Обрученные Венецией

– Не думала, что, ничего не делая, смогу стать причиной стольких проблем. Прости, Маттео.

Она уже собиралась покинуть это место, когда ее взгляд упал на брошенную под кустарник суму Маттео, из-под которой показался ствол оружия. Каролина подумала, что ей померещилось, и она подошла ближе, чтобы внимательней рассмотреть. Маттео напряженно замер и безмолвно смотрел, как она присела и взяла в руки арбалет.

– Зачем тебе оружие? – спросила еле слышно она, пораженная найденной вещью. – Ты вновь носишь его с собой?

– Положи на место, Каролина, это не игрушка, – сказал напряженно Маттео.

– Да уж, вижу, что не игрушка, – как-то серьезно и возмущенно произнесла она.

– Каролина, – шепнул Адриано, словно стараясь заучить ее имя.

Его глаза заинтересованно сощурились, а уста разошлись до самых ушей в игривой улыбке.

– Ты совсем обалдел? – тихо, но возмущенно промолвил Паоло. – Возьми себя в руки сию минуту!

Адриано с гневом посмотрел на Паоло, но в его глазах светилось частичное признание своей вины.

– Что ты вытаращился? – возмутился Паоло. – Ты бы видел себя со стороны! У тебя дед и отец воевали против генуэзцев, а ты хочешь соблазнить дочь одного из их убийц?

Дольони видел на щеках Адриано только бегающие желваки. Это означало, что тот очень злится. Только на кого: на себя или друга?

– Только не нужно меня упрекать в предательстве, – резко отрезал он словами Маттео, только что произнесенными в адрес Каролины.

Гальди тошнило от собственной грубости, но он знал, что сейчас от его поведения зависит отношение «миланцев» к нему и исход их замыслов.

– Послушай, Каролина, немедленно положи его на место! – прикрикнул он.

Но синьорина словно его и не слышала, а, будто делала это неумело и впервые, направила на Маттео.

– Что ты говорил мне сделать? – наигранно спросила она.

Маттео шагнул назад и испуганно посмотрел на нее.

– Каролина… убери его… Он в любой момент может выстрелить, – произнес, заикаясь, он.

– Да что ты? – все так же театрально спросила она. – Насколько я знаю, не в любой момент, а только если я нажму на курок.

– Каролина, ты ведь не умеешь с ним обращаться, – произнес с опаской Маттео.

Она с гордым выражением лица отвела от него дуло и, прицелившись в тоненький ствол дерева, находившийся в нескольких шагах от нее, выстрелила. Маттео пригнулся, но потом оглянулся и удивленно посмотрел, как мелкие щепки разлетелись в разные стороны, а от удара с покачивавшегося дерева вспорхнула стая птиц. Тихое ржание коней, отреагировавших на резкие звуки, заставили девушку всмотреться в густую листву. Животные странно заметались. Заметив жеребцов, Каролина удивленно уставилась на Маттео. Тот обеспокоено бросился к ним.

– Чьи это лошади, Маттео? – удивленно спросила она.

– Ч-черт, – выругался Паоло.

– Нехорошо, – едва сдерживая улыбку, возмутился Адриано.

– Это наши с Марко кони, довольна? – воскликнул Маттео, успокоив животных и подбежав к ней.

Он с грубостью вырвал из ее рук арбалет.

– А оружие мне нужно для самозащиты, в лесу дикие звери! – закричал сердито он. – А жду я ребят, крестьянских ребят, и тебе с ними делать нечего!

Каролина ошарашенно шагнула назад, боясь, что в таком возбужденном состоянии Маттео может ударить ее. Ее душила обида на него за такой грубый тон и за то, что он буквально выгнал ее из их круга. Но, что поделать, если он мужлан – грубый, неотесанный крестьянин? Она не хотела что-либо говорить на прощанье, а сделала несколько уверенных шагов в сторону своего дворца, но прежде, чем скрыться в тени леса, она обернулась и спокойно произнесла:

– Я провела в этом лесу большую часть своей жизни, только вот не пойму, с каких это пор здесь появились дикие звери?

Маттео растерянно посмотрел вслед уходящей Каролине и тихо проговорил:

– До скорой встречи.

– Шутки в сторону! – промолвил Адриано, выходя из своего убежища.

