Не поняла, откуда он моё имя-то знает?

Глава 2. Старший брат

Ты первая, кто догадался. Хм…

"Или первая, кто дошёл до библиотеки?", – отвечаю после нескольких минут затупливания.

Зато на моё сообщение реагируют мгновенно.

"Тоже вариант"

И-и-и-и… тишина. Что, не настроен общаться? А вот придётся. Нечего потому что номерами разбрасываться.

"Так значит, ты меня знаешь?"

"Конечно"

"А я тебя?"

"И ты меня тоже"

Ещё интереснее. Но главное, опять тишина.

"И-и-и…?"

"Что и?"

Ля, вот он тормоз.

"И тебя зовут…?"

"Меня не зовут. Я сам прихожу"

Ага. Сам. Значит мне достался "мистер Никто". Хоть какая-то информация. Но всё равно нечестно. У меня на аве стоит моя фотка, так что всё просто и понятно, у него же какая-то непонятная муть на чёрном фоне с сатаническим символом. И никакой инфы в профиле, за что можно уцепиться.

"А если без рофла?"

"Без рофла: реально сам прихожу"

Да ну его.

"Я поняла. Спасибо за беседу. Всего хорошего"

Выхожу из ватцапа и иду на кухню, где в холодильнике, не желая сдаваться без боя, с завидным упорством ковыряется папа.

– Если ищешь еду, полагаю, она в магазине. Но вроде пельмени в морозилке валяются.

Дверца с хлопком закрывается, выпуская на свободу обалденно привлекательного мужчину. Это я без шуток говорю. Папа у меня реально красавчик. Высокий, в хорошей физической форме, с гривой волос и с испанской бородкой, над которой он Кощеем чахнет с электробритвой каждое утро у зеркала. Его гордость. Не считая меня. Наверное. Но это не точно.

– Давай лучше пиццу закажем, – прилетает заманчивое предложение. Нередкое в нашей квартире. Готовим мы нечасто, потому что ему лень, а из меня кухарка выходит весьма ситуативная. Сегодня хорошо, завтра всё к чёрту сгорело. Послезавтра пересолено, ещё через день проще сырой картошкой давиться и не париться. А потом вроде опять ничё так, съедобно. Даже назад не просится.

Плюс, папа в принципе обожает всё, что вредно и не нужно готовить: острые крылышки, бургеры, пироги. Дай ему волю, только этим и будет питаться, при этом умудряясь не наращивать возрастное брюшко, что поразительное вдвойне. Так как спорт и диета в нашей семье ругательные слова. Мы их даже шёпотом не произносим.

– Ты пиццу, а я суши хочу, – запрыгиваю на стол, наблюдая за тем как призывно семафорит брошенный на столешницу телефон.

"Эй, ты чего, обиделась?"

"Да брось, это ж, типа, шутка"

Смотрите-ка, проснулся. Поговорить захотел. Доброе утро, соня.

Папа заинтересованно заглядывает мне через плечо, реагируя на дребезжание вибрации.

– Поклонники?

– Умоляю. Помнишь, я вчера ковырялась с той абракадаброй, – машу смартфоном. – Вот. Результат моих стараний. Пишет.

– Симпатичный хоть?

– Да я откуда знаю!

– Так узнай.

– А оно мне надо?

Опять вибрирует.

"На обиженных воду возят"

– Ему, судя по всему, надо, – хитро поигрывая бровями ничуть не хуже, чем гусары в своё время поигрывали своими кустистыми усами, кивает на последнее сообщение папа. – Ты главное, встречу назначай в людном месте. А ещё лучше меня возьми. Я надену шляпу и спрячусь за газетой, пока вы будете мило ворковать и держаться за ручки, – хитрый взгляд сменяется на суровый родительский, сопровождающийся укоряющим перстом. – ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО за ручки. Напоминаю правило: посторонние конечности не должны смещаться дальше разрешённой зелёной зоны.

Брр…

– Эй, эй, эй! – осаживаю его я, пока родительские фантазии не успели разогнаться до внеплановой беременности. – Притормозите коней, родственничек! Ни о каких свиданиях речи не идёт.

