Последняя история мира

«Даже в обожженной морде Ксарваса больше правды», – неохотно согласился сам с собой Старый Пес.

Имение Малидора было всегда готово к гостям. Прислуга ожидала посетителей денно и нощно, в постоянной готовности запустить хорошо отлаженный механизм услужливости и гостеприимства. Как только Николас и Гарстон приблизились на достаточное расстояние, гедонистическая машина пришла в движение. Не слишком навязчиво, но при этом требовательно, местный пожилой мажордом в поношенном, но чистом костюме повел гостей за собой сквозь толпу многочисленной прислуги, мимо гостиной, в направлении крыла, по своему расположению явно не подходящего для официального приема гостей. Прежде чем у посетителей появился шанс удивиться нетипичному приему, мажордом поспешил рассыпаться в извинениях, подкрепленных самым виноватым видом, на который только старый слуга был способен.

– Господин Малидор распорядился проводить дорогих гостей в винный погреб, где он сам изволит находиться в настоящий момент. Несмотря на мои настойчивые протесты, я был вынужден подчиниться!

– Выдохни, милейший, – отмахнулся Николас. – Веди к своему хозяину.

Получив в ответ очередной услужливый кивок, гости последовали за мажордомом вглубь крыла прислуги. Убранство вокруг резко поскромнело, воздух пропитался запахом натруженных тел, а престарелому мажордому становилось все хуже от того, что почетным гостям приходилось находиться в таком не подходящем их статусу месте. Наконец старый слуга остановился у нужной двери, вытянулся по струнке и распахнул перед Николасом и Гарстоном вход в погреб.

Снизу доносился писклявый сиплый смех хозяина дворца. Он явно был не один – невидимый собеседник распалял его и заставлял издавать эти малоприятные звуки. Николас и Гарстон стали спускаться вниз по лестнице, поврежденные вековой сыростью ступени заскрипели – собеседники затихли в ожидании гостей. Внизу царил полумрак, слегка потревоженный искусственным светом масляной лампы, и приятный запах дубовых бочек. Несколько из них были откупорены, и аромат содержимого витал в помещении, разбавляя тяжелый холодный воздух.

На середине лестницы новоприбывшие смогли разглядеть двух людей, сидевших за совсем никудышным столиком, на котором едва помещались графин с вином, лампа и два полных кубка. Лицом к лестнице сидел хозяин владения, Томас Малидор, – точнее сказать, он балансировал на слишком маленьком для своей комплекции табурете. Его собеседник сидел спиной ко входу, демонстративно не поворачивая головы, и, судя по всему, даже не старался вести себя вежливо. Когда Томас встретился глазами с Николасом, ухмылка невольно покинула его багровое от вина и недавнего смеха лицо, и он с виноватым видом отвел глаза. Николас не придал значения этому типичному для ставленника Левиафана жесту, приняв его за естественную реакцию на свою персону; и тут вдруг Гарстон, который шел впереди Старого Пса, остановился как вкопанный. Он смотрел на спину того самого загадочного «второго» и не говорил ни слова. Николас прищурил глаза и обнаружил, что человек напротив Томаса обладает очень примечательным обожженным скальпом. За столом сидели оба короля Латриса.

– Выпьешь с нами, Николас? – повернулся, наконец, Ксарвас. – Не помню точно, но, вроде, сейчас никто не постится.

Николас продолжил спуск и ступил на земляной пол, оставив неподвижного Гарстона за спиной.

– Извини, что с тобой не пошел. Совершенно неожиданно захотелось вина после твоего ухода, а если хочется вина хорошего, то это – к Томасу. Вот я и… По своим тропам, так сказать.

Николас молча поравнялся со столом.

– Что скажешь, Томас? Какого вина лучше предложить гостю? – Ксарвас бросил смешливый взгляд на Старого Пса – и тут же осекся. Безучастный Томас тоже что-то почувствовал и осмелился-таки поднять глаза на своего ненавистного земляка, о чем быстро пожалел.

