Товарный вагон и бутыль вина

– А вы замужем? – спросил он, выискивая взглядом кольцо на ее руке.

Кольца не было.

– В каком-то смысле – да, – сказала она. – А вас это пугает?

– Я ничего не боюсь, – ответил Петрович.

– Тогда пойдемте погуляем, Макфлай, – сказала она, неожиданно беря его под руку. – Проводите меня, а то темно уже становится.

21.30

– Почему Макфлай? – спросил он, шагая по тротуару.

– Ну вы же ничего не боитесь, – улыбнулась она. – Совсем как Марти Макфлай.

– Это кто?

– Божечки! Вы не знаете, кто такой Марти Макфлай?

Петрович покачал головой.

– А какие вы фильмы смотрите? – поинтересовалась она.

– Разные, – уклончиво ответил он, припоминая фамилии режиссеров. – Балабанова смотрю, Тарантино… Правда, я в кино лет двадцать не был.

Они пересекли улицу, прошли вдоль гаражей и шагнули на шпалы заброшенного пути.

– Куда мы идем? – спросил Петрович. – Я думал, вы рядом с магазином живете. Часто видел вас там.

– А вы где живете?

– В общаге. В той, в которой магазин находится.

– А, где химики жили?

– Какие химики? – удивился Петрович.

– Монахи! Последователи учения Бертольда Шварца…

Увидев его недоумение, Ангелина засмеялась.

– Да шучу я, – сказала она. – Химики – так называли осужденных. В этом общежитии раньше находилась колония-поселение, где они жили.

– Серьезно?

– Ага, – улыбнулась его спутница. – Страшное было время. Мама рассказывала, что ночью по микрорайону опасно было ходить. Химики приходили на танцы в парк, приставали к людям. Драки там постоянно случались… Отбыв срок, многие оседали здесь же, в микрорайоне, потому что возвращаться им было некуда: после суда всех выписывали из квартир, а некоторые жены, подхватив детей, уезжали, чтобы начать новую жизнь. Мужики, мотая срок, находили здесь новых возлюбленных, селились потом у них, заводили детей – и получали новые сроки, потому как люди не меняются. А став рецидивистами, они уже уходили далеко и надолго. Дети росли, не зная отцов, но с их генами.

21.45

Они шли по шпалам, уходя все дальше от жилых домов. Над головами зажигались звезды.

– Так вы думаете, люди не меняются? – спросил Петрович.

– Говорят, что нет. Они приспосабливаются. Вы же знакомы с трудами Дарвина?

– Так… В общих чертах: естественный отбор, выживает сильнейший. И все такое…

– На самом деле, он не писал, что выживает сильнейший. Дарвин употребил фразу «выживание наиболее приспособленных». То есть виды, которые сумели приспособиться к тем или иным условиям, выживают, а кто не смог приспособиться – те, увы, уходят в мир иной.

Помолчали, шагая по шпалам. Удивительно: вроде ночь, но не темно, отметил Петрович.

– Вы мне так и не ответили: куда мы идем? – напомнил Петрович.

– К дяде Мише. Вот, несу ему ужин: хлеб, вино.

– А ваш дядя не дурак! – хмыкнул Петрович. – Вино на ужин.

– Все ж лучше, чем водка, верно? – сказала она.

Фраза прозвучала совсем не обидно, поэтому Петрович легко согласился:

– Верно. Я бы тоже не отказался пить на ужин вино. Только дорого. И его надо много, чтобы торкнуло…

– А это обязательно – чтобы торкнуло? – улыбнулась Ангелина.

– А зачем тогда пить? – удивился Петрович и даже остановился.

– Например, для улучшения пищеварения, – ответила она, продолжая идти. – Для радости. Или для соблюдения традиции, для ритуала…

Оглянулась.

– Так вы идете?

– Да-да, иду, – пробормотал он, подходя ближе. – Знаете, вы удивительный человек.

– Почему?

– Потому что я, разговаривая с вами, постоянно удивляюсь! – сказал Петрович. – А если серьезно, то я уже забыл, когда нормально общался с людьми. Все разговоры – либо по делу, либо ни о чем. И главное, никто не слушает, что ты говоришь – люди просто ждут своей очереди вывалить на тебя информацию… Вы заметили, как местные здороваются?

– «Как оно ничего?» – улыбнулась она.

– Вот именно! Я даже поначалу не понимал, чего они спрашивают.

– Это означает «как дела?» – сказала Ангелина. – Только на самом деле никому не интересно, как у вас дела.

– Ага, – кивнул Петрович. – Есть даже такое выражение: зануда – это человек, который на вопрос: «Как дела?», начинает рассказывать, как у него дела.