Этот инцидент так расстроил Каролину, что она почувствовала набегающие на глаза слезы. Такое поведение Маттео ей показалось странным, а его грубость и вовсе задела ее за живое. Ей так хотелось иметь друзей, которых среди детей местной знат и Каролина никогда не обретет, что такие размолвки рождали в ней страх потерять хоть кого-то из них. «Нет, мне не следует забывать, что я – синьорина, – успокаивала себя Каролина, решив, что вполне может прожить и без этого наивного поведения, которое она позволяла себе с крестьянами. – В конце концов я – уже взрослая дама, и подобное общение до добра меня не доведет. Отец и матушка правы! Мне нельзя забывать о своем происхождении! Все! Решено! Больше и ноги моей в этом лесу не будет».

– И чего нам теперь ожидать, после того, как в это безлюдное по твоим словам место явилась некая персона? – возмутился подошедший Адриано. – Теперь сюда сбежится вся округа?

– Не думаю, но лучше уйти к морю, – недовольно произнес Маттео, скручивая карту и поспешно собирая вещи. – По дороге я вам все расскажу. По крайней мере, то, что вам знать необходимо.

– Что за особа? – не выдержав, спросил Адриано, а Паоло возмущенно вытаращил глаза.

– Просто… девушка… – немногословно буркнул Маттео.

– Она – дворянка?

– Да.

– И как можно верить в удачу ваших замыслов, если у тебя глаза горят, когда ты на нее смотришь? – внезапный вопрос Адриано заставил Маттео остановиться.

– Это мое дело! – не глядя на него, ответил он.

– Ты рискуешь сорвать дело, если не обуздаешь свои чувства, – продолжал Фоскарини, терзаясь странными чувствами внутри себя самого, – будто ему все это небезразлично.

– Я никогда не провалю то, о чем мечтаю многие годы, – с недовольством заметил Маттео. – Каролина… – глубокий вздох едва задержался внутри него, но проницательный сенатор заметил волнение юноши. – Она – очень красива. Но для меня – недоступна.

– Прости, Маттео, что замечу это, – промолвил Адриано, – но таких, как ты, подобные преграды лишь раззадоривают. Я же вижу, что твое упрямство нечто затаило в себе.

– Я осмелюсь у вас также попросить прощения, синьор. Но вы ошибаетесь.

На этом дискуссия окончилась, и каждый из них остался при своем.

Проходя с венецианцами через лес к морю и все ближе к границе с Флоренцией, Маттео с сожалением думал о том, что наверняка обидел ее. В силу своей невнимательности к противоположному полу она даже не предполагает, как Гальди восхищается ее невинной наивностью! А эта аристократическая дерзость, нередко проявляемая ею в моменты их общения… А ведь эта глупышка даже не догадывается о его чувствах, полагая, что их дружба – всего лишь дружба. Разве может возникнуть у нее мысль о том, что он мечтает о близости с ней? И даже о тех отношениях, которые смогут привести их к алтарю? День за днем он только и думал о том, чтобы коснуться ее… Не так, как она привыкла, игриво и беззаботно. А трепетно, с нежностью, пронзая ее небесно-голубые глаза насквозь своим влюбленным взором.

Но герцог никогда этого не допустит! Никогда не позволит им быть вместе! Ведь кто он, Маттео? Бедный дворянин! Ничтожество без копейки в кармане. А она… она – герцогская наследница, девушка с огромным приданым, королева его сердца. Но нет, он не сопляк какой-нибудь. И она обязательно будет его, обязательно! Он сделает все, чтобы уничтожить неравенство в стране, где его не желают принимать за достойного человека. И пусть это будет не так просто, но вложит все свои силы и душу для завоевания свободы и равноправия!

Трое мужчин вышли из лесополосы буквально через полчаса и оказались прямо у шумящего побережья. Адриано с удовольствием оценил красоту здешнего пейзажа: бушующее море омывало скалистые берега, которые значительно усложняли проход к морю. От лесополосы до береговой линии расстилалось огромное поле из сочной травы и пестрящих полевых цветов.

– Да, берега Средиземного моря обладают волшебным свойством успокаивать и восхищать, – произнес с улыбкой сенатор Фоскарини.

– И, невзирая на то, что принадлежат они… – Паоло вовремя сообразил, что проявлять свою нелюбовь к генуэзцам в данном случае не совсем уместно и, посмотрев в сторону Маттео, он тут же смолк.

– Да-да, – с иронией промолвил Адриано, уловивший желание друга высказаться. – Да сомкнуться уста твои на этой чудесной ноте!

