Мой мальчик

– Отлично. Ближайший час никуда не уходи, пожалуйста. Я отправила тебе подарок, – улыбка.

– Мне?? Это неудобно очень. Не надо!

– Поздно, – смех, – уже оплатила, пользуйся.

– Спасибо, а что это?

– Увидишь, почему не рассказал о сестре?

– Спасибо за денежку и репост, кстати! Да как-то, к слову не пришлось. Она к сожалению, тяжело больна и живет в интернате. Я не могу за ней полноценно ухаживать, к сожалению. Но я ее регулярно навещаю. Дважды в неделю. Мать от нее отказалась еще в роддоме, узнав, что девочка неполноценна. Хотя сама и виновата в этом. Таскалась где-то беременная, избили пьяную.

– А откуда ты узнал о сестре, если мать вас бросила?

– Так у меня бабушка всю жизнь в роддоме акушеркой работала, только в последние полгода перед смертью, уже не в силу стало, ушла.

Меня прошибло холодным потом и затряслись руки, а ведь и точно, фамилия акушерки, принимавшей мои последние роды тоже – Сорокина.

– Отсюда мы про Вероничку и знаем, – писал Егор, – и всегда ей помогали, что ж поделать, если не повезло нам с мамкой? Перед смертью бабуля рассказала, что есть еще одна девочка, ей семь лет сейчас уже. Ей больше повезло, надеюсь, хоть она родилась и здоровой, мамаша уже отказ написала, но потом, просто отдала соседке по палате, у которой ребенок умер. Сама предложила, несчастная мать с горя согласилась, а бабуля поменяла выписки и бирки. И каждый день говорит, бога благодарю, что семья та хорошей оказалась, благополучной. Видать, знает их бабуля, но мне так и не открыла кто это. Не надо говорит туда лезть. Люди не простые. Мне жутко любопытно, кто это. Родная кровь все же, но, если все хорошо действительно, я только рад за девочку.

Нахлынувшие воспоминания откинули меня на семь лет назад.

Вспомнилось, как я сидела безумно счастливая в ожидание того, когда мне принесут Любочку с прививок и обалдевшими глазами смотрела на соседку по палате, совершенно равнодушно и спокойно пишущею отказ от своего чада.

– Может, подумаешь еще, а? – умоляюще попросила я.

– Да бросил он меня, говорю же, бросил, – спокойно ответила мамаша, снисходительно улыбаясь. – Квартиру мне тоже он снимал, а двадцать пятого числа меня и из нее попросят. Ну, куда я с ней попрусь? На улицу? Да и вообще, не создана я объективно для материнства, не мое это!

Мамашка еще и улыбалась вполне счастливо!

Я только открыла рот, чтобы спросить, а нафига тогда беременеть вообще? Как в палату вошли Олег и Лидия Петровна. На обоих лица не было. На муже особенно.

– Что случилось? – тут же встрепенулась я.

– Давай-ка я тебе укольчик сделаю, моя хорошая, – дрожащим голосом пропела акушерка. Шприц уже был приготовлен.

– Что случилось?! Где Люба? – закричала я, смотря в полные слез, глаза мужа, никогда его таким не видела.

– У девочки, индивидуальная непереносимость препарата. Анафилактический шок. Мне жаль! – отчеканила акушерка, вкалывая успокоительное мне прямо в плечо, без подготовки.

Дальнейшее помню, лишь как далекий, страшный сон. Как орала на весь роддом, как чуть из окна не сиганула. Как в отчаянье била мужа, как вместе рыдали в объятиях друг друга.

Как умоляла неизвестно кого, тихо и отчаянно, по-собачьи скуля:

– Верните мне мою дочь! Ну, пожалуйста! Верните мне мою девочку! Пожалуйста. Ну, ты же все можешь, Олег! Ну, оживи ее! Верни! Ты ведь можешь!

Теперь, даже страшно было представить, что в те минуты переживал муж, смотря в мои глаза полные отчаянной, безумной надежды. Он ничего не мог сказать тогда, лишь в ужасе качал головой, глотая слезы.

