Обрученные Венецией

– Пусть еще назовет меня предателем, – резко возмутился Лоренцо.

– Но ведь брак синьорины Изольды с миланским кондотьером был заранее одобрен нашим Дожем, правильно я понимаю? – поинтересовался Альберти.

– Сейчас любые международные контракты должны заключаться только с согласия правительства, – монотонно произнес герцог. – Что еще говорят?

– Говорят, что это напрасная трата времени, а мы, напротив, рискуем попасть в лапы самому зверю.

– Черт возьми, – резко возмутился Лоренцо, – люди разносят сплетни и не стыдятся их абсурдности! О миланском заговоре говорят уже не первый год, Джованни, поэтому об этом можно не переживать. К тому же не один я выдаю свою дочь за миланского синьора – сейчас наша политика полностью направлена на заключение выгодных союзов с их дворянами, дабы объединить наши цели и направить силы на развитие экономики обеих стран.

Виконт криво улыбнулся, восхищаясь уверенностью да Верона, звучавшей в каждом его слове. Герцог прекрасно понимал, что совместная деятельность с Брандини позволит ему значительно укрепить свои владения и поднять вверх планку влиятельности в Европе, и вместе смогут посодействовать развитию кораблестроения, сукноделия и торгово-экономических отношений как в Генуе, так и в Миланском герцогстве.

– Ваша светлость, позвольте заметить, что не всегда слухи являются сплетнями. Можно предположить, на самом деле они берут начало с устья правды, – Альберти не боялся высказать свое мнение перед Лоренцо и прекрасно знал, что герцог, во многом благодаря этому, ценит его общество.

– Что ж, время покажет, Джованни, время покажет. Тем не менее я не ощущаю предательских намерений со стороны миланцев. Они, как правило, грамотные и дипломатичные люди, стремящиеся, как и мы, решать дела цивилизованным путем. Это не проклятые венецианцы, – с этими словами лицо герцога исказилось в гневной гримасе.

– Ваша светлость, – виконт подозрительно прокашлялся, словно пытался обратить особое внимание на его слова, – а синьорина Каролина? Вы так же намереваетесь отдать ее замуж за иноземца?

Лоренцо прекрасно знал, что Джованни давно претендует на руку и сердце его младшей дочери, однако, обсуждать это он пока не готов.

– Брак Каролины будет обсуждаться несколько позднее, – спокойно констатировал он. – Сейчас надобно выдать замуж старшую дочь. Покончу с этой свадьбой, вполне вероятно, что возьмусь и за вторую.

По интонации да Верона Джованни Альберти четко понял, что тот не намерен сейчас заводить разговор о Каролине. Но ему так не терпелось попросить ее руки, скрепив отношения с герцогом этой помолвкой!

С восходом солнца предсвадебная суматоха разбудила Каролину, почивающую в своей постели. Отзвуки переполоха, доносящиеся по соседству, явно требовали от синьорины сиюминутного пробуждения. Очевидно, в этой суматохе ее совсем забыли разбудить.

Сладко потянувшись, Каролина нехотя встала с кровати. Ей вздумалось, что сегодня предстоит пережить первый день торжества, который, еще не наступив, сумел вымотать нервы и тем, кто касался его лишь косвенно. А ведь празднование растянули на несколько дней, и после пиршества в Генуе им предстоит отправиться в Миланское герцогство, где семья насладится тамошним гостеприимством. Празднование в Генуе ограничивалось лишь подписанием брачного контракта между молодыми, освидетельствованием бумаги у генуэзского Дожа, а также преподнесением женихом обручального перстня для своей невесты. Каролину не смущало долгое путешествие. Да и веселье ей приходилось по нраву. Однако ее невероятно тяготила аристократическая помпезность, царящая в залах дворян и застилающая истинные лица людей вуалью фальши. Синьорина предпочла бы не замечать этого, однако, ее удивительная проницательность словно затмевала ту женскую наивность, в которой она так нуждалась в столь юном возрасте.

Каролина подошла к туалетному столику, решив привести себя в порядок, и посмотрела в зеркало на свои покрас невшие глаза и отеки под ними. Да, порой ее увлечение чтением играет уж совсем ей не на руку. Каким бы глубоким оно ни было, так неважно выглядеть даме не годится! О, разве могут такие порицания стать на ее пути к познанию мира через книги? Ведь для Каролины чтение – не просто увлечение, а частичка ее жизни!

