Двойной бренди, я сегодня гуляю

Мария Елифёрова

Двойной бренди, я сегодня гуляю

Авторское предисловие

Читатели, которые знают меня по романам «Смерть автора» и «Страшная Эдда», интересуются, пишу ли я ещё что-нибудь и почему я «замолчала». На самом деле я не замолчала, просто третий роман оказалось непросто закончить в силу ряда обстоятельств.

Роман этот был задуман ещё в 1996 году, и тогда же была в общих чертах написана марсианская часть, носившая название «Красный свитер Марса». Многие основные персонажи нарисовались ещё тогда, хотя в литературном отношении этот опус был весьма незрелым. Позднее было придумано любовно-детективное продолжение, действие которого происходило уже в другой звёздной системе; оно, однако, осталось ненаписанным. В 2009 году я вернулась к замыслу и решила объединить оба сюжета в одном романе.

С 1996 года многое изменилось – как в нашей жизни, так и в наших знаниях о Марсе: в последней области уже невозможно фантазировать по своей прихоти (напомню, что первая версия романа была написана даже до миссии «Патфайндера»). В итоге красному свитеру, игравшему значительную роль в первоначальной редакции, пришлось исчезнуть из сюжета, и роман получил название «Двойной бренди, я сегодня гуляю». Я, однако, решила сохранить внешний облик и характер главного героя, поскольку на нём завязано слишком многое. Работа над новой версией затянулась несколько дольше, чем планировалось.

Как известно, фантастика обычно повествует о будущем. Но не менее верно и то, что, пытаясь изображать будущее, фантасты неизменно проецируют на него настоящее – и чем больше они стремятся нафантазировать, тем чаще попадают впросак. Довольно комично в наши дни смотрятся рассказы шестидесятых годов, где космолётчики третьего тысячелетия пользуются перфокартами (наверное, уже не все нынешние читатели знают, что это такое). Именно поэтому я не претендую на роль футуролога и не вижу своей задачи в том, чтобы поражать воображение читателей небывалыми технологиями. Мои представления о будущем довольно скромны. Скорее всего, люди будут жить по 120-130 лет, англичане всё же перейдут на метрическую систему, компьютеры будут скатываться в трубочку, а все необходимые гаджеты – помещаться в поясе. Однако с инопланетянами в этом будущем всё-таки познакомятся, о том и роман. А что больше всего волнует читателя фантастических романов, как не инопланетяне?

Наверное, стоит пояснить, почему главного героя зовут Виктор и почему он так выглядит. Ответ прост: имя и внешность персонажа мне приснились ещё двадцать лет назад, вместе с некоторыми идеями для романа. Мир, к которому он принадлежит, был придуман уже наяву и гораздо позже.

Разумеется, в романе есть любовная линия – как же без неё? Вопрос любви между представителями разных планет волнует фантастов со стародавних времён «Аэлиты» Алексея Толстого. И поскольку читатели склонны во всех любовных сюжетах – даже фантастических – искать автобиографическую подкладку, заранее сообщаю: Лика Мальцева – не моё альтер-эго. Из всех её чувств и мыслей автору принадлежит только стишок про зайца. Если кто в романе и писан хотя бы отчасти непосредственно с меня, то это Мэлори.

Что касается главного героя, то предоставляю читателю решать, выдуман ли он мной, списан ли с реального прототипа, или он лицо собирательное. Приятного чтения!

М. Елифёрова,

сентябрь 2016 г.

ПРОЛОГ

Решили применить кушетку? Не думал, что вы ещё пользуетесь прадедовскими методами. Ладно, как вам будет угодно. Не люблю лежать на спине – чувствую себя в западне. Впрочем, я по-любому в западне. Да, я в курсе, что не стоит мешать виски с транквилизаторами. Ну и что? Было бы вам так хреново, как мне, посмотрел бы я на то, как вы будете блюсти медицинские рекомендации. В конце концов, я-то отдаю себе отчёт в том, что мне хреново. Потому и пришёл.

Как зовут? На кой, у вас же в компьютере всё забито? Ну ладно, Артур Мэлори, сорок восемь лет, профессор археологии Оксфордского университета. Впрочем, вы это и так знаете. Артур Мэлори… Всё равно что Ромео Шекспир. Родители мои в молодости были люди увлекающиеся, вот и назвали Артуром. Но я по части литературоведения не пошёл, занялся археологией. Тогда это было модно, особенно когда одно за другим стали открывать поселения на Марсе. «Поселения», впрочем, громко сказано – остатки разрушенных стен, не больше. На тот момент, по крайней мере.

