Окно в Энцелад

– Ну да, да, – промямлил Макс, не зная, как прокомментировать то, о чем не имел ни малейшего представления, – мой брат был настоящим гением.

– Бесспорно! Он собирался представить свое открытие на конференции. Это был бы скандал, настоящий скандал.

– Теперь о его открытии не узнают на конференции? – расстроился Макс.

– Трудно сказать, нам многое предстоит изменить в графике и содержании встреч в связи со скоропостижной кончиной вашего брата, да и определиться с авторскими правами, регистрациями и прочим. Боюсь, мы не успеем, ведь конференция начинается уже в среду. Поэтому Сергей Анатольевич, наш научрук, склоняется к тому, чтобы пока придержать работу Александра – утрясти все формальности, а осенью представить ее в Берлине на съезде нейробиологов. От имени покойного Смолова, разумеется.

Володарский опять принялся чавкать и шумно сглатывать. Макс молчал, ждал. Наконец ученый продолжил:

– Так что заберите и флешку тоже, я только скопирую файлы обратно на институтский компьютер.

– Обратно на компьютер? – удивился Макс.

– Да. У нас, знаете ли, неожиданная смерть Александра оказалась не единственным происшествием в лаборатории. В институтские сервера проник вирус, который вчера вечером парализовал работу всех внутренних сетей. Потому сегодня я здесь: айтишники сделали свое дело и очистили систему, так что я теперь восстанавливаю резервные файлы – перекидываю их с внешних устройств и накопителей в общую базу. Как откопирую работу Смолова, флешка ваша.

– Ясно. Когда могу приехать?

– Я в лаборатории до трех. Охрану предупрежу о вашем приходе. Адрес знаете?

– Да. Всего доброго!

Макс отключился и, бросив телефон на кровать, озадаченно покачал головой. От разговоров о покойном брате защипало в глазах и набежала тоска. К ней примешалась гордость за близкого человека, который добился столь выдающихся успехов, что коллеги говорят о нем с восхищением и глубоким уважением.

Молодец Сашка, всегда был способным, на шаг впереди остальных.

***

Четверть часа спустя Макс вел машину, петляя по питерским проспектам и приближаясь к улице Академика Павлова, где располагался Институт мозга человека. Пока ехал, поглядывал то и дело на экран бортового компьютера, подключенного по блютусу к телефону. Сегодня воскресенье, и ожидать весточки от Снежаны не имело смысла, но все же поделать с собой он ничего не мог. Не то чтобы услышать ее голос, нет, – хотя бы прочесть пару строк было бы лучиком света в темном царстве стрессов и дурных вестей. Но телефон безмолвствовал, следуя заведенным правилам их запретного романа длиною почти в год.

Макс хмурил брови и жевал губы, размышляя о том, что Никита не стал бы, по его собственному выражению, «париться» и спокойно «забил бы и на баб, и на весь сраный негатив». Вот кому легко – шагает по жизни танцующей походкой. А у меня, думал Макс, – как в известной песне, «покой нам только снится». Хотя покоя нет и во сне, черт бы его побрал.

Кирпичное здание института выросло из-за поворота почти сразу, как только бордовая мазда свернула с Кантемировского моста. Макс занял ближайший к зданию парковочный «карман», благо в воскресенье мест имелось предостаточно. Заперев автомобиль и захватив с собой рюкзак, направился к служебному входу.

В институте царили безмолвие и пустота, шаги отдавались гулким эхом в безлюдных коридорах, хоть хоррор снимай. Не считая охранника у входа, Максу не повстречалось ни единого человека. Оно и понятно: кому охота заседать на работе в такой прекрасный летний (да еще выходной!) день. Указатели привели его к дверям лаборатории, на которых висел список работников. Смолов А. С. по-прежнему значился в их числе. Макс постучал, прислушался – тишина. Постучал еще – никакого ответа. Тогда открыл дверь.

Стены, выложенные светло-голубым кафелем, отражали свет потолочных ламп. Помещение занимали столы с медицинским оборудованием и компьютерами, вдоль стен тянулись ряды шкафов, маркированных всеми буквами алфавита в сочетании с цифрами. У дальней стены Макс приметил белую дверь, разглядел на табличке надпись «Заведующий лабораторией». Он осмотрелся по сторонам и не увидел ни одной живой души. Петляя между столами, прошел к двери и постучал. Никакого ответа. Макс скрежетнул несмазанной ручкой, переступил порог кабинета и замер, с ужасом глядя прямо перед собой.

