Последний рассвет Тарайи

– Да, Зор, прости, что так вышло, – удрученно ответил тулеец, не моргая глядя в тихое пламя огня своими яркими хризолитами.

Небосвод степенно прояснялся, знаменуя скорый рассвет, как вдалеке со стороны степи, где были выставлены Яром дозоры, послышался шум голосов. Все встрепенулись. Голоса усиливались и уже слышны были недовольные крики. Яр запрыгнул на коня, хмуро глядя в сумеречную даль, в попытке разглядеть хоть что-то. Зор тут же подхватился с места и бросился в ту сторону. Он нутром чуял, что произошло, и спешил скорее…

У узкого прохода меж двух холмов друг напротив друга в отдалении сотни шагов топтались на лошадях степняки и с другой стороны несколько гарийцев.

– Тебя, Маргас, мы с великой радостью встретим и обогреем, но Яра ждать нужно, пусть разрешится всё, – твердил один из дозорных Яра, стоя с мечом наизготовку, преградив путь нескольким сотням сирхов во главе с Маргасом и Качудаем.

– Пусти, гариец, нет темных помыслов, Гаруда свидетель тому! – надрывался Качудай, гарцуя на своем коне перед ними, – Мы мараджават несем впереди себя по велению Зора и под крылом Гаруды, ты не можешь путь этот преграждать!

– Обожди, сирх, явится Яр, тогда решение будет!

– Урус-Зор решение держать должен, только под его рукой вершится великий мараджават! – не унимался степняк. – Я знаю, что он здесь, вели звать его!

Маргас стоял чуть в стороне и снисходительно улыбался, наблюдая за перепалкой. Старый воин не переставал удивляться тому, как сильно и за короткое время изменилась жизнь. Он не мог до сих пор свыкнуться с тем, что сирхи беспрекословно слушают Зора, хотя и понимал это где-то в глубине души, однажды сам попав в похожую ситуацию давным-давно.

– Урус-Зор! – Заорал Качудай радостно и, проигнорировав не преграду из гарийцев, дал в бока коню.

– Пустите! – крикнул Зор, подбежав.

– Урус-Зор! – спрыгнул с лошади Качудай, раскинув руки в приветствии, хлопнув по плечу, обняв того коротко, – Ты молодец, Урус-Зор, что не погиб без меня! Учти, я первый! – засмеялся степняк, остальные его воины заулюлюкали.

– Почему не слушал, что я говорил? Зачем ушли следом?! – Нахмурился Зор, строго глядя в глаза тому.

– Посмотри Урус-Зор! – повернулся он, проведя рукой перед собой, показывая на войско, где было не менее четырех сотен бойцов, – Вольные воины степные примкнули к нашим рядам, чьи станы погибли, и они хотят вершить мараджават, чтобы дети их, как ты сказывал, могли лета новые встречать в радости! Я обещал тебе, Урус-Зор, что сирхи встанут с оружием против каращеев, я несу то слово! – гордо отрапортовал Качудай, – Поэтому не держи гнев на нас, что ушли по следам твоим. На нас трое дарбов вышли и многие смерть приняли, прежде, чем мы одолели их, поэтому оставаться нельзя было нам на одном месте. Гляжу, Яра встретил ты? – кивнул он на неспешно подъезжавшего седоволосого воина, – Это добрые вести, и ждать уж более нельзя!

– Да, Качудай, в этом ты прав, ждать более нельзя.

– Вот! – поднял руку вверх Качудай.

– Однако… – В удивлении произнес Яр, спрыгнув с лошади. – Ты что с ними сделал?! – вопросил он, глядя на смиренно ожидавших сирхов.

– Каращеи сделали. Жить все хотят, они тоже хотят, несмотря на распри.

– Урус-Зор велик! – встрял Качудай, с укоризной глядя на Яра, – Он Гарудой послан!

– Тебя-то я помню, Качудай, – усмехнулся Яр, – Но не думал, что вновь повстречаю.

– Не таи обиду, Яр! – приложил Качудай руку к груди, – То споры пустые были на мгновения короткие, а теперь мараджават великий наступил на лета долгие, верь мне, Яр, как я верю тебе, верю Зору, степи верю!

– Будь по-твоему, Качудай, но веру мою не смей предать! – прищурившись слегка, ответил Яр и дал указания бойцам пустить сирхов в лагерь.