– Он не может Вера, я могу! – заговорила присевшая рядом соседка по палате, – Забери мою и будьте счастливы. Я все равно отказ пишу. Моя тоже черненькая, лупоглазая такая. Разница меж ними, полтора часа всего. Петровна вон, бирки поменяет и все. Поменяешь ведь?

Я тогда ни малейшего понятия не имела о том, что роженица обращается к своей бывшей свекрови.

– Сходить? – с затаенной надеждой спросила акушерка.

– Принесите мне МОЮ девочку! – всхлипывая, требовала я.

И Лидия Петровна принесла. Живую, здоровую, крепенькую, черноволосую малышку, уже с длинной, забавной челкой. Она так умильно насасывала палец и очень внимательно смотрела на нас своими огромными, голубыми глазенками, что даже Олег, утерев слезы, заулыбался чуду.

Из нашей семьи о трагедии никто не узнал. Меня в тот же день перевели в отдельную палату. И я навсегда вычеркнула из памяти те ужасные часы. Я только сейчас поняла, что даже не знаю, что сталось с телом той моей дочери. Я ей даже не интересовалась. Вот она, моя Любочка! У меня на руках. Прочего не было!

Быть может, случившееся расплата мне и за это тоже? За то, что предала родную дочь? Даже не похоронила, не оплакала, просто вычеркнула из жизни?

– У-у-у! Козлина все-таки довел до срыва! – донеслось до меня Валькино негодование.

– Это не из-за него Валюш, – наконец опомнилась я, утирая слезы. – Мне срочно нужно в храм! Подбросишь?

– Ты на вечернею службу хочешь? – удивилась подруга.

Хлопнула входная дверь, из прихожей послышалось привычное Олежкино:

– Я дома! Кто тоже?

– Поедем? Или мне уйти? – шепотом спросила Валя.

– Иди. Все хорошо, – так же шепотом ответила я, спешно вытирая слезы.

Подруга тут же испарилась. С мужем даже не поздоровалась.

Олег вошел в гостиную, держа в руках огромную коробку.

– Вот, Свирский торт выслал! Мы ж его оплатили, но до него, дело так и не дошло, – как ни в чем не бывало, пел муж. – Где дети? Зови к чаю.

– Я хочу взять под опеку сестру Любы, – сходу выдала я.

Глава 11

– Какая сестра? Ты, о чем? – Обалдел муж.

– Вот, смотри, – я подвинула к Олегу ноутбук со страничкой Егора на мониторе. – Этот мальчик вчера, можно сказать, спас мне жизнь. Именно под его машину я чуть не угодила. Мне нечем было его отблагодарить, и я попросила написать мне в ВК. Он написал и вот, что я вижу на странице. Смотри, – я показала мужу пост и пересказала сообщение.

– Ну, давай я договорюсь в соцзащите, чтобы ей дважды в год были бесплатные путевки, сходим к ней завтра. Посмотрим, что ей надо. Все купим. Но брать к себе тяжело больного ребенка, требующего постоянного внимания. Вер, ты собаку то заводить не хочешь. А здесь ребенок-инвалид.

– Да может быть ее и на ноги-то в два счета поставить можно, при должном уходе и лечении.

– Ну, хорошо, мы съездим, посмотрим. Но торопиться с решениями не будем. У нее, в конце концов, и брат вон есть.

– Да он мальчишка. Ему всего двадцать. Грузчиком на нашем заводе работает. Что он может ей дать на зарплату в тридцать две тысячи! Я не собираюсь ее усыновлять и их разлучать. Как в интернат ходил ее навещать, так и сюда будет. Я просто не могу остаться равнодушной теперь к ее судьбе, понимаешь? Люба наша, но Вероника, тоже ее родная кровь и Егор этот. Нельзя это игнорировать! Не правильно!

– Хорошо, мы съездим, посмотрим, что для нее можно сделать, это я обещаю.