Синьорина только и успела присесть за туалетный столик на обшитый вельветовой тканью стул, как тут же в спальню вбежала перепуганная кормилица Палома с раскрасневшимся и растрепанными седыми волосами.

– О-о, синьорина Каролина, – извиняющимся голосом проговорила Палома, подбегая к хозяйке с расческой в смуглых, полных руках, – я совсем о вас забыла. Сейчас причешу вас… Ваше платье уже готово, сию минуту принесу, – и впопыхах кормилица бросилась назад к дверям.

– Можешь не спешить, Палома, – услышала она вальяжный голос хозяйки и с возмущением обернулась к ней.

– Как это… что означает «не спешить»? – Каролине показалось, что Палома задохнется от переполняющего ее гнева. – Извольте поторопиться, ваша светлость, иначе не сносить мне этой… поседевшей от ваших выходок головы. Что… – она подошла ближе к госпоже, разглядывая ее лицо. – Боже милостивый, вы что, плакали этой ночью?

– О, да! – с напускной грустью ответила Каролина, тут же лениво зевая и потирая глаза. – Я буду тосковать по своей сестре, Палома…

Кормилица лишь уставила руки в боки, на самом деле поверив в слова госпожи.

– Кто бы мог подумать, синьорина, что вы забеспокоитесь не на шутку! Теперь вот мне нужно целое море холодной воды, чтобы привести ваше лицо в должный вид.

– Ох, Палома, брачная церемония еще нескоро, – Каролина сладко зевнула, лениво прикрывая рот маленькой белоснежной ручкой. – Успеется.

Палома даже не стала тратить время на то, чтобы слушать хозяйку, – слишком живо ей нужно было собраться и привести в полный порядок ленивую соню. Поэтому под ворчание своей госпожи она бегала по комнате, укладывая все необходимые вещи в коробки.

Переодевшись в платье нежно-смарагдового цвета, Каролина посмотрелась в напольное зеркало, охватывающее ее во весь рост. Новые времена, наставшие в Европе, позволяли моде пестрить многообразием ярко выраженных элементов одежды. Синьорина приходила в восторг от нового шедевра, сшитого для нее лучшими швеями Генуи: модель создана из тяжелого шелка смарагдового цвета, расшитого цветастыми узорами из золоченых нитей. Тяжелые широкие рукава, низко спадающие едва ли не к самому полу, придавали платью больше изящества и грациозности.

Множественные драпировки на лифе и пышная юбка делали образ Каролины более женственным, придавая ей некой знатной величественности. А драгоценные камни, украшающие платье, сверкали в лучах утреннего солнца, облачая прелестную синьорину в роскошную элегантность.

Каролина повернулась к зеркалу боком и оценила легкий струящийся шлейф, собранный от талии и мягко спадающий к полу.

– Палома, зачем здесь корсет? – капризно поморщилась она, чувствуя, как он бездушно впивается ей в ребра. – Он ведь выходит из моды…

– Ох, синьорина, много вы знаете, я смотрю, о моде, – весело пропела Палома, поправляя складки на платье Каролины. – Бесспорно, корсет доживает свои последние дни. Но в нашей, генуэзской, моде он пока существует. Так что сегодня вам следует его поносить, моя дорогая.

Палома с восхищением наблюдала за хозяйкой, – девчонка не так давно была капризным, хоть и сообразительным ребенком. А сейчас она превратилась в шикарную даму, ослепяющую своей красотой, словно переливающийся в солнечных лучах алмаз.

– Зато сейчас дамы понемногу заголяют свою грудь, – произнесла сама себе с улыбкой Каролина, рассматривая в зеркале свое отражение.

– Ох, синьорина, вы же на выданье: вам негоже светить своими прелестями, – сердито буркнула Палома и расправила складки на груди Каролины, чтобы они хоть немного поднялись кверху и скрыли легкий треугольный вырез.

– О Боже Всемилостивый! Палома, что ты там поправляешь? – Каролина откинула ее руку. – Там до декольте еще целая миля.

Кормилица только заливисто рассмеялась и принялась снова прихорашивать свою капризную госпожу.

– Палома, я недовольна прической, – пожаловалась Каролина, пытаясь поправить руками заколотые кормилицей локоны, мягко спадающие с тоненьких плеч.

– Разве можно быть красивее невесты, синьорина? – возмутилась та, весело всплеснув руками.