– Женщины говорят иначе, – засмеялась Ангелина. – Зануда – это человек, которому проще дать, чем объяснять, почему ты не хочешь давать.

– Чего дать? – не понял Петрович.

– Того!

– А, – сообразил он. – Вы про секс.

21.56

– Именно, – ответила она. – Среди местных людей слово «дать» используется только в этом значении.

– А как же, например, фраза «дать по морде»?

– Эту фразу легко можно заменить одним нецензурным словом, – пожала плечами Ангелина. – Здесь никто не пользуется этим анахронизмом – «дать по морде». Да и слово «морда» редко услышишь.

– Дайте угадаю, – сказал Петрович. – Они заменяют его нецензурным словом?

– Вы догадливый.

Петрович усмехнулся.

– Да нет, на самом деле я осведомлен о терминах, распространенных среди местного населения…

Он замолчал, оглядываясь по сторонам.

– Но помилуйте, куда, в самом деле, мы направляемся? Где он находится, ваш дядя?

– Он сторож на бывшем заводе, – ответила она. – Видите – впереди огни? Этот путь ведет как раз туда, на завод, а на въезде имеются ворота и КПП. На этом КПП дядя Миша и сидит. Только он мне не дядя.

– Это как?

– Да так. Все его называют дядя Миша, хотя он, скорее, дедушка Миша. Он был старым, когда я еще была совсем маленькой девчонкой. Сколько ему лет – никто точно не знает. Но за последние годы он ничуть не изменился. Дядя Миша работал сторожем на заводе, когда завод еще функционировал. Теперь охраняет то, что от завода осталось.

– А чем там занимались, на том заводе?

– Если не ошибаюсь, делали какие-то железобетонные изделия. Что-то в этом роде. У меня мама там когда-то давно работала, она с тех пор дядю Мишу и знает.

– Так ваша мама и дядя Миша?..

Ангелина засмеялась:

– Да ну нет же! Это совсем не то, что вы подумали. Он уже тогда ей в отцы годился. А может, и в деды…

Рука Ангелины легла на его плечо, а сама она стала идти по рельсам.

– Согласен, по шпалам идти неудобно! – сказал Петрович. – Расстояние между ними всегда разное. Интересно, почему?

– Наверное, именно потому, что они не предназначены для гуляния, – предположила она.

Потом стала напевать:

– Путь наш длинен и суров, много предстоит трудов, чтобы выйти в люди, чтобы выйти в люди…

– Это… из «Республики ШКИД»? – спросил Петрович.

– А вы не такой темный, как кажется на первый взгляд! – удивилась она.

– В детстве любил эту книгу, – пояснил он.

– А кто ваш любимый герой?

Петрович задумался.

– Наверное, Японец, – сказал он.

– Почему?

– Трудно сказать… Может потому, что он маленький, хилый, но при этом отчаянный и умеет отстаивать свою точку зрения. Да еще немецкий язык знает.

– А вы слышали, что он после окончания школы работал в милиции?

– Серьезно?

– Да. Заведовал милицейским клубом. Потом окончил институт и стал режиссером. Работал вместе с Шостаковичем над оперой «Нос» по Гоголю.

– Хорошую карьеру сделал? – заинтересовался Петрович.

– К сожалению, он рано умер. От скарлатины.

22.15

Так они и шли: Петрович по шпалам, а она по рельсам, опираясь для равновесия на плечо мужчины.

Он поймал себя на мысли, что готов идти так бесконечно: в никуда, не спеша, с женской ладонью на плече. Пахло чем-то сладко-пряным – не то от трав, не то от спутницы. Слышалось стрекотание сверчков. Над головой мерцали звезды. Где-то за спиной висела луна, освещая окрестности. Точнее, даже не так: складывалось ощущение, что свет шел со всего неба. Такое бывает в Новогоднюю ночь, подумал Петрович.

Он вспомнил, как его отец всегда выходил покурить на улицу минут за десять до Нового года, это был его какой-то особый ритуал.

Петрович представил, как вышел вместе с ним. Не покурить, потому что маленький. А так – проникнуться моментом.

Затянувшись и положив руку на его плечо, отец сказал: «Ну вот, еще один год, слава богу, прожили. Дай бог, чтобы и следующий был хорошим».

«Пап, – сказал маленький Петрович. – Так ведь этот год не был хорошим – баба Маша померла».

«Померла – и хорошо, что померла, – ответил отец. – Значит, так надо было. Теперь она там, где всем хорошо».

«А мамка плакала, когда бабу Машу хоронили».

