Фиолетовые миры. Мистика

Двери автобуса с визгливым скрипом открылись, но никто не вышел. Крев заплакал и заметил это, когда пришлось упереться лицом в чью-то мужскую спину, и затем оставить на ней мокрый след.

Народу не только не убыло, но прибыло.

«Ничего, самое важное, что я жив, сейчас лето, и я еду, чтобы презентовать очень нужный обществу проект по защите природы. Меня будут уважать, и, клянусь, я первый и последний раз согласился ехать в таком аду».

Крев хотел придвинуть свой кейс ближе к телу: в таком месте возможно и воровство. Но как только он потянул кейс, почувствовал, что тот зацепился за что-то.

Или его кто-то держит.

Крев предпринял усилие, чтобы посмотреть вниз (ему мешали протянутые руки вокруг всей его головы). Между ними он увидел, что кейс тянут одновременно четыре детских руки. Откуда они выходили – неизвестно. Зачем они тянут – тоже.

– Помогите! – воскликнул Крев, – Помогите! Люди! Какие-то дети хотят отнять мой портфель!

Он понял ,что не видит ни одного человеческого лица – все тела, которые его обступили, так или иначе были развернуты от него так, что лиц не видно – спиной, боком, как угодно.

Пальцы устали тянуть, а напор детей не иссякал.

– Отстаньте от меня! – прокричал Крев, но в салоне итак было достаточно криков. Руки вспотели, и он почувствовал, что не удержит портфель. Крев увидел, как, видимо, родители ставят коляску на верхнем поручне по-другому, и столкнулся взглядом с тем годовалым ребенком.

Силы покинули Крева, и портфель ускользнул в тьму тел, вместе с непонятными детскими руками, которые его и утащили.

Крев перебрал в уме все остро-колюще-режущие предметы, которые у него имелись с собой. Все вокруг показались какими-то незыблимыми нереальными скалами, неодушевленными машинами. Просто лес мышц, перевязанных между поручнями, потолком и полом,как смертельная паутина из змей.

Мог ли он добыть из недр этого чудовищного сосредоточения человеческой массы свой интеллектуальный труд? Мог ли?

Крев сделал пару движений вправо-влево головой, чтобы проверить силу сковавших его рук.

– Я вас попрошу! – громче сказал он, но никто не двинулся. Тогда Крев повысил голос, – Мне нужно пройти! Я предупредил, адовы дети!

Крев достал из кармана джинс пилку и кольнул ею свободной рукой во внешнюю сторону мужской руки. Она дернулась, ослабла и выскользнула из кольца, убралась восвояси, словно действительно являлась змеей, без начала и конца, без головы и центра с сознанием. Креп осыпал градом мелких ударов пилкой всех, кто связывал его около шеи. Одна мужская рука конкретно схватила его за шею и начала душить. Слева к Креву пришел запах старческого дыхания, и у него помутнело в глазах. Он распахнул глаза, физически почувствовав, как в одном из них лопнул капилляр и ударил пилкой в душащую его руку – прямо в лучевую мышцу-разгибатель запястья.

Кровь брызнула Креву в лицо. Рука ослабла, и Крев сильнее вонзил пилку до упора в кость, а потом достал. «Дайте мне пройти!» – проорал он, и мгновенно стал двигаться к верхнему люку. Отшвырнул коляску с ребенком в сторону, и она поплыла в заднюю часть салона, как по болотной воде – по лесу голов и рук. Где-то посередине коляска задержалась и провалилась вниз.

Крев схватился за верхние поручни, уперся ногами в кресла, потом оттолкнулся от стоящего впереди подростка – тот, опять же, стоял спиной. Все орали, ругались, но никто не поворачивался к нему лицом.

Здесь нельзя оставаться.

Пришлось наступить на плечо какой-то женщине за сорок, на ее шифоновую блузку в бело-зеленый цветочек и горошек: вначале босой ногой, потом и кроссовком. Сквозь блузку просвечивали лямки телесного бюстгальтера.

Крев наступил туда, на ее плечо, подтянул ноги к животу, попытался их поднять, но не хватило сил. Он снова опустил их, качнулся, уже не постеснявшись наступить на людей под собой, оттолкнулся изо всех сил и пробил люк вверх. Перехватился руками в проеме люка и вылез наружу. В последнюю секунду чья-то рука стянула с него второй кроссовок.

