Мой Любимый Герцог

— Ночью?

— Эм... да. Важно знать, как эти цветы ведут себя по ночам, - попытался отмахнуться герцог Аинсвортский.

— Да-да. Открыты ли лепестки или закрыты? – добавил Себастьян беспечно.

Лицо Лукаса скривилось на мгновение. Вся задумка грозилась полететь к чертям, если люди не будут воспринимать их всерьез.

— Очень хорошо, Ваша Светлость, — кивнул дворецкий, поспешивший отвести свой взгляд от помятой одежды его господина, — Приказать конюху приготовить вам карету?

— В этом нет необходимости, Стэнли. Мы возьмем лошадей. Нам ничего не нужно, кроме нашего дорожного платья.

Как только они оделись достаточно, чтобы защититься от ночной прохлады, Лука поторопился покинуть коттедж, покуда Стэнли не набрался смелости спросить Его Светлость, почему он всегда старался одеться похуже, когда уходил куда-то.

До Алсуотера было недалеко, и вскоре Лукас с Себастьяном уже привязали лошадей к придорожным деревьям. Днем красота Озерного края была неоспорима. Потоки людей текли в горы и с гор. Туристы из тех, что не удосужились обзавестись картами, горделиво глядели на озеро, как будто они самолично открыли его, пока остальные с неменьшей гордостью водили пальцами по заранее нарисованным маршрутам.

В небесах светила полная луна, но настырные тучи были счастливы закрыть ее, чтобы людишки снизу не думали наслаждаться таким прекрасным видом. Время от времени из-за туч появлялись чернильные верхушки гор. Стоящий вокруг аромат полевых цветов рушил в целом зловещую атмосферу этого местечка.

Лукас охватил взглядом округу и прислушался, стараясь вычленить возможные голоса людей, хруст хвороста и все, что могло указать на чье-то присутствие. Но услышал он только молчание.

— Здесь никого, — сдался он в итоге.

— Пока никого.

Ноги Лукаса погрузились в грязную лужу. В самом деле, завтра его камердинеру придется проявить немалую выдержку, сохраняя невозмутимость.

— Отойдем от дороги – сказал Лукас.

Для того, чтобы фальшивомонетчики не удрали восвояси, в первую очередь нужно было добиться того, чтобы они не заметили слежки. Лукас направился к ближайшим кустам ежевики и заполз под один из них, не обращая внимания на шипы.

«Прямо как в армии», подумалось ему.

Только теперь вместо Франции была его родная Англия.

Возможно, он мог внести свою лепту в победу над французом, но война в нем самом не могла остановиться на этом. Не для того он воевал на чужой земле, чтобы его собственную осадили преступники, пусть даже в этот раз они говорили по-английски и играли в крикет.

Себастьян залег в засаде рядом, под таким же кустом. Теплый запах окружил их. Если бы Лукас был настоящим ботаником, он бы мог скоротать время, вспоминая названия растений, чей аромат он вдыхал. Сейчас же все его внимание было приковано к пустой дороге. Все те небольшие знания царства растений, что он имел, он берег для приемов и званых обедов. Там он мог применить их так, чтобы хозяин дома взглянул стеклянными глазами на свою супругу, и та лихорадочна начала бы рассказывать о том, как хорошо ее дочь владеет кистью

И все-таки лежание под ежевикой не входило в список излюбленного времяпрепровождения Лукаса: пусть пахнут эти кусты хорошо, но уж больно они колючие.

— Ненавижу это, — проворчал Себастьян.

Хоть у кустов были шипы, но они были не так страшны, как смотрящий на тебя штык французского солдата, бегущего в атаку. По крайней мере, никто не писал статей о том, как лучше всего лечить ранки от шипов.