Маттео прошел вперед к морю, и венецианцы последовали за ним.

– Здесь довольно подходящее убежище на случай погони, – объяснил он, спускаясь по каменистой тропе к морю.

Адриано задумчиво посмотрел с высоты в море. Они находились в потрясающем месте – тихая заводь между двумя утесами словно ограждала эту местность от окружающего мира. На какой-то момент ему показалось, что они напрочь отрезаны от цивилизации и находятся на каком-то необитаемом острове.

– Здесь неплохо было бы оставить свои корабли… – тихо произнес он, обратившись к Паоло, и огляделся вокруг себя.

Место и впрямь подходило для укрытия. Спустившись к морю, Маттео показал на брешь, пробитую в скале. Если спрятаться в ее тень, ты исчезнешь из вида и днем, и во мраке ночи.

– Маттео, а здесь часто бывает кто-нибудь, кроме вас? – спросил Адриано у юноши.

– Нет. Я лишь изредка вижу здесь рыбаков, – ответил тот, сощурившись, оглядывая местность. – Здесь отсутствует причал для швартовки кораблей, но вполне можно добраться до берега шлюпкой. Наш порт находится в двадцати милях отсюда. Корабли здесь не проходят. К тому же много подводных рифов, на которые можно наткнуться. Но я в море все детство провел, поэтому знаю, где здесь опасные зоны.

– Расскажите подробнее, – попросил Адриано. – Вполне вероятно, что нам понадобятся корабли.

Маттео охотно достал бумагу и начертил на ней приблизительные точки, в которых было опасное дно. Рукой он эти же места указал в морских водах.

– Благодарю, Маттео, разреши? – Адриано взял карту, намереваясь забрать ее с собой. – А что касается берега? Отсюда люди заходят?

– Нет, эта часть земли осталась невостребованной. Опять же по причине своей непригодности: здесь ничего невозможно вырастить, земля очень каменистая. К морю, как видите, пройти тоже нелегко. Поэтому сюда мало кто ходит. К тому же, по восточную сторону, в нескольких милях отсюда, проходит граница. Я уже говорил.

Адриано и Паоло получили достаточно информации о вражеской территории. И откровенность Маттео была оправданной, – он знал, что только миланцы знают об их заговоре. К тому же крестьяне были убеждены в их заинтересованности мятежом, поэтому даже не предполагали о возможности предательства.

На обратном пути венецианцы какое-то время ехали в сопровождении того же юноши Леона, который привез их на переговоры с Маттео.

– Ты умеешь писать? – спросил Адриано перед тем, как они распрощались с мальчишкой.

– Немного, – ответил тот, вытирая вспотевший лоб и щурясь от солнца, светившего ему прямо в глаза. Ему было лет пятнадцать, и Адриано прекрасно понимал, что о главных событиях в крестьянских рядах он осведомлен.

– А деньги тебе нужны?

Вопрос Адриано заставил глаза мальчишки загореться.

– Нужны, – тихо ответил тот.

Адриано достал из кошелька золото. Увидев золотые, глаза Леона засветились, и он жадно протянул руки к кошельку Адриано.

– Ан-нет. Мы сможем с тобой только заключить сделку. Ты ведь хочешь быть полезным в этом мятеже?

Тот кивнул головой.

– Тогда тебе необходимо будет отправить мне письмо через испанских торговцев, которые бывают в вашем городе каждые вторник и воскресенье.

– Какое письмо?

– О сведениях, на случай, если что-либо в ваших планах изменится. Я забыл попросить об этом Маттео. Но если ты возьмешься за это, то деньги достанутся только тебе.

– Я согласен, – ответил быстро мальчишка.

– Пять золотых сейчас и пять потом, – предложил Адриано.

– Маловато, – нахмурился юноша. – Семь сейчас и пять потом, – произнес требовательно он, но смотрел на Адриано с опаской в глазах. – Как вы меня потом найдете и отдадите деньги? Там ведь неизвестно, что будет. А информация имеет цену!

– А как я могу быть уверенным, что ты сдержишь слово? – спросил Адриано.

– Я вам не вонючий пополан, который пытается нечестно поживиться, – сердито буркнул юноша. – Если не верите, то зачем предлагаете сделку?

Адриано улыбнулся. Ну что же, он прав! Сенатор отсчитал ему деньги и написал на листке имя своего друга Витторио Армази.