Крев на шатающихся ногах, в полуприседе пополз вперед, по движению автобуса. Рядом по шоссе проезжали автомобили, другие автобусы – с нормальной наполненностью, с обычными людьми – присмотрелся Креп. Кто-то сидел в смартфоне, кто-то спокойно рылся в сумке или смотрел в окно.

Крев добрался до водительской кабины, нащупал лобовое стекло, лег на крыше так, чтоб ногами пробить его. Он стучал по стеклу тыльной стороной ног, но оно не ломалось. Крев свесился , уперевшись руками в край, и хотел помахать водителю, но увидел, что в водительском кресле сидит человек, всё при нем: тело, руки, ноги, голова, но он лысый, без ушей, без глаз, без носа, и рта тоже нет.

Это существо вело транспорт и не отреагировало.

Крев снова встал на крыше, на четвереньки, пополз к люку, крутил его в разные стороны и отломал. Бросился вперед автобуса и изо всех сил ударил по стеклу крышкой люка.

Стекло треснуло. Автобус начал вилять.

Крев ударил еще раз, и стекло разлетелось, попадало большими кусками внутрь кабины.

Крев ухватился за край автобуса и за уступ фары справа, как мог аккуратно соскользнул вниз, залез в салон. Осколки впились в его ступни; он зажмурился, спрыгнул на пол.

Лысое существо вылезло из кресла и бросилось к нему – душить. Дверь кабины раскрылась и оттуда появилась толстая кондуктор, прижав Крева со второй стороны.

Крев взял осколок с приборной панели и опустил на голову водителя, затем вторым осколком раскроил лицо кондуктору, вонзил ей в спину. Они отшатнулись, скатились по стенам вниз, вопили, пытались хватать его за ноги. Креп сел за руль, нажал тормоз, поставил автобус в центре шоссе. Проверил панель и запер все двери. Проверил зеркала заднего вида – не пытается ли кто выйти.

Он взял микрофон:

– Как меня слышно?

Тишина.

– Меня зовут Крев Томет. Мое имя написано на моем портфеле. Мои инициалы. Попрошу сдать портфель в водительскую кабину. Крев Томет. Мой портфель.

Крев опустил микрофон на место и отдышался. Подошел к двери из кабины, выглянул в салон. В нем молча стояла толпа людей – все спинами в нему.

– Что за чертов черт? Люди! Ты, мама с ребенком! Дед с седыми волосами в синей футболке! Где мой портфель?!

Гробовое молчание.

Крев подошел поближе к началу толпы, минуя остолбеневшую от ужаса влюбленную парочку на самом ближнем к водителю сидении. Крев протискивался между мамой и дедом, между их спинами, но они не дались. Они тут же спинами агрессивно вытолкнули его обратно, с нечеловеческой силой.

– Хорошо, – сорванным голосом сказал Крев. – Отлично.

Он обратился к влюбленной паре:

– Кто вы такие?

– В смысле? – спросил парень, заикаясь, с золотым пирсингом в губе.

– Почему вы лицом, а они спиной? Вы – какая-то демоническая элита?

Они испуганно моргали.

– Почему они – толпой, а вы занимаете целых два свободных места и едите около открытого окна?

– Ну, мы на первой остановке просто всегда забиваем это место. Здесь почему-то всегда свободнее и не душно.

– У этого автобуса водитель без лица, – вкладчиво проговорил Крев, еле открыв глаза после саркастического моргания.

– Хорошо. Можно нам выйти?

– Идите.

Парень с пирсингом сам нашел кнопку на панели, открыл переднюю дверь ,и они с девушкой выскочили, быстро зашагали, потом побежали от автобуса.

– Итак, дорогая моя толпа, – Крев шатался подле мамочки и старика, – Я не вижу другого выхода…

Он подошел к ним вплотную и похлопал обоих по плечу:

– Я готов. Я готов выслушать ваши требования. Покажите мне портфель.

Они резко схватили его за талию, спину, пропустили дальше.

Поток рук толкал Крева в центр автобусного салона, люди расступались, и снова сдвигались за ним.

Крева опускали глубже.

Он заметил, что пол в центральном салоне идет вниз, словно натянулся под весом, и вообще течет в одну глубокую яму, вместе с людьми, вместе с мокрой грязью, размазанной по резиновому полу, все это опускалось в центре салона ниже и ниже, как в зыбучих песках. Руки уложили Крева на полу и толкали его в эту жижу, пока он не погрузился в нее с головой.

Когда он высморкался, отхаркался от грязи, убрал комья с глаз, то подумал, что где-то в этот момент он должен уже быть на бизнес-встрече и просить оператора включить первый слайд презентации. Крев увидел, что находится в резиновом шарообразном помещении.