– Спасибо. А что случилось с телом той, нашей девочки, ты знаешь?

– Конечно. Я похоронил ее как полагается, на старом кладбище. Привожу ей цветы на каждый день ее рождения.

– А я, я о ней просто забыла! – призналась я, еле сдерживая рыдания. – Я ужасная мать! Я чудовище! Я просто вычеркнула ее из своей жизни!

– Это было нужно тебе, чтобы сохранить себя для живых, нуждающихся в тебе детях. Это важнее. Это правильно. Я уверен, она не сердится на тебя, – утешал муж, ласково обняв.

– А давай, завтра к ней съездим?

– Хорошо. Съездим. И позвони на склад, пусть приготовят подарочные сладкие наборы для детей, не с пустыми же руками к ним ехать.

– Хорошо. Перекинь парню на счет, сколько сможешь.

– Я же сказал, что договорюсь с соцзащитой о бесплатных путевках.

– Да деньги и ему не помешают. Может машину себе поприличнее купит, а то, в Жигулях тех, ехать страшно ей-богу.

– Вера, ты ведь пошутила, да? Ну, про секс? Его ведь не было, да? – Боже! Какой настороженный, подозрительный взгляд. Сжал мои пальцы до боли и в глаза заглядывает так, словно непременно хочет в них истину увидеть.

– Тебе так важна моя верность при том, что сам ты мне изменяешь всю нашу жизнь? Этот вопрос, неслыханная наглость и эгоизм с твоей стороны, дорогой, – спокойно заявила я.

– Значит, хочешь теперь свободной жизни? – как опасно заблестели глаза, как угрожающе сел голос.

– Равноправия хочу, уважения и покоя, – чеканя каждое слово, произнесла я.

Муж резко привлек меня к себе, обнял так сильно, что аж от боли скривилась, впился в губы жадным поцелуем и попытался повалить на диван.

– Люба с Ирой дома и Паша может вернуться.

Попыталась я урезонить мужа. Уперевшись ему руками в грудь. Олег молча встал, схватил меня за руку и поволок в свой кабинет. Я покорно шла. Близости хотелось до судорог в самом низу, еще с того момента как проснулась, а сейчас, Олег точно постарается особо.

Он запер дверь, сдернул с себя черную, облегающую футболку и расстегнул ширинку джинсов.

– Зачем брюки надела? Не люблю, – ворчал муж, избавляя меня от одежды.

– С каких это пор? – поразилась я.

– С этих. Теперь только платья, юбки и чулки. И никакого белья! Слышишь! Никакого! Хочу трахать тебя где и когда захочу, немедленно!

Вот это новости!

И вдруг меня поразила простая до смешного догадка: Олегу уже сорок восемь. У него же, наверное, уже проблемы по мужской части. Отсюда и эти придури со шлюхами, БДМС и чулками теперь. Мужик просто старается быть в форме, как может, пробуя новое для достижения возбуждения.

От этого осознания аж полегчало на душе.

Что ж, хочет чулки и плетку, будет ему чулки и плетка, почему и нет.

Муж усадил меня на стол, развел мои ноги, я чуть приподнялась на руках, и он припал губами к вожделенному.

– Ох, какая ты уже мокрая, – изумился муж. – О, ком думала? Признавайся! О, ком, а?

Спрашивал муж, грубо вторгаясь в меня пальцами. Я в свою очередь, грубо схватила его за волосы и направила голову снова вниз. Муж послушно принялся кружить языком по набухшему клитору, не убирая из меня своих пальцев, совершавших покоряющие движения.

Я двигала бедрами в такт этим движениям, опираясь руками о стол. Мне было хорошо до боли, до криков! Я двигалась все быстрее, ведь стоило прикрыть глаза, я видела не Олега, а Егора. И это возбуждало до безумия!

– Ложись, – велел муж, когда я была уже в одном движение его языка, от невероятного оргазма.