Еще меньшую радость для Лукаса представляло лежание под ежевичным кустом в дождь. Дождь только закапал, но уже начал раздражать его. Первая минута дождя имеет свойство освежать, но проблема в том, что дожди имеют неудобство длиться дольше, и в каплях нынешнего дождя не было ничего такого, что могло бы заставить гневные тучи, что низко прокатывались по ночному небу подобно стаду трубящих слонов, не лить воду на землю.

Наконец, явный стук колес и лошадиный топот зазвучал на дороге. Лукас взглянул на Себастьяна.

— Вот и экипаж, — ответил тот, — как по часам.

— Должно быть, это наш клиент, — оскалился Лукас, — Больше никому не вздумается ездить здесь по ночам.

И вообще, большинство повозок, выбирающих эту дорогу, оставляли желать лучшего. Здесь проезжали, конечно, фургоны и телеги, везущие провизию из одного края в другой. Большинство же предпочитало осуществлять свои поставки пешком, что было гораздо дешевле, чем содержать и кормить четырех лошадей лишь для того, чтобы погарцевать раз в вечность.

— Хочешь преследовать их? – указал Себастьян глазами на лошадей.

— Заметят. Да и потом, экипаж движется слишком быстро, — нахмурился Лукас.

Ему и в голову не приходило, что преступники могут позволить себе что-то настолько кричащее, как экипаж; хотя у того, кто руководил последними преступлениями, определенно имелись такие деньги. Как-никак, подделка денег – занятие серьезное.

— Мы еще можем остановить их, — уверенно сказал Себастьян.

— А что, если внутри не преступники, а простые путники?

— Тогда нам и вовсе ничего не угрожает! – радостно ответил Себастьян, — Пойдем!

— Нельзя, чтобы меня узнали. Я ведь все-таки герцог. И в отличии от тебя, я здесь живу.

— Мда..., — задумчиво почесал свою голову его товарищ, — Не везет. Придется тебе закрыть свое лицо шарфом и избавиться от своего изысканного акцента.

— Но..., — хотел отговориться от этой идеи Лукас, но в это время Себастьян уже повязал свой шейный платок поверх своего лица, закрыв нос и рот, — Это ужасная идея, — всего лишь вздохнул герцог Аинсвортский.

— Мы еще можем догнать их.

Лукас замолк. Его спутник говорил дело.

Нельзя было дать преступникам уйти. Он должен по крайней мере опознать их.

Экипаж продолжал приближаться к ним, поднимаясь на холм. Себастьян вышел на середину дороги.

Лукас вздохнул. Себастьян слишком безрассуден. Лишая своего товарища возможности умереть во цвете сил, Лукас подтащил длинную ветку с земли к дороге. Впрочем, Себастьян тут же бросился помогать ему, и вдвоем они быстро перегородили дорогу.

— Стой! Стой!!! – взорвался голос Лукаса, и кучер экипажа повиновался.

Человек, сидящий на козлах, был значительно моложе того, как его представлял Лукас, что заставило брови последнего сойтись вместе. Должно быть, «грубая сила», нанятая тем, кто дергает за ниточки, дожидается своего хода внутри экипажа.

Лошади остановились около баррикады, встревоженно ржа и дергая удила. Кучер побледнел, что было особенно заметно из-за света лампы, что качалась над ним.

— Что вы делаете? – спросил он трясущимся голосом.

— Собираюсь выяснить, что ты везешь, — крикнул Себастьян.

Лукас поежился. Что, если они ошиблись?

— Не пытайся ничего выкинуть, — предупредил он, рывками приближаясь к экипажу. Его ноги вязли в грязи, как будто сама земля хотела помешать ему от такого нарушения этикета.

Видя дрожь кучера, Лукас мотнул в его сторону головой, прорычав Себастьяну «Присмотри за ним». Сам он в это время продолжил свой путь к экипажу, стараясь не обращать внимания на растущую с каждым шагом гору грязи на его ботинках. В это время никого не должно быть на дорогах. Перепроверив то, как шарф закрывает его лицо, Лукас застучал в дверь.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Улица зашумела, и карета неуклюже вильнула по середине дороги перед тем, как вконец остановиться. Бархатная подушка упала к Джульетте на колени. И хотя это было не в ее характере, она нахмурилась.

