Избранные вещи

Тогда бы, надеюсь, сознанье,

Свежее, словно утро,

Мир постигало бы мудро…

Но это не точно… Знаю.

     * * *

Как легко, получив невесомость, выплывать из квартир,

Из щелей и конур, из домов и из тьмы подворотен.

Впереди, говорят нам, раскрепощающий, светлый мир,

Юрьев день, говорят, для того, кто ещё не свободен.

Ты плывёшь, а вокруг легион пауков, комаров,

Тараканов и мух – всех, кто ранее жил по соседству.

Им ведь тоже легко уплывать в Юрьев день со дворов,

И они теперь все суверенны от мук домоседства.

Все летят и смеются, не думая вовсе о том,

Что подвержены нынче любым дуновениям ветра.

Или ветер стал тоже ничтожен и невесом?

И теперь уже следует браться за вакуумметры.

Мир изменится враз, потеряв свой извечный конструкт,

Вздымет водоворот во всю свою бестолковость.

И завертит, как в проруби всем нам известный продукт,

И продукт этот вскоре заполнит собой невесомость.

     * * *

Фантасмагории сна принимая,

Часто бываю в сюжет погружён,

Даже когда до конца понимаю,

Что окружающий бред – это сон.

Люди, события, мысли, явления –

Некий весьма не логичный реал,

Не вызывающий отторжения,

Даже даруя абсурдный финал.

Все эти ясно-неясные образы:

Или размытые, словно туман,

Или чрезмерно подчёркнуто острые –

Вроде как правда, а вроде – обман.

Сон – это мысль, и покой, и… движение,

К яви обычной добавочный след.

Как дополнительное предложение

При покупке роллс-ройса – велосипед.

     * * *

Сколь не гладок поворот,

Всё равно за ним не видно,

Что там этакое ждёт

Пилигримов беззащитных.

Может, вредный фарисей

Ждёт, чтоб мозг изгрызть с усладой,

Может, жуткий лиходей

Подготовил им засаду.

Мало что из этих зол

Беспокоит пилигрима,

Ведь из дома он ушёл

Из-за боли нетерпимой.

Растревожилась душа,

И уже не тешат сердце

Рай под сенью шалаша

Да галдёж единоверцев.

Он пошёл искать ответ

На неясные вопросы.

Что ему надменный бред

Фарисея-мозгососа?

Чем его страшит разбой?

У него богатства нету.

Он потерян сам собой,

Ищет лишь тепла и света.

     * * *

Об ужасах Герники люд позабыл.

Мозги и японцев во мраке:

Не помнят, что рушились не от Годзилл

Хиросима и Нагасаки.

     * * *

Чудес не счесть. Но также нужно

Иметь и считыватель их.

Иначе можно простодушно

Не замечать вещей чудных.

     * * *

В мире продумано всё – все задумки его

Предназначения имеют определённые.

Даже Луна специально подвешена для того,

Чтобы ей любовались поэты,

                                             мечтатели и влюблённые.

Баллада сожаления о Вавилонской башне и наличии вредных супергероев

Как стало бы жить страшно

Нынешним супергероям,

Когда б Вавилонскую башню

Сумели-таки построить?

Взращённые благодатью,

В дружеской ноосфере,

Люди стали бы братьями

По языку и по вере.

Молочные реки вместе

С кисельными берегами

Раскинулись бы повсеместно

И в рот затекали бы сами.

У тёплого моря ча́лясь

И в счастье смыка́я вежды,

Люди бы не нуждались

В каких-то особых одеждах.

Жили бы в светлых палаццо,

Блистали бы тонким исподним.

Ходили б к Нему общаться

По крепким башенным сходням.

А что? Коль имеешь ступени,

Ведущие прямо в небо,

Отказываться от сени

Его будет просто нелепо.

Коль счастливы все, богаты,

По-умному ходят строем,

Зачем содержать в штате

Всяческих супергероев?

Поняв это всё, сквозь время

Сумели герои пробраться,

Чтоб с сытым людским племенем

И башнею разобраться.

На Вавилона строенье

Наслали Гога с Магогом,

А в книгах его разрушенье

Списали на доброго Бога.

А Он до сих пор скучает

И ждёт нас, неспешных, в гости.

В варенье вишнёвом с чаем

Выискивает кости.

