Иностранная литература №12/2012

Переезд в Стейблфорд означал, что Пелем вернется в пансион, и осенью 1896 года его перевели в Элм-лаун, красивый кирпичный дом XVIII века, выходивший фасадом на спортивные площадки колледжа. Руководил этим пансионом Т. Дж. Тредголд, строгий наставник с усами, каку моржа. Под его опекой Вудхауз стал успевать во всем, от спорта до учебы, как впоследствии и многочисленные герои его рассказов из школьной жизни. На сохранившихся фотографиях это высокий, крепкий и дородный юноша, часто стоящий наособицу и с отсутствующим видом, как бы выражая тем свое отношение к жизни. В учебе Вудхауз продвигался как никогда. Летом 1897-го он удостоился стипендии для старших учеников классического отделения (нелишние 10 фунтов в год), а в 1898 году пошел в шестой класс, которым руководил Филип Хоуп. В это же время у него появился кабинет на чердаке, общий с Уильямом (Биллом) Таунендом; так началась важная для него дружба, не угасавшая до самой смерти Тауненда в 1962 году, – единственное в своем роде “окно” в жизнь и творчество Вудхауза.

В 1899 году Тауненд и Вудхауз не только делили кабинет, но и спали в одной комнатке на верхнем этаже Элм-лауна. Тауненд восхищался Вудхаузом, “одним из самых выдающихся ребят в школе”, который стал не только его ментором и консультантом, но и моральной поддержкой своего невезучего друга. Оба они родились в 1881 году, но, если не считать любви к книгам и чтению, их объединяло только ношение очков: оба были близоруки. Дружба Вудхауза и Тауненда, безыскусная и невинная, немало говорит о них. Многое запечатлено на бумаге – в обширнейшей переписке, которая интересна в первую очередь тем, о чем в ней умалчивается, а также портретом Вудхауза-литератора за работой.

<…>

Первое достоверное изображение Вудхауза, молодого, подающего надежды писателя, дает именно Тауненд, заодно демонстрируя подлинную основу их дружбы. “Мы не переставая разговаривали о книгах и о писательстве, – вспоминал он. – Беседовать с Пламом было одно удовольствие. Лучшего собеседника я никогда не встречал. Уже в семнадцать лет он мог блистательно рассуждать об авторах, о которых я и не слыхивал… Он принял решение стать писателем еще до того, как мы познакомились. И никогда не сворачивал с этого пути”. Тауненд также приводит эпизод, красноречиво свидетельствующий о первых шагах Вудхауза-юмориста; он вспоминает, как его друг написал “цикл безумно смешных пьес на манер греческих трагедий, где действовали школяры и учителя”. Вудхауз никогда не острил в жизни, хотя Тауненд вспоминает, как во время съемки группового портрета (старосты сидят на стульях, младшие ученики со скрещенными ногами – на земле) все, не сдержавшись, рассмеялись негромкой шутке Вудхауза, сказанной именно в тот момент, когда фотограф, высунувшись из-за черного покрывала, попросил всех не шевелиться.

Как юморист Вудхауз был еще подмастерьем. В 1899 году он сменил брата Армина на посту одного из пяти редакторов “Аллейнианца”. Многие его юношеские опыты публиковались там без подписи, но под двумя стихотворениями инициалы все же стоят. Первое, от февраля 1899-го, – ода на строительство нового поля для регби. Затем, в июньском номере 1899-го, выходит стихотворение “О чисто гипотетических лицах” – подражание У. С. Гилберту, литературному кумиру Вудхауза, написанное, чтобы поддержать вступительный взнос (5 шиллингов) в школьный клуб “Аллейн”. Начинались оно так:

Если кто-то считает, что шиллингов пять —Непомерно высокий запрос,И в печати пытается всем рассказать,Что не хочет платить этот взнос…

Кроме того, Вудхауз пел. Согласно сообщениям в “Аллейнианце”, он трижды выступал соло на концертах в актовом зале; в частности, 31 июля 1899 года пел “Песню критянина Гибрия” Томаса Кэмпбелла. Став взрослым, Вудхауз терпеть не мог выступать на публике, и его приемная дочь говорила, будто у него нет ни слуха, ни голоса. Однако в архивах Далвича есть запись о том, что он пел не только соло, но и в хоре, когда ставили “Лягушек” Аристофана на древнегреческом. А в конце последнего семестра, в День основателей колледжа в июне 1900 года, Вудхауз исполнил Гильденстерна в “Розенкранце и Гильденстерне” Гилберта и в этой роли сымпровизировал несколько удивительно смешных трюков с револьвером.