Стены бурлили и сокращались, как в тех частях автобуса, где резина, сложенная гормошкой, сгибается на поворотах. И они, как и та гармошка, издавали все такие же отдаленные звуки разлаженного проржавевшего оркестра.

В стены, пол, потолок в хаотичном порядке воткнуты кресла, словно ими кто-то выстрелил, и они застряли в этой резине, как дротики в коже старого слона.

Ближе к подъему стены лежал ком человеческих тел, в одежде – должно быть, это запутавшиеся в толпе люди, который не смогли распутаться и утонули в недрах автобуса.

На других креслах сидели люди, уставившись в пространство – наверное, все ждали своей остановки.

На главном кресле Крев заметил бога автобусов.

Об этом свидетельствовала неоновая табличка над его головой, моргающая. Вероятно, скоро ее зарядка сядет, и надпись погаснет. «Бог» выглядел почти, как Крев – среднего роста, довольно худой, в джинсах, белой футболке, трикотажном темно-синем пиджаке, с короткой деловой стрижкой, с часами на руке. С лицом аристократа. Просто более уставший, с немного другими чертами лица.

Рядом с креслом стоял портфель Крева.

Креп подошел к богу автобусов.

– Что я должен сделать, чтобы вернуть свой портфель?

– Крев, дорогой, я тебе кое-что расскажу, садись вот на этот ящик.

Крев сел.

Из-под ящика валил жар, как из котельни и обжигал голые ступни

и щиколодки Крева.

– Ты думал над тем, почему этот автобус идет под номером один?

– В этой давке я об этом не успел подумать, честно говоря.

– А потому что в нем магическом образом оказываются люди, которые боятся не успеть, вот почему. Они лезут в первый автобус, понимаешь, о чем я?

– Не совсем.

– Что ты делал сегодня, когда проснулся?

– Какое это имеет отношение к делу?

– Рассказывай, и, возможно, выйдешь отсюда живым, Крев.

– Я ничего не успел сделать, я слишком поздно встал. Быстро собрался, и вылетел из дома.

– А во сколько ты лег вчера, дорогой пассажир?

– Я не ложился вчера. Я доделывал свою гребаную презентацию до пяти утра. И лег в пять. Поэтому я встал за пять минут до выхода.

– Мы подходим к кульминации этого разговора, мой друг, – бог отпил минеральную воду из пластиковой бутылки, что висела в складке резины рядом с ним. – Мой ключевой вопрос – почему ты делал презентацию вчера вечером? И я тут же, не вставая со своего кресла, сам за тебя отвечу. Потому что ты не успел сделать ее позавчера, и позапозавчера. Ты тянул до последнего, глупый человек, потому что тебе казалось, что время пока есть. И все это указывает на что?

Креп бродил глазами по потолку, по стенам: они казались отлитыми из сплошного куска, без швов, без выхода.

– На что?

– Это указывает на то, что ты не умеешь распоряжаться временем, – поучительно сказал бог автобусов и записал что-то в свой блокнот с обложкой из черной кожи. Встал и пошел по кругу резинового шара, – Ты не научился этому за тридцать лет своей жалкой жизни, потому что ты не планировал жить в принципе, в полном смысле этого слова. Именно поэтому ты останешься здесь навсегда.

– Вы сказали, что отпустите меня с портфелем, – вспотел Крев, – Я могу сделать что-то взамен.

– Ты прав. Здесь остаются все опоздавшие, обожающие все делать в последний момент, которых мотивирует только дуло пистолета у виска, – бог достал из-за спины пистолет, черный, как будто его искупали в смоле, и покрутил им возле лица Крева, будто бы в размышлениях. Крев напрягся.

Бог продолжил:

– Но я тот идиот, который верит, что ты заслуживаешь еще одного шанса.

– Да, дайте его мне.

– Портфель ты не получишь. Потому что нужна какая-то поучительная мера. Твой проект не примут, тебе придется все начинать с начала, но ничего.

– А вы – бог с оригинальным подходом.

– Правда? Приму это как комплимент.

– Или демон.

– Не думай о статусах. Вот что ты должен сделать, чтобы выйти на своей остановке живым. Ты остановил автобус номер один. Тебе надо было сесть на второй, или на третий. Следующие за первым. Там пропорционально номеру все меньше и меньше народу. Хорошо будет, если ты догонишь четвертый или пятый автобусы. Но сейчас они уже доехали до автобусного парка, готовятся в новому кругу. Тебе придется добраться до парка, сесть в любой из этих автобусов, снова проехать по этому же маршруту и выйти на своей остановке. Только таким образом ты опередишь время и закроешь вход к нам…

– К нам?