Николас Савиар, правая рука Патриарха Левиафана, улыбался от уха до уха. Более неестественного, неправильного зрелища вынести не мог никто из присутствовавших, кроме разве что Гарстона, которому посчастливилось остаться за спиной «дорогого гостя». Но и его везение продлилось недолго, потому что, к всеобщему ужасу, Николас вдруг стал издавать звуки, отдаленно напоминавшие смех. Он прикрыл дрожащие губы рукой, но его глаза продолжали смеяться, а через стиснутые зубы с настойчивостью вырывался воздух. Это продолжалось всего несколько считанных мгновений, но этого хватило, чтобы сцена достигла точки максимального напряжения. Ксарвас Хорий невольно подумал об охотничьем ноже, припрятанном за голенищем сапога, и заодно бросил взгляд на Гарстона: тот уже держался за что-то на своем поясе. Томас Малидор, который изначально не был в восторге от этой встречи, теперь же откровенно трясся и обильно потел.

Николас успокоился и вздохнул. Улыбка покинула его лицо, возвратив все в привычное русло, по крайней мере – внешне. Он продолжал улыбаться про себя, ведь только что он смеялся хорошо, искренне – пусть и пытался это скрыть в силу привычки. К нему пришла ясность, абсолютное понимание происходящего. Нет, он, конечно, не разгадал игры Ксарваса – хотя тот, скорее всего, действительно не знал ничего стоящего, а просто водил Старого Пса за нос. Николас понял, а вернее будет сказать – вспомнил, что его задание не могло провалиться. И это не императив – это факт, заложенный в саму суть его миссии. У Ксарваса не было выбора. У Крыс не было выбора. Так решил Патриарх Левиафана.

– Спасибо, Ксарвас, – голос Николаса звучал весело и уверенно, будто он больше не находился в Латрисе. – Ты упростил мою задачу. Во-первых, ты избавил меня от муки общения с этой потеющей свиньей, – кивок в направлении Томаса. – Во-вторых… А во-вторых, даже и не знаю, с чего начать.

Николас сложил руки за спиной и медленным шагом направился к одной из откупоренных бочек.

– Да, сегодня, безусловно, исторический день, – после короткой паузы заключил он. – Позволь объяснить. Ты ведь наверняка в подробностях помнишь те далекие дни погромов, которые оставили на тебе эти шрамы?

Ксарвас в ответ лишь молча смотрел на Николаса.

– Конечно, помнишь. Это был риторический вопрос, для контекста. На самом деле, я хочу, чтобы ты сказал мне – что в итоге сделал Левиафан, когда нам вместе удалось задушить восстание дикарей?

Король Латриса хранил молчание и угрюмо сверлил взглядом своего давнего знакомого и – когда-то – боевого товарища.

– Ответ вот в чем, – ничуть не смутившись, продолжал Николас. – Левиафан сделал тебя королем. И закрыл глаза на все, что ты делал в дальнейшем, – лишь бы город устоял. После такого компромисса пути назад уже не осталось. Ведь что случилось потом? Ты узаконил грех, Ксарвас. Ты превратил город, которому суждено было стать местом избавления от врожденного невежества, в собственный кукольный театр. И что сделал Левиафан, когда стало ясно, что ты – главная беда Латриса, а не дикари? Его глаза остались закрыты. Ты искоренил малый, хаотичный грех, а на его месте воздвигнул настоящее царство греха систематического – и нас это устраивало, ведь Латрис действительно примирял дикарей и людей, пусть и такой ценой. Я все понимал. Ненавидел, молчал, но понимал. Так вот, Ксарвас. Знаешь, почему сегодня – исторический день? Есть идеи? Нет? Неудивительно, ты ведь к такому не привык… Я, признаться, тоже. Сегодня исторический день, потому что Левиафан открыл глаза. И эти глаза смотрят прямо на тебя, Ксарвас! Я пришел к тебе за четырьмя преступниками, и ты, конечно, решил, что это очередной спектакль. Очередная придурь Патриарха, который беспокоится только о том, как вещи выглядят, а не чем они являются. Нет. На нас смотрит Бог, Ксарвас. Прямо сейчас он направляет руку Патриарха, а Патриарх – мою руку. И в этой руке – меч.

С этими словами Николас встал за спиной фальшивого короля и положил холодную костлявую ладонь на его пухлое, влажное от пота плечо. Томас издал глухой стон.