Помонские банты на платье Женевьевы задрались кверху в манере, не присущей своду правил ”Сватовство для Одиноких Дам”. Также не присуще (но уже самой Женевьеве) было состояние ее рта, широко открыв который она поспешно оправлялась.

«Вот ведь чепуха!».

С самого начала Женевьеве не хотелось отправляться в этот вояж, и эта остановка едва ли успокоила ее, но она все же поехала, чтобы Джульетте не пришлось выходить в свет в одиночку.

К счастью, лампа еще освещала интерьер кареты, и Джульетта приникла к двери.

Может быть кучер заметил герцога? Может, ее нареченный сам остановил карету взмахом руки? Джульетта уже было успокоилась, лелея эти мысли, как вдруг ей на ум пришло опасение: а может, кучер увидел обезображенную карету, и сейчас судорожно размышлял, как ему следует сказать Джульетте о том, что ее суженного теперь можно собрать по кусочкам? Свежий ветерок пронесся по карете девушек, как будто пытаясь остудить пыл одной из них. Но сейчас даже ураган не смог бы остановить Джульетту, чья кисть уже легла на ручку двери.

— Что ты делаешь? - спросила Женевьева.

— Наверное, кучер заметил герцога Шервудского, — схватилась Джульетта за наилучшую из возможностей.

— В таком случае он предупредит нас, — заговорила Женевьева, — И после, скорее всего, мы продолжим наш путь, что будет несколько затруднительно с открытой дверью.

Джульетта помедлила немного перед тем, как вернуться на свое место. Снаружи доносились голоса. Казалось, само сиденье вдруг стало жестким и неудобным, несмотря на множество лежащих на нем подушек. И хотя кисти их наволочек предназначались больше для красоты, чем для удобства, Джульетта вряд ли могла винить их за трепет в ее сердце.

— Кроме того, откуда герцогу знать, что ты здесь, — добавила Женевьева, — Он может подумать, что кто-то пытается выдать себя за вас.

— Он... он увидит знак нашей любви, — неуверенно ответила Джульетта.

— Может быть, — кивнула Женевьева, — А может и нет. Ты не думала, что Тимоти мог остановиться по другому поводу?

— Например? – насупилась Джульетта.

Тень легла на лицо задумывавшейся Женевьевы, но вскоре оно снова посветлело.

— Например, он мог услышать интересный щебет, и сейчас старается вспомнить, какая птичка так поет; или может одна из лошадей решила ненадолго задремать, и сейчас он объясняет ей, что скоро они попадут в место, где ее выпрягут из экипажа, и которое больше подходит для отдыха (к тому же там есть вода и сено).

Джульетта задумалась.

— В любом случае, он вот-вот должен поехать, — добавила Женевьева.

Вероятно, в ее словах была доля истины, хотя Джульетте было сложно видеть в своей двоюродной сестре образец логики, так как их общая подруга Маргарита была чрезвычайно одарена в естественно-математических науках.

— Вообще, не странно ли, что кучер остановился именно здесь? – спросила Джульетта.

— Посреди дороги? – погрузилась Женевьева в раздумья; сейчас она выглядела мрачнее, чем тогда, когда Джульетта предложила ей взять карету и отправиться в погоню за своим обворожительным (пусть и временно отсутствующим) нареченным.

— Может, кучер решил устроить себе... перекур?

— Что породило бы вопрос: а где он взял табак? – поразмыслила Женевьева, — К тому же я никогда не замечала за Тимоти интерес к трубкам. Он не такой.

Несомненно, наблюдения ее двоюродной сестры были верны.

Снаружи доносились обрывки слов. Что бы Тимоти там не делал, он точно говорил, и это был разговор не из тех, что включает в себя беззаботные смешки и приятные шепотки. Это был разговор на повышенных тонах.