– Несомненно, Палома! – Каролина нахмурила тоненькие брови и возмущенно посмотрела на свою кормилицу. – Изольде уже можно не прихорашиваться – она одной ногой замужем. А я хотела бы приглянуться мужчине, который не просто заключит сделку с моим отцом, но и полюбит меня. Поэтому я должна быть еще красивее невесты.

Это прозвучало капризно и возмущенно. Палома улыбнулась, пряча свой взгляд от молодой госпожи. Каролина с детства мечтает о принце, который похитит ее из владений строгого отца, так властно управляющего ее судьбой, и эта наивная мечта до сих пор не угасла в ее душе.

Потускневшие от мучительной жизни карие глаза Паломы, сияющие некогда кокетливым блеском и озорством, сохраняли в ее морщинах закоренелое разочарование женщины, пережившей на своем веку много трудностей и невзгод. В свои пятьдесят шесть лет Палома Доньо выглядела на все шестьдесят пять, а ее жизнь можно было прочитать по каждому седому волосу на ее голове.

И хотя она не желала с кем-либо говорить о болях, скрывающихся в ее беспокойном сердце, большая часть обитателей палаццо да Верона знали, что кормилица младшей синьорины перенесла в своей жизни множество потерь. В пятнадцать лет ее привезли в Геную и продали в рабыни местному пополану, издевавшемуся над своими подданными.

Через десять лет она родила дочь от конюха, насильно овладевшего ею. Господин не позволил Паломе оставить девочку у себя, ссылаясь на лишний рот и дополнительные бессмысленные растраты. Поэтому бедной женщине тут же пришлось отдать малышку в женский монастырь святого Франциска, где о девочке обещали позаботиться. И как раз в этот момент герцогине да Верона потребовалась служанка, которая смогла бы стать кормилицей для ее младшей дочери.

Выкупив Палому у ее хозяина, герцог и подумать не мог, насколько осчастливит несчастную. Та нянчилась с герцогиней Каролиной, словно с собственным чадом, вкладывая всю материнскую любовь и заботу в эту девочку, излучавшую вокруг себя какой-то дивный ореол.

Как правило, герцог и герцогиня окружали себя и своих детей подданными из местных обедневших дворян, сведущих в этике и воспитании. Однако, наблюдая за лаской и заботой этой женщины, кормившей своим молоком их младшую дочь, Патрисия и Лоренцо поняли, что никто лучше с этой ролью не справится. Потому и оставили Каролину под опекой няньки Паломы до самого ее замужества.

Именно эти воспоминания прокрались в мысли кормилицы, пока она прихорашивала красавицу-госпожу. Поправив по велению Каролины прическу, кормилица надела ей изумрудное украшение и с восхищением посмотрела на отражение юной синьорины в зеркале, отступив от нее. Перед ней стояла не озорная девчонка с игривым взглядом, а дама, слепящая своим великолепием и превосходством.

Проходя мимо опочивальни сестры, Каролина все же заставила себя остановиться возле распахнутой двери. Изольда стояла посреди комнаты, вокруг нее крутилась дюжина служанок, вносившая последние штрихи в праздничный наряд госпожи.

Каролина так и не разговаривала с сестрой после той ссоры в ее покоях. Но как же ей хотелось сейчас подойти к Изольде, забыть все недоразумения и помириться… Ведь после торжества не известно, когда они увидятся в следующий раз.

Она шагнула в комнату, служанки взглянули на нее и в изумлении расступились. Вокруг воцарилась тишина. Красота Каролины настолько очевидно затмевала стоящую напротив невесту, что никто не решался произнести и слова комплимента в адрес младшей синьорины.

Изольда же одарила Каролину надменным взглядом и, вздернув носик, осмотрела блистающую сестру. Продолжая сохранять гордое молчание, она пронзала ту глазами завистливой, надменной женщины, тщательно старавшейся скрыть свои чувства ущемленного женского достоинства.

Уста обеих дам сковало красноречивое молчание, а прислуга лишь ожидала окончание это звенящей тишины.

Огорчение превосходством Каролины, блиставшей непривычными для генуэзцев утонченными чертами лица, настолько очевидно выдавало Изольду, что младшую синьорину это задевало за живое. Даже нежный образ невесты, создаваемый для Изольды иноземными мастерами, не придавал должной женственности ее грубому лицу. Но в своих стараниях преобразить госпожу виделись и успехи: ей сделали элегантную прическу с ниспадающими на плечи локонами. Нежные жемчужины, украшавшие платье и волосы, придавали мягкой кротости угловатым чертам ее лица.