– Ты поможешь нам, Ксарвас. Это факт. Пропусти его через себя. Пусть он осядет непреложной истиной в твоей голове. Мы вместе, ты и я, прямо как в старые добрые времена, отловим этих Крыс. Иначе, в случае твоего крайне маловероятного отказа, на следующий же день политика закончится. Мы просто сотрем твой кукольный театр в порошок. Сюда придет войско, у которого будет один приказ: «Латрис должен быть разрушен». Твой дом будет предан огню, и даже если ты сбежишь, у тебя останется лишь один путь – маршировать прямиком через Границу. Мы придем – и я буду в первых рядах – исправлять ошибки своего родного дома. И можешь не сомневаться, Томас, обязательно загляну к тебе на твое прекрасное вино!

Звенящая тишина прерывалась частым биением одного нездорового сердца и капающей с потолка воды.

– Сейчас я поднимусь наверх, сниму комнату в наименее отвратительном трактире и напишу Патриарху, что мне удалось достигнуть понимания с Ксарвасом Хорием. Найди меня завтра с утра, Ксарвас, и мы с тобой обсудим наши дальнейшие действия.

Николас молниеносно развернулся, как когда-то в молодости на строевой, и бодрым шагом начал восхождение по скрипучей лестнице, слегка поклонившись в знак прощания. Когда он проходил мимо неподвижной статуи по имени Гарстон, его окликнул поникший голос теневого короля.

– Ребятки, похоже, нашли что-то интересное, а, Николас? Там, на Границе. Обменяли на это пятерых друзей. Как думаешь, стоило того?

Николас Савиар дослушал вопрос до конца и, не поворачивая головы, молча исчез за дверным проемом.

Смерть семьи

Для большинства жителей Акроса утро в теплое время года начинается куда позднее, чем в других городах. Когда в набожном Левиафане и трудолюбивом Домоа́ре с первыми лучами солнца уже вовсю снуют уличные обитатели, в Акросе не спят лишь стражи и не привыкшие к местным порядкам гости города. Простой народ в это время еще отсыпается после очередной веселой ночи.

Нельзя, конечно, сказать, что этому месту незнакома набожность и суета. Когда лето в Ойкумене постепенно начинает сменяться зимой, все становится куда привычнее для гостей Акроса – религиозные обряды не длятся всю ночь и не заканчиваются попойками и оргиями, а улицы с раннего утра полны прозорливыми торговцами, просящими подаяние бедняками и вездесущей босоногой ребятней.

Однако в Акросе есть и те, кто управляют городом, и для этих людей нет лета и зимы, как нет и разницы в обрядах. Чиновники всех мастей от самого начала существования Акроса признавались выше традиции – и одновременно необходимо предполагались ею. Те, кто направляет жизнь людей, намерено отдаляются от грубого быта и примитивных развлечений простого народа, чтобы целиком посвятить себя благому делу пастыря, денно и нощно измышляющему лучшие пути жизни для своих подопечных.

Не стоит и говорить, что этим ранним теплым утром верные слуги народа уже находились на постах, или, по крайней мере, спешили на службу. Одним из тех немногих, кто еще не успел приступить к обязанностям, был молодой помощник главного казначея по имени Иэн – он неторопливо направлялся к своему дому в той части города, которую не затрагивают летние ночные столпотворения и не беспокоят нищие. Молодой чиновник наслаждался свежим утренним воздухом, пока еще не раскаленным дневным солнцем, и благодарил судьбу за легкое похмелье. От него буквально разило примитивными развлечениями простого народа, и следы их надлежало свести к минимуму, прежде чем он покажется в казначействе.

Спешить и, тем более, беспокоиться о чем-либо было не обязательно – как и большинству чиновников с той же фамилией, сильно трудиться ради должности Иэну не пришлось. Как любил повторять сам Иэн, родиться членом самой влиятельной семьи во всем Акросе стало самым удачным его решением. Тем не менее некое чувство меры все же было ему знакомо, и он не сильно злоупотреблял своим положением. Более того, Иэн никогда не прикрывался высоким статусом и старался до последнего сохранять инкогнито всякий раз, когда приходило время отправляться на ночные гуляния. Поэтому он обязательно приведет себя в порядок и явится на службу в положенный час, как и подобает всякому чиновнику.

Путь Иэна пролегал вдоль городской стены, где скоро с новой силой закипит жизнь – на всем протяжении высокого каменного сооружения днем совершаются ритуальные обходы, что привлекает множество торгашей и тех путешественников, которых не отпугнули ночные гуляния. Их место собрания не случайно, ведь стены играют важную роль в жизни не только Акроса, но и остальных городов. Любой человек, покинувший родной дом, подвергает свою жизнь опасности – дикие племена, неспособные вершить что-то, кроме насилия, бродят по всей Ойкумене, и только прочный камень отделяет оазисы закона от животной ярости дикарей.