Пусть Джульетта и не обладала наблюдательностью своей родственницы, Тимоти казался ей простоватым пареньком, который вряд ли стал устраивать сеанс чревовещания посреди дороги.

— Может, кучер с какой-то другой кареты попросил нашего о помощи? – сказала Джульетта, и в этот раз ее голос зазвучал еще неувереннее, в то время как ее сердце вело себя еще неспокойнее.

— Не стоила нам приезжать сюда, — жалобно сказала Женевьева.

Джульетта смолкла.

Она уже давно сама пришла к этому решению, как будто это было единственным решением для этой задачи. В логике ее двоюродной сестры не было ни одной ошибки. В другой ситуации это бы успокоило ее, но сейчас интеллект Женевьевы вызывали неприятные позывы в ее желудке.

Джульетта действительно поторопилась уехать. Ей казалось, что не соберись она сейчас, на следующее утро она уже будет готова выдумывать оправдания для своего жениха. Выдумывала ли подобные оправдания ее мать? Когда ей впервые пришло в голову, что что-то не так?

Джульетта поежилась.

Она напомнила себе, что здесь, верно, просто прохладно. Но она никогда не дрожала от холода. Она заметила отсутствие у себя этой реакции, общей для всех людей, еще в детстве.

Не было ничего удивительного или зловещего в ее дрожи этой прохладной Кумберлендской ночью. Кроме того, что разговор снаружи еще продолжался.

Она пыталась вслушиваться в доносившиеся до нее звуки.

Что-то в духе «выходите из кареты», и что-то похожее на «не делай глупостей».

Джульетте и не думала, что экипаж могли остановить бандиты. Да, они действительно наводнили ночные дороги, но это не значит, что под ними была каждая дорога, и тем более, что они рискнули бы напасть на их экипаж. Если бы это была математическая задачка, то при подсчете вероятности налета на их карету вышел бы ноль.

Может, Тимоти был шутником у себя на деревне, и человек, с которым тот говорил, не мог дождаться, пока очередной из его носовых платков магическим образом исчезнет.

Однако Джульетте подобная развязка показалась весьма слабой, и несмотря на все ее усилия ее разум вернулся к мыслям о разбойниках. Несомненно, такой упадок ее ментальных сил заставил бы даже самую любезную гувернантку или учительницу закатить глаза.

Наверное, что-то еще происходило.

Что-то ужасное.

Сперва карета закачалась. Она грузно просела по правому борту перед тем, как дверь хлопнула. Затем ее колеса вдруг покатились назад, туда, откуда они приехали. Джульетта подскочила к двери, но в ту же секунду экипаж накренился вперед и поехал обратно, как будто приняв себя за только что выстрелившую пушку или многолетние исследование, оплачиваемое из государственной казны.

Женевьева закричала, и Джульетта последовала ее примеру. Лошади же просто заржали, но Джульетта была уверена, что, имей бы они человеческие голосовые связки, они бы тоже кричали.

— Так и должно быть? –спросила Джульетта, пока экипаж продолжал в дикой качке скакать по лужам, камням и прочим опасностям.

— Нет!

Женевьева потянулась к своему ридикюлю, и оборочки с бантиками ее платьями снова полетели вверх, как будто ее платье собиралось взлететь. Самой Джульетте показалось ненужным думать о своем внешнем виде, хотя ее прическа наверняка были в ужасном состоянии, ее локоны выпрямились так, что даже горничная с многолетним опытом обращения с горячими щипцами пришла бы в замешательство.

Ее двоюродная сестра, напротив, была сосредоточена, пытаясь открыть ее ридикюль, застежка которого никак не хотела поддаваться, чему нисколько не помогало то обстоятельство, что в этот момент карета скакала по пересеченной местности.

Вокруг кричали голоса. По обеим сторонам кареты был слышен конский галоп. Что это за лошади, и почему они бегут за каретой?