– Так даже лучше. А если на мизинчиках поклянёшься, что до двадцати одного года их не будет в принципе, помни, моё обещание всё ещё в силе.

– Это то, где ты купишь мне машину?

– Именно.

– Ммм… – вскидываю ладони на манер весов, на одной из которых лежит телефон. – Машина или потенциальная вероятность остаться старой девой. Непростой выбор.

– Готов бонусом увеличить карманные расходы.

– А, ну это в корне меняет дело, – вытягиваю перед собой смартфон, как если бы он был собеседником. – Прости, дружок. Если не можешь предложить мне что-то столь же значимое, то ты в пролёте.

– Хороший выбор, – довольный папа утопывает в гостиную заказывать вредный фаст-фуд.

– Учти, но тогда я никогда не съеду, – кричу ему вдогонку. – И заведу пятнадцать кошек.

– Надеюсь, к тому моменту обоняние меня навсегда покинет.

– Ты понимаешь, что обрекаешь любимую единственную дочь, свой лучик света и смысл существования на пожизненное одиночество?

– Я это переживу.

– А я нет, – вздыхаю, понижая голос. – Нашёл бы ты себе уже что ль кого-то.

– Я всё слышал, – с готовностью сообщает соседняя комната.

Слышал, но расставаться со статусом отца-одиночки не торопится. А ведь прошло уже лет двенадцать с того дня, когда непутёвая мамаша собрала вещи и свалила в другую семью. Бросив меня как ненужный балласт. С тех пор звонит пару раз в год, поздравляет с Днём Рождения и Новым Годом, деньги присылает на подарки, но мне плевать. Для меня этой женщины не существует.

Существует только папа. Он мне и мать, и отец, и лучший друг, и человек, которому я доверяю и рассказываю практически всё. Даже, наверное, всё-всё. Делюсь, жалуюсь, спрашиваю совета. Нам офигенно вдвоём. Мы живём в рамках без запретов, бессмысленных правил и прочей чуши в духе: "раз я старше – моё слово закон", однако чем взрослее я становлюсь, тем отчётливее понимаю, что этого недостаточно. Я скоро вырасту, поступлю в универ, съеду, в конце концов, и мы будем видеться с каждым разом реже… А он что, будет всё так же залипать на сериальчики по вечерам, но теперь уже один? Не. Не дело это. Надо решать проблему.

Но после. Сначала разберёмся с мистером "N".

"Ку-ку", вещает мне диалоговое окно.

"Ну ку"

"Чего без настроения?"

"Нормально всё с настроением. Так ты скажешь, кто ты?"

"Зачем? Давай пока оставим всё как есть"

"Почему?"

"Чтобы посмотреть, что получится. Если я назову своё имя, мы будем общаться иначе. А я бы хотел оставить вариант непредвзятости"

Почему это моё отношение может измениться? Может мы в реальности в контрах? Хотя я мирный человек, ни с кем не цапаюсь. А может…

"Только не говори, что ты младше"

"Нет. Насчёт этого не переживай"

"А что тогда? Сильно старше?"

"Незначительно"

"Незначительно – сколько? Месяц, два, год, десять? Надеюсь, ты не препод? Иначе мне придётся перейти на выканье" 

"Не препод"

"Значит учишься со мной на одном потоке?"

"Это ты так пытаешься прозондировать почву? Брось. Не выйдет. Всё равно не угадаешь"

Ха. Вот и прокололся. Плохо всё-таки ты меня знаешь, дружок.

"Спорим?"

С ответом заминаются. Начинают писать, но замирают на полпути. Ха. Что, засомневался?

"Не, не буду спорить… Ты сообразительная, так что шансы очень даже есть", – наконец, пиликает телефон.

То-то же. Ибо тут дело уже на принцип пошло. Нефиг секретного агента разыгрывать, мы не в театре. Не говоря о том, что моё любопытство в воодушевлении потягивается и разминается, готовое вступить в бой.

"Давно рисовал эти шифры?", – операция по разоблачению начинается. Первым делом, зайдём издалека. Принюхаемся, так сказать.

"Ммм… прилично. Уже точно не вспомню. Развлекал себя как мог, чтобы не уснуть. Кизячук ещё хуже Башиевой. Вырубает на раз-два".