– Письмо необходимо передать в Венецию для лекаря Армази, – произнес он.

– Хорошо, – изрек мальчишка и повернул свою лошадь.

– Ты думаешь, на него можно положиться? – спросил Паоло.

– Можно, – ответил с уверенностью Адриано. – Любому крестьянину нужны деньги.

– Если их у него найдут, обвинят в воровстве.

– У этого не найдут. Жизнь научила их осторожности.

II. «Маскарад желаний»

В ожидании предстоящего маскарада Каролине хотелось приплясывать едва ли не в карете еще по пути в Милан. Ее сердце ликовало в предчувствии чего-то невероятного на этом балу. Прошлый визит в Миланское герцогство закончился для нее загадочным приключением, оставившим в душе волнительные воспоминания о таинственном незнакомце. И в ее сердце не угасала надежда, что и этот карнавал наверняка таил для нее массу сюрпризов.

Помимо этого, матушка Патрисия известила ее, что синьоры многих соседних держав непременно посетят грядущий бал-маскарад. Для самой Каролины благотворительный вечер в таком амплуа стал диковинкой. Все, что она знала, – они облачатся в изысканные наряды, а лица приглашенных гостей будут скрывать разные маски. Да-да-да, именно загадочность этого торжества интриговала ее больше всего. Она сможет общаться с кавалерами, даже не зная, чье лицо спрятано под маской. И, быть может, сегодня она даже позволит себе немножечко флирта. В какой-то момент от желания ускорить наступление всех этих волнительных мгновений Каролине хотелось завизжать от удовольствия.

Именно поэтому она всю дорогу проводила в мечтах о том, что ждет ее в прекраснейшем для нее месте. Полюбившийся дворец Брандини словно очаровал ее великолепием и некой таинственностью своих уголков. Внутренне она сожалела о том, что у синьора Луко Брандини нет младшего сына, который наверняка был бы таким же красавцем, как и Леонардо. И тогда, вероятнее всего, их смогли бы связать узами брака.

Но если бы ее мысли слышала Палома, она непременно смогла бы тихонько посмеяться над забавными идеями Каролины. Вопреки всем тем, кто считал ее наивной, молодая девушка продолжала мечтать, чтобы осуществилось ее одно-единственное желание – выйти замуж лишь за того юношу, который станет желанным ее сердцу.

– Виднеется крепость Миланского герцогства, – воскликнул извозчик, и Патрисия с облегчением вздохнула.

– Хвала Всевышнему! Сколько можно трястись в этом экипаже? – недовольно поморщилась герцогиня.

Каролина удивилась возмущению матушки, – Патрисия лишь изредка могла себе позволить подобные эмоции. И причиной тому было французское воспитание, способное сделать из женщины истинную светскую даму.

– Матушка, совсем скоро будет празднество, – с радостным трепетом пропела Каролина, выглядывая из окна кареты.

– Не нужно, милая, так далеко высовывать свою любопытную головушку, – рассмеялась герцогиня. – Отец едет в ведущем экипаже. Увидит – накажет, и проведешь карнавал в уединении.

– Матушка, я ведь в последнее время была весьма и весьма послушной, ведь так? – Каролина посмотрела на Патрисию умоляющими глазами.

– Да, это так, – улыбнулась та.

– Я стараюсь быть достойной дамой, чтобы отец смог найти мне достойного жениха, – поведала с каким-то волнением Каролина, словно делилась неимоверной тайной. – Я ведь понимаю, что он вскоре все равно выдаст меня замуж. Но мне бы очень хотелось, чтобы… – она так хотела произнести слово любовь, но в какой-то момент поняла, что Патрисия может не одобрить ее рвения к чувствам. – Матушка, я больше не буду общаться с крестьянами, – произнесла тихо Каролина. – Я хочу быть благонравной дамой.

Патрисия улыбнулась и обняла дочь.

– Я знаю, милая. Ты непременно станешь хорошей женой.

К удивлению Каролины, при их встрече на устах Изольды играла счастливая улыбка. Помимо этого, младшая сестра уловила в глазах сестры какое-то дивное сияние. Герцогской семье стало очевидно, что семейная жизнь благоприятно повлияла на внешность Изольды: она заметно похорошела. И, похоже, что Леонардо даже удалось растопить ее холодное сердце, – к удивлению всех, синьора Брандини заключила в объятия даже «несносную» сестру.