Праздные размышления Иэна перешли от дикарей к цивилизации – история Ойкумены прочно сидела в его памяти, некогда вбитая туда непосильными трудами лучших учителей мира, и вот, спустя годы зубрежки, чиновник взял в привычку размышлять о религии и сотворении мира – что еще оставалось делать одному из самых беззаботных людей Акроса? Философия захватывала его воображение. Взять, к примеру, Церковь Левиафана. Христиане учат, что некие Спасители являются родоначальниками Ойкумены. Столетия назад они спасли от страшного божьего суда самых достойных своих последователей, и они же, якобы, воздвигли Границу, что отделяет мир живых от мира мертвых. Но если послушать проповедников Акроса, Домоара или Латриса – голова начинала идти кругом от всех толков, богов и полубогов. Во всей этой религиозной каше лишь одно являлось общим – вера в неких создателей, подаривших людям жизнь, общий язык и тайные знания различных ремесел. Чиновник позволял себе верить только в то, на чем сходились все без исключения.

В очередной раз Иэн поймал себя на мысли, что он использовал свое привилегированное положение для познания мира. Эта мысль невероятно льстила ему. Другие на его месте могли бы распорядиться выпавшей возможностью не столь благородно – но не он. Иэн понимал, что в его видении вещей слишком много тщеславия и самодовольства, но не мог думать как-то иначе.

«Почему бы и нет, – размышлял он всякий раз, когда чувствовал себя виновным во взгляде свысока. – Благородное дело – в благородном поступке. Какая разница, что я при этом себе думаю?»

Так, в очередной раз успокаивая проснувшуюся крайне некстати совесть, Иэн подошел к границе жилых улиц, где бдительная стража стерегла путь в роскошную часть города. От их вида молодой чиновник невольно занервничал и вновь вспомнил о некоем важном деле, которое хотел с ним обсудить главный казначей.

При виде Иэна не знакомые с ним лично караульные предупредительно взялись за рукояти фальчионов – узнать члена богатой семьи без традиционной для его должности кожаной тоги было невозможно, тем более что встречный был одет под стать празднующим, да и пах соответствующе. Ко всему прочему, какой чиновник мог позволить себе недельную щетину и растрепанные волосы с примечательной вмятиной от неуклюжего сна? В общем, пройти дальше Иэн мог лишь после подробных разъяснений.

– Господа! Вижу, долг свой вы исполняете с куда большим рвением, чем многие из нас, – нарочито торжественно начал разговор Иэн, сопроводив речь отточенным кивком и улыбкой. – Меня зовут Иэн Акросиас, и в этой части города меня задержали важные государственные дела…

Одного имени оказалось достаточно, чтобы и без того бдительная охрана вытянулась по струнке до предела.

– Прошу простить, господин Акросиас, – сбивчиво затараторил тот, что стоял справа от чиновника. – Не узнали вас!

– Еще бы вы узнали в этом оборванце слугу народа, – махнул рукой Иэн, в очередной раз окинув взглядом свою драную льняную рубаху, заляпанную вином и иными пятнами подозрительного происхождения. – Куда только не заведут дела нашего великого города, верно?

Стража охотно закивала, натянув на лица вежливые улыбки.

– Я буду чрезвычайно вам признателен, господа, если вы и дальше будете с таким усердием охранять наш покой, – Иэн пошарил рукой в кармане укороченных грязных штанов, достал оттуда две первые попавшиеся золотые монеты и по очереди протянул их левому и правому стражу. Те возбужденно закивали с новой силой.

Высокие стальные ворота поспешно распахнулись. Иэн не успел сделать и десятка шагов, как ощутил острую тоску по нищим кварталам. Улицы в богатой части города тщательно охранялись от простолюдинов и никогда не были переполнены веселой толпой, распевающей религиозные песни своих предков. Здесь нельзя было встретить фокусников с их волшебной труппой или услышать тоскливую мелодию шарманщика с потасканной музыкальной шкатулкой. Жизнь здесь именно что протекала – размеренно и не спеша.