Каролина не могла не оценить и платья, ставшего изящным результатом кропотливой работы флорентийских портных: из бежевого атласа, с потрясающими кружевными вставками и расшитыми цветами по всей ткани. Невзирая на грубость внешних черт, сегодня Изольда выглядела невероятно мило и девственно.

– Здравствуй, Изольда, – в голосе Каролины слышалась робость, словно она боялась начинать беседу с сестрой. – С твоего позволения, я хотела бы с тобой побеседовать.

– Не думаю, что это подходящий момент, – та отвела глаза и принялась осматривать свое отражение в зеркале. – Как видишь, меня занимают более важные дела, чем пустая болтовня.

– Мои поздравления, – промолвила Каролина, расстроенная грубостью Изольды, и направилась к дверям.

– Скоро и я поздравлю тебя, – старшая сестра посмотрела ей вслед испепеляющим взглядом.

Ощутив попытку уколоть ее, Каролина остановилась и с улыбкой посмотрела на Изольду.

– Полагаю, милая сестра, что вскоре тебе предстоит убедиться в истинности моих слов: я буду счастлива в браке. Питаю искренние надежды, что и тебе предстоит испытать счастье, – слова Каролины завершил злорадный смех Изольды, после чего младшая синьорина лишь исчезла за дверями сестринских покоев.

– Синьорина, вы непревзойденны! – воскликнула тетушка Матильда и бросилась с объятиями к своей младшей племяннице.

– Благодарю за комплимент, моя дорогая тетушка, – с непривычной для себя мягкостью ответила Каролина, едва охватывая в объятиях пышные плечи своей тети.

– Да, моя дорогая, – продолжала изумляться Матильда, прижимая к груди свой веер, – ты совсем повзрослела. Поразительно изысканная дама!

– О-о, тетушка Матильда, – с усмешкой тихо ответила Каролина, – вы же знаете, что это всего лишь на один день.

Их громкий смех, неподобающий для общественности, привлек особое внимание генуэзских дамочек, бросивших осуждающий взгляд на молодую синьорину. Но Каролина прекрасно знала, что рядом с тетей она может себе позволить немного самовольства, и поэтому откровенно проигнорировала чопорность местной знати.

Она просто обожала Матильду за ее прямолинейность, неисчерпаемый оптимизм и потрясающее чувство юмора, сумевшие сохранить в душе женщины безмерную любовь к жизни. Даже одиночество, которое последние лет пятнадцать сопровождало тетушку, словно конвой, не сломило ее сильное сердце.

Невозможность иметь детей окончательно подписала приговор Матильде на тоскливую жизнь: после смерти мужа она осталась совсем одна. Именно поэтому Каролине крайне хотелось скрасить ее будничные дни всеми возможными способами, и ей казалось, что ей это подвластно. Однако видеться им приходилось крайне редко: Матильда в свое время предпочла проживать во Флоренции и лишь изредка навещала палаццо да Верона.

Но сочувствие Каролины Матильда считала беспочвенным. Она с искренностью дарила свою любовь всем шестерым племянникам – родным и двоюродным, – время от времени навещая братьев. Сама Каролина нередко изумлялась веселым искоркам молодости и оживления, излучающейся от тетушки способностью пробудить даже в злостном зануде умение радоваться жизни.

– Как поживает горячий крестьянский парень Маттео? – снизив тон до шепота, спросила Матильда, неустанно махая веером перед своим лицом, и вопросительно приподняла правую бровь.

С самого детства Каролина доверяла тете свои самые сокровенные тайны, поэтому о крестьянских друзьях Матильда знала прекрасно. Правда, она постоянно акцентировала внимание на том, что Маттео влюблен в Каролину еще с тех пор, как покойный герцог Фабио да Верона отправился в мир иной и семья Лоренцо переехала в этот самый палаццо. А тогда Каролине стукнуло всего десять лет. Его родители прислуживали во дворе да Верона, поэтому он мог довольно часто лицезреть задорную девчонку.

Матильда нередко говорила Каролине, что влюбленность в юном возрасте Маттео – вполне очевидное явление, что, впрочем, ее не удивляло – эта девчонка сведет с ума кого угодно. Однако ее изумляла реакция Каролины: создавалось впечатление, что и сейчас она совсем не интересовалась мужчинами.

