Полная версия
Чем черт не шутит
– Браво, браво! – кричала толпа. Все словно были зомбированы успехом, желанием денег, в глазах горели чертовские огоньки.
– А теперь – угощение!
В зале появились официанты во фраках, начищенных туфлях, перед собой они везли тележки с напитками.
От коктейлей публика сделалась еще веселей и податливей.
– А теперь прошу для заключения контрактов проследовать в кабинеты.
***
– Джордж, это просто успех! Ты видел, сколько контрактов вчера было заключено? Мой чек просто взорвался! – Ангелина Дятлова не могла поверить в свое счастье.
– Конечно, Ангел, это рынок эмоций. И от того, как мы продадим себя, зависит успех и зарплата, – мужчина приобнял девушку.
– Да, ты был прав, Джордж, чем беднее народ, тем у него больше желания меняться, желания выбраться из чертовой дыры. Ты видел эту бабушку, которая продала свою козу банку, чтобы купить наш уникальный продукт для омоложения? – Ангелина расхохоталась.
– Чин-чин, твое здоровье, – поднял бокал Джордж.
***
– Дорогой, я должна сказать тебе, – молодая женщина начала разговор еле слышно. – Понимаешь, те деньги, которые мы так долго копили на отпуск… В общем, их больше нет. Пожалуйста, не перебивай меня. Я вложила их в уникальную фирму. Прошла собеседование. Ты же хотел, чтобы я нашла работу. А здесь новые технологии…
– Надь, какие технологии? У меня что-то не стыкуется. Ты нашла работу и отдала все наши сбережения? Бред.
– Я купила суперпродукт, он всем нужен. Скажи ведь все хотят быть успешными, здоровыми, красивыми, богатыми?
– Ответ очевиден. Ну ты учительница начальных классов, какие технологии, какие продукты? И почему ты все время улыбаешься? Я что-то не понимаю, в чем радость? А что за блеск в глазах, Надя!
– Игорь, меня предупреждали, что близкие люди будут предъявлять претензии. Но погоди, осталось чуть-чуть потерпеть, и мы выберемся из этой дыры. Там такие деньги!
***
На следующий день Надя пришла в офис – от былой роскоши и след простыл. Коллеги сидели на обшарпанных стульях, микроволновка грела жирные чебуреки, пахло дошираком.
– А где мой наставник? – робко спросила Надя.
– А они все на событии. Вчера ночью после презентации улетели в Новосибирск.
– А ты чего такая расстроенная? Где твоя улыбка? Где чертовские огоньки в глазах?
– Муж не поддерживает меня, – сдерживая слезы, промолвила Надя.
– Тихо-тихо, – приложив палец к губам, цыкнула Жанна Голдман. – Мы о плохом в офисе не говорим. Это бизнес эмоций. В плохом настроении ты всю клиентуру распугаешь. Лучше иди пока погуляй, помедитируй, собери ресурс.
– Как же я его соберу-то? Я без поддержки, без денег.
– Всё в тебе, милая, всё в тебе. У тебя есть уникальная продукция. С ней ты можешь все. Главное – вера в себя и в продукт. А ты сама им пользуешься?
– Что вы, Жанна, это так дорого!
– Дорого – это в твоей голове, работай с возражениями, – нараспев протянула женщина.
***
Надя почувствовала себя маленькой брошенной девочкой. Зачем она поддалась на эти красивые фантики! Отдать триста тысяч, чтоб приобрести какие-то непонятные баночки, тюбики, порошочки. Конечно, Игорь будет негодовать – три года копили. А теперь ни отпуска, ни денег. Нужно срочно позвонить своему медиа-партнеру, да, Варваре Петровне. Та наверняка сможет помочь, все она же пригласила Надю в этот… «бизнес».
Девушка нервно стала набирать номер: «Аппарат абонента не подключен к станции, попробуйте перезвонить позднее».