– К этому Свету. Ты закроешь этот автобус, и мы больше никогда не встретимся, прибудешь на свою остановку во время, будто бы и не было этих нескольких часов ада. В ином случае буду рад тебя видеть здесь, в том, или вон в том клочке из человеческих тел, – бог указал на людей, свернутых узлами между собой у стен резинового шара.

– Я вас понял.

– Тогда иди, – сказал бог, и за его спиной часть таблички погасла и горела теперь с формулировкой «бог», без слова «автобусов».

Крев замешкался:

– Только хотел спросить. Почему вы выглядите как я?

– Потому что я – это ты. Из той реальности, где ты не смог добраться до автобусного парка и доехать до своей остановки, где ты не смог опередить время. Реальность, где мне пришлось вернуться сюда и пребывать тут вечно.

– Ясно, – Крев сглотнул и бросился к ближайшей стене.

Взял кресло и покрутил его ножкой в стене. Усилился скрип. Ножка порвала резину. Крев выдернул стул из покатой стены шарообразного помещения, разодрал резину, отодвинул лоскуты в стороны – дальше шел тоннель из металлических деталей, валов, крутящихся и вертящихся. Из-за них шел жар – и это они скрипели и создавали музыку.

Креп пролез между деталями и выбрался из-под кондукторского кресла, весь вспотевший, с головной болью.

Салон автобуса пустовал. Все окна и двери распахнулись, гулял сквозняк, машины на шоссе объезжали автобус и бибикали не переставая.

Креп вышел и побежал в противоположную сторону по дороге, остановил подвернувшийся автомобиль БМВ, выгнал водителя, сел, развернул машину и на всех скоростях поехал в автобусному парку.

За полчаса он добрался, нашел седьмой автобус и сел в него. В течение всех тринадцати остановок в автобус зашло от силы пятнацать человек – свободный удобный седьмой автобус. Креп вышел на своей остановке и выдохнул. Побрел в бизнес центр.

Он не помнил наизусть всех деталей проекта, но уже не собирался его презентовать. Он пытался найти слова, чтобы попытаться найти инвесторов для другого проекта, который он придумал еще на последнем курсе университета, обдумывал фоном, но откладывал на потом. Наверное, боялся, что время не подходящее, что он еще не готов, что люди не готовы и так далее.

Но сегодня он смог отнестись к этому легче, и говорил уверенно, читал не с листка, рисовал схемы по наитию, и каким-то мистическим образом проектом заинтересовались и подписали договор на сотрудничество.

Дух лета

Молодой человек, которого звали Пен, 31 августа пил глинтвейн в вечерней кофейне, и не повел ухом, когда к нему за стол подсел большой человек в широкополой шляпе.

От подсевшего человека веяло величием. Поверх его шляпы в несколько рядов лежали бананы, подсолнухи, абрикосы, зеленая трава, листья разных видов пальм.

Лицо этого зрелого человека показалось Пену чрезмерно загорелым. Пен приметил не только неровный загар, но и несколько комариных укусов. Несмотря на это, незнакомец держался грациозно и отпил компота с оттопыренным мизинцем, словно аристократ.

Пен спросил:

– Вы со съемок?

– С каких съемок?

– Я слышал, в соседнем квартале снимали рекламный ролик лимонада «Грин-шок».

– Нет, не со съемок.

– У вас очень причудливый вид. Эта.. шляпа… как из рекламного ролика. Все эти фрукты и ваша гавайская рубашка…

– Да что ты, Пен. Это всё благодаря твоим стараниям.

– Мы знакомы?

– Я дух прошедшего лета. Твой надзиратель.

Пен сдвинул брови. Он не знал, что сказать.

– Если бы ты проживал лето, как подобает живому человеку, я бы не выглядел как фруктовый натюрморт, – продолжил дух, – Все эти летние атрибуты были бы использованы и прожиты тобою, а я исчез бы, как исчезает тот проклятый лимонад, когда его допивают в сорокаградусную жару, до дна. Мы виделись в прошлом году, Пен. И в позапрошлом. Ты обещал мне прожить лето на сто процентов, но, как мы все и боялись, к лету ты не притронулся. Так ни разу и не вышел на улицу. Твои ночные вылазки в ларек рядом с домом и эта единственная жалкая попытка поужинать в кафешке не считаются, как я ни предупреждал.