Он узнал Володарского по пышной вихрастой шевелюре. Тот сидел на стуле, положив голову на письменный стол, в углу которого стоял монитор и лежала клавиатура компьютера. Системник тихо гудел на подвеске у самого пола. Руки ассистента покоились на столешнице, будто человек устал и прилег поспать прямо на рабочем месте. На столе стояла широкая тарелка с гроздью винограда, пара ягод валялись рядом с нею, еще несколько Макс заметил на полу. Он обошел стол и заглянул Володарскому в лицо, невольно отпрянул.

Темно-фиолетовый цвет щек, лба и шеи, красные глаза с расширившимися зрачками и розовые пятнышки вокруг век недвусмысленно намекали на то, что человек, скорее всего, задохнулся. Приблизившись, Макс уловил кисловатый запах мочи. Меж приоткрытых сиреневых губ Володарского виднелась крупная виноградина.

– Мда-а… – протянул Макс, не веря своим глазам.

Каких-то полчаса назад он разговаривал с этим человеком по телефону, а теперь тот лежит на столе, уставившись невидящим взором в далекое далеко. Не отрывая глаз от фиолетового лица ученого, Макс попятился, пока не уперся спиной в шкаф. Сглотнул, полез дрожащей рукой в карман джинсов за телефоном.

Взгляд упал на системный блок компьютера – из USB-разъема торчала флешка. Макс наклонился и разглядел инициалы А. С. на ее корпусе. Он вынул накопитель и спрятал себе в карман, а затем набрал скорую. Коробку с вещами Саши так и не нашел.

***

Когда вышел из института, его стошнило. Едва успел отойти в сторону и склониться над кустами, растущими вдоль аллеи; желудок содрогался в спазмах, перед глазами стояло фиолетовое лицо Володарского. Через несколько минут все закончилось, он вытер носовым платком губы и подбородок и направился к ближайшему киоску, чтобы купить бутылку воды. Солнце выползло из облаков и пекло по-июльски жестко.

Сев за руль, он захлопнул дверцу, будто отгородился от всего мира. Слезы брызнули из глаз, но Макс тотчас заставил себя остановиться, зажал рот ладонью, давя рыдания. Никита лопнет со смеху. Черт, твою мать.

Он вытер мокрые глаза и надел солнцезащитные очки, затем раскупорил пол-литровую бутылку минералки и осушил ее залпом. Стало легче. Включил зажигание и медленно вырулил со стоянки.

Дорога домой заняла больше времени, поскольку теперь Макс педантично соблюдал скоростной режим. Желудок ныл и побаливал, в горле першило. Макс хмурил широкие русые брови, под бледной кожей пульсировали желваки, взгляд прилип к дороге, лишь изредка переключаясь на зеркала заднего вида. В памяти то и дело всплывало мертвое лицо; силясь вытолкнуть его из памяти, Макс возвращался мыслями к разговору с медиками скорой помощи и к объяснениям с районным следователем Кравченко, который тоже прибыл на место происшествия и, в соответствии с предварительным заключением врачей, зафиксировал смерть ученого как несчастный случай. Однако забрать вещи Максу не позволил, потому что не имел точных сведений о том, что из находящегося в кабинете действительно принадлежало Александру Смолову, а что институту. Предложил подождать пару дней и в середине недели заглянуть в лабораторию вновь, поговорить с руководством и забрать наконец вещи покойного брата. Макс не стал спорить: тон следователя не оставлял выбора. Пожав плечами, попрощался с полицейским; тот едва глянул на него и коротко кивнул, занятый своими бумажками.

Вскоре Макс вырулил на Гражданский проспект и еще через несколько минут припарковался на своем обычном месте возле дома. Вышел из машины, захлопнул дверцу и направился ко входу в подъезд, но миг спустя застыл, будто налетел на невидимую стену. На скамейке, закинув ногу на ногу и уперев взгляд в экран мобильника, сидела Снежана. Рыжие локоны обрамляли доброе круглое лицо и полыхали при свете дня, как красное золото, даром что скрытые от лучей солнца тенью раскидистого клена. Длинный белый сарафан прятал ноги до самых щиколоток, открывая лишь стопы, обутые в кожаные сандалии.