– Черт! – выругалась Надя. – Наверное, еще в самолете. О, эсэмэска пришла. Алло, алло, Варвара Петровна! Это Надя, студентка ваша, ну да, альфа-партнер. Вы где? У меня проблемы.
– Наденька, милая, извини, но я больше не в бизнесе, ничем помочь не могу, обращайся к лидерам.
– То есть как? Вы же меня…
Варвара Петровна отключила телефон. Нужно было срочно менять паспорт и уезжать подальше. Обманутые друзья негодовали, хотели разъяснений. Сроки кредитов поджимали, нужно было что-то предпринимать.
***
В автосервисе работал старый телевизор.
– Андрюха, сделай погромче, – попросил Игорь коллегу.
– Это ж новости.
Диктор вещал: «В городе Эйске участились случаи самоубийств. Волна пришла в город после так называемых гастролеров. Они проводили свои презентации, знакомили жителей с чудо-продуктом, предлагали стать партнерами по бизнесу и заключали договоры. Жертвы совершенно добровольно продавали квартиры, брали кредиты. Следующий сюжет с места происшествия смотрите после рекламы».
А после рекламы мельком показали улицу Советскую, на которой жили Надя с Игорем. У подъезда стояла полиция с мигалками, скорая. На пешеходной дорожке лежал бугорок, накрыт белой тканью. Зеваки подходя, крестились, ойкали.
– Я домой! – бросив инструмент, нервно засобирался Игорь…
Встреча с Верой
Айса Унгарлинова @aysa_story
Я вышла с работы и быстро заскочила в машину. Начался дождь. В небе клубились черные грозовые облака, внутри которых сверкали молнии. Я вертела в руках направление от гинеколога, как вдруг краем глаза заметила странное движение у входа в супермаркет. Двое парней отобрали коробку для подаяний у несчастной женщины. Она схватила одного за рубашку, тот оттолкнул ее, а затем, уже упавшую, пнул в живот.
– Эй! Вы что творите? – я выскочила из машины и подбежала к женщине.
Обидчики скрылись из виду. Я присела на корточки и заглянула ей в лицо.
– С вами все в порядке? Можете встать?
– Спасибо. Все нормально, – она улыбнулась краешком губ.
У женщины было измученное лицо с усталыми, в красных прожилках глазами. Я протянула руку, она встала и поправила платье. Внезапный гром расколол небо. Потемневшие мокрые улицы опустели. Капли дождя стекали по ее щекам и глазам, застилая реальность дрожащей мутной пеленой. Казалось, что ее изможденное лицо – это восковая маска, натянутая на череп.
– Давайте я вас подвезу. Где вы живете?
Женщина молчала, согнувшись под тяжестью горя.
– Пойдемте. Я довезу вас.
– Я не могу идти домой. Ведь я ничего не купила. Чем же я буду кормить дочь? – она опустила глаза и заплакала.
Я подхватила ее под руку и повела в магазин. Вышли мы оттуда с двумя полными пакетами продуктов.
– Благослови тебя Господь, дочка, – слезы затуманили ей глаза.
Сквозь дождь по мокрому асфальту тянулся неиссякающий поток попутных и встречных машин. В дороге мы познакомились. Женщину звали Вера. Иногда она просила милостыню перед зданием моей работы. Я видела ее пару раз в неделю. На собранные деньги она рассчитывала купить хлеб и молоко.
Вера жила на краю города в ветхом домике. Распахнутая деревянная калитка заскрипела на весеннем ветру. Мы прошли по заросшему сорняками двору и оказались в небольшом домике с двумя комнатами. Внутри все пропахло плесенью. Сырость лезла сквозь дырявую крышу. Обои выцвели и ободрались, пол истерся. Здесь поселилась бедность.
– Вы меня тут подождите, – Вера указала на стул у невысокого облупленного шкафа. – Я пойду дочку посмотрю.
Все было подернуто грустью и бедностью. От увиденного мучительно хотелось плакать.