Джульетта не доводилось слышать, чтобы жители Кумберленда были такими сорвиголовами. Они всегда казались ей как будто излучающими спокойствие; они представлялись ей людьми, свежими утрами бродящими по округе и восклицающими о ее красоте, забывая порой про крутые склоны, потоки дождя и скользкие перепутья.

— Получилось! – крикнула Женевьева, триумфально маша раскрытой сумочкой, на что Джульетта только моргнула.

Экипаж продолжал нестись вперед, и лошади (и в упряжке, и вне ее) все так же мчались. И кучер, казалось, не обращал внимания на то, что все они двигались обратно, туда, откуда он сам привел карету еще час назад. В таком темпе они грозились долететь до дома родителей Женевьевы всего за полчаса.

Неожиданно та вынула из своего ридикюля... пистолет.

— Женевьева? – только и выпорхнуло из Джульеттиного рта.

Ей никогда не доводилось так близко видеть настоящее оружие – ее опыт общения с ним ограничивался иллюстрированными книгами и частными коллекциями старых скрипучих домов.

Однако это действительно был пистолет, в чем Джульетта ни разу не засомневалась, пусть даже у него и была жемчужная ручка, блеск которой напоминал девушке об изысканном вкусе ее двоюродной сестры (особенно в отношении чепчиков и мантий).

— Что ты делаешь? – взвизгнула Джульетта?

— Очевидно, — радостно ответила Женевьева.

— Женевьева! Тебе нельзя носить такие вещи! – воскликнула Джульетта.

— Я просто берегусь, — только и сказала девушка с пистолетом перед тем, как вновь погрузиться в свой ридикюль, откуда тотчас же появилась маленькая коробочка.

— Ты можешь кого-нибудь ранить!

— Так и задумано. Осталось только зарядить его, — ответила Женевьева, открыв крышечку.

«О небеса!». Джульетта не могла позволить своей горячо любимой подруге случайно застрелить кучера или случайного прохожего, решившего спросить у них дорогу, поэтому она кинулась на нее так быстро, что Женевьева едва пискнула.

— Отдай это мне! – завизжала Джульетта.

— Так ведь ты не умеешь стрелять! – запротестовала Женевьева, — Он понадобится нам, чтобы защитить себя!

— Чепуха! – перехватила Джульетта блестящую рукоятку.

Карета остановилась. Снаружи раздались шаги, идущие без разбору по шелестящим листьям и хрустящим веткам. Дверь открылась, и Джульетта махнула головой в ее сторону.

Перед ней предстал мужчина.

Мужчина в маске.

Джульетта усомнилась в том, что Тимоти взял в привычку носить маски.

Глаза незнакомца округлились, будто бы он не ожидал увидеть пассажиров в карете. Пусть отец Женевьевы и был богат, но все-таки отправлять одного кучера с пустой каретой было слишком даже для него.

— Приветствую, — протянул человек в маске бархатным тенором.

Тимоти, невзирая на его прекрасный характер и обширные знания о лошадях и экипажах, никогда не звучал так успокаивающе. Этот голос больше подходил одному из джентльменов, что сейчас потягивают бренди из хрустальной посуды на балу в доме Женевьевы.

Та бросила раздраженный взгляд в сторону своей сестры, и Джульетта вспомнила, что держит пистолет.

— Вы очень храбры, — продолжал незнакомец, и хотя девушка не видела его рта, она была уверена, что он улыбался.

Она забавляла его.

Забавляла ее выражением величайшей свирепости из всех, что она могла добиться.

А ведь ей не часто удавалось направить на кого-то пистолет.

— Не стоит вам быть здесь, — упрекнула она его, не опуская ствола оружия.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Лукас даже не дрогнул, глядя прямо в направленный на него ствол, хотя в душе он надеялся встретить преступников, вооруженных похуже. А даже, если ему и приходила в голову мысль о том, что он может попасть на мушку, то она явно не сопровождалась видом молодой девушки в свободном платье, украшенном бантиками и оборочками, которые блестели, отражая свет маленькой лампы, качающейся под крышей кареты.