Что-что? Какие чувства у меня вызывает археология? Да я с женой из-за неё развёлся. Двенадцать лет назад. Ей надоело, что я месяцами пропадаю в экспедициях. Особенно в марсианских. У меня ведь десять марсианских экспедиций на счету, оттого меня и послали руководить этой. Ну так вот, о жене. Она сказала: или археология, или я, – а я ей: пожалуйста, не очень надо было. Так и ушла. Поначалу тяжко было, потом… Игры в секс-шопах сейчас качественные продаются, а чтобы в душу кто-то лез – я и так этого не хочу. Больше не хочу. Пропала потребность.

Как я оказался во главе этой треклятой экспедиции? Спросите лучше тех, кто меня послал. Думаете, я амбициозен или просто дурак, что не понимаю? Ошибаетесь, я не хуже вас знаю, что начальник из меня никакой. Я человек чистой науки и беспокойства не выношу. Но вот какая закавыка: по стандартам безопасности, экспедиции на Марс возглавляют только те, у кого общий стаж марсианской работы свыше трёх лет. А тут ещё барнардцы. Что экспедиция была совместная, вы уже знаете. Из десяти человек – четверо этих, не говорят ни на одном земном языке, кроме маори, и то с трудом. Физиология, видите ли, не позволяет. А собственный их язык звучит как смесь чавканья и фырканья. Вот то-то.

У меня был опыт работы с барнардцами, но не скажу, чтобы я горел желанием его повторить. И вообще не выношу организационной работы, скрывать нечего. Надо было Миллера посылать, ясно как день – он прирождённый администратор. Но только Миллер на маорийском ни бум-бум, а это катастрофа для экспедиции. На марсианском раскопе через переводчика не пообщаешься. Да и стаж у него не дотягивал… Почему я не отказался? Отказался. Только через неделю меня вызвали на ковёр в комиссию ООН по археологическому наследию Марса, а за столом сидел не кто иной, как Раджив Сойер. Мой бывший ученик, а теперь председатель комиссии. И вот я стою перед ним, как нашкодивший котёнок, а Раджив постукивает «паркером» по столу и с холодной вежливостью осведомляется, почему это я срываю программу, в которую уже вложены деньги.

Я, естественно, отвечаю, что на Марс не хочу и что нет таких полномочий, чтобы меня туда услали против моего желания. Тут он усмехнулся так гаденько и говорит:

«Полномочий, конечно, нет. Но мы с вами ведь знаем друг друга, не так ли?»

И выдаёт мне одну давнюю историю, довольно неприятную. Всё помнил, мерзавец! У меня пот по спине ручьём, а он спокойно говорит:

«Не хотите огласки – подписывайте контракт».

Мстил он мне, вот в чём дело. А впрочем, не в этом… Да, вы правы – я мог бы посопротивляться. Но я не видел смысла. В конце концов, марсианский проект хорошо финансируется. А вы бы сильно сопротивлялись, если бы вам предложили пожить на комфортабельной станции с душевой, столовой и отдельными спальнями? Ну, копать, конечно, приходится в скафандре, но ведь я уже это делал раньше.

В административную работу я вникал по ходу дела. Оказалось, в техническом плане ничего сложного. Следишь за чередованием смен, полевой и лабораторной, составляешь график работ, отправляешь отчёты на Землю. Труднее всего было с техникой безопасности. Сами знаете, какие условия на Марсе. Каждый ляпсус может стоить жизни. Поэтому введена система штрафных баллов. Это не я придумал, системе уже лет восемьдесят. За разные проступки начисляются штрафные баллы, от трёх до пятидесяти. Набрал двести – на три года лишаешься допуска в любые экспедиции, даже земные. А если стажёр, то и стажировка не засчитывается. Жестоко? Ну нет. Помогает отсеять брэдберистов. Кто действительно хочет быть учёным, призадумается. А кто летел на Марс за острыми ощущениями, тому в археологии делать нечего – адью!

Больше всего мне задавали барнардцы. Штрафные они всерьёз не принимали, в особенности Амаи Ори, который развлекался хакерством. Из-за него несколько раз летело программное обеспечение, и я уже подумывал, что выпишу ему волчий билет. Кстати, доктор, вы знаете, что из тридцати шести археологов, погибших за столетие раскопок на Марсе, двадцать восемь были барнардцы?