– Спит, – Вера устало села у стола, подперев щеку ладонью. У нее были большие грубые руки, маленькие глаза, острый подбородок и тонкий рот с опущенными уголками.
– Ой! Что ж я сижу? – она всплеснула руками и стала разбирать пакеты с продуктами.
Из соседней комнаты донесся тихий стон.
– Дашенька проснулась, – Вера торопливо скрылась за дверью, но тут же возникла на пороге. – Пойдемте я вас с ней познакомлю.
На кровати лежала беловолосая девочка пятнадцати лет, даже ресницы у нее были белые. Запавшие глаза сверкали лихорадочным блеском. Шумное, прерывистое дыхание нарушало тишину.
– Дашенька, у нас гости, – Вера подошла к дочери и заглянула ей в глаза.
Девочка, сделав некоторое усилие, повела взглядом по сторонам. На щеках вспыхнул густой румянец, а затем разлилась матовая бледность. Глаза Даши болезненно расширились, взгляд ушел в никуда. Затем она скривилась, будто у нее заболели все зубы одновременно, и отвернулась.
– Хочешь отдохнуть? – спросила ее Вера, поправляя подушку.
Девочка кивнула, и мы удалились.
Вера напоила меня чаем и принялась варить суп. Ее водянистые глаза казались наполненными слезами.
– Вера, если вам что-нибудь надо, вы говорите, не стесняйтесь. Может, я могу вам чем-то помочь? Лекарства для Даши купить?
– Лекарства? – в уголках ее глаз собрались морщинки. – Спасибо большое. Вы и так помогли нам.
Лицо Веры оросилось обильными слезами.
– Просить помощи у других – самая страшная и неприятная вещь. Вы уж мне поверьте. Я не от хорошей жизни просила милостыню. Вся пенсия на лечение дочки уходит. Даже не хватает. Даша не может ходить, плохо говорит, часто болеет. Ей нужен постоянный уход. Я даже не могу устроиться на работу. Иногда выбегаю на пару часов в центр, как сегодня. По ночам мою полы в организациях, докупаю лекарства. Муж бросил нас, когда узнал о диагнозе Даши. Со временем и все близкие отвернулись. Я не просила для себя такой судьбы, она сама меня настигла, – истончившиеся, увядшие губы Веры дрожали.
Слезы подступали стремительно, но я не дала им пролиться. Вера вызывала одновременно безмерное восхищение и сострадание. Она не роптала, не сдавалась, даже когда становилось невыносимо тяжело и когда, казалось, силы покинули ее.
Я заметила, как подергиваются ее веки от постоянного недосыпания и усталости. Вера хотела одолеть неодолимое. Бралась за любую работу лишь бы спасти своего смертью зацелованного ребенка. Она изголодалась по смеху, радости, обычные вещи повседневной жизни обошли ее стороной. Но у Веры была цель, ради которой она жила.
Я оставила Вере свой номер телефона. Она пообещала позвонить, если потребуется помощь.
Когда я покинула дом Веры, небо было чистым, ярким, подсвеченным золотом заката. Дождь прекратился, отмытые им мостовые и тротуары блестели, пахло приятно и свежо.
Всю дорогу до дома Вера с дочерью не выходили из моей головы. Оскорбленные и обиженные судьбой, они все же были друг у друга. А я чувствовала себя одинокой, брошенной.
Я повертела в руках направление на прерывание беременности и разорвала его пополам.
«Не родишься – свет не увидишь, а родишься – столкнешься с трудностями жизни», – я провела ладонью по животу и улыбнулась светлому будущему. Именно таким оно обязательно будет.
Чертово колесо
Даша Берег @bereg_dasha
Но я ле-чу с то-бой сно-ва, я ле-чу… – пел Магомаев из колонки.
– Эх! – кричали малыши и приседали на одно колено.