Макс широко улыбнулся: солнце снова выглянуло из-за туч, на этот раз не только на небе. С наслаждением вдохнул прогретый воздух, взглянул на голубое небо, на густую зеленую листву деревьев и вновь посмотрел на любимую. Та не отрывалась от экрана, что-то строчила большими пальцами, держа телефон обеими руками.

Не замечая соседских бабушек и мамочек с колясками, он неторопливо прошествовал к скамейке и рухнул рядом. Снежана ойкнула и воззрилась на него.

– Умеешь же ты делать сюрпризы, – с упреком проговорила она.

– Кто бы говорил, – Макс приобнял ее за плечи. – Какими судьбами в наших краях?

Снежана дописала сообщение и спрятала телефон в сумочку.

– Да вот, хотела удивить и свалиться тебе как снег на голову, но не тут-то было. Дожидаюсь тебя битый час на жаре, вся взмокла.

– Вся? – хитро ухмыльнулся Макс.

– Вся. Идем уже, у меня не так много времени.

Он решил не портить настроение ни себе, ни ей пересказом случившегося в лаборатории, а потому молча поднялся, взял ее за руку и потянул за собой.

В подъезде они целовались, ожидая лифта, но скоро вынуждены были разомкнуть объятия: из-за раздвинувшихся створок появилась хмурая и вечно недовольная Надежда Павловна из квартиры этажом ниже. Сухо кивнув соседу, она окинула строгим взглядом раскрасневшуюся от поцелуев гостью, сжала тонкие губы и, что-то бормоча себе под нос, исчезла за входной дверью. Макс и Снежана вошли в лифт и, стоило дверцам сомкнуться, вновь заключили друг друга в объятия.

В квартире было свежо и прохладно: он благоразумно оставил кондиционер включенным с самого утра. Едва закрыв дверь, Макс обнял подругу и поцеловал в губы, но Снежана слегка отстранилась и смущенно прошептала:

– Да погоди ты, мне надо в душ.

– Нет, не надо, – прошептал Макс в ответ.

Снежана сделала еще одну попытку отстраниться, но он прижал ее к себе, жадно припал губами к нежной шее. Град жарких поцелуев вскружил ей голову, заставил сдаться и уступить…

***

Час спустя Макс дремал, то и дело всхрапывая и дергая при этом ногами. Женщина гладила его по спине, пальцы ее скользили по линиям шрамов. Тихо гудел кондиционер, шелестя потоками прохладного воздуха, с улицы доносились приглушенные звуки моторов и клаксонов, смех и визги малышни на детской площадке.

Макс открыл глаза и перевернулся на спину, тогда Снежана легла на бок и прижалась к любовнику всем телом, перекинув через него ногу.

– Я хотел сказать тебе… – неуверенно начал он, но она догадалась по тону и прижала палец к его губам.

– Не надо, Максим. Мы не должны этого говорить.

– Ты что, прочла мои мысли? Я хотел сказать именно это.

– Телепатия не нужна, ведь эти слова рвутся из меня тоже, но ты же знаешь…

– Знаю, – сказал Макс и процитировал часто повторяемую Снежаной фразу: – «Люди, которые любят друг друга, должны быть вместе. А мы не можем».

– Именно! А потому не стоит говорить о любви, если мы не в состоянии реализовать такое естественное ее проявление, как быть вместе.

– Говорить не стоит… а чувствовать-то можно?

– Можно. Над чувствами мы не властны.

Макс решил не продолжать. Они не раз говорили и даже спорили об этом, аргументы друг друга знали наизусть. Он сказал, накручивая на палец рыжие локоны:

– Я счастлив, когда ты рядом.

– Это я принять могу, – одобрила Снежана. – Я тоже.

Они помолчали. Мерное дыхание женщины щекотало кожу на его груди, мягкие пальцы нежно поглаживали острый, рассеченный шрамом подбородок.

– Никита не объявлялся? – вдруг спросила она.

– Пока ни слуху ни духу, – с усмешкой ответил Макс.

– Ну и слава богу! Он меня раздражает.

– Ну что ты, Никита хороший.

Она только фыркнула в ответ, но признала:

– Наверное, в самом деле хороший. Ты говорил, он тебя спас…

– Да, спас, – помрачнев, буркнул Макс.

– Прости, – сказала Снежана, заметив перемену настроения.

– Нормально. Если б не он, я бы загнулся в том долбаном детдоме.

Она промолчала, размышляя над его словами, прижалась к нему плотнее, обняла крепче, будто стремилась укрыть, защитить.