– Нет. Это ты ложись. Я одним движением сбросила с большого, ясеневого стола, папки, лампу и ноутбук.

Ох, как же загорелись глаза мужа! Он одним махом избавился от своих джинсов и улегся посередине стола. Аккуратно помог мне устроиться сверху, и мне показалось, что таким, не просто твердым, а каменным, его член не был уже очень давно.

Ну и я в свою очередь, тоже постаралась соответствовать. Грубо придавила его руки к столу и пошла в отрыв. Так активно, я бедрами не работала тоже надо признать, уже давно.

За попытку потрогать грудь руками, когда я убрала руки, муж довольно ощутимо получил по морде и прибалдев, тоже начал активно двигать бедрами, включаясь, в мой ритм. Я насаживалась на его такие родные и привычные восемнадцать сантиметров полностью, до упора. Так, что ощущала своими половыми губами его горячую, увеличившуюся плоть и терлась об нее, извиваясь всем телом. Было и больно, и невероятно приятно, одновременно.

Муж так громко стонал подомной, а я, закрывая глаза, снова видела Егора. Наша с ним страстное прощальное соитие у стены.

Этот невероятный, порочный коктейль из воспоминаний и ощущений безумно возбуждал! Я двигалась все быстрее, прогибалась все ниже. Ей-богу, сама не знала, что мое тело так может.

Я чувствовала, как лоно мое сокращается, как соки мои сбегают вниз, на мужа.

Я трижды успела достигнуть придела наслаждения, пока муж, схватив меня за бедра, нетерпеливо вбивался в меня, в стремление к предельному наслаждению. Он так кричал, что мне пришлось довольно ощутимо сдавить его горло. Что, судя по всему, и помогло ему достичь пика.

Спустя минуту, он все еще тяжело дышал и вздрагивал от пережитого удовольствия. Моя голова, тоже нещадно кружилась сейчас, поэтому покоилась на его груди. Я чувствовала себя ровно так же, как после двух бокалов хорошего шампанского. Слабость во всем теле, лёгкое головокружение и глупая улыбка на губах.

– Ты невероятная, неповторимая, лучшая! – хвалил муж, отдышавшись и гладя мои волосы. – Хочу, что б ты всегда была такой как сейчас.

– Буду. Обещаю.

– Ты ведь думала обо мне сейчас? Правда?

Глава 12

– В отличие от некоторых, я знаю себе цену.

Загадочно изрекла я, соскальзывая с мужа на пол. Аккуратно подтёрлась бумажным полотенцем, что тоже нашлось на полу, быстро оделась, с удовольствием думая, что, Валя то права оказалась: страсть в муже проснулась, когда он подумал о том, что я могла принадлежать другому мужчине. Приревновал. Значит, действительно излишне его расслабила. Не порядок.

На удивление, сейчас, у меня не было и тени мысли о разводе. Наоборот, появился азарт доказать мужу, что я – лучшая. Хотелось быть такой, чтоб и в голову не пришло ему больше смотреть на других. Наверное, слишком много мы пережили, слишком сроднились за эти годы, чтоб вот так просто хлопнуть дверью сейчас. Тем более что постоянных отношений там нет, и не было. А теперь, получив такой щелчок по носу от Комарова, он и вовсе успокоиться, не дурак.

Единственное, что пугало до дрожи, до животного ужаса, что реально хотелось бежать от него без оглядки, это тот приказ убить женщину и избить любовницу за нарушение поставленных им правил.

Я просто отказывалась верить в то, что МОЙ муж способен свои дела решать именно так! Самое ужасное, что он отдал приказ с лёгкостью, не думая. Значит, не в первый раз уже так поступает. Выходит, мой муж – бандит? Убийца? И чужая жизнь для него ничего не значит?

Это приводило в ужас до зубной дрожи и наталкивало на ужасающе выводы. Ведь если он легко поступает так с другими, значит и со мной сможет поступить точно так же однажды, когда стану неугодной помехой.