И о-дно сло-во я кри-чу…
Вика вместе со своей труппой четырехлетних артистов повторяла движения, попутно делая замечания отстающим. До итогового концерта оставалось всего ничего, а ребятня все равно сбивалась к концу песни и начинала хаотично скакать. И костюмы не готовы. И аренду за зал подняли, а мамочки платить на 500 рублей больше за месячный абонемент отказались. Мама Славика Кузнецова даже назвала Вику бесстыжей, а шепотом – крохоборкой. Но дети так ждали весеннего концерта, что Вика пожалела малышей и решила доработать до него практически себе в убыток. Потом надо будет подыскивать новый зал, лучше рядом с домом, чтобы не тратиться на проезд.
В общем, работала Вика на голом энтузиазме.
– Кружимся, кружимся, – приговаривала она, хлопая в такт, когда в стеклянной двери замаячил Родя.
Раньше Вика работала в команде Роди аниматором. Иногда он просил ее выйти на заказ по старой дружбе. В последнее время только это и выручало.
– Через полчаса выезжаем, – прошептал Родя, приплясывая за Викиной спиной, – я костюмы принес, тут переоденемся и поедем.
– Мы уже заканчиваем. Приготовились! И я ле-чу с то-бой…
– Най-на-на-на!.. – закружились дети, выставляя коленца и взмахивая руками.
– А что у вас за ретро-вечеринка будет? – спросил Родя, когда всех детей разобрали мамы. – Почему под Моргенштерна им танец не поставишь?
– Дети, когда совсем маленькие, любят старые песни, ты не замечал?
– Неа. Мне за это не платят. Но эту песню я знаю. Она еще в «Ну, погоди!» была. Я сразу Волка представляю, когда ее слышу.
– Волка дети точно не представляют, – задумчиво проговорила Вика, – и «Ну, погоди» они как раз и не смотрят… Знаешь, кажется, что все хотят сесть мне на шею.
Перед уходом Славик Кузнецов сказал, что пропустит следующую репетицию, потому что они с мамой летят на «Сышилы». Вика не любила считать чужие деньги, но обвинение в крохоборстве вдруг стало особенно обидным. Настоящая крохоборка вряд ли бы продолжала танцевать с ребятней под Магомаева за копейки, с такой-то арендой.
– Характер у тебя такой, – сказал Родя, доставая костюмы из рюкзака. – Тут есть утюг? Платье твое помялось. И мне плащ заодно гладани.
Через полчаса в виде Дарта Вейдера и принцессы Леи они вышли из здания. Чубакка уже ждал их в такси.
– И это у меня еще ретро-вечеринка, – пробормотала Вика, приподнимая белое платье, чтобы то не запачкалось в придорожной слякоти. – К кому мы вообще едем?
Родя засмеялся:
– День рождения у двух сестер. Им три и шесть лет, а родились в один день. Папаша ювелир, блин.
– Зачем маленьким девочкам Дарт Вейдер на празднике? Девочки любят принцесс.
– Поэтому ты – принцесса Лея, – Родя довольно щелкнул ее по корзиночке из фальшивых кос. – Залазь давай.
– Привет, Виталя, – поздоровалась Вика с Чубаккой, сидевшим на переднем сиденье.
– Да какой из Витали Чубакка, он же до пупа ему только достает! – хохотнул Родя. – Сначала договорились на Оби-Вана, но в последний момент «ювелир» затребовал эту псину с винтовкой. Я костюм вчера всю ночь проветривал, он непопулярный, завонялся весь. Так что Виталя оказался в пролете. Фактура у него не та.
Таинственный Чубакка так и не представился. Вика хмыкнула и стала смотреть в окно. Таксист не мигая пялился на всю компанию.
– Я один раз вез Спанч Боба с Патриком, – сказал он, – но вы, конечно, круче. На Звезду Смерти поедем?
– Начнем с ресторана «Пеликан», – бодро отозвался Родя и ткнул Вику в бок, – а там посмотрим.