Пен сидел недвижимо. Его голова застыла выдвинутой вперед от напряжения. Он, и без того бледный, побледнел еще сильнее. Дух Лета продолжил:

– Я говорил тебе, что мы отберем твою жизнь, а ты не поверил.

– Я не успел, – осторожно поправил Пен.

– Ты не поверил, идиот. Поэтому допивай свой горячий абсолютно не летний глинтвейн и пойдем со мной через черный выход. Снаружи тебя расстреляют.

Пен дрожащими руками допил глинтвейн, хотя горло свело: он с трудом сделал последние два глотка в своей жизни. Он остался сидеть.

– Я не пойду с вами. Не надо мне угрожать.

– С твоим мнением считались в прошлом году, но сейчас тебя уже никто не спрашивает, – Дух лета приставил к бедру Пена пистолет под столом. Пен почувствовал холод железа сквозь плотные джинсы, которые так и носил все лето, потому что считал шорты слишком несерьезным предметом гардероба для взрослого мужчины.

Пен болезненно скорчился и заставил себя встать. От ног отлила кровь, и он шатаясь пошел к задней двери кофейни. Дух, придерживая одной рукой шляпу с фруктами, следовал за ним.

Вскоре они оказались на заднем дворе заведения.

Пен увидел группу людей, человек пятнадцать. Все в гавайских рубашках, шортах, шлепанцах, со знойным загаром, с цветочными венками или глупыми шляпами на головах. У нескольких из них в руках Пен увидел оружие, также причудливо раскрашенное или побрызганное краской из баллончиков, которыми рисуют граффити – красные, желтые, зеленые пистолеты смотрелись как тропические попугайчики в их руках.

– Вставай к этой стене.

У Пена потемнело в глазах. Он помедлил, припомнил какую-то молитву, но сбился на первой же строке. Дух Лета сильнее упер пистолет в его спину, чтобы Пен пошевеливался.

Пен мысленно попрощался с жизнью.

Дух Лета толкнул его в спину пистолетом. Тут Пен нагнулся, вывернулся и побежал в противоположном направлении на ватных ногах. Сердце бешено колотилось. Он свернул за мусорные баки, вилял по улице. Он услышал за своей спиной грохот выстрелов, почти физически чувствовал, как пули летят в его направлении, совсем рядом, но мимо. Оставалась пара метров до угла.

– Я жив! – подумал Пен торжествующе.

Дух Лета сделал последний выстрел и промахнулся.

– Он ушел, – констатировал Дух Лета.

– Догнать его? – спросил один из участников банды – тот, что с желтым пистолетом.

– Как быстро бежал, – задумчиво ответил Дух Лета. – Похоже, мы ошиблись насчет него.

Он вновь поднял пистолет, выстрелил в направлении скрывшегося Пена, и из дула пистолета вместо пули в самом деле вылетел волнистый попугайчик голубого цвета. Остальные духи последовали примеру их собрата и опустошили свои обоймы. Над ночным городом взвилась стая разноцветных попугайчиков. Они кружили над засыпающими улицами, а потом осели на кустах вокруг городского пляжа и всю ночь наблюдали за человеком, который по неизвестным причинам решил искупаться в море в последний день лета.

Брызги и шлепки воды забавляли попугайчиков, но к утру они все исчезли.

Одержимый

В середине своего тридцатилетия Сений начал подозревать, что одержим демоном.

Последние полгода дались ему особенно тяжело.

Правда, симтомы проявлялись недостаточно остро, чтобы он попросил о помощи, но довольно-таки сильно. Каждый день Сений более крепко задумывался о том, чтобы начать решать проблему.

К жене Сений не обращался: она не видит разницы. Он уже сохранил в браузере закладки с сайтом ближайшей христианской церкви, а также католической, на всякий случай, один сайт-портфолио цыганки, три контакта экзорцистов, и достал из старых бумаг визитную карточку психолога, которого рекомендовал его друг.

Времени у Сения на жизнь оставалось не так уж много: опытным путем он выяснил, что это утренние часы, в период с 9 до 11.30. Если ему удавалось проснуться к этому времени, он мог делать, что хотел.

В остальное время бес проживал жизнь за Сения.

Эту часть сам Сений вспоминал мутно, но с ужасом.