– А что Саша и приемные родители? – спросила она после недолгой паузы. – Они знали про Никиту?

– Нет, – покачал головой Макс, – никто. Они не приняли бы нас двоих. Но с Сашкой я сдружился довольно быстро, Никита даже ревновал немного, хоть и не признавался. Через год мы стали как всамделишные братья.

– Сколько тебе было, когда тебя усыновили?

– Тринадцать…

Снежана провела ладонью по гладко выбритой голове.

– Привычка бриться наголо – оттуда? – спросила она.

– С самого детства, – кивнул он. – Необходимость, которая стала привычкой.

– Божечки, бедный ты мой, – прошептала она.

Макс хмыкнул, проворчал:

– Только Никите такого не скажи.

– Да знаю уж…

Она помолчала, а затем решила сменить тему:

– Уверен насчет ребенка?

Он скосил на нее глаза, но Снежана рассматривала волоски на его груди, будто ждала ответа от них.

– Да. А ты?

Она вздохнула, но ничего не сказала. С неохотой отлипла от мужчины и, пошарив рукой по прикроватной тумбочке, взяла свой телефон, взглянула на экран.

– Мне пора. Он скоро вернется.

– Спасибо за сюрприз, – улыбнулся ей Макс. – Порадовала и удивила.

– Люблю удивлять, – промурлыкала она в ответ, а затем потянулась, встала и принялась одеваться.

Короткие мгновения счастья подходили к концу, Макс это чувствовал. В последнее время течение жизни стало ощущаться дискретно, скачками, – от свидания к свиданию. Разглядывая волнующие изгибы подруги, которая расчесывала волосы перед зеркальной дверью гардероба, он думал о том, что человек живет, когда счастлив, в остальное время просто существует. А счастье, увы, беспрерывным не бывает.

Глава третья

Несмотря на жаркий день, ночь выдалась прохладной. Воздух облепил стылыми щупальцами полуобнаженное тело, медленно пробираясь под кожу и стремясь дотянуться до сердца, схватить его, сжать и заставить замереть. Но сердце, наоборот, колотилось о ребра, желая вырваться из заточения, гнало горячую кровь по венам, не позволяя холоду остудить тело.

Стоя в одних трусах на балконе, Макс дрожащими руками поднес к губам сигарету. Знал, что Никита ненавидит табак, но сейчас ему было все равно. Он затянулся и выдохнул в кристально чистый воздух струю дыма; блеклые звезды на мгновение скрылись в его завихрениях, однако тотчас засияли вновь. Никотин разбежался по клеточкам, даря легкое расслабление, иллюзию успокоения. Но сердце и правда перестало частить, пульс вернулся в норму, жуткие сцены из сновидения стали блекнуть перед внутренним взором и больше не бросали в дрожь.

Адская боль от раскаленного паяльника, чертящего линии на спине, уже не жгла мозг.

Макс докурил сигарету до самого фильтра и щелчком отправил окурок за перила балкона. Вернулся в квартиру и направился прямиком в ванную – тщательно вымыть руки ароматическим мылом, чтобы избавиться от запаха табака. Затем почистил зубы, прополоскал рот листерином и только тогда улегся в постель. Заснул под утро, но в восемь прокукарекал будильник.

Понедельник и куча дел ждали Макса с нетерпением – и Макс их тоже: работа позволяла отвлечься от скорбных мыслей о покойном брате. Звонки от старых и новых клиентов посыпались градом с самого утра, едва он открыл телефон на входящие. До обеда успел провести несколько консультаций, решить удаленно пару проблем с софтом и принять целых три заказа с выездом на дом – такая работа оплачивалась совсем по другому тарифу.

Когда натягивал брюки, собираясь на визит, из кармана выпал небольшой черный цилиндр.

– Здрасьте-счастье… – пробормотал Макс: он совсем забыл о флешке, которую забрал вчера из кабинета Володарского. Остаток воскресенья после ухода Снежаны он провел перед телевизором и с книгами, смакуя сладостное послевкусие от свидания с подругой.

Макс наклонился и подобрал накопитель, повертел в пальцах, а затем взглянул на часы: в запасе было минут двадцать. Застегнув ремень на брюках, он направился к письменному столу и поднял крышку ноутбука. Когда компьютер «проснулся», Макс вставил в него флешку, но тут раздался звонок в дверь. Он бросил быстрый взгляд на часы: до обеденного перерыва Снежаны оставалась еще пара часов, но всякое бывает.