Впрочем, меня и убивать не придется, про психушку он тоже не зря говорил, тем более что диагноз у меня и вправду есть.

В тринадцать лет, когда проснулась от того, что пьяный отчим вылизывает меня между ног, кричала как сумасшедшая, сорвала голос. Вырывалась, но мои руки были привязаны к железной спинке кровати, а мои ноги он крепко удерживал разведенными руками. Нет, девственности он меня не лишал, боялся, что пойду к гинекологу и тогда ему несдобровать. В те времена половая жизнь в тринадцать лет, это неслыханно, немыслимо и однозначно насилие. Но вот трогать, щупать, вторгнуться пальцем или языком, норовил постоянно. Я пыталась поговорить с матерью.

– Мам, зачем он тебе? Он же пьет, бьет тебя! Я слышу, как ты плачешь! Давай уедем к бабуле?

– К бабуле? В коммуналку на двенадцать квадратов? Спятила? – рявкнула мать.

Я тогда не понимала, почему она так орала. Только теперь понимаю, за больное я ее задевала. Она и сама сбежать хотела от тирана, но боялась.

– Тогда отпусти меня к ней. Пожалуйста! – взмолилась, давясь слезами.

– А в прачечной мне кто помогать будет? Тебе деньги лишними стали? И так с хлеба на воду перебиваемся! Второй месяц одни макароны да манку жрем.

– Мам, дядь Валера, трогает меня там, где нельзя.

Выдавила из себя, давясь горькими слезами, стыдом и отчаяньем.

Мать, которая в этот момент стояла у плиты и помешивала кипящие макароны, уронила шумовку. Медленно развернулась, схватила скалку и хотела врезать мне ей по лицу, но я успела увернуться, и удар пришелся в плечо. Безумная боль затмила мое сознание.

– Еще раз услышу такое – язык вырву! Поняла меня, тварь?! Ты ему никто и звать тебя никак! А он все для тебя старается сделать, как для родной! Сапожки купил! Сережки, серебряные на день рождения, пожалуйста! Торт огромный – пожалуйста! И это при том, что мы ливерную колбасу раз в месяц видим! Все для тебя! Все! И чем ты платишь! Неблагодарная!

Глаза и разум матери застилала ярость, я поняла, что не смогу до нее достучаться, чтобы ни сказала.

В тот день в ванной, я вскрыла вены на обеих руках. Но этот ублюдок выломал дверь и меня спасли. Благодаря чему я и попала на учет к психиатру.

Мама долго плакала и извинялась, мол, я понимаю, ты хотела, как лучше. Хотела меня защитить, но на дядю Валеру клеветать не надо. Это их жизнь, и они сами разберутся. Меня-то он не обижает.

Тогда окончательно поняла, что разговаривать с ней бесполезно. Она мне никогда не поверит.

Месяца на два все затихло, а потом снова возобновилось, когда мать уходила на ночные смены.

Я перестала мыться, надеясь вызвать отвращение, но поганец стал мыть меня сам, насильно. Связывая руки и ноги верёвками, чтобы не брыкалась.

Топил меня, долго держа голову под водой. Видимо стращая. А я и не думала за жизнь держаться. Возьми, да и выпусти весь воздух из легких. Он меня откачал тогда, а на утро мать отвезла меня в отделение для душевно больных. Муж ей насвистел про вторую мою попытку суицида.

Так что, пожалуй, к Комарову действительно нужно держаться поближе, пока у него есть ко мне интерес.

– Ты чудо! – сказал муж, целуя меня в нос, выглядел он крайне довольным. Словно кот объевшийся сметаны.

– Мне тоже было хорошо, – вполне честно ответила я.

– Пойдем вместе в душ. Там продолжим, – страстно прошептал муж.

Я кивнула, но поднявшись наверх, не удержалась, заглянула в комнату к Любе. Она играла в куклы с подружкой. Младшей дочерью нашего мэра. Их особняк как раз напротив нашего стоит. Девчонки одногодки, спокойно бегают друг к другу в гости. Сейчас их Барби рассуждали о том, в какие кружки лучше отдать своих детей.