Праздник был странный. Младшая именинница испугалась и сидела у мамы на руках. Старшая в ужасе смотрела на арбалет Чубакки, перекинутый через плечо. Папаша-ювелир был пьян в дрова и без конца фотографировался со всеми артистами по очереди.
– А ты кто? – шепотом спросила у Вики в середине представления младшая девочка и потрогала ее прическу.
– Принцесса Лея.
– Папа обещал нам Анну и Эльзу, – сказала старшая, глядя, как счастливый папа лупит Дарта Вейдера по спине световым мечом.
– А собака не кусается? – снова спросила младшая, показывая пальцем на Чубакку, лихо крутящего фигурки из воздушных шаров. Движения его рук показались Вике смутно знакомыми, но она только сказала:
– Не бойся, это добрая собака.
– Заморозь ее на всякий случай, – посоветовала девочка, но сестра сердито поправила:
– Это принцесса Пея, а не Эльза, она никого не морозит.
И обе девочки обреченно пошли участвовать в новом конкурсе. На Родю тем временем снова пер «ювелир»:
– Я хочу померить шлем!
– Шлем дорогой, – пытался отстоять головной убор Родя.
– Ваши дети даже не знают, кто мы такие, – прошептала Вика «ювелиру», аккуратно отодвигая его от Роди.
– Они хотели каких–то баб и снеговика. У меня вот в детстве не было аниматоров, только видюхи «Звездных войн» с говенным переводом, – сказал тот. – И вообще, я здесь банкую, я что, не заслужил праздника?
Родя сдался и отдал банкующему родителю шлем.
– А я еще думал, почему он требовал, чтоб Лея была в золотом купальнике, как в «Возвращении Джедая», – прошептал он Вике, когда «ювелир» отошел.
– Нормально так.
– Да ладно тебе. Видишь, я отстоял платье. У меня и купальника-то не было. Не злись. Сейчас мы с Чуи покажем химическое шоу и все.
– Шерсть ему не подпали, – вздохнула Вика.
Но все прошло как по маслу, а счастливый от встречи с героями детства ювелир даже отсыпал чаевых. Родя и Вика, еще в костюмах, складывали реквизит в узкой комнатке для персонала. Попутно Родя курил, а Вика покашливала от дыма.
– Ну и семейка, – впервые пробасил человеческим голосом вошедший Чубакка.
Вика замерла с банкой мыльных пузырей в руках. Этот голос она бы узнала из тысячи.
– Привет, – сказал Дима Троян и снял чубачью голову.
Краска хлынула Вике в лицо.
– Ты обещал, что его никогда и ни за что не будет! – закричала она Роде и бросила в него пузыри. Их с Димой год вместе каруселью пронесся у нее перед глазами, а потом вспомнилось, как все кончилось, и захотелось бежать прочь из прокуренной каморки, дурацкого лицедейства, прошлой жизни.
– Вик, ну ты же знаешь, я бы никогда, – начал оправдываться Родя, – но Димка только что приехал, а где я еще найду двухметрового Чубакку?
Вика всхлипнула и вышла из комнатки.
– Куртку хоть возьми! – крикнул Родя ей вслед.
Вика ускорила шаг, но от расстройства перепутала черный ход с белым и снова оказалась в зале, где еще продолжался праздник. Дима бросился за ней, натыкаясь арбалетом на косяки.
– Пея, собака идет за тобой! – закричала Вике младшая именинница. – Беги от нее, Пея!
И Вика побежала.
На улице уже начало темнеть, зажглись фонари. В парке через дорогу праздновали Масленицу. Вика бросилась туда. Холодный воздух кусал лицо, обжигал горло. Ноги то и дело проваливались в снег, пачкался подол платья.
– Да подожди ты! – кричал догонявший Дима.
Вика припустила. Над парком глыбой возвышалось колесо обозрения с застывшими в высоте кабинками, и Вика невольно вспомнила Волка, а в голове сразу запело:
И од-но сло-во я кричу…
– Дура! – орал Дима.