На все реплики и шутки в отношении влюбленности Маттео юная синьо рина только краснела и отводила глаза. Ей не хотелось верить в это – ведь, по ее мнению, он мог быть ей только другом. Невзирая на достоинства, которыми он обладал, Каролина не рассматривала Маттео как мужчину. Да о чем можно говорить, если она – знатная аристократка, а он – обычный крестьянин?

– Ох, дорогая тетушка, вы не меняетесь, – рассмеялась Каролина. – Меня волнует вопрос поважнее: отчего вы, такая молодая кокетка, до сих пор не определились со спутником жизни?

За эти слова Матильда наградила племянницу возмущенным взглядом.

– Еще чего?! Каролина, ты совсем сошла с ума? – весело воскликнула она. – Зачем привлекать бедствия на свою голову? Все женские несчастья исходят от мужчин, поэтому при первой же возможности даме следует планировать свою жизнь так, чтобы оградить себя от мужского вмешательства. Я ведь жить начала лишь после того… после того, как похоронила своего Даниэля… – казалось, что Матильда сейчас всплакнет от воспоминаний, но хитрая улыбка, проскользнувшая на устах тут же после секунды грусти, растворила надежды на сантименты. – А ты, племянница, надумала меня снова закупорить в эту темницу?

– Ты чему это учишь мою дочь? – строгий голос Лоренцо заставил Матильду смущенно сомкнуть губы.

– О-о, братец, – воскликнула с упреком Матильда и толкнула его в бок, – это ты, старый чурбан, можешь научить не тому, что хотелось бы услышать молодой девушке.

Лоренцо со смехом обнял сестру и произнес:

– Если я – старый чурбан, то что можно сказать о тебе, как о старшей сестре?

– Помилуйте… – с напускным недовольством ответила Матильда. – Старше я тебя всего на год! Я еще невероятно молода и полна сил, братец. Жизнь вертится вокруг меня, насыщая полотно моего сердца всеми возможными красками. И сейчас я чувствую себя вполне счастливой. Гораздо счастливее тебя, позволь заметить.

Каролина старалась не прислушиваться к недовольствам отца, произнесенным в адрес тети Матильды, вроде того, что «Не говори лишнего Каролине, она и без того непокорна», или «Не нужно настраивать девочку против мужчин, ее замужество для меня – весьма деликатная тема». А сейчас он даже попросил сестру благотворно повлиять на строптивость Каролины. И юной даме пришелся по душе тетушкин ответ:

– Позвольте, ваша светлость, я непременно проведу воспитательную беседу с юной синьориной.

А как только Лоренцо отошел от нее, Матильда вслед ему буркнула:

– Еще чего… убеждать мою любимую племянницу выйти за какого-нибудь богатого наглеца, чтобы он издевался над ее невинной душой, продолжая отцовскую тиранию…

С легким волнением в ожидании свадебной церемонии Каролина потерла вспотевшие ладони. Что заставляет ее нервничать, она не понимала. То ли ей не терпелось увидеть и оценить жениха Изольды, то ли блистать своим великолепием перед гостями и слушать в свой адрес комплименты, то ли знакомиться с кавалерами в поисках любви, – она терялась перед выбором возможностей. Безусловно, синьорина прекрасно понимала, что ее красота заставляет многих оборачиваться и смотреть ей вслед. Но раз уж отец решил подобрать ей кандидатуру в мужья, сегодня она попытается выбрать ее сама, применив весь шарм и очарование к избранному ею мужчине. Если, разумеется, таковой найдется.

В то время, как Каролина задумчиво всматривалась в толпу приглашенных гостей, время от времени отвлекаясь на разговоры с тетушкой, за ней с таинственным видом наблюдал виконт Альберти, подошедший во дворец, дабы поздравить молодую чету с бракосочетанием.

Несомненно, Джованни не мог оставить без внимания даму, которая затмевала его жизнь своей неподражаемой красотой. Он любил красивых женщин. А в Каролине сочеталась гремучая смесь французской и генуэзской крови, что превосходно отражалось на ее внешних данных. Именно о такой супруге и мечтал Джованни – блистательной и несравненной, полной аристократического превосходства и волнующей нежности в ангельских чертах лица. Но Альберти, в отличие от многих при сутствующих гостей, умилявшихся красотой юной дамы, прекрасно знал, что за этим кротким личиком скрывается облик пакостного чертенка. Однако его это отнюдь не пугало – в свои двадцать два он талантливо умел укротить многих строптивых подданных, а хрупкой женщине его жесткость и подавно не по силам.