***

Ильм шел уверенно впереди вместе с Зором, Маргасом и Качудаем. Позади, в хорошем отдалении под предводительством Яра двигалось сборное войско – четыре сотни сирхов и пять сотен гарийцев. Качудай отказался оставаться без Зора, по обыкновению своему, боясь, что тот вдруг погибнет без него и ушел впереди вместе с ним. Яр с недоверием отнесся к такому раскладу дел, когда пришлось объединяться, но поделать ничего не мог, понимая, что по-другому нельзя. Заклятые враги когда-то, теперь имели одну цель, поначалу искоса поглядывая друг на друга, но природное радушие гарийцев и их расположение к себе все же сделали доброе дело и со временем сирхи перестали настороженно коситься, уже от любопытства заводя беседы с новыми соратниками.

Связь держали гонцами.

Зор должен был разведать все подходы, а Ильм указывал направление в сторону врат, откуда сам пришел.

По пути трижды обошли верховых дарбов. Обходили большим крюком, чтобы не столкнуться, оставляя их позади на откуп Яру, но один раз все же нос к носу столкнулись с малой группой в пятерых пеших, где в скоротечном бою, Качудай впервые без помощи Зора одолел одного сам, чудом сохранив жизнь Ильму, на которого была нацелена плеть серого воина. Не без помощи Маргаса это вышло сделать, который все-таки мог еще дать отпор чужакам. Старый воин империи удивлялся прыти каращеев, и как ему показалось – своей немощности.

«То, воины сильны не по мере нашей, а не ты стар» – усмехался Качудай, посетовав на то, что он и вовсе с большим трудом может с ними тягаться.

За спасение тулеец по своему обыкновению одарил Маргаса с Качудаем тем самым благом, которого удостоился до этого Зор. Степняк со здоровяком потом долго шли, удивляясь всему вокруг, часто с открытыми ртами глядя на окружающее пространство, будто впервые его видя и восхищаясь каждым камнем под ногами, небом, деревьями, вдыхая ставший необычным воздух. Качудай в очередной раз был ошеломлен новыми чувствами, ощущениями. Он не понимал, радоваться сейчас или грустить. Вся жизнь до момента встречи с Зором протекала в едином однообразии, растягиваясь в стужах и летах, возвращая каждый раз в одну и ту же точку, без права сойти с этой круговерти. Теперь каждый новый день буквально сводил с ума от новых событий, познаний, открытий, которые меняли суть степняка – меняли навсегда, бесповоротно, окончательно, без права на прежнюю жизнь и в глубине души он был этому безмерно рад, совершенно не волнуясь о будущем. Он понимал, что достиг того апогея, который даже невозможно было до этого вообразить и внутреннее стремление его теперь было нацелено на полную самоотдачу – жертву, которую он только мог принести, в благодарность за причастность ко всему тому, что происходило с ним в последнее время.

Маргас же степенно смаковал новые ощущения, боясь их спугнуть. Впервые за много лет, со времен смерти Амура, он вновь почувствовал жизнь в себе. Ощутил приятное тепло, окутавшее разум, словно все эти годы был нудный неприятный сон, а теперь настигло долгожданное пробуждение, явив взору мир новыми яркими красками, не скупясь в благодарность за смиренное ожидание.

Маргас улыбался впервые за двадцать лет по-настоящему и начинал понимать, что истина не в словах мудрецов, которых он раньше так усердно искал, жаждал, и к которым он не был готов нутром своим. Истина была в познании не умом, но сознанием скрытым, с которым говорить невозможно, как сказал им Ильм – «звуками, в которые были обернуты непонятные формы». Да это было так, это были всего лишь слова, форма которых не воспринималась сознанием настоящим, требуя опыт, требуя повернуть ту злосчастную призму, и взглянув сквозь иные изломы света на мироздание. Маргас был рад, как малое дитя – искренне, неподдельно, что наконец-то замаячила та дорожка, которую он так долго пытался отыскать.

Зор поднял руку вверх, замерев на месте. Все остановились, прильнув к земле.

Гариец осторожно подошел к бровке, переходящей в невысокий обрыв. Внизу раскинулась огромная долина, у края которой находилось русло Вишьи, а по ту ее сторону высилась гранитная гора точно такой же остроконечной строгой формы, что и прежняя с чертогом и сапфировыми столпами. В основании этой пирамиды зиял темный проход, перед которым стоял варр тот самый, с клинком за спиной и по одному пропускал дарбов, кто на лошадях, кто пешим. В долине их было около двух сотен. Такое количество Зор видел впервые.