Да, вы правы. Расслабиться? Расслабиться… Чёрт… Посмотреть на потолок, сосчитать до десяти. Раз, два, три, четыре… Итак, барнардцы. Чёрт их знает, что они такое; про них рассказывают разные небылицы, например, что у них групповые браки и так далее. Насчёт групповых браков не знаю, а вот про складной меч в сапоге правда – на станции в соседнем секторе был такой случай, приехал к ним один с мечом и наотрез отказался сдавать в камеру хранения. У меня такого не случалось, у меня их было три стажёра и одна дама-профессор. С заскоками, конечно. Но я сейчас не про неё.

Уму непостижимо, до чего они похожи на нас. Но вот как у них устроены мозги – этого нормальному человеку не понять. По-моему, сплошная психическая неуравновешенность. Легко ударяются то в хохот, то в слёзы. Но как они киряют! Бухают, поддают – как хотите. Видал в космопорту. Вот такусенький мюмзик выпивает пол-литра коньяка и идёт на регистрацию своими ногами. А что вы хотите, если у них метаболизм сверхскоростной? Пульс сто ударов в минуту. Правда, и живут они недолго. Пятьдесят для них уже глубокая старость.

Да, я слишком отвлёкся на барнардцев. Хотя, может быть, и не слишком – дальше вам будет понятно, в чём дело. Так вот, два месяца мы работали ни шатко ни валко – марсианских месяца, а это четыре земных, – полевой сезон подходил к концу, находок особых не было. С погодой не повезло, одна пыльная буря за другой, как будто не лето, а осень, и нас это здорово тормозило. Когда же наконец установилась более или менее нормальная погода, то до отлёта оставалось недели три. И два необследованных квадрата, на которые толком не хватало времени. Весь график пошёл наперекосяк. Как вдруг я открываю почту дальней связи и вижу письмо от барнардского специалиста. Он, видите ли, желает посетить нашу экспедицию и спрашивает согласия его принять. И подпись: Виктор Лаи, доктор социогуманитарных наук, профессор Объединённого Золотого Университета Республики Таиххэ.

Я предчувствовал, что намаюсь с визитёром, но отказываться невежливо; кроме того, до конца экспедиции оставалось недолго. Подумал-подумал и выслал подтверждение. А он взял и написал в ответ: мол, спасибо, вылетаю. Не думал я, что он так скоро соберётся. Ну ладно. Встал вопрос о том, к какому квадрату приступить – не забрасывать же работу аккурат перед приездом инопланетного профессора. После часа бесплодных боданий – семнадцатый или двадцать пятый? – мне это надоело, я пресёк дискуссию и велел начинать разведывательные работы в семнадцатом. Это не всем понравилось, но я там был не для того, чтобы всем нравиться – я не кредитная карточка. Моё дело – координировать всю эту бодягу, и я считаю, что я с этим справлялся. До поры до времени.

Через несколько дней прилетает эта персона. Виктор Лаи. Как видите, не у одного меня родители выпендривались насчёт имён. Только его семейство пошло по части древних римлян. Да-да, наших римлян. Я-то вначале удивлялся, почему его так зовут. Сдуру спросил у своих, не полукровка ли он. На меня посмотрели, как на полного идиота. Патрик Коннолли, этот длинноволосый хам, даже гыкнул. Я тогда ещё не знал, что между нами и ними не бывает метисов. И что вообще они нам не родственники, просто похожи очень. Конвергенция, закон Альварес. В моё время в школе всего этого ещё не проходили.

Много чего в моей школе не проходили…

1. ЧУЖЕЗЕМЦЫ

Барнарда, система Летящей Звезды Барнарда, 13 декабря 2309 года по земному календарю.

Город взлетал вверх праздничными каскадами, похожими на окаменевшие фейерверки. Здания свечами устремлялись ввысь, розовые и жёлтые стрелы монорельсовых путей пронзали пространство, рассекая тончайшую туманную дымку тающего утра. На пешеходной эстакаде стояли трое.

– Жаль, что Мэлори этого не увидит, – сказал тот из мужчин, что был повыше ростом. По лицу единственной в компании женщины скользнула тень раздражения.

– Он сам не захотел приехать. Думаю, ему не очень-то было это нужно.

Третий слушал их с некоторым беспокойством.