Ага! Башиева – это наша историчка, а Кизячук – второй учитель по литературе, который преподаёт в параллельных "А" и "Б". Значит "N" точно не из моего класса. Уже что-то.

"И за это время реально никто больше не догадался?"

"Не а"

"Приму это как личный комплимент своей упёртости"

"С ней у тебя точно всё в порядке :)"

Ого, уже и смайлики в дело пошли. Кто-то, смотрю, входит во вкус.

"Ладно, мне пора на тренировку. Позже спишемся"

Тренировку?!?

Шальная догадка озаряет юный, лишь немного отравленный аммиачной краской для волос мозг и заставляет подорваться с места. Я живу недалеко от школы, буквально через стадион. Вид как на ладони. Особенно круто на первое сентября, когда все нарядные и с цветами стекаются туда, где громко играют песенки типа: "сейчас наша вахта у школьной доски, а значит немножко мы все моряки".

Ну и по утрам в обычное время прикольно наблюдать за тем, как сонное царство без особой охоты плетётся навстречу знаниям. Особенно если сама прогуливаешь, сославшись на больной живот и ПМС. С папой всё просто, он же не знает как устроен женский организм и разводит панику по малейшему поводу. Один раз скрючишься, всё: постельный режим, грелка, горячее какао и "Том и Джерри" по телеку. Они просто по утрам как раз идут.

Так о чём это я? Ах, да. Горящий в окнах кабинетов свет, особенно в предзакатных весенних сумерках, мне с кухни и гостиной всегда отлично просматривается. Вот и сейчас пусть и издалека, но улавливаю панорамное мерцание на первом этаже. Там, где у нас спортивный зал. А я точно знаю, что волейбольная команда часто тренируется во второй половине дня, когда все допы заканчиваются…

Два и два складываются лихо. Чай не дура. И не хочу таковой быть. Мне был брошен вызов этим его "давай оставим всё как есть", и я его принимаю. Баш на баш. Раз он знает меня, то и я обязана узнать, кто же мой таинственный собеседник. Особенно когда появилась зацепка. Пускай шаткая, но она есть. С этого и начнём.

Тем более что я, кажется, знаю, как её проверить…

– Уверена, что это хорошая мысль?

– Не а, но я уже настроилась. Так что стой и бди. Если что, мяучь.

Оставляю Риту на шухере и проскальзываю в пустую мужскую раздевалку. В том, что она мужская с порога убеждает сбивающий с ног аромат застоявшегося в закрытом помещении пота и, боже, сразу с десяток пар пованивающих ботинок. Ааа, где мой противогаз??? Аж глаза слезятся.

Не теряю времени и отправляю "N" рандомное сообщение: мол, скука, ща усну, а ты чем занимаешься? И прислушиваюсь. Тишина. Ни вибрации, ни пиликанья. Хм… может у всех на беззвучном стоит? На уроках не приветствуется, если вдруг горланить начнёт.

Ладно. Провалилась лайтовая попытка. Попробуем в индивидуальном порядке. Если что, я не клептоманка, это исключительно в целях разоблачить "анонимного собеседника". Так что я не ковыряюсь в чужих вещах – я просто ищу телефоны, чтобы посмотреть, висит ли входящее. Для этого даже блокировку снимать не надо.

Успеваю пройтись лишь по паре-тройке сумок, когда слышу предупреждающий вопль Ритки по ту сторону:

– Ой, мальчики! У вас пластыря случаем нет? У меня тут мозоль лопнула на пятке, зрелище то ещё! Хотите глянуть?

Бли-и-и-н. У них чё, тренировка раньше закончилась? Попадос. Второй этаж, единственный выход перекрыт. Есть закуток с душем, но туда ведь взмокшие и уставшие они явно отправятся в первую очередь. И под лавочками не спрячешься, слишком видно…

Не придумав ничего лучше ныряю в один из распахнутых пустых металлических шкафчиков. Прикол, но моего роста хватает даже не сгибаться. А вот за замочек с внутренней стороны вцепиться приходится, чтоб дверца на хлипких просевших петлях не открывалась.