– Добрый день, синьорина, – произнес Джованни, почтительно склонивший голову перед Каролиной, тут же касаясь устами ее маленькой ручки.

Она нехотя присела в реверансе и натянула улыбку до ушей, чувствуя, как это лицемерие щекочет ей щечки.

– Виконт Альберти… вы порадовали нас своим присутствием…

Каролина на дух не выносила этого герцогского прихвостня. В то же время она любила своего отца, но ей разрывала сердце присущая его нраву жестокость. Именно это и сумел перехватить от него Джованни, что отнюдь не красило этого самодовольного юнца. Каролина напрочь отказывалась относиться к нему как к мужчине. А миловидные, едва ли не женские черты его лица заставляли ее внутренне кривить душой при попытках Джованни в очередной раз угодить ей или герцогу да Верона. В этом ощущалось нечто противно-льстивое, отчего ей отелось тут же подавить в себе рвотный рефлекс. Но все же Каролине удавалось сохранять внешнее спокойствие, тактично, но холодно отвечая виконту на его расспросы и комплименты.

– Если бы вы, синьорина, посетили небо в виде звезды, то смогли бы затмить своим светом даже луну, – произнес с улыбкой Джованни, и его ярко-алые губы, словно накрашенные кармином, расплылись в улыбке.

– Благодарю, виконт, за столь прекрасные слова, – улыбнулась девушка и отвела взгляд в сторону. – Вы, как всегда, красноречивы…

– Вы заслуживаете еще больше слов восхищения, ибо ваша красота ослепительна, – продолжал виконт. – Сегодня вы об этом будете слышать достаточно часто…

– Я постараюсь выдержать этот поток восхищения, – с иронией в голосе произнесла Каролина. – Еще раз благодарю вас, виконт.

Альберти только увидел, как ее платье растворилось в толпе приглашенных гостей. Сейчас его восхищала не столько красота Каролины, сколько ее способность перевоплощаться из строптивой девчонки в элегантную даму. Джованни уверял себя, что если их союз состоится, он сможет подчинить ее себе, превратив в кроткую супругу, какой и должна быть женщина. Однако, для этого ему предстоял еще разговор с герцогом.

Свадьба Изольды и Леонардо включала в себя несколько церемоний, отражавших культурные ценности как миланского, так и генуэзского народа. Помимо этого, брачный контракт подлежал оглашению правительством каждой республики, именно поэтому торжество обеих династий замышлялось провести на территории как Генуи, так и Милана.

Луко Брандини и Лоренцо да Верона поручили организовать каждую часть свадебной церемонии в соответствии с традициями и предпочтениями своего народа. И в связи с тем, что торжество включало в себя выполнение нескольких мероприятий, его празднование растянули на несколько дней.

Патрисия, которой позволено было вникать в дела лишь поверхностно, и то с позволения супруга, прекрасно понимала, что количество гостей определялось Лоренцо и Луко совместно. Но скупость ее мужа не позволяла пригласить родственников по ее линии из Франции, а также многих генуэзских друзей и соратников. Лоренцо посчитал нужным пригласить только тех, кто может оказаться для него полезным – несколько знатных семей Генуи и самого Дожа, хотя тот тактично отказался, сославшись на неотложные дела.

Джованни Альберти он поручил управлять поместьем и фабриками в свое отсутствие. Хотя, по мнению Патрисии, выслать приглашения их обязывали длительные отношения виконта и его отца, графа Альберти. Тем более, если муж намерен вести разговоры о союзе двух знатных семей. По ее мудрому совету, Лоренцо настаивал на присутствии обеих персон на свадьбе. Однако даже после приглашения, виконт все же отказался присутствовать на церемонии в Милане, поскольку знал, что в его присутствии больше нуждаются в родной республике.

Первую церемонию проводили на территории Генуи. По свадебному обряду жених обязывался приехать во владения своей невесты, и только после получения благословения на брак новобрачные в присутствии всех гостей подписывали контракт. Затем в сопровождении гостей и родственников жених отправлялся в резиденцию Дожа для оглашения договора, который, по обычаю, должен быть признанным в обеих державах.