– Вы думаете, – после паузы спросил он, – Мэлори обиделся на меня?

Они были археологами, прилетевшими на XIV межпланетный конгресс на Барнарде. Двое из них были землянами, третий принадлежал к местной расе. Недавно они вернулись из совместной марсианской экспедиции и после краткой конференции на Земле были вызваны для доклада второй планетой-участницей. То, что доклад придётся делать в отсутствие главы экспедиции, вызывало у них – по крайней мере, у Лики Мальцевой, хорошо понимавшей, что происходило тогда на Марсе – дискомфорт, и маленький барнардец лишь со свойственной ему прямотой назвал вещи своими именами.

– Да брось ты, Вик, – поморщился Патрик Коннолли. – Мэлори вообще колючка, он готов обидеться на велосипед, если колесо спустило. Не может простить миру, что не всё вертится вокруг него.

Всё не так, вернее, не совсем так, неспокойно думала Лика, переводя взгляд на разноцветные шпили города. Патрик хочет утешить Виктора, как будто это можно сделать, расставив всё по местам и заклеймив виноватых. Просто Виктор другой. Он инопланетянин. И возможно, он оказался всего лишь чуточку больше инопланетянином, чем остальные барнардцы, работавшие в экспедиции. Но ведь у нас-то с ним не было проблем, удивилась про себя Лика. Для нас он всегда был только ещё одним человеком на станции. За что его возненавидел Мэлори? Ей не хотелось об этом размышлять, неловкость, висевшая между ними, и без того была тягостна.

– Ладно тебе, Патрик, – доброжелательно улыбнулся барнардец, – все знают, что Артур Мэлори и Виктор Лаи с некоторых пор – несовместимые программы. А также то, что второй испортил первому немало нервов.

– Ой уж, нервы! – буркнул Коннолли, сунув руки в карманы. – Воображает он много, вот и всё. Не бери в голову, Вик.

– Вы лучше о докладе подумайте, – сказала Лика. – Завтра пленарное заседание.

– Я уже подумал, – бодро ответил Лаи. – А вот Патрик представляет собой проблему. Патрик, ты должен взять напрокат костюм. В гостинице есть специальный сервис.

– Чем тебе не нравится мой костюм? – Коннолли вытащил руки из карманов и расправил фалды пиджака. – Я купил его на Риджент-стрит специально к этому конгрессу!

– Он не годится для конгресса, – невозмутимо пояснил Лаи. – Нужен официальный костюм.

– Куда уж официальнее? Смокинг, что ли?

– Патрик, длинные брюки у нас считаются рабочей одеждой. Тебе нужен наш официальный костюм. Как у меня.

Оба коллеги с Земли посмотрели на барнардца, хотя он и так постоянно находился у них перед глазами. С тех пор, как их доставили из космопорта в гостиницу, Лаи расстался с земным костюмом, в котором делал доклад в Оксфорде, и был одет в ослепительно белую рубашку, тёмную жилетку и очень короткие тёмные шорты. На ногах его оказались высокие шнурованные ботинки почти до колен, на толстой подошве. Наряд довершали яркая красно-жёлтая шапочка и такой же расцветки шейный платок.

– Да? – скептически хмыкнул Коннолли. – А может, мне ещё и голову побрить?

– Это совершенно излишне, – заметил Лаи таким серьёзным тоном, что Лика не удержалась и фыркнула.

Как-то всё слишком просто получается, мысленно упрекнула себя она.

– Вы о чём-то задумались, Лика? – с улыбкой спросил Лаи. – Вас тревожит, не изменится ли генотип Патрика от барнардского костюма?

– Минус десять баллов, Казак, – ответила Лика и сама удивилась себе: с её губ сорвалось прозвище, которым никто из них не называл Лаи после окончания злополучной экспедиции. – Я думаю о том, что впервые в жизни вижу столько барнардцев.