Вот они летом купаются в речке и любят друг друга до темноты в глазах.
Кричу: «Люблю» – и лечу я к звездам…
Вот они хотят подать заявление в ЗАГС.
Кричу и вновь лечу…
А вот доброжелатели говорят Вике, что Дима с ней только из-за жилплощади и ему удобно жениться на россиянке. Вот Вика его выгоняет, тайно желая простых объяснений, а Дима собирает вещи и пропадает на год.
Най-на-на-на-на-на…
Танцуют дети и выбрасывают коленца, а Славик Кузнецов танцует лучше всех, а вечера такие одинокие, что хочется утопиться.
Най-на–на-на-на-на…
А вот Дима вернулся и как ни в чем не бывало отыгрывает Чубакку, и Родя тоже молчит, покрывальщик чертов, а мама Славика называет Вику крохоборкой и тут же давит на жалость грядущим концертом, а Роде надо гладить плащ, и шея сейчас сломается под вселенским весом…
– Девушка, вас преследуют? – раздалось над ухом, когда она с разбегу влетела в двух омоновцев, патрулирующих парк.
– Да, – выдавила Вика, и подбежавшего Диму ловко скрутили.
– Чубакка, отбивайся от ментов арбалетом, – пьяно закричали откуда-то сбоку и заржали.
– Подождите, я не в этом смысле!
Омоновцы, явно потешающиеся над ситуацией, отпустили Диму. Тот недовольно отряхнулся и поднял чубачью голову, упавшую в снег. В другой руке он сжимал Викину куртку.
– На, оденься.
– Спасибо.
– Не шалите, а то Хан Соло вам по шапке надает, – засмеялись омоновцы и пошли дальше.
Тут из парковых динамиков действительно заиграла громкая музыка и небо озарилось фейерверками, похожими на пьяных птиц. Со всех сторон закричали: «Ура-а-а!»
– Ну че ты бегаешь от меня, как дура?
– Ты пропал на год! – выпалила Вика.
– Ты наслушалась всякой херни и выгнала меня без объяснений! А я тебе кольцо в тот день купил.
– Это подруга моя, а не херня!
– Такие друзья у тебя! Купальников у них просто нет золотых, а так норм бы было.
– Ты мне даже не звонил, – тихо сказала Вика. У нее кончился воздух и аргументы.
– Так ты меня заблочила везде! – перекрикивал музыку Дима, так знакомо жестикулируя, что Викино сердце ухало вниз, к грязному подолу принцессиного платья. – Мне надо было срочно вернуться в Брест, ты же знала, что у меня мама болеет!
– А можно с вами сфотографироваться? – к ним подошла девочка лет десяти.
– Нет! – заорали оба.
– Идиоты ряженые, – бросил девочкин папа и оттащил ее в сторону.
– Ты купил мне кольцо?..
И снова то ли почудилось, то ли действительно запело из динамиков:
Только черт заводит снова колесо, колесо, колесо и летит твое лицо…
И колесо обозрения подмигнуло, заиграло огоньками и завертелось, сливаясь в огромный огненный шар.
– Ты косу потеряла, – сказал Дима, подходя к ней вплотную.
– А от тебя воняет псиной, – прошептала Вика, глядя на огоньки, отражающиеся в его глазах.
– Все вуки так пахнут, – и губы встретились с губами, а колесо фейерверком полетело в небо, и…
Кричу: «Люблю!» – и лечу я к звездам,
Кричу и вновь лечу…
Друг – Другу
Элла Чак @ellabookwriter
– Суставы и их соединительная ткань разрушены. Случай неоперабельный. Остеоартроз поразил уже более двухсот хрящей.
Таков вердикт.