– Путь мал слишком и они пока не могут пройти большим войском, – подполз следом Ильм, – Но если мастера наши будут сломлены и откроют остальные пути, тогда каращеи хлынут тысячами сюда.

– И неизвестно в каком уголке земли они появятся, – прошептал Зор, – Яр говорит, что путей было много и они по всей земле строились тогда.

Варр вдруг повернулся резко, пристально уставившись на далекий обрыв, за бровкой которого те прятались. Он словно почувствовал на себе чужое внимание, хотя расстояние было приличным, и видеть явно он их не мог.

– Варр-русс! – Крикнул он четким голосом, выхватил из-за спины меч, направив его в сторону обрыва.

Трое на лошадях тут же с места сорвались в галоп.

– Маргас, уводи Ильма! – выкрикнул Зор, – сейчас не пройти и не охранить жизнь его!

Здоровяк схватил тулейца, и буквально швырнул, подгоняя тычками в спину, а навстречу уже неслась во весь опор земная рать.

Зор не стал дальше таиться, а прыгнул вниз, обнажив клинок.

– Стой, Урус-Зор! – кричал Качудай, прыгая следом, – Я первый, даже не смей!

Зор его уже не слышал и, забравшись внизу на большой валун, замер в ожидании стремительно приближающихся дарбов. Он прыгнул высоко вперед, насколько мог, когда троица почти подлетела к нему и, приземлившись уже за ними, оставил двоих обезглавленными. Перо Гаруды в его руках словно ожило, ощутив вкус крови и требуя как можно больше жертв.

С обеих сторон обрыва по пологим склонам стремительно спускались гарийцы вперемешку с сирхами.

Дарбы не ожидали такой встречи на земле и поначалу слегка растерялись, но ненадолго, сообразив, что к чему, рванули в контратаку.

Конь Яра, нёс его бешеным галопом, словно понимая намерение и важность момента, как тогда в самом первом бою с армией Таримана. Скакун был уже стар и, мобилизовав все свои силы, с самоотдачей служил своему человеку, словно в последний раз. Яр держал на вытянутых руках два коротких меча, устремив их острием вперед. Он влетел в ряды противника и, увернувшись от первых стальных плетей, снёс голову первому, второму, третьему. Матёрый воин Гарии на одном дыхании рубился с достойным противником, не позволяя себе дрогнуть, расслабиться, спасовать. Он погнал все свои мысли, очищая ум от постороннего, и время слушалось, замедлялось, даря победу за победой, отчего его действия становились ещё четче, точнее.

Зор пешим влетел следом, рубанул одному по шее, другому отсёк ноги, увернулся от следующего и тут же обезглавил другого. Он носился словно безумный вихрь среди каращеев, не давая им даже малейшей возможности на успех.

Два войска наконец-то столкнулись в оглушительном ударе. Бойцы всех мастей остервенело рвали друг друга. Гарийцы первыми влетевшие в гущу противника, самозабвенно рубили непрошенных гостей. Сирхи следом добивали раненых. Они не менее рьяно, под стать гарийцам отважно сражались, как в предсмертном великом порыве – и каждый из них определил для себя этот порыв последним, что не имел права дрогнуть, не устоять. Только смерть освобождала от боя – это знал каждый сирх, с оскаленным лицом летевший на врага. Степнякам доставалось больше всего, но их это нисколько не беспокоило, они словно слились в едином бою с гарийцами и терять им было нечего, оставалась лишь одна надежда на то, что хотя бы те немногие уцелевшие, взрастят их потомство, а оно сумеет возрадоваться новому чистому безоблачному Ра-Свету.

Зор прорывался сквозь наседавших дарбов к горе, к варру, который почти равнодушно наблюдал за происходящим, стоя у входа в пещеру, не вмешиваясь. С каждым новым выпадом противника, Зор наращивал темп, удерживал его, затем снова увеличивал. Яркость восприятия окружающей действительности, дарованная Ильмом, придавала сил, как никогда. Он четче видел, более ясно слышал, быстрее реагировал, это состояние вдруг переросло в какой-то дикий экстаз первобытного боя, которым Зор упивался, двигаясь в танце умелого воина, самого первого, самого настоящего, того, который давно оставил эту вселенную, не найдя в ней противника достойного себе. И Зор чувствовал этот танец, где каждое движение было порывом, от которого рождалась очередная истина.

Дарбы терпели поражение, но их это нисколько не останавливало, и они упорно рвались в бой, словно за их спиной находилась целая армия. Гарийцы наседали все сильнее, перевес был явный. Сирхи, как могли в меру сил помогали, к этому моменту потеряв добрую половину своего нового стана.