Задержав дыхание, вижу через щелку как в раздевалку вваливается шумная толпа пацанов… с ходу начинающих стягивать с себя спортивки. Ой… Нет. Мне на такое смотреть ещё нельзя, я ж несовершеннолетняя!

Залитая румянцем жмурюсь, но почти сразу чувствую, как кончики пальцев теряют связь с прохладной щеколдой. Дверца распахивается, и я нос к носу сталкиваюсь с удивлённым Чернышевским. Да и не только им. Все уже успели оценить моё идиотское положение.

Оу… Рина, давай-ка срочно выпутывайся.

– Ой, а это что, не Нарния? Ошибочка вышла. Мне на следующей, значит, – с глупой улыбочкой прячусь обратно за скрипящей створкой.

Не. Не прокатило. Про меня не забыли. Ладно. Придётся по-другому. Когда ко мне вежливо стучатся, грациозно выпадаю из убежища, жестом фокусника вынимая любимый карманный блокнотик из заднего кармана джинс. И ручку. Всё своё ношу с собой.

– Ладно, а теперь серьёзно. Мальчики, расскажите: как часто у вас проходят тренировки? Сколько часов в день? В ближайшее время будут ли новые соревнования? Какие планы на будущее? Собираетесь и дальше заниматься в этом направлении или это лишь школьное увлечение? – со скоростью пулемёта выплёвываю я первые пришедшие на ум вопросы. А на меня по-прежнему смотрят как на Мэри Попинс, спустившуюся с неба на зонтике. – Что? Я собираю материал для статьи.

– В шкафу? – насмешливо уточняет Вадик.

– Лайфхак журналистов. Ну так что? Или вы не готовы сейчас отвечать? Устали, наверное? А… Тогда я зайду позже, – шустренько, но плавно пячусь задним ходом в сторону выхода.

– Осторож… – предупредительно вскрикивает Чернышевский, но поздно. Разворачиваюсь и врезаюсь лбом в одну из распахнутых дверок. Ауч. Прям слышу как птички зачирикали, вырисовывая восьмёрки вокруг лица.

– Без паники. У меня голова пуленепробиваемая, её так просто не возьмёшь, – шикаю через боль я, потирая ноющее место и уже чуть не со всех ног сконфуженно ретируюсь из раздевалки под дружный мальчишеский хохот.

– Чё они там гогочут? – озадачилась Рита едва меня заметив.

– Анекдот понравился, – отмахиваюсь я. – Валим пока они не вышли просить добавки, я других шуток не знаю, – беру подругу под локоть и торопливо увожу нас обеих к выходу. Главный коридор пуст как никогда. Кроме охранника ни души, даже как-то неуютно. Забираем одиноко висящие на вешалках куртки, прощаемся с Виктором Петровичем на вахте и выходим на улицу.

– Ну так как? Надыбала что-нибудь? – спрашивают меня, попутно заказывая через приложение такси.

– Да нифига. Только идиоткой себя выставила, – что особо сильно меня не заботит. Ну повеселила народ, чем плохо? А вот то, что ничего не разнюхала – это реально косяк. – Попробовать что ль в понедельник ещё раз?

– В понедельник у нас йога.

– А, ну да… Тогда в среду. Только пораньше, чтоб времени больше было.

– Слушай, ты б не заигрывалась. Не дай бог у них что пропадёт, на тебя первую все пальцем тыкать начнут.

– Не будь пессимисткой. Я ж невинный аленький цветочек, кто на меня подумает? Если что, я умею плакать и вызывать жалость, – застёгиваю молнию до самого горла. Апрель месяц, а продувает как февраль. – Ну что, вечеринка? Тынц-тынц?

– Да чёрта с два! Знаешь, что предки удумали??? Брата пригнали мне в няньки! Велели караулить, блин. Из дома теперь только до крыльца и получится выйти.

Ой. Это нехорошо. У меня с отцом в таких делах проще: клубы, вечеринки, ночёвки – это не запрещается. Главное, раз в два часа отзваниваться информируя, что доча ещё жива и более-менее соображает. Ну и перегаром наутро не вонять, но тут вообще проблем нет. Я всё равно не пью. И пока не разу не накосячила, чтоб оказанный мне лимит доверия дал трещину.