Развлекались зажиточные соседи Иэна, как им казалось, чрезвычайно весело и достойно. В перерывах между бесконечными посиделками на верандах друг друга они собирались на форум дебатов, которые проходили каждую субботу в местном ботаническом саду. На этом помпезном сборище самые болтливые упражнялись в риторике, а самые ленивые делали вид, будто понимают обе стороны, и выступали, подобно неким божественным сущностям, судьями всех мнений и толков.

От одного вида этих собраний Иэну хотелось оставить позади статус и богатство и переселиться в Латрис, лишь бы не становиться регулярным свидетелем местных «развлечений». Он считал подобное времяпрепровождение вредным для дела чиновников, ведь они, регулярно погружаясь в пустые словесные прения, настолько отвлекались от реальной жизни, что, казалось, каждый из них вот-вот вознесется к небесам. Конечно, это предполагается традицией – отличаться от народа, которым ты управляешь. Но неужели это единственный способ?

Размышления Иэна прервались на подходе к своему имению – на пороге родного дома виднелась крайне примечательная фигура его дяди и начальника в одном лице. Будучи мужчиной сутулым и хромым на одну ногу, Элай Акросиас уже одними этими данными невыгодно выделялся на фоне аристократии, стремящейся к идеалу во всем. Но лишь самозабвенные глупцы сбрасывали казначея со счетов после первого взгляда – те, кто по незнанию переходил ему дорогу, совершали политическое самоубийство.

Подобно диковинному часовому Элай высматривал своего молодого помощника. Наконец его большие вечно уставшие глаза наткнулись на Иэна, который уже успел заподозрить неладное в столь неожиданном визите. Когда молодой человек поравнялся с наставником, тот приветливо улыбнулся.

– Почему-то я догадывался, что увижу тебя именно с этой стороны двери, – по-отцовски доброжелательно начал Элай, бегло осмотрев лохмотья, в которые был облачен Иэн. – Хотя одна из твоих служанок довольно искусно заверяла меня, что ты вот-вот будешь готов.

Сообразив, что причина неожиданной встречи никак не связана с его ночными похождениями, Иэн искренне улыбнулся в ответ.

– В чем-то она была права.

Элай Акросиас одобрительно хмыкнул, после чего улыбка тут же слетела с его лица, будто ей там никогда не было места.

– Мне нужно, чтобы ты привел себя в порядок как можно быстрее, – перешел он к делу. – То собрание, о котором я говорил тебе вчера…

– Я помню, конечно, – поспешно закивал в ответ Иэн.

– Так вот, дела обстоят хуже, чем я думал, – Элай отступил вбок и указал рукой на входную дверь, давая понять, что поторопиться действительно стоит.

Иэн почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Подобно чану с ледяной водой после парной, резкий контраст между ночными развлечениями и нежданными проблемами сложно было не ощутить. Чиновник коротко кивнул своему дяде и отворил входную дверь.

Внутри дома царила гробовая тишина – все слуги попрятались по углам и молились о скорейшем возвращении непутевого хозяина, перепуганные неожиданным визитом главы семьи. Услышав шум у входной двери, из-за угла коридора, ведущего к комнатам прислуги, осторожно выглянула молодая служанка, имени которой Иэн не помнил. Неуклюжим жестом – в силу отсутствия аристократических привычек – молодой чиновник подозвал ее к себе.

– Господин Иэн, с возвращением! – прощебетала девушка, покинув, наконец, свое укрытие. – За кем мне послать?

На мгновение Иэн задумался. Действительно, на что у него есть время? Даже ванну толком не принять – Элай Акросиас не пожелал зайти внутрь, а значит, долго ждать он не намерен.

– Мне нужно ведро воды, мыло и чистая одежда. Воду не греть, у меня мало времени.

Подобная просьба больше подходила завсегдатаю грязного трактира, нежели члену влиятельнейшей семьи Акроса, что вызвало у служанки бурю негодования.

– Но господин Иэн! Если вы подождете буквально несколько минут…

– Хорошо, – неожиданно согласился чиновник. – Я подожду, если вы лично сообщите об этом моему дяде.

Фраза произвела ожидаемый результат – на смену наигранному ужасу служанки пришел ужас самый настоящий. Девушка побледнела до такой степени, что Иэну даже стало неловко за свою шутку.

– Г-господин Иэн… – только и смогла выдавить служанка.

– В таком случае – ведро воды, мыло, чистая одежда, – отчеканил хозяин и направился прямиком в ванную комнату, расположенную на втором этаже просторного имения. Безымянная служанка в тот же момент сорвалась с места выполнять поручение.