В первую очередь Сений решил начать с похода в церковь, к 10 утра, чтобы наверняка. Он встал со священником вдали от паствы и изложил:

– Демон прожигает мою жизнь. Я купил тренинг, но когда настал момент на него пойти, он не дал выйти из квартиры. Я купил абонемент в спортзал, но ни разу за месяц не смог дойти до него. Я стараюсь быть верным жене… То есть, я был верным. Но он заставлял меня крутить романы с подругами Дига.

– Дига?

– Я дружил с этим сутенером по молодости. То есть, он не настоящий сутенер, а фигуральный, и всегда подгонял в нашу компанию легкомысленных девиц, по дружбе. И они сами были не против. Я не общался с Дигом семь лет, отец. И вот недавно меня прихватило одержимостью и словно не своей рукой я набрал его номер.

– А вы пришли сюда по доброй воле?

– Конечно! Я желаю исцеления всем сердцем. У вас есть необходимые ритуалы изгнания? Похоже, что об одержимости в народе мало говорят, но когда я на своей шкуре испытываю это каждый день, я не сомневаюсь, что в ваших трактатах это конкретный диагноз, – Сений посмотрел на часы и протряхнул рубашку, чтобы запустить свежий воздух к вспотевшему телу. – Ко скольки мне подойти, чтобы меня очистили и прозвенели?

Священник стоял в некотором замешательстве.

– Не тяните, отец. С минуты на минуту он завладеет мной.

– Хорошо.

– Как хорошо?

– Мне нужно убедиться, что ваше состояние нуждается в божественной помощи.

Служитель оставил Сения у иконы Святого Михаила и ушел на полчаса. Сеня пребывал в священном трепете всё это время, пока не понял, что демон его не захватывает.

Священнику предъявить оказалось нечего, и они расстались на обещании, что в следующий раз Сений придет в одержимом состоянии.

Уже дома Сений понял, что будь он одержим, он бы никуда не дошел и уж точно – не в церковь.

И как только Сений разулся и взял курс на свой домашний офис, его согнуло в приступе усталости. В висках сжало, колени ослабли. Сений еле дополз до коврика в гостинной, и там демон выключил его сознание. Проснулся Сений от звука проворачиваемого в двери ключа: Зукра, его жена, вернулась с работы.

– Разве у тебя не сегодня дедлайн годового проекта по реставрации набережной?

– Так точно, – скрипнул Сений не своим голосом.

– И ты всё успел?

– Успел, – ответил демон губами Сения, а самого Сения бросило в жар: он ненавидел лгать Зукре. Если б он сказал “нет”, она могла бы его под дулом пистолета заставить все доделать – буквально: это был мотивирующий пистолет, который супруги однажды выбрали вместе. Разряженный кольт лежал в нижнем ящике его стола для особых случаев их семьи. Жена могла его заставить, и за это он ее и любил, но она верила ему, к его теперешнему ужасу.

– Тогда отпразднуем!

Через час Зукра впустила в квартиру курьера с ужином и шестью бутылками пива в термоусадочной пленке. Бутылки грозно звенели друг о друга.

До 22 часов вечера Сений еще надеялся, что его отпустит, и он рванет к компьютеру. Он даже включил компьютер, запустил эксель и рабочие документы. Но потом жена открыла по бутылке, и Сения захватил не только демон, но и хмель.

***

На следующий день презентация проекта была назначена на девять. Сений сумел дозвониться до рабочего офиса только к десяти часам, потому что до девяти ему не позволял демон, а после – коллеги не отвечали. Сений объяснил менеджеру проекта, Горину, что он при смерти и не сдаст проект.

Голос Горина надрывался от гнева, и пару раз Сению показалось,что вместе с его криком дрожат и стекла у менеджера в помещении. Тем не менее, до увольнения не дошло, и демон тут же прервал разговор, не беспокоясь об этике.

Сений дополз до холодного душа. После него мужчина чуть больше овладел своим телом, чему был несказанно рад. Оставалось около получаса до приступа, и Сений взял такси. Уже в машине он позвонил городскому экзорцисту, чей номер он нашел на одном старом форуме, оформленом в черно-красных тонах, густо обрамленном прямоугольными баннерами с агрессивного характера рекламой. На фоне за текстом шел орнамент из рун и эзотерических символов, они достаточно сильно рябили, но контакты были написаны желтым цветом, который всегда бодрил Сения, так как ассоциировался с волнистым попугайчиком – игрушкой его детства. Только благодаря этому факту ему в тот день удалось записать телефон экзорциста на бумажку до того, как рука переключила вкладку на порнографический сайт.