– Матушка, а что с Изольдой? – тихо спросила Каролина, когда осталась с Патрисией наедине.

Герцогиня лишь загадочно улыбнулась:

– Она просто стала женщиной…

– С каких это пор венецианский маскарад стал пользоваться успехом в Европе? – с усмешкой произнес Паоло, когда они с Адриано ехали в карете к палаццо Брандини.

– Что вызывает в тебе удивление? Это празднество уже давно стало популярным. Безусловно, наш февральский карнавал не смогут затмить даже римляне, что там говорить обо всех прочих! Именно Венеция стала источником моды на подобные мероприятия, – с гордостью ответил Адриано. – Полагаю, что костюмированный бал нужен миланцам неспроста. Ведь, как иначе, как не под масками, легче всего собрать в одном зале всех надобных тебе людей – и друзей, и врагов. Еще одно доказательство того, что миланцы – великие хитрецы, если решились на такой шаг.

– Не могу не согласиться, дружище. Посмотрим, какую пользу принесет нам этот карнавал. Скажи мне одно, друг мой, – обратился к нему Паоло, – удастся ли нам избежать внимания со стороны генуэзцев? В прошлый раз, на свадьбе Брандини, нас чудом не узнали – ведь они венецианцев нюхом чуют, как собаки.

– Не утрируй, Паоло, – усмехнулся Адриано. – Тогда генуэзцев можно было на пальцах пересчитать. Поэтому среди миланцев мы и остались незаметными, словно тени в полдень. Теперь же мы будем примечательны для хозяина палаццо по одному признаку: при входе у благотворительного ларька каждому гостю будут прикалывать оранжевую лилию со стороны сердца. Мы же по особой отметке в пригласительном расположим этот прекрасный цветок на другой стороне груди.

– Тогда поясни еще один непонятный мне момент, – не унимался Паоло. – Почему эту встречу нельзя было организовать тогда, когда генуэзцев и близко нет в зоне герцогства? Чем оправдан этот риск?

– А это, мой друг, кропотливая расчетливость миланцев. Посуди сам: генуэзцы и близко не предполагают, что Милан может таить заговор против них. Уж тем более здесь и сейчас, на празднике у так называемой родни, они оставят обсуждение политических вопросов на завтра. Да Верона с Брандини переговорят о своих делах в полной тиши и спокойствии. Сейчас же генуэзцев отвлекут танцевальным шоу в наиболее подходящий для этого час. Но самое главное, что мы сможем изучить повадки каждого приглашенного (а среди них генуэзцев около пяти знатных семей) в глаза. Таким образом будет легче составить их общую характеристику.

– Полагаешь, что это необходимо?

В самом деле, приглашение Брандини, с одной стороны, радовали Адриано, с другой – настораживали. Он – не трус, но разочаровываться в друзьях, бывших рядом с ним многие годы, очень не любил. И, невзирая на недовольства и земельные притязания Милана на венецианские владения, Адриано доверял Брандини, поскольку их семьи в недалеком прошлом имели родственные корни. Сейчас он ощущал острую необходимость убедиться в преданности миланских друзей, и тогда, вполне вероятно, что флаги двух государств сойдутся на одной земле. Но для этого нужно очень хорошо подумать.

– Что я могу ответить, Паоло? Я пока не вижу смысла делать какие-либо выводы. Мы направляемся в Милан именно для того, чтобы уяснить истинные намерения миланцев, и только затем у меня появится возможность дать оценку всему происходящему. Одно могу сказать: аристократы герцогства далеко не глупы, а значит, то, что задумали, должно быть весьма выгодным для них. Единственное, что для меня, признаться, является непонятным, – это зачем все-таки им понадобилось участие Венеции в этом деле? Это как раз я и намереваюсь узнать.

Из его уст слова «Венеция» звучали с неимоверным грохотом, как будто он исходил с самих Небес. Паоло даже несколько завидовал такой неувядающей вере сенатора в могущество своей державы. В каждом его ударении, в каждом слове и звуке при упоминании о Венеции его голос пронизывали гордость и любовь одновременно. Венеция – его душа, любовь, сила, в соитии представляющие собой нечто всевластное и неуязвимое. Именно такая преданность благоприятствовала сенатору на пути к его мечтам и желаниям.

– Когда ты говоришь о Венеции, мой друг, в твоих глазах загорается страсть, – с улыбкой заметил Паоло.

Адриано лишь улыбнулся.