Поток пешеходов, спешивших по своим делам, вселял в неё непривычное ощущение. Там, в марсианской экспедиции, несколько барнардцев казались лишь вариацией землян – чем-то вроде статистической погрешности. Здесь же всё выглядело совсем иначе. Город, в общем-то, не удивлял её – не так много архитектурных форм пригодно для обитания двуногих приматов, и все уже давно были перепробованы на обеих планетах. Но один взгляд на уличную толпу заставлял Лику чувствовать, что она здесь чужая. Повсюду были барнардцы. Невысокие, грациозные, странно одинаковые – ни одного темнокожего или, наоборот, блондина. Большинство мужчин носило длинный локон на выбритой голове, и чуть ли не у всех женщин в ушах болтались огромные серьги из флюоресцирующего стекла. Лика ни разу до этого не видела барнардцев в национальной одежде – она была слишком яркой по меркам земных вкусов и походила на детскую. И они были неприятно шумными – они галдели, хохотали и обнимались на ходу, вне зависимости от пола и возраста. А спокойный аристократичный Лаи, с которым она столько проработала в экспедиции, каким-то образом был одним из них.

– А вы ожидали увидеть зелёных осьминогов с бластерами?

Голос Лаи оторвал её от наблюдений. Лика взглянула на него, слегка сконфузившись, а затем засмеялась. Не читает ли он мысли, чёрт возьми, мелькнуло в её сознании.

– Ха-ха! Оказывается, ты ещё и эксперт по земной фантастике? – произнёс Коннолли. Лаи скромно наклонил голову в цветастой шапочке.

– Ну, до эксперта мне ещё далеко… Там, на Марсе, в локальной сети, была не только научная библиотека. Я кое-что прочёл в онлайне, например, из Шекли…

– Ого, – уважительно отозвался Коннолли. – В администрации узнают – шеи посворачивают библиографам. На размещение ресурсов жёсткий лимит, сам знаешь, как это на Марсе. А что, Азимов там есть?

– Есть и Азимов, – лукаво подмигнул Лаи. – До него я, правда, не добрался. Но вообще, я скажу, земная фантастика не сильно отличается от нашей. У двуногих приматов бедное воображение.

Лика вздрогнула. Это было уж слишком. Неужели барнардцы в самом деле умеют читать мысли? Но об этом никогда не упоминалось ни в одном источнике. Что я несу, подумала она – бред, телепатия всего лишь религиозное понятие конца XX века, в котором не более фактического содержания, чем в «чистилище» или «карме». К тому же его подмигивание было адресовано Коннолли, а не ей.

Она остановила взгляд на руке Лаи, лежащей на перилах эстакады. Изящная, чисто вымытая рука, пять аккуратных (при его-то профессии!) розовых ногтей. Десять процентов разницы в геноме – где они запрятаны, подивилась она. Правда, она же не проводила медобследований барнардцев.

– Я хочу сказать, – разъяснял тем временем Лаи, – что, ввиду нашего сходства, наши представления о фантастике одни и те же. Фантастичным нам кажется то, что слишком на нас непохоже. Я, например, вам фантастичным не кажусь.

– Ну почему же, Вик, – возразил Коннолли, – ты фантастически уделал Мэлори.

Такта у Патрика не больше, чем у стегозавра, сердито подумала Лика.

– Пойдёмте наконец чего-нибудь поедим, – вмешалась она, – я умираю от голода.

– Здесь есть ресторан, – показал Лаи, – вон там, у схода с эстакады. Мы можем пойти туда.

2. ПЫЛЬНАЯ РАБОТА

Марс, 64-й летний полевой сезон в северном полушарии, экспедиция D-12. 30 октября 2309 года по земному календарю (56 августа 189 года по модифицированному марсианскому календарю Уильяма Пикеринга).

Начальник экспедиции Артур Мэлори был единственным, кто располагал персональным рабочим кабинетом на станции, если только эту каморку три на два метра можно было назвать кабинетом. Однако всё же это было его личное пространство, обладавшее значительным психологическим эффектом сакральности для всех остальных. Оно хотя бы иногда и частично изолировало его от его подопечных.

Мэлори подошёл к окну и поглядел сквозь толстое стекло. Снаружи была только рыжая муть. Центральный пик кратера Гаммельн, в котором располагалась станция, был почти не виден. Пыльная буря. Хорошо, хоть магнитных бурь здесь не бывает, подумал он. Иначе бы я тут точно сдох. А сейчас ещё, по всем литературным канонам, кто-нибудь постучится в дверь и скажет…

Он точно знал, что именно ему скажут. Уже пятнадцать минут как должен был начаться экспедиционный совет, который он сам же и назначил, а теперь опаздывает. С долей наслаждения, пожалуй, опаздывает. Разумеется, они сидят в медиа-зале и тихо матерят его. Но вслух они скажут только: «Артур, вас ждут на совете…»

Никто не постучался. Дверь распахнулась, словно от штормового ветра, и в кабинет влетела Айена Иху, огорошив его вихрем кудряшек и вспышками лиловых флюоресцентных серёг.