Яр был уже пеший, а его конь лежал с разбитой головой в самом эпицентре этой вакханалии затаптываемый дарбовскими лошадьми. Сам предводитель гарийцев был сильно ранен, подволакивал ногу, но продолжал упорно рубиться, словно в лабиринте лавируя между серыми бойцами. Он не заметил, как прорвался сквозь всех, оказавшись прямо перед варром.

Зор уже был близко. Он свалил ещё двоих, а прыгнувшему на него с коня дарбу, ударом кулака свернул челюсть, всадив следом в грудь лезвие.

– Варр! – закричал Зор, буквально вырвавшись из гущи боя, стремительно рванувшись к тому. Каращей сделал шаг навстречу приближавшемуся Яру.

Зор кричал что-то в отчаянии, видя, что не успевает.

Яр сделал выпад, но неуверенно как-то, что варр легко увернулся, отойдя в сторону. Серый чужак внимательно посмотрел на Зора, на мгновение встретившись с ним взглядом, и в своей манере, изящно взмахнул тонким клинком перед очередным выпадом Яра, будто в танце развернулся, свистнул коротко воздух, и Яр опустился на колени, а из перерубленной шеи водопадом хлынула кровь.

Каращей вложил свой меч в ножны, развернулся и исчез в темном проходе пещеры.

***

Сотни мертвых тел устилали красивую долину у излучины Вишьи. Сильно уставшие воины Земной рати собирали погибших товарищей, готовя для них последние прощальные костры.

Гарийцев погибло три десятка человек, сирхов две сотни и столько же дарбов. Собирали всех без разбора, стаскивая в одно место, стараясь не оставить никого, дабы не осквернить землю плотью мертвой.

Погребальные огни готовили два дня.

К вечеру второго дня все было собрано и измотанные бойцы собрались у берега.

Зор стоял на берегу у настила, на котором лежал мертвый Яр, а вокруг, в ожидании стояли гарийцы и сирхи. Яр лежал на спине, в его руке был меч, лицо сильно потемнело, глаза впали, а седые волосы, казалось, побелели еще сильней. Зор стоял у его погребальной колыбели уже достаточно давно, в памяти проносилась вся их дружба. Он вспоминал каждое мгновение, которое они проводили вместе, угощаясь ароматным отваром, встречая рассветы. Эти сакральные ритуалы были очень важны для обоих. Великий боец, когда-то два десятка лет назад принесший себя в жертву ради Гарии, наконец-то завершил свой тернистый путь ради всей земли и Зор верил, что теперь он был освобожден, что его искра непременно вспыхнет в новой жизни ярким светом. Иначе быть не могло. Яр принес себя в жертву ради других, это смывало с него всю ту кровь, которую он посмел пролить.

– В добрый путь, Яр! – тихо произнес Зор, поднес к настилу факел. Сухой хворост у основания тут же занялся стрекочущим пламенем. Он оттолкнул настил в воду, где его скоро подхватило течение могучей древней реки.

– В добрый путь, Яр! – Выкрикнул Зор, а по его щекам текли слезы, – Я обязательно найду тот ответ, верь мне воин, верь…!

Рядом стоял Качудай, опираясь на толстую палку. Его одна нога была сильно перебита, и стоял он с трудом, а из его глаз тоже крупными каплями скатывалась скорбная влага. Первый сирх скорбел по первому гарийцу, это дорогого стоило. Никто ничего не делил, не было завоевательных походов, не было вражды, исчезло всё, сметя шелуху грубости, оставив лишь тот самый священный мараджават, о котором постоянно твердил Качудай.

Сумерки накрывали округу, а полноводная Вишья уносила Яра в последний путь на этой земле.

– В добрый путь! Теперь это твоя колыбель! – выкрикнул Маргас вслед яркому пламени на реке.

– Вишья Яра! – Подхватил Качудай и под вечерним небосводом раздалось громогласно – Вишьяра! – это было новое имя красивой реки, которое позднее укрепилось в сознании людей на многие века вперед.

Глава 17

Острый кончик пера Гаруды скользил по холодному камню внутри сводчатого чертога. Зор медленно расхаживал вдоль стен, рисуя лезвием беспорядочные линии на них. Он ждал, готовился, собирался с мыслями. Как только Ильм шагнет в туманность столпов – сферу, покоившуюся, словно в невесомости над ними следовало уничтожить. Это было сделать совсем не сложно, Зор уже испробовал свой клинок и он с отменной легкостью рубил камень, будто тот был и не камень, а плоть податливая. Он помнил, как тогда варр случайно отсек от глыбы кусок и, зная о происхождении стали, решил испробовать свой меч. На удивление лунная сталь без каких-либо сложностей рубила любую породу.