За год в моей карточке врачи корябали новые строчки. Вклеивали дополнительные вкладыши. Подкладывали снимки рентгена, УЗИ, МРТ и прочие аббревиатуры, что оставались для меня пустым звуком. Я не могла говорить, о чем сожалела больше всего на свете. Как бы хотела рассказать Павлу, что он для меня значит!
Болезнь отняла право бегать, ходить, стоять, лежать… и даже спать. Обезболивающее не помогало. Ночами терпела, утыкаясь в подушку. Только бы не заныть, только бы дать Павлу выспаться. Он и без того мучается со мной. Мы собирались еще долго жить в радости друг с другом. Путешествовать зимой по горам, а лето проводить в селе Весёлое.
В нашей желтой палатке на дежурстве в горах я впервые почувствовала тянущую боль в коленях и локтях. Подумаешь. Все из-за холода и сырости. Вернемся в город, пройдет. Павел заметил, что со мной что-то не так.
В горах Эльбруса нет привычной телефонной связи. Сообщения оставляют в красных сигнальных ящиках, примотанных высоко к путевым столбам. Он записал послание на клочке какой-то визитки, а я как могла уверяла, что никто не придет в горы в такую погоду. Надвигался буран, снегопад шел пятые сутки, каждый день сходили лавины.
Но он все равно пытался. Всегда. Павел боролся за меня с того дня и до самого последнего.
На лето мы спустились с гор. Обратно в город. Проходило время, но не мой дискомфорт. Началась неконтролируемая хромота, которую я уже была не в силах скрыть. Павел не стал слушать мой протестующий вой и отвез в клинику.
С тех пор мы отдыхаем в приемных отделениях вместо дачи и нашей желтой палатки. Я не уверена, но кажется, она была именно желтой. Помню запах подсолнухов, в поле которых мы с Павлом сбегали в Весёлом.
Вместо веселья нам достались смирение, принятие и покорность.
Спустя неделю, что я провела без сна, питаясь обезболивающими кругляшками, Павел притащил в дом что-то странное. Что это он еще удумал?
Два часа пыхтел над каким-то огромным корытом, давя ножной насос. Я не отводила взгляд с его коленки. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Как ловко, легко, незаметно и буднично. Я радовалась. Любовалась его здоровьем и подбадривала морганием глаз. Пусть они и стали красными от лопнувших сосудов недельного отсутствия сна.
– Готово! Сейчас, подожди чуток.
Из ванной донесся звук включенных кранов. Загремели ведра и тазики. То, что Павел накачал насосом, оказалось детским бассейном. Полчаса он таскал воду, пока не набралось до края.
– Все будет хорошо, – опустился он возле меня. – Вода – это невесомость. Твои суставы перестанут давить на хрящи и связки. Как по небу лететь! Я буду держать, а ты сможешь… просто поспать.
Я вздохнула и дернула уголком рта. Пока Павел брал меня на руки, терпеливо сжимала зубы. Стоило оказаться в воде, стоило только почувствовать невесомость, как боль отступила. Перестало ныть. Перестало дергать. Перестало простреливать.
Павел сел в бассейн в домашней майке и шортах. Я лежала головой на его груди, а он, еле прикасаясь, гладил меня.
Впервые за долгие дни и бесконечные ночи я не заметила, как уснула, а Павел просидел в воде несколько часов. Я слышала ласковый стук моего дорогого сердца, любимого, единственного родного человека. Он был моим Человеком. Он был настоящим.
Когда через месяц настал мой час уходить, я посмотрела на Павла как на самого лучшего Друга. Мы были друг другу родственными душами. Пусть недолгие двенадцать лет.
Спасибо, Павел, за проводы в желтой палатке в селе Весёлое в поле подсолнухов. Не плачь. Я присмотрю за тобой в горах, а после дождика улыбнусь тебе аркой радуги. Ты был лучшим Человеком, о котором может мечтать собака.
Прощай.
Твоя овчарка Лесси.
Люська
Анастасия Данилова @an_astasiia1387