«Дура она, потому и плакала, – произнес отец. – Когда человек умирает – радоваться надо. Он же на небеса уходит, где его встретит отец наш небесный. А мамка твоя – она по себе плакала. Из-за эгоизма это. Веры-то в ней с гулькин нос».

«Нам в школе говорили, что бога нет. И что нет ни рая, ни ада».

«А это уже каждый сам решает – есть бог или нет, – сказал отец. – Если считаешь, что бога нет, то и не увидишь его никогда. Пройдешь – и не заметишь. Он, может, и захочет тебе помочь, да ты не увидишь его руки, протянутой к тебе».

Он вздохнул от этих мыслей.

– Ну и что, увидели вы бога? – спросила Ангелина.

– А я что, вслух говорил? – изумился Петрович. – С ума сойти! Со мной такое впервые. Задумался чего-то…

– Так что, увидели?

– Не знаю, – сказал Петрович. – Вряд ли. И вообще, я бы не сказал, что очень религиозен.

– Можно не быть религиозным, но быть верующим, – пожала плечами Ангелина. – Говорят же, что религия и вера – разные вещи.

– Это как так?

– Религия – это то, что идет от ума. Вера – то, что от души.

– И как одно отличить от другого? – заинтересовался Петрович.

– Есть такое выражение, что вера – это то, за что ты готов умереть, а религия – это то, за что ты готов убивать.

– Многие люди готовы убивать за деньги, – заметил Петрович.

– Наверное потому, что они сделали деньги своей религией.

Ангелина оступилась и едва не упала. Петрович успел поддержать ее, схватив двумя руками за талию. Это было не трудно – Ангелина показалась ему очень легкой, прямо воздушной.

22.32

– Помню, у нас в городке батюшка был, – сказал Петрович, продолжая шагать. – Молодой такой. Все прихожанки от него млели. И говорил так красиво, проникновенно. А в свободное время он в областной центр уезжал, по кабакам таскался. Говорят, любовниц было немерено…

– И что? Из-за этого кто-то перестал верить в бога?

– Да я как-то не вдавался в подробности. Я тогда в классе пятом, наверное, учился. Слышал, как мама про это рассказывала, вот и отложилось в памяти. Ей это очень не нравилось, но в церковь она все же ходила.

– Она верующая? – спросила Ангелина.

– После разговора с вами я склонен думать, что она больше религиозная, чем верующая.

– Я так понимаю, вы сейчас с ней не общаетесь?

Петрович вздохнул.

– Мы живем на расстоянии тысячи километров друг от друга. Письма, конечно, не пишем, но она иногда звонит…

Правда, я не всегда отвечаю, добавил он мысленно.

– Вы с ней не очень ладите, да? – сказала Ангелина, повернув к нему голову и пытаясь заглянуть в глаза.

Петрович отвел взгляд в сторону.

– Мы с ней разные люди, – сказал он. – Она всегда была достаточно властной, хотела, чтобы все было по-ейному… ну, так, как она хочет. А я был достаточно свободолюбивым, ее контроль мне не нравился. Уже потом, когда я вырос, она просила прощения: сказала, что совершила много ошибок, когда меня воспитывала, и знает, что часто пренебрегала своими материнскими обязанностями. А у меня в детстве иногда были мысли, что она – не моя родная мать. Я ее спросил об этом, она рассердилась. Подзатыльник мне влепила и сказала, чтобы я больше такой ерунды не говорил.

– А как у нее складывались отношения с вашей женой?

– Постойте, я не говорил, что был женат, – опешил Петрович.

– Я просто угадала. Предположила, что у вас была жена, и именно после разрыва с ней вы уехали из родного города и приехали сюда. Так?

– Почти, – кивнул он. – За тем лишь исключением, что приехал я сюда полгода назад, а расстались мы двадцать пять лет назад.

– Ого! – сказала Ангелина. – Четверть века. Одно поколение… А вы, судя по всему, не дорожите временем. Но что-то же вам дорого?

22.48

Петрович задумался.

Ангелина молчала и не торопила. Но ничего хорошего в его голову так и не пришло.

– А ваша жена – она красивая? – спросила Гела.

– Красивая, – сказал Петрович. – На вас, между прочим, похожа.

– А дети-то у вас есть?

– Да, есть. Сын. Но я его не видел давно. Собственно, двадцать пять лет и не видел. Ему сейчас… двадцать семь. Или двадцать восемь. Точно – двадцать восемь.

– Вы не помните год его рождения? – удивилась она. – А день?

– Помню – 3 сентября. День окончания второй мировой. Запомнил, потому что в школе писал реферат на эту тему. Вот и осталось в памяти…

Помолчали.

– Выходит, вам не дороги ни мама, ни бывшая жена, ни сын. Отец?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.