У Риты с родителями отношения напряжённее. Вернее сказать – натянуты как леопардовые лосины размера М на дамочке с формами XXL. Отец у подруги крутой бизнесмен с мёртвой хваткой, всех держит в ежовых рукавицах. И крупную стройкомпанию, и семью. Миллион ограничений и правил, включая категоричные запреты на любые пьянки, гулянки после отбоя и мальчиков в какое бы то ни было время суток.

Ритку-то даже ко мне с ночёвкой долгое время отпускали с неохотой, но я давно уже подговорила папу, и он нас нет-нет, да периодически прикрывал. Если вдруг какая тусовка у ребят знакомых намечалась. Нельзя ж такое пропускать.

А вчера её родители укатили куда-то по делам фирмы в командировку на целую неделю. Мы уж было обрадовались, что вот она, лафа, долгожданный глоток свободы, да не тут-то было. Не успели моргнуть, как новая проблема нарисовалась.

Ну и да ладно. Как нарисовалась, так и сотрём.

– Не дрейфь, – успокаиваю Риту с таким видом, будто проблема уже решена. – Помнишь, как в песенке пелось? Там, где прямо не пролезем, мы пройдем бочком. Андрюху беру на себя.

Андрей – её старший брат. Вреднючка и тролляка. Вечно гонял нас мелкими и воспитывал, хотя сам-то немногим старше, но в наши четырнадцать всё равно казался слишком взрослым. Потом окончил школу и поступил в универ. Сейчас на третьем курсе вроде. Живёт в общаге. Навскидку не вспомню, когда последний раз его видела. По-моему, когда Ритка ещё в нашем районе жила.

– Ха, – саркастично ухмыляется подруга. – Ты давно с ним не общалась. Он стал ещё упёртей и противней.

– Нормалёк. И не таким зубы заговаривали, – моей уверенностью из вулканического пепла снежки лепить можно, чесслово. Однако всё за дело. Сказала "сделаем", значит сделаем.

На том и порешили, переключаясь на чисто девичьи темы по поводу того, что сегодня наденем, когда, а не если поедем кутить. Пока обсуждали подъехало вызванное такси, куда мы со смехом загрузились, укатывая в усадьбу четы Долгоруких. Не прям усадьбу, конечно, но хоромы реально знатные они себе отгрохали. В современном скандинавском стиле с домиком в три этажа, украшенным панорамными окнами. И обалденным садиком с летней кухней и подвесными качелями. Я бы с таких не слезала.

А дома, так-то, нас уже ждут.

– Привет, девчата, – встречает нас на объединённой с гостиной-тире-столовой кухне высокий темноволосый парень с пронзительно голубыми васильками в глазах, отплясывающими лихой насмешливый танец. Встречает в одних штанах. Без футболки.

Блин. Ритка явно забыла упомянуть одну маленькую, но крайне значительную деталь. Андрей за прошедшие месяцы стал не только противней, но… и привлекательней. Чертовски привлекательней.

– Прикрой срамоту, бесстыдник. У нас гости, – шикает на брата Рита, пинком бедра отодвигая его от огромного четырёхкамерного холодильника. Нам, чтобы поставить такой у себя на кухне, пришлось бы выносить стол. И стулья. И часть кухонного гарнитура. В общем, проще съехать и поселить такой холодос в одной из комнат как нового жильца.

– Сорян, я фрак в химчистку сдал. В следующий раз непременно буду при параде, – усмехается Андрей, отпивая воду из стакана, что всё это время держит в руке.

– Ты чё, всё схрюнячил? – недовольно морщится подруга, суя нос в пластиковый контейнер.

– А нечего клювом щёлкать.

– Там оставалось порции четыре!

– Что? – лишь разводит руками тот, игнорируя грозный сестринский взор. – Я был голодный. И я тебе оставил.

Подруга демонстративно наклоняет бокс так, чтоб можно было рассмотреть скромные остатки. Раза два на вилку наколоть.

– С тебя яичница. С колбасой.

– С чего это вдруг?

– С того, что я ничего не ела с обеда и требую дозаправку!