Последний год в Далвиче подтверждает слова Тауненда о том, что Вудхауз был одним из самых одаренных учеников – “сказывается порода”, как говорили тогда. Он опережал одноклассников в учебе, был старостой пансиона, “тяжелым форвардом” в команде регбистов и “быстрым боулером-правшой с хорошим броском” в крикетной. Следующим шагом должна была стать стипендия в Оксфорд или Кембридж. В сентябре 1899-го он сказал своему другу Эрику Джорджу (“Джимми”): “Поступление [в Ориэл-колледж] – дело решенное. Я гений. И всегда это знал”. Путь наверх уже проложил его старший брат Армин, поступивший в Оксфордский колледж Тела Христова, и Вудхауз вспоминал: “Планировалось, что, если я смогу получить стипендию, я тоже пойду в Оксфорд”. Казалось, ничто не помешает неизбежному поступлению Вудхауза в Оксфорд или Кембридж (школьники называли их “универы”), а оттуда – в министерство иностранных дел или на гражданскую службу: пойти по стопам отца.

Однако вышло иначе. Эрнест Вудхауз почему-то заявил третьему сыну, что Оксфорд исключается, независимо от стипендии. Нужно было учить троих остальных мальчиков, и содержать Пелема-студента оказалось отцу не по карману. Вудхауз тотчас сообщил об этом Джимми Джорджу: “Дружище, у меня ужасные новости. У стариков на мою учебу в универе не хватает того, что в просторечии грубо именуется “бумажками”… О, деньги, деньги, имя вам – деньги! (что за блистательная мысль!)”. Несмотря на всю беззаботность, это нанесло серьезный удар по его гордости и уверенности в себе, как и по оценке собственных способностей. Но Вудхауз был не того склада человек, чтобы долго мучиться из-за отлучения от университета. Он всегда умел собраться в критический момент. И все же лишь в старости он окончательно примирился с тем, что перед ним закрыли путь в лучшую жизнь; он сказал романисту Тому Шарпу, что если бы пошел в Оксфорд, то “определенно” не стал бы писателем. В каком-то смысле эта рана оказалась не менее глубока, чем безразличие матери. Строфа из стихотворения, опубликованного через год, красноречиво описывает отчаяние Вудхауза:

Вот что отец ему сказалБез ласки и заботы:“Забудь, сынок, про универ,Иди, сынок, работай”

Но этим дело не кончилось. Свою боль Вудхауз должен был превратить в фарс. Да, верно, пенсии Эрнеста не хватало, чтобы послать в Оксфорд сразу двоих сыновей, но этой причины было недостаточно: следовало найти объяснение покруче и непременно комическое. И вот на сцене появляется рупия – валюта, в которой исчислялась пенсия Эрнеста. В поздневикторианской Англии колебания курса рупии стали едва ли не всеобщей забавой, чему отдал дань и Уайльд в “Как важно быть серьезным”. Вудхауз же был слишком хороший писатель, чтобы, изживая свое разочарование, не воспользоваться комическим эффектом рупии: “Рупия… все время то подскакивала вверх, то ухала вниз, у нее случались настоящие припадки, так что расходы приходилось приводить в соответствие с ее настроением на текущий момент. ‘Следи за рупией!’ было девизом семьи Вудхаузов”.

И все же загадка остается загадкой. Безусловно, Эрнест Вудхауз считал, что с деньгами у него туго. Он только что ушел со службы и, возможно, чувствовал себя неуютно, живя на непредсказуемую пенсию. Они с женой наверняка ссорились из-за денег. Когда Вудхауз женился сам, он, памятуя о тяжелых семейных сценах, препоручил ведение семейного бюджета жене. Однако, если подсчитать минимальные расходы на университетскую учебу, невозможно понять, отчего Эрнест, даже будучи ограничен в средствах, не позволил своему третьему сыну поступить в Оксфорд. С учетом колебаний курса рупии пенсия Эрнеста составляла около goo фунтов в год, причем 8о фунтов на жизнь в городе он выдавал Пелему, не испытывая затруднений. Кроме того, далвичские выпускники, попавшие в Оксфорд или Кембридж, получали в год до 30 фунтов от гордого своими питомцами (и богатого) колледжа. Можно не сомневаться, что такой одаренный студент, как Вудхауз, получал бы максимальную сумму. Для сравнения, годовое жалованье младшего преподавателя в Далвиче было 150 фунтов. Армин уже жил на стипендию; его прочие траты, которые ежегодно оплачивал Эрнест, никогда не превышали 100 фунтов. Так ли трудно было бы содержать в “универе” двоих сыновей? Или на самом деле Эрнест хладнокровно решил положить конец какому-то скрытому от нас соперничеству Пелема с Армином? И строгая Элеонора, возможно, поддержала решение мужа? Поддержала, чтобы недвусмысленно дать понять застенчивому, нерешительному и непрактичному сыну, каково это, по-настоящему зарабатывать себе на жизнь.