Чертог этот был точно таким же, как и тот с сапфировыми вратами. Все один в один: столпы, сфера, постамент, отверстие в центре купола, кроме цвета камня из которого были изготовлены врата – зеленый с белыми туманными проливами и редкими красными вкраплениями.

За те дни пока охраняли вход, ожидали каращеев, как ни странно никто так и не появился в те моменты, когда сфера оживала и проход открывался. Наверняка каращеи все понимали и просто не видели смысла сюда идти, или же чего хуже – были готовы другие проходы, которыми они уже пользовались.

Сборное войско гарийцев и сирхов в ожидании находилось в становом положении здесь же в долине, а частые дозоры разъезжали по ближайшим окрестностям, разведывая обстановку. Все были в ожидании уничтожения сферы. Как только это произойдет, в планах был крупномасштабный поход по гряде на север и к соседним империям с целью выведывания новых чертогов.

– Маргас! – окликнул Зор здоровяка, который вот уже долгое время стоял напротив столпов и как заколдованный жадным взглядом смотрел на их красочные переливы. Под куполом находились еще трое: Ильм, Качудай, Размид. Все напряженно ждали, когда можно будет уже оживить проход. По сути, только Зор и Ильм понимали, что это такое, для остальных же было всё в диковинку.

– А? – Очнулся от созерцания Маргас.

– Уйду я вместе с Ильмом.

– Это еще зачем?! Каращеев прогнали, камень этот утихомирим, другие отыщем… Эх, жаль, красивый он какой!

– Там Тарайя осталась. Она клятву понесла каращеям, чтобы меня спасти и ту клятву нужно прекратить. Да и пути выведать надобно у тулейцев, что устроители древние оставили. Каращеи тулейцев неволят, а урайцев лживыми клятвами льстят или вовсе воюют уже, кто знает. Если мы все уничтожим здесь, они найдут способы проникнуть иначе. Пока есть пути в пространстве темном, проносящие помимо чертогов земных, они смогут прийти. Я должен знать все это, должен понимать и только так есть способ сохранить народы земель. Тарайя сказывала, что каращеи просто так не приходят, на то причина всегда бывает весомая. У них есть цель, и цель не праздная – не просто людей уничтожить, земли захватить, а в чем-то ином смысл, понимаешь?! Они пришли на Тулею, несмотря на то, что она заперта давно была, но все же сумели и Тулея лишь привалом служит. Они к нам стремятся, здесь их цель, я понял это не так давно, но понял явно. Остановить их можно только на подходах или же вовсе добравшись до варров, а лучше спрос иметь с адивьев главных, тогда и вопросы разрешатся. Ты же, Маргас, передай вести Мерьяну, что армией Солнца Красного правит и Кубаю, что в Дакане воинов растит смелых, чтобы они силы крепили, если я не успею в срок ответы те выведать.

– Ты знаешь, что делаешь и не мне тебя учить, но тебе меня! – Ответил Маргас, приложив руку к груди в знак солидарности, – Сделаю, что в моих силах, но только там, где помощь моя будет важнее. С тобой, Зор, позволь пойти, охранить если смогу в миг трудный и то лучше будет, чем речи буду говорить Мерьяну, да Кубаю. Их и без меня донесут, не утаив ни мысли, в том сноровки большой не надобно. На Земле не нашел я места себе, так может место моё там? – кивнул он на столпы.

– Урус-Зор, без меня тоже ходу тебе не будет, ты знаешь! – Исподлобья посмотрел Качудай. Он сидел на принесенном пихтовом лапнике, ноги его еще были слабы, но уже гораздо лучше, чем в первые дни после боя, – Размид станом управится. Верно, Размид?!