Мысленно обрадовавшись, Макс заспешил в прихожую, щелкнул замком и распахнул дверь. У порога стоял невысокий плотный мужчина возрастом за пятьдесят с «ленинской» лысиной, в очках в толстой оправе и с небольшим кожаным портфельчиком в руке. Макс узнал следователя Кравченко; улыбка, заготовленная для Снежаны, бесследно испарилась.

– Добрый день, меня зовут Николай Кравченко, – представился следователь, – если помните, мы встречались вчера.

– Помню, конечно, – ответил Макс.

Лицо полицейского приобрело официально-номенклатурное выражение. Он укоризненно покачал головой и сказал:

– Ай-яй-яй, молодой человек, нехорошо.

– Что именно? – напрягся Макс.

– Воровать, да еще у жертвы несчастного случая.

Кравченко обежал цепким взглядом стоявшего перед ним мужчину в брюках и с голым торсом.

– Э-э…

– Даже не пытайтесь отпираться, гражданин Смолов, у меня есть видеозапись из камеры наблюдения в лаборатории. К несчастью для вас, в ее угол обзора попала и дверь в кабинет завлаба, которую вы оставили открытой. Так что давайте не будем…

Макс закусил губу и невольно попятился, а следователь шагнул вперед, но остановился у самого порога, идти дальше не посмел.

– Верните флешку, Смолов, – продолжал он, – и я не стану, так уж и быть, заводить дело и доставать вас повестками и обысками.

– Но она принадлежит… мм… принадлежала моему брату, – пролепетал Макс, чувствуя собственную беспомощность.

– Разберемся, – ответил Кравченко и повторил с нажимом: – Верните флешку. Вы получите ее обратно, когда мы изучим содержимое и убедимся, что она не принадлежит институту.

– Но она правда не институтская!

– Я не стану повторять, Смолов. Несите ее сюда и не тратьте мое и свое время.

Макс развернулся и направился в гостиную, цедя проклятия сквозь зубы и раздумывая, не вызвать ли Никиту. Потом мелькнула мысль обхитрить полицейского, но голос следователя разбил последнюю надежду:

– И не вздумайте подсунуть абы какую, мне известно, что на украденной вами должны быть инициалы А. С., так что без всякого там.

Макс заскрипел зубами, вынул накопитель из разъема ноутбука и вернулся в прихожую. Молча протянул следователю флешку, тот принял ее и внимательно осмотрел, а затем спрятал в карман пиджака.

– Не волнуйтесь вы так, – заметив бледность в лице Смолова, сказал Кравченко и смягчил тон: – Получите ее обратно через пару дней. Вот моя визитка, позвоните мне в среду после обеда, если я сам не свяжусь с вами раньше.

Макс молча кивнул и спрятал картонный прямоугольник в карман.

Распрощавшись со следователем, он вернулся в гостиную и рухнул в кресло. Ударил кулаком по столу и выругался. А потом принялся корить себя, что так бездумно забыл про накопитель и не успел даже скопировать содержимое на свой комп. Черт его теперь знает, что с флешкой станется, где она окажется, когда и как он получит ее обратно и получит ли вообще. А на ней, между прочим, исследование покойного Саши, и не просто исследование, а некое, по словам коллег, прорывное открытие. И похоже, на отнятой флешке содержится его единственный экземпляр, если Володарский не успел сохранить резервную копию в институтские базы данных. Ну что ты за лох и кретин, ругал себя Макс, кусая губы и сжимая кулаки.

Бросил взгляд на часы и подскочил – теперь он к клиенту опаздывал. Натянув футболку и схватив рюкзак, Макс выбежал из квартиры, на ходу успокаивая себя: может, все обойдется и он получит накопитель обратно, как и обещал следак?

***

Он провел рабочий день, мотаясь от заказчика к заказчику, исправляя компьютеры, налаживая сбоящие программы или излечивая операционные системы от вирусов. Последний клиент времени занял особенно много – Максу пришлось собирать системный блок из отдельных деталей, а потом запускать и настраивать «Виндоуз» с нуля.

Домой он вернулся под вечер усталый и злой. Открыл пакет жидкого йогурта, выпил залпом, закусил бутербродом, а затем заварил себе эспрессо, лег на кровать и включил телевизор.