Конечно же, Вудхауз не разглашает семейную тайну. В автобиографии, лаконично описывая последний год учебы в Далвиче, он пишет: “В школьные дни мое будущее всегда было неопределенным. На вопрос ‘Кем же станет наш мальчик?’ каждый день звучал новый ответ”. Обычно он находил утешение в работе и готовился к экзамену на стипендию с поразительной целеустремленностью. “Весь последний триместр в Далвиче, – вспоминал он, – я вскакивал с постели ровно в пять утра, съедал пару крекеров и принимался корпеть над Гомером и Фукидидом”. Затем последовал удар. “Как раз когда приближалось время экзамена, – писал он, – рупия снова выкинула штуку, и мой отец посчитал, что два сына в Оксфорде – это одним сыном больше, чем сможет потянуть его кошелек. Итак, Ученье вытянуло несчастливый билет, и я достался Коммерции”.

Отголосок потрясения, которое испытал Вудхауз, звучит в одной из сцен романа 1910 года “Псмит в Сити”. Отец героя, Майка Джексона, вызывает его в кабинет. Следует неловкий диалог, и вот отец Майка сообщает дурные вести:

Майк недоуменно уставился на отца. Смысл этих слов мог быть только один: он не поступит в университет. Но почему? Что произошло? <…>

– Разве я не поеду в Кембридж, отец? – еле выговорил Майк.

– Боюсь, что нет, Майк. <…> Не стану входить в подробности <…>, но со времени твоего отъезда я потерял огромную сумму денег. Такую огромную, что нам придется экономить во всем. <…> Вы же с Бобом, боюсь, должны будете сами зарабатывать себе на жизнь. Знаю, какое это страшное разочарование для тебя, старина…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Перевод И. Бернштейн. (Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, – прим. переводчиков.)

2

Это такие слова, как бохи или улун (китайский чай), пурда (изоляция женщин от мужчин в мусульманских странах, а в переносном смысле – замкнутость, одиночество) и т. п. В русских переводах Вудхауза они обычно не сохраняются.

3

David Cannadine. Ornamentalism: How the British Saw Their Empire. – London, 2001.-P. 28.

4

Перевод Ю. Жуковой.

5

Перевод Н. Трауберг.

6

Яркий пример тому можно увидеть в статье его падчерицы Леоноры Вудхауз “П. Г. Вудхауз дома” (см. с. 49).

7

Перевод Н. Трауберг.

8

Перевод И. Шевченко.

9

Перевод И. Балясникова.

10

“На выручку юному Гасси”. Перевод И. Бернштейн.

11

“Этот неподражаемый Дживс”. Перевод И. Балясникова.

12

“Дядя Фред посещает свои угодья”. Перевод Н. Трауберг.

13

Перевод И. Бернштейн.

14

В викторианских английских домах существовало типичное пространственное разделение на хозяйскую часть и часть, предназначенную для прислуги. Прислуге отводился фрагмент нижнего этажа, а хозяева жили и принимали гостей на верхних этажах. В ту часть, которая отводилась прислуге, вела дверь, обитая зеленым сукном.

15

Ежегодная премия за лучшее стихотворение на английском языке, написанное студентом Оксфордского университета.

16

Деревня в городе (лат.).

17

Двойное имя Вудхауза – Pelham Grenville.

18

Подж в переводе с англ. – толстячок.

19

Перевод Н. Трауберг.

20

См. в настоящем номере: Дж. Оруэлл. В защиту П. Г. Вудхауза (с. 123).

21

Школьный альманах Далвич-колледжа, который Вудхауз редактировал.

22

Перевод Н. Усовой, А. Соколинской.

23

Джейкоб Эпстайн (1880–1959) – американский скульптор, автор композиций на библейские сюжеты.

24

“Голос из прошлого”. Перевод И. Гуровой.

25

“Noblesse oblige”. Перевод Н. Трауберг.