– Управлюсь, только мы все охранители Уруса, что под крылом Гаруды. Мы клятву несем и помним об этом в миг каждый яви нашей! Уйдёте вы – что сирхи делать будут, куда пойдут? Осиротели воины степные, нет больше нас, нет степи вольной, что водой жизни окроплена. Посмотри, Урус-Зор, как сирхи смотрят высоко! Никогда сирх такого взгляда глубокого не имел! Никогда на памяти моей сирх мараджават такой не нес, а все потому, что нет нас больше, и не будет никогда! То взгляд предсмертный, но яркий, будто восход Ра Великого в ясное утро. Мы воздух одним глотком вдыхаем, и как только прекратится вдох тот, так и мараджават исполнен будет, так и падет последний сирх, выдохнув навсегда, очи карие сомкнув, чтобы полет великий видеть, в полете том раствориться! Посмотри, Урус-Зор, как сирхи полны вдохновения! Они все, кто живы сейчас, видели тот танец, что ты смерти посвятил и цель их – путём идти, что выбрал ты, ибо мараджават тот провозглашен тобой и тобою положено ему начало! Оставишь нас – мы предательство совершим по отношению к себе, прервав тот священный бой, на который нас правил Всевышний! Поэтому дорожка наша – следом ступать, священный бой вершить за братьев наших, за жен, за детей, что никогда не увидят новые лета; за степь, за гряду и за леса твои, что колыбелью воину такому были!

– Размид дело говорит, Урус-Зор, – кряхтя поднялся Качудай, прихрамывая подошел к столпам, – Туда нам нужно! – на его лице растянулась улыбка, а взгляд горел азартом, – Здесь воины Гарии останутся, да и вести уже наверняка достигли соседних империй. Гарийцам нет равных в бою, да и каращеев меч гарийский сечет отменно, а нам смерти уготованы, но смерти те пустыми быть не должны, чтобы стыдно не было перед Всевышним представая!

Зор усмехнулся удрученно, задрал голову вверх, посмотрев в узкое отверстие купола, прикрыл глаза. Не так давно он с Яром пил вкусный отвар на высоком уступе и радовался очередному рассвету, а заботой была всего лишь незначительная вещь – сирхов от гряды отвадить. Но даже в самых далеких своих мыслях и подумать не мог, что вскоре Яра не станет, а он будет стоять на развилке миров с оружием в руках, во главе тех же степняков, которые будут слушать каждое его слово. Не думал, что будут руки его в крови чужой утопать, и не будет понимания – что мир творит в себе? Зачем творит…

– Урус-Зо-о-р! – послышался протяжный крик. В чертог вбежал сирх, что стоял у входа в дозоре, – Посланники там из Красного Солнца!

Зор убрал клинок в ножны, которым уже исчертил все стены и вышел наружу, за ним последовали остальные.

Со стороны реки медленной процессией двигались около двух десятков всадников в однотипном походном обмундировании, хорошо шитом, справно прилаженным на каждого. Их сопровождали несколько гарийцев, встретивших на подступах.

– Зор, вести из империи, – быстрой трусцой подъехал и спрыгнул с лошади один из гарийцев, – С тобой говорить хотят. Слово несут, что умысла дурного не имеют.

– Пусть несут, мы каждому рады и встретим добром, кровом делясь! Ты, Елей, отдых дай путникам, да питьё и пищу с дороги долгой! – Зор поднял голову, посмотрев в небо на солнце, клонившееся к закату. Он немного нервничал, столпы вскоре должны были ожить, и нужно не упустить этот момент, иначе придется ждать до следующего заката, а каждый новый день ожидания, давал каращеям очень большое преимущество и это гариец понимал очень чётко.

– Ты ли – Зор?! – грубым басом, чуть хриплым голосом вопросил один из процессии, когда все приблизились. Он спрыгнул с лошади, гремя своей походной сбруей, сделал шаг навстречу. Сирхи, стоявшие по бокам Зора дернулись вперед, схватившись за рукояти мечей. Гость замер на месте.

– Да, я Зор.

– Меня зовут Макниминтир! – он коротко кивнул, окинул цепким взглядом собравшихся, особенно насторожившихся сирхов, достал медленно из-за пазухи свиток, развернул, уставившись в него, откашлялся, – Гарийцам вести, что за грядой холмы населяют! – начал он, хмурясь в грубый пергамент, – Зору, сыну Амура, брата почившего! От Варга – императора Солнца Красного! Вести имеем о темных воителях. Войско, золотом знамен сверкающее под верной рукой Мерьяна Ликого в Луну полную походом к гряде ступает, помыслы добрые неся, подмогой поспешая! Послы мир несут и с миром уйдут, не тронуты, не посрамлены, ибо вестники благие и беспристрастные! На том слово наше крепко! – он свернул свиток обратно и протянул Зору.

– Добрые вести! – подал голос Маргас, подошел, хлопнул по плечу посла и обнял коротко. – В луну полную ушли, стало быть на полпути уж будут.