Я улыбнулась детям, сердце сжалось, глядя на Любочку, черноволосое чудо с двумя косичками. Моя девочка! Родная! Моя! Никому не отдам.

– Девчонки! Чай с тортом будете? – предложил Олег.

Под радостное – конечно да, мы и спустились вниз.

Как раз вернулся Пашка, удивленно уставился на нас довольных и счастливых, но кажется, только обрадовался, что гроза миновала. Умял большой кусок торта, и пошел к себе. Плавать в своем виртуальном мире.

– Ужин сегодня с тебя! – нагло заявила я мужу, моя кружки после чаепития.

– Паста с соусом из свежих помидоров и шампиньонов, подойдет?

– Вполне.

– Ну, все, иди, работай. И выбери уже, наконец, новую обертку для желейных конфет, и скинь на мыло типографии. Они ж ждут. По ярче что-нибудь.

– Хорошо.

Я вернулась в гостиную, забралась с ногами в кресло и открыла ноутбук. От Егора было несколько сообщений.

– Как у тебя дела? С мужем поговорила? Он хоть как-то объяснился? Извинился?

Твой муж мне только что, двенадцать тысяч перекинул!! – смайлик – я в шоке.

Ого! Спасибо, конечно! Он же очень дорогой!

Это он, наверное, ноутбук получил. Сама я в них не разбиралась, поэтому купила такой же какие у нас у всех. Действительно не дешевый, но поскольку эта сеть магазинов принадлежала брату мужа, мне на двадцать тысяч дешевле обошёлся.

– Спасибо за репост, Вер. Люди скидывают, кто по двести, кто по триста, кто по пятьсот.

– Это здорово. А о цене, не думай. Пользуйся на здоровье.

– Уже, – улыбка.

– Вот и хорошо, у твоей сестры рост какой?

– Сто тридцать шесть. Но она худенькая очень, а что?

– Костюмчик ей хочу купить. А как ее болезнь выражается?

– Голова немного в левую сторону запрокинута всегда, речь замедленная. Пальцы на обеих руках скрючены, плохо слушаются. Ходить может, но очень медленно и только с ходунками. На улице в коляске передвигается.

– Обслуживает себя сама? Ну, в плане одеться, покушать, умыться, помыться, в туалет сходить?

– В туалет сама, да. Но все равно в памперсах, на всякий случай. И все остальное тоже может сама, но там нянечки во всем им помогают, и в этом плане интернат – зло. Ей-богу.

– Зачем помогают?

– Так, в интернате же все по расписанию, а сами они долго совсем возиться будут.

– А в санаторий с ней кто поедет?

– Я. Отпуск без содержания возьму. Вот там то, она у меня все сама делает. До слез больно на ее неуклюжесть смотреть, конечно, но по-другому просто нельзя с ней. Ради ее же блага.

– Санаторий улучшения дает?

– Да, пальчики лучше слушаться начинают после процедур.

От дальнейшей беседы меня отвлек телефонный звонок. Звонил Комаров.

– Слушаю, – бодро ответила я.

– Здравствуй Верочка! Как ты? Как у вас дела?

– Да, слава богу, все. Благодарю. Как ты?

– Отлично. Слушай, ты завтра в город поедешь? Нам надо увидеться. Я купил тебе подарок, но не успел отдать.

– На завтра у меня много дел, но могу сегодня заскочить, если ненадолго.

– Давай. "Околицу" ресторан, знаешь?

– Да.

– Вот завернешь за угол. Второй подъезд, этого дома, на седьмом этаже моя квартира.

– Через два часа буду, – пообещала я, гарантируя тем самым своей заднице, да и не только ей приключений.

Глава 13

Запаролив ноут, отнесла его в нашу спальню, оставила на столе и побежала в душ.