– Serinissima[3]… Я безнадежно влюблен в нее, что уж говорить?

– И, наверное, никто не может затмить эти великие чувства? – в голосе Паоло слышалась легкая усмешка. – Хотя… быть может… женщина…

Он с ожиданием ответа посмотрел на казавшегося хладнокровным Адриано.

– Женщина? – усмехнулся тот. – Разве женщина в состоянии научить любить? Женщина может подарить много чувственных моментов, но открыть сердце для любви – это вряд ли, Паоло.

– Солидарен с тобой, Фоскарини! – похлопал его по плечу Дольони. – При таком-то изобилии женского тепла разве стоит задумываться о небылицах о некой любви, которую никто никогда не видел воочию…

– Не могу ручаться за всех: возможно, кому-то и знакомо это чувство! Но не мне! С одной женщиной меня связывал нежеланный брак, а с многочисленными другими я делил ложе в целях укротить неугомонную похоть. Мне неведома любовь к женщинам.

На пути в Миланское герцогство Адриано терзали смятение и некая растерянность: с одной стороны, он тешился мыслью, что наконец-то сможет принять решение относительно предложения Брандини. Но, с другой, – он не мог себя обманывать, что эта самая другая сторона не принадлежит политике.

С тех пор как он впервые увидел Каролину Диакометти, прошло уже два месяца, но она часто изумляла своим присутствием его мысли. По необъяснимым ему причинам, он ощущал ликование собственного сердца при одном только воспоминании о прекрасной синьорине. В такие минуты ему казалось, что какая-то неведомая сила движет им. И пораженный Адриано то проклинал себя за то, что позволяет своему разуму терзаться воспоминаниями о юной красавице, то впадал в эйфорию, когда ее очаровательный образ представал перед его глазами. Но, вопреки всем мечтам, он не мог себе позволить такую роскошь – грезить о женщине из Генуи было для него не просто глупостью, но и предательством… А признать свои чувства к генуэзке – для Адриано виделось полным абсурдом и значило раздавить в своем сердце любовь к Венеции, которой он посвятил свою жизнь. Коснись это дело кого-либо другого, он и сам назвал бы это политическим преступлением.

Но что мог поделать он, обыкновенный человек, состоящий из крови и плоти и попавший под власть собственного сердца, обладавшего силой гораздо могущественней силы его твердого разума?

Когда Каролина в сопровождении сестры и родителей спускалась со ступеней в зал, ее переполняло желание несдержанно воскликнуть от восторга: парадная походила на огромную театральную сцену с множеством ярких персонажей. Колоритные костюмы, в которые облачилась толпа приглашенных, сменяли друг друга перед ее глазами, словно играли красками на мольберте замысловатого маэстро.

Лица гостей покрывали маски: кто-то старался скрыть себя полностью, а кто-то особенно не беспокоился по этому поводу и довольствовался маской на ручке. Перед Каролиной, представшей сегодня в роли ангела, мелькали яркие Вольто и унылые Моретта. Кто-то принимал облик античных богов, а кто-то – обычных простолюдинов. Так или иначе, интригующая обстановка забавляла всех: по залу сквозь мелодичную музыку слышался игривый смех и радостный гомон.

Подоспевшей семье герцога да Верона на левую сторону груди прикололи по небольшой лилии, очевидно, сорванной из прекрасного сада Брандини.

– Эти лилии выращивались намеренно для этого торжества, – шепнула Изольда на ушко Каролине, а та, не привыкшая видеть сестру такой гостеприимной, лишь поразилась ее радушному общению.

Единственным человеком, который таил в себе недовольство всем этим вечером, казался Лоренцо. Присущие ему жесткость и консерватизм противились участию в подобных праздниках, – внутренне герцог находил в этом сходство с клоунадой. Однако его тактичность и уважение к свату не позволяли обидеть того своим отсутствием на вечере.

Каролину невероятно радовал тот факт, что у отца сложились прекраснейшие отношения с герцогом Брандини. Она видела, как уважительно к Лоренцо относился и сам Луко – почтенно встречал, приглашал на беседы к себе в кабинет, где они долго что-то обсуждали, и даже гостеприимно проводил экскурсию по своим владениям, словно хотел вселить в герцога уверенность в своей открытости перед ним. Помимо того, Луко Брандини пригласил Лоренцо на охоту, что назначена на следующий месяц – в самом разгаре лета. Вероятнее всего, их отношения строятся на взаимном уважении.