– А-и-тур, где же вы, – зачирикала она на маорийском, – Аитур, вас до-жи-дают!

Напевный язык маори в её устах превращался в ряд отрывистых гласных, похожих на пулемётную очередь. Обнаглели уже, лезут не постучавшись – медленно наливаясь яростью, подумал Мэлори. Взять и послать её к чёртовой матери. Но вместо этого он услышал свой собственный усталый и вежливый голос:

– Пожалуйста, не шумите, я уже иду.

Следуя за барнардкой по коридору, Мэлори хмурился всё больше и больше. Всё равно ничего не успеваем, думал он, придётся выбирать между двумя квадратами. Что тут можно успеть, когда до конца экспедиции осталось три недели с небольшим. Время было затрачено фактически впустую, и Мэлори хотелось быть уверенным, что виной тому пыльные бури и невезение, а не какой-нибудь досадный просчёт с его стороны.

– Здравствуйте, Артур, – произнёс Симон Лагранж, поднимаясь ему навстречу. – Мы дожидались вас, чтобы начать совет.

Мэлори сдержанно кивнул и сел в кресло. Доктор Лагранж был единственным в экспедиции намного старше его, и Мэлори старался сохранять достоинство в его присутствии. Он не хотел дать повод счесть себя невротичным мальчишкой. Опыт говорил ему, что для людей в возрасте Лагранжа все, кто моложе шестидесяти – сопляки; он старался вести себя осмотрительно, но до сих пор не знал, заслужил ли за эти месяцы уважение доктора.

Теперь все участники экспедиции были в сборе – шестеро землян и четверо барнардцев, в креслах за расположенными полукругом мониторами. Они напряжённо переглядывались между собой.

– Итак? – обращаясь ко всем, спросил Мэлори – надо же было как-то начинать. Слово взял Джеффри Флендерс, сидевший справа от него.

– Я думаю, Артур, все в общих чертах представляют себе проблему, – сказал он, – но, чтобы было нагляднее, Лика сейчас сделает доклад.

– Валяйте, – кивнул Мэлори. Со своего места поднялась Лика Мальцева – неуклюжая, с веснушками на носу и золотистыми волосами, собранными в «конский хвост», никак не выглядевшая на свои тридцать два (в начале сезона Мэлори принял её за стажёрку и был раздосадован, когда узнал о своей ошибке). Она держала в руке стило.

– Полагаю, – проговорила она, – следует начать с карты. Пусть всё будет перед глазами.

Она коснулась монитора, и на проекционной стене зала вспыхнула карта раскопок в секторе «сигма». По утверждённому ещё в позапрошлом веке плану археологических исследований поверхность Марса была разбита на сектора, обозначенные греческими буквами в северном полушарии и латинскими в южном. Сектора, в свою очередь, делились на квадраты. Сектор «сигма» занимал большую часть равнины Хриса1. Красным цветом были отмечены уже обследованные квадраты, жёлтым – те, которые пока не затрагивали. Но Лика быстро прочертила стилом по экрану, и два из необследованных квадратов вспыхнули оранжевым. На языке программы ArchaeoSurfer выделение оранжевым означало «представляет потенциальный интерес», и, хотя эти данные не были новостью ни для кого из членов экспедиции, включая Мэлори, слушатели непроизвольно замерли, вглядываясь в изображение.

– Предварительная разведка выявила перспективность квадратов «сигма семнадцать» и «сигма двадцать пять», – с расстановкой говорила Лика, вертя между пальцев блестящее металлизированное стило. – Как всем известно, до конца экспедиции осталось двадцать три дня. Этого едва хватает для начального обследования одного квадрата. Предстоит принять решение, на каком из двух остановиться.

Она ткнула стилом в монитор перед собой, и на стене появилось увеличенное изображение квадрата «сигма семнадцать» в южной части Оксийских холмов.

– Вот здесь и здесь, – стило в её руках выпустило тонкий лазерный луч, скользнувший по проекции на стене, – выявлена необычная концентрация углерода и фосфора в породе. Возможно наличие захоронений. Беспрецедентный случай.

– Данные перепроверили? – спросил Мэлори, постукивая пальцами по столу. Вместо Лики отозвался доктор Лагранж.

– Дважды. Думаете, чем мы всё это время занимались?