Помывшись, быстро высушила волосы феном. Завила автоматической плойкой. Зафиксировала лаком локоны. Черная туш, подводка, светло-коричневые тени, пудра, румяна и вишневая помада. Платье – классическое, беспроигрышное, маленькое, черное. Приталено, на ладонь выше колена с небольшими рукавами. Лодочки на шпильке…

Ну и кто скажет, что не великолепна?

Так, поскольку мне будут дарить подарок, то с пустыми руками являться тоже как-то не вежливо. Точно! Позавчера ведь запекала гусиные крылышки с медом и горчицей. В морозильнике еще осталась приличная порция, и салат с сухариками. Вина и колбасно-сырной нарезки, по дороге куплю.

Вызвав такси, я спустилась в низ. Олег хлопотал на кухне, весело что-то напевая, и нарезая мясо.

– У нас же завтра шашлык в честь твоего дня рождения, помнишь? Ой, а кудай-то ты такая красивая собралась?

– Праздновать, – загадочно улыбаясь, заявила я.

– С девчонками посидеть решили? – предположил муж, глядя на то, как я вытаскиваю из холодильника крылышки, салат, а подумав еще и перцы, фаршированные мясным фаршем, захватила – А где?

– А не скажу!

– К ужину не ждать, как понимаю?

– К одиннадцати буду, – заверила я.

Пока ехала в такси, в голове билась как птица в силках, лишь одна мысль – Что ты делаешь, Вера? Что? Ты? Делаешь? Мы ведь соседи. Они каждый день общаются по делам и рано или поздно, Олег догадается обо всем. И либо меня убьет. Либо Комаров, убьет его. Сначала посадит, а уже в камере его прикончат.

Оба варианта развития событий мне категорически не нравились. Но если уж Комаров пошел на открытую войну, то не успокоится, пока своего не добьется, нужно попытаться с ним договориться.

Я несмотря ни на что, не желала зла Олегу и не хотела лишаться нашей сегодняшней сытой и благополучной жизни.

Идти мне некуда. Бабушкину коммуналку снесли за ветхостью, еще до полугода со дня смерти, в права наследования я вступить не успела. Мамин муж, конечно, отписал свою квартиру сыну от первого брака. Четырехкомнатную квартиру на сто квадратов, что была у нас до коттеджа, Олег продал, чтобы открыть новую линию производства печенья и вафель в кризисные годы, когда конфеты шли не очень. А вот печенье это поджаренное, до сих пор нас кормит хорошо. А еще батоны и хлеб с завершенным сроком годности скупаем почти у всех магазинов города. Зажариваем и делаем сухарики с разными вкусами. Хорошо идут. Продаем в тех же магазинах, откуда забираем неликвид. И все довольны, счастливы и с прибылью.

Живем мы, в общем-то, безбедно, но не шикарно. По пять квартир и дач не имеем увы.

Хотя, два года назад Олег купил двухкомнатную на пятьдесят четыре квадрата. Мол дочка, взрослая уже, вдруг замуж надумает, а пока добрые люди живут, копеечку платят.

Уж не там ли Аленушка его проживала?

От мрачных мыслей меня отвлек телефонный звонок. Неизвестный номер. Меня аж как током ударило, и сердце мгновенно закололо. Почему-то была уверена, что ничего хорошего мне точно не скажут.

– Алло? Кто это?

– Смерть твоя, – зловеще произнес женский голос. – Ходи и оглядывайся, сучка. Я рядом, я твоя тень.

В трубке послышались длинные гудки, а я нервно рассмеялась.

Блин! Ну, что за жуткая шутка? Пугать меня цитатой из моего же романа! Вот не смешно ни капельки! А номер мой знают только в издательстве, видать кто-то из новеньких, впечатлился "Отвергнутой женой" там брошенная жена мстит новой, молодой, всячески выводя ее из психического равновесия.

Остаток пути, продумывала главы романа о современной ведьме, живущей в маленьком городке, что пишу сейчас.

Комаров встретил меня с порога шикарным букетом вишневых роз. И так и замер восхищенно разглядывая.