Не теряя ни минуты, Иэн привел себя в порядок в рекордный срок – никогда еще ему не приходилось так спешить. Кое-как обмотавшись ненавистной кожаной тогой и нацепив сандалии, он вышел к дяде, который за все это время, казалось, не сдвинулся ни на сантиметр.

– Вот и славно! Жаль только побрить тебя не успеем, – просиял казначей и, не дожидаясь племянника, быстро зашагал вниз по ступенькам крыльца. – А хотя и черт бы с этим.

Как только Иэн поравнялся с Элаем, тот вновь посерьезнел и пустился в разъяснения.

– До сегодняшнего дня не было никакой срочности. Будь моя воля, я бы даже позволил тебе проспаться после веселой ночи. Но этим утром ситуация резко изменилась. Вчера в город поступило срочное донесение от наших послов.

Молодой помощник казначея насторожился. Казначей тем временем перешел на повышенный тон:

– Слухи подтвердились, черт бы всех побрал. Ксарвас Хорий что-то замышляет. И, кажется, замышляет он против меня, – Элай чуть сбавил шаг и взглянул вечно грустными глазами на племянника. – Он обвиняет нашу семью в связях с Элен Орос.

Сказать, что Иэн был поражен – не сказать ничего. Элен Орос, что громила преступные ганзы наравне с мирными горожанами вместе со своими дружками, – не та персона, с которой приличная династия чиновников могла позволить себе какие-либо сношения.

Элай Акросиас терпеливо ждал неизбежных расспросов со стороны молодого чиновника, и тот не заставил себя ждать.

– Это, конечно, ложь, – не спрашивая, но утверждая, пробормотал он.

– Естественно. Но, кажется, я услышал нотку сомнения?

Казначей Акроса, как и всегда, не искал обходных путей и предпочитал говорить прямо. Несмотря на то, что Иэн уважал и ценил это качество, проницательность Элая пугала его.

– Сегодня ты становишься частью общего дела семьи, Иэн. И как мой наследник ты должен понимать, с чем тебе придется столкнуться. Отнюдь не важно, правдивы ли обвинения. Другие семьи используют это как предлог, чтобы подвинуть нас. Кто знает, на что они отважатся, если свидетельства против нас будут достаточно убедительны…

Какое-то время мужчины шли молча – Элай позволял своему помощнику подготовиться к грядущему испытанию. Наконец молодой чиновник вновь заговорил:

– С чего бы королю Латриса вмешиваться в наши дела?

Элай удовлетворенно кивнул.

– Очень хороший вопрос. Если это дело рук глав других семей, то я сразу пойму. Но что-то подсказывает мне: надвигается буря. С такими обвинениями не лезут на рожон, если нечем драться. Пока я знаю лишь то, что в этом балагане замешан сам Натос Аргос. А он не ввязывается в то, во что не верит.

Иэну не нужно было объяснять серьезность вмешательства Натоса. Глава гильдии воинов презирал интриги и объединялся с остальными чиновниками только в делах чести.

– Конечно, мы будем все отрицать, – покачал головой Элай. – Знать бы только, как их вообще связали с нами. Если уж кого и обвинять, так это гильдию лекарей – они ведь и породили эту бесноватую Элен.

Иэн был одним из многих чиновников, знавших Элен Орос – как-то раз ему довелось выпивать с ней в одной компании. Она, будучи дочерью простолюдинов, начинала службу в армии Акроса с самых низов и благодаря недюжинному рвению довольно быстро доросла до почетного места в подразделении лекарей. Что заставило ее пойти на измену и убить несколько десятков человек – до сих пор загадка, как и ее дальнейшая судьба после побега.

– Сейчас совершенно неважно, жива она или нет, – продолжил разговор Элай, будто прочитав мысли своего племянника. – Наши соперники получили мощное оружие против нас. Насколько я могу судить, на собрании мы не увидим дружелюбных лиц.

Иэн нервно сглотнул. Беззаботная жизнь праздного помощника казначея внезапно пустилась в совершенно новое, незнакомое до сих пор русло ответственности. Имя «Акросиас» вдруг обрело неподъемный вес. И, как назло, именно в этот момент перед глазами возник Форум. Сегодня великолепное архитектурное сооружение не вызвало у Иэна привычного восхищения.