– Там щи оставались, – брата смеряют таким взглядом, что эти самые щи должны сейчас в кастрюле покрываться корочкой отчаяния и плесени. – Ладно, ладно. Понял. – Ты тоже будешь? – а вот это уже обращаются ко мне.

– Чё? А, д-да… – стыдно признаться, но всё это время я в разговор не вникала, затерявшись среди кубиков мужского пресса. Таких прям, явных-явных. Не календарь секси-пожарных, конечно, но всё равно… Никому не кажется, что на меня свалилось слишком много запрещённой обнажёнки за один день?

– Потрогай, если хочется, – усмехается Андрей. Омг, кажись моё внимание не остаётся незамеченным. – Не укусят.

– Хвастун, – снова отпихивает его, но уже плечом Рита, чтобы убрать препятствие с дороги.

– А что я такого сказал? – смеётся тот, гремя сковородкой. – Всего-то подсобить хотел.

– Кашеварь, помощничек. Тогда и подсобишь. Я передумала. Не хочу с колбасой. С сосисками хочу. И принеси всё наверх. Мы будем у себя, – меня утягивают за руку к лестнице на второй этаж. – Ты чего его эго чешешь? Оно у него и так ни одним башенным краном не поднимется.

– Да я чё-то чутка посыпалась. Он когда таким красавчиком стал?

Я лично помню долговязого парня в очках. Да, Андрей и раньше не был страшилищем, но разница всё-таки колоссальная. Сейчас прям вот мужчина-мужчина. Молодой. Сформировавшийся. Есть на что залипнуть.

– Тоже мне нашла красавчика.

– Ты предвзята. Говорю, как максимально незаинтересованное лицо.

– Ты-то? Непредвзятое? – хмыкает подруга, косо поглядывая на меня пока мы поднимаемся по ступеням. – Слюну подотри, пол закапаешь.

– Пардоньте, – демонстративно вытираю подбородок, хотя, понятное дело, это лишь оборот речи. Но от правды далеко не убежало. Губёшки закатать всё-таки реально стоит.

Ныкаемся в Риткиной комнате, которая сразу заставляет вспомнить об отбеливателе. Слишком чисто и слишком идеально. Страшно пятно где оставить. Жить в такой я бы не хотела. А вот иметь как у неё шкаф размером с отдельную гардеробную…

Семья Риты всегда была зажиточная и могла позволить себе гораздо больше, чем мы с отцом, скромным страховщиком. Однако зависти никогда не было. На жизнь нам хватает, не бедствуем, да и подруга не понтуется. И всегда готова прийти на выручку.

Как в прошлом году, когда по весне весь класс ездил в Питер, и она оплатила половину моей поездки. Потому что знала, что с финансовыми возможностями у нас как раз была напряжёнка. У папы в тот период кризис бахнул в компании, многих сократили.

Принимать помощь мне было неудобно, да и стыдно, так Ритка провернула всё тайком через классную руководительницу. Я уже после об этом узнала, лично от классухи, эта же выдерга до сих пор отказывается сознаваться: не понимаю о чём ты, отвянь и узбагойся. Попробуй долг в таких условиях обратно втюхнуть!

Ещё один неопровержимый плюс дружбы с этим горячо любимым мной человечком – шикарные шмотки. Ох, тут есть где развернуться, завернуться, укутаться, забраться в уютный кокон и не высовывать носа. По комплекции я немного ниже и худее, но это не мешает мне беззастенчиво юзать всё, что упадёт на глаз.

Больше чем уверена, половину своих тряпок Рита даже ни разу не надевала. Особенно платья. Это вообще не её территория. Зато джинсы изнашиваются до дыр поверх уже сделанных дизайнерами дыр, а подошва найков стирается быстрее чем набойки магазинных туфель.

Со мной всё наоборот: обожаю юбочки, платьишки и каблуки. У меня кроссовки то в пользовании одни единственные, ещё класса с девятого – в которых я на физре гоняю. Замученные до нельзя. В таких на улице в обычное время стыдно появляться. Максимум, до ближайшей урны. Но обязательно ночью и тайком. Чтоб бомжи не засмеяли.