Слушая одним ухом выпуск новостей, Макс попивал горький кофе и мысленно планировал завтрашний день. Звякнул мобильник, докладывая о поступившем на ватсап сообщении. Открыв окно чата, Макс прочел несколько строк от Снежаны, которая извинялась за то, что не смогла зайти к нему в перерыве и даже не предупредила. Объяснила, что он приехал к ней в офис и потащил на обед в ресторан, а потом заставил отпроситься с работы и дальше не отлипал от нее остаток дня. Похоже, чует неладное, пытается укрепить отношения, поделилась она предположением под конец. Макс собрался было съязвить в ответ и пожелать ей веселой ночки, но вовремя успел прочесть еще одно послание от подруги: она просила ничего не писать в ответ. Значит, была сейчас не одна.

Макс отключил телефон и раздраженно швырнул его на тумбочку. Скрестив руки на груди, уставился в экран телевизора. Диктор рассказал о новых санкциях Госдепа, потом перешел к вспышкам на Энцеладе, которые астрономы по-прежнему не могли объяснить, и закончил выпуск новостью о том, что туристы, пропавшие на днях в Кашкулакской пещере, наконец нашлись. Как оказалось, они случайно отстали от группы и заблудились во время экскурсии, а затем провалились в расщелину и в течение двух суток пытались оттуда выбраться. Однако чувствуют они себя, как ни странно, хорошо и в медицинской помощи не нуждаются. Режиссеры продемонстрировали фотографии трех бедолаг. Макс разглядел на экране бледного молодого мужчину с длинной русой бородой, светловолосую и голубоглазую женщину и смуглого щекастого мужичка с маленькими черными глазками.

Под конец диктор сообщил, что Геннадий Султанов, экскурсовод, который водил группу в пещеру, погиб вчера в результате несчастного случая, когда на глазах у десятка человек оступился и упал с обрыва во время экскурсии на гору Чалпан.

Выпуск новостей завершился рекламным блоком, за которым последовал художественный фильм. Макс выключил телевизор и уставился в потолок. Затем взял телефон в руки, повертел, раздумывая, но в конце концов включил – новых сообщений в ватсапе не было, равно как и в мейле. Переведя телефон в беззвучный режим, он погасил свет и погрузился в сон.

***

Страшно. Больно. Грубая рука хватает его за волосы и тянет вниз, опускает на колени, а потом тянет, волочет за собой, заставляет ползти, кричать от боли, которая разбегается по всей голове, стреляет острыми иглами в шею и спину. В темном, заросшем паутиной и плесенью углу рука продолжает тянуть волосы, дергать из стороны в сторону, а затем опускает голову вниз к самому полу. Пыльный ботинок оказывается под носом, а грубый голос приказывает его лизать, не отпускает схваченные в кулак волосы. Что-то острое кромсает спину, дикий вопль вырывается из глотки…

***

– Сука-а! – проревел Макс и, дернувшись, распахнул глаза.

Комната тонула во мраке. За окном барабанил дождь, откуда-то издалека доносились приглушенные раскаты грома.

Макс все еще тяжело дышал, глядя в потолок. Слава богу, хоть ночь поспал нормально, проснулся лишь под утро. Он взглянул на часы – до кукареканья будильника оставалось минут сорок, но Макс тем не менее выполз из постели и потащился в ванную.

Некоторое время спустя он просматривал на телефоне поступившие на сегодня заказы. «Вторник отличается от понедельника лишь названием, в остальном те же яйца, только в профиль» – так говаривал Никита, и, глядя на расписание, Макс понимал, что тот был прав.

Перед самым выходом из дома в телефоне звякнуло сообщение от Снежаны – пообещала заглянуть в перерыве. У Макса потеплело внутри, он невольно улыбнулся, перечитывая щедро сдобренные смайликами строки. Вчерашнее раздражение как рукой сняло.

Пока работал, поглядывал краем глаза на телефон, ожидая звонка от следователя, но Кравченко молчал. Макс начинал волноваться, но напоминал себе, что флешку обещали вернуть в среду после обеда, а сейчас еще только вторник.

К часу дня дождь перестал, но плотное свинцовое одеяло погрузило город в сумрак, создавая в душах многих скверное настроение. Если б не предстоящее свидание с любимой, Макс стал бы одним из них. Он вернулся домой в начале второго, и, словно по волшебству, Снежана сообщила, что уже подъезжает и будет в его объятиях через три-четыре минуты. Так и случилось.