И уж точно ему не могло прийти на ум, что напротив девушки с пистолетом будет сидеть еще одна в таком же безумном наряде.

Нет, эти девушки точно не походили на преступниц. Уж Лукас-то знал.

Несмотря на то, что некоторые банды придерживались весьма прогрессивных взглядов (или, что более вероятно, старались набрать как можно больше лиходеев) и принимали в свои ряды женщины, никто из них не стал бы носить таких роскошных нарядов. Кружева, допустим, расценивается такими женщинами как что-то непрактичное, так как кружевная одежда легко рвется, что делает ее выбор весьма посредственны в случаях, когда вам надо перелезть через забор или пробираться между высоких трав. На мгновение ему вспомнилось, как ему пришлось скрываться вместе с Гонорией, но он тут же отогнал это воспоминание.

Их человек передал, что тот, кто дергает за ниточки, наполняя край фальшивыми монетами, скрывается за самой неожиданной личиной. Поэтому именно Лукасу было поручено расследовать это дело одним из членов кабинета министров. И эти девушки были неожиданными.

Пусть ему пока не довелось столкнуться с преступниками лицом к лицу, но он был уверен, что они были хорошо организованными профессионалами, которые знали, как использовать оружие.

Отточенные манеры девушек определенно давали им право называться хорошо организованными, хотя их гладкие лица отличались от привычных Лукасу бороды и усов, предпочитаемые бандитами. Нет, лица этих девочек не казались злодейскими.

На вид они едва перевалили за третий десяток. Светлые волосы одной были украшены локонами – должно быть, работа ее горничной. Другая девушка была рыжей. Что-то в ней показалось Лукасу знакомым... что-то, что заставило его отвлечься от осмотра кареты.

Что-то было знакомое в этой девушке с пистолетом. Может, он видел ее лицо на листовках «Разыскивается»?

Рыжие кудри обрамляли ее лицо. Судя по съехавшим шпилькам (количество которых на ее голове озабочивало больше, чем ручка пистолета в ее тонких длинных пальцах), еще недавно ее прической был модный ныне пучок. Она была обворожительна.

Лукас вздрогнул.

Сейчас ему нужно было избавиться от оружия в ее руке, несмотря на то, как счастливо выглядел пистолет, объятый ее привлекательной кистью в розовой перчатке. «Хотелось бы мне оказаться на его месте», подумал он весьма не по-джентельменски и тут же покачал головой. Даже если девушки действительно нарушили закон, распространяя фальшивую монету по округе, и выказывали намерение убить его, это не означало, что он мог позволить себе опуститься до подобных мыслей.

Лукас был герцогом Аинсвортским, в конце-то концов!

Пусть его предки имели привычку разъезжать по своим владениям в вычурных париках, панталонах и плащах пастельных тонов, и в тоже время они были настоящими воинами.

Тут он потер свой лоб, узнав девушку с оружием. «Леди Джульетта, невеста герцога Шервудского» — донеслось из каких-то задворок его памяти. Лукас внутренне содрогнулся, как будто ожидая, что откуда-то из-под сиденья сейчас вылезет пресловутый жених.

Слава богу, этого не произошло.

Внимание Лукаса вернулось к леди Джульетте. Какого черта ей вздумалось разъезжать по округе в такой час? Он встретил ее однажды на званом вечере, и она показалась ему типичной девицей, которая только вышла в свет. Ее рыжие волосы и большие зеленые глаза делали ее очень милой. Однако среди подобных ей дебютанток встречается много красавиц, и вскоре он забыл о ней.

Правы были, наверное, его друзья – он совсем не понимал женщин. Может, один он никогда не слышал о склонности прекрасного пола к таким прогулкам.

Слава богу у него хотя бы лицо было по-дурацки обернуто шарфом.