Сидит по-простому, в домашнем,

Велик, и на нас не обижен…

Он ждёт, что построим мы башню

До неба и даже выше.

Candida Puella

Если б Candida Puella была столь прекрасной,

               Как имя её,

Я бы любил её нежно, любил её страстно,

               Любил горячо.

Я бы шептал ей: Candida Puella, конфетка,

               Ты сладость любви,

Обворожи, завлеки меня в сети, детка,

               В объятья свои.

Буду горланить тебе серенады мощно,

               Под звук мандолин,

Буду плясать сальтареллу лихую всенощно,

               Как пьяный павлин.

Всех разбужу, все задворки вселенной скучной –

               Пусть под луной

Имя твоё славят добрые люди звучно

               Вместе со мной.

Но отступает прочь морок мечтаний десертных,

               Горькая явь

Напоминает: Candida стара и смертна,

               Сколько не славь.

Я и она – потеряли мы свежесть, вроде,

               Всему есть предел.

Мы постарели и уже не подходим

               Для сальтарелл.

     * * *

Как бы, думая о важном,

Эпохальном и вальяжном,

О возвышенном, воздушном, –

Не забыть про хлеб насущный.

     * * *

День пришёл и ушёл,

Обманув ослепляющим обликом.

Груз забот, он тяжёл,

Как арба, что за маленьким осликом.

Только ослику что?

Отработал – в хлеву подрасслабился.

Ты ж в своём шапито

Целый день и тянул, и тщеславился.

Может, смыслы твои,

Те, которыми жизнь твоя полнится, –

Никчемушное фи,

Позабудешь – и больше не вспомнятся?

     * * *

Настойки не пантах, кедровых орехах,

На зверобое, простом и с полынью,

Также на хрене, лимоне – с успехом

По-русски заходят, выходят латынью –

Просто, легко, беззаботно, без смеха

И не дают разрастаться унынью.

     * * *

Жизнь – штука и без того наворочено сложная,

Не нужно её дополнительно закручивать и усугублять,

Деля на части заведомо правдивые и заведомо ложные,

Она едина в желании выёживаться и удивлять.

Бабочка, мчащаяся постоянно по идиотскому кругу,

Не проживёт дольше бабочки, мечущейся туда и сюда.

Так отделение кем-то для вас добра ото зла – это не услуга,

Это подталкивание к бездне.

                                         Если вы поняли это, вам не туда.

Баллада на канун полнолуния

И снова старую ведунью

Одолевает липкий страх:

Стремится месяц к полнолунью,

Полнеет прямо на глазах.

Ведунья знает: в это время

Нечистых порождений племя

Должно под действием луны

Врываться вихрем в явь и сны.

А не врывается. Ведунья

Беду не уставала ждать,

Как будто некое безумье

Ей не давало застывать.

Всегда, хотя перестрадала

Уже немало полных лун,

Её душевное начало

Жёг полнолуния канун.

Родится месяц – проступают

В её душе покой и блажь,

Когда ж он щёки округляет –

Ведунья разом входит в раж.

Не помогали ни гаданья,

Ни предсказания судьбы:

Насколь нелепы ожиданья,

Настоль их следствия глупы.

Ничто не вечно под луною,

И лишь ведуньи старой страх

Стал вечною величиною

В её сознанье и глазах.

И тут уже не ясно даже

Что больше портит бытиё,

Нашествие нечистой блажи

Или отсутствие её.

Подчас надуманные вещи

Страшнее истинного зла.

Немногим виден мир зловещий,

Луна же рядом – вон взошла.

     * * *

Тот, Кто ведает судьбами нашего мира, устал,

У Него опустились руки и иссякли идеи.

Он потихонечку списывать у Пелевина стал,

Думал, такое никто реализовывать не посмеет.

Из сборника «Луны и звёзды»

                                                                     Памяти Натальи

     * * *

                          Что достигнем желаемого, не беспокоюсь –

                          Знаю. Хоть порою в счастье не верится.

                          Ведь конечная цель наша – даже не полюс,

                          А звезда на хвостике Малой медведицы.

В том мире созвездия назывались

         Малый и Большой еноты,

Вместо чая местные пили физалис –

         Было это гадко до рвоты.

Вместо юга чаще стремились на север,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.