По ту сторону чуда

Они старались, как могли. Но что-то явно шло не так, потому что Майя почти теряла сознание, а ребенок все не показывался. Вдруг в какой-то момент, когда жена замолчала, он услышал голос, как оказалось, давно бившийся в сознании:

– Впусти меня, я помогу!

Он огляделся. Иллюминаторы полностью потеряли прозрачность, их сплошняком покрывал сине-черный мерцающий ковер ом. Саймон посмотрел на жену. Майя, бледная, мокрая, обессилевшая, с прилипшими ко лбу волосами… Помощь явно требовалась, и он решил рискнуть.

Ринувшись в рубку, он дал сигнал компьютеру открыть внешний шлюз. После всех бесконечных проверок на безопасность, ручного нажатия кнопок и прочего, шлюз открылся. Экран показал, что тамбур заполнен чем-то, похожим на густой кисель глубокого синего цвета. Саймон чуть помедлил прежде, чем дать команду открыть внутренний люк, но Майя снова закричала, и он решился.

Едва образовалась первая щель, синий кисель ринулся сквозь все коридоры и помещения туда, где страдала роженица. Обогнув мчащегося туда же Саймона, ом расширился, на мгновение заполнив собой все пространство, а затем, уплотнившись, обволок женщину.

Мужчина было ринулся на помощь, но синий кисель мягко, но настойчиво отодвинул его, лишив подвижности.

«Постой, я уже внутри».

Изумленный, Саймон смотрел, как густая синяя мгла входит в его жену и после нескольких мгновений ожидания аккуратно выталкивает наружу красного сморщенного младенца, удерживая его в воздухе, словно на вытянутой руке. Стряхнув с себя оцепенение, он бросился к малышу и, как написано в учебнике, перевернув, похлопал по спинке. Ом расступился, освобождая пространство. Младенец вздохнул и вдруг закричал тоненьким пронзительным голосом, заявляя о своем праве на жизнь.

– Смотри, наш сын! – повернулся он к Майе.

Та, слабая и беспомощная, смогла только протянуть руку к малышу.

Уложив ребенка ей на грудь, Саймон обрезал пуповину и завязал аккуратным узелком.

Теперь надо было спасать потерявшую много крови Майю. Ом, казалось, понимал, что от него требуется. По крайней мере синяя рука – во всяком случае так казалось Саймону – что-то делала с Майей, к которой потихоньку возвращалась жизнь.

Наконец опасность миновала.

Саймон, измученный и уставший, смотрел, как его жена кормит грудью его сына, и как утомленный малыш засыпает у ее груди.

– Наш Матиас, – Майя передала ему спящего малыша и мгновенно уснула.

Он стоял, прижав к груди крошечное, сладко сопящее существо и глупо улыбался.

– Ты счастлив. – Раздался то ли вопрос, то ли утверждение.

Он обнаружил, что ом из синего вновь стал золотым.

– Да, очень! – Он вновь посмотрел на малыша.

Облако, сгрудившееся в середине отсека, поднялось и нависло над младенцем, словно тоже разглядывая.

– Удивительно. Он очень большой, ваш маленький. И он очень целый. И, кажется, ему тоже хорошо.

По золотому облаку пробежала рябь.

– Теперь опасности больше нет?

– Нет, прямой опасности больше нет, спасибо за помощь! – Саймон не знал, как выразить свою благодарность этому невероятному, непонятно из каких-таких мелких частиц состоящему существу, пожелавшему протянуть руку – именно руку, Саймон мог бы поклясться в этом, пусть синюю, пусть кисельную, но руку помощи им – застрявшим в космической дали созвездия Ясли у двух Ослят, бета и гамма.

– Можно, Матиас будет немножко моим человеком тоже?

– Это как? – испугался Саймон.

– Не знаю. Я просто хочу, чтобы он был как твой, как Майи, так и немножко мой. Как будто я для него тоже как целый и как человек, а он для меня как немножко ом.

– Ты можешь быть его крестным. – пришла спасительная мысль. Не как мы, но как еще один «запасной» родитель.

– Запасной родитель… – существо задумалось. – Родитель про запас, на всякий случай, для трудных дел… Да, мне нравится быть крестным. Можно, я его потрогаю?

Звездная золотая пыль на мгновение обсыпала спящего малыша, чтобы снова собраться в мерцающее облако. Но не вся. Вокруг запястья крохотной ручки остался мерцающих зеленоватым светом браслет.

– Немножко я останется с Матиасом. На всякий случай. Я всегда буду рядом с ним. А теперь выпусти меня.

И золотисто-зеленая масса вылетела наружу из приоткрытого шлюза и медленно полетела прочь от корабля.

– Не включай двигатель, – прилетела напоследок мысль. – Я донесу вас до Яссена. Теперь мы – одна семья.

Возвращение

Он запер дверь и поставил на пол видавший виды чемодан.

– Ну, здравствуйте этому дому, – произнес он, соблюдая традицию, хотя ответа не ждал.

Дом, дождавшийся наконец хозяина, наверное, был рад, но ответить, конечно, не мог. А больше отвечать было некому.

Он открыл чемодан, чтобы достать тапки. На другое попросту не хватало сил: перелет, потом затянувшееся ожидание в аэропорту и снова перелет… «Кто угодно устанет», – подумал он.

Застелив кровать чистым бельем и наскоро приняв душ, он опрокинулся в глубокий сон.

Разбудил его запах кофе. «Приснилось», – решил он.

И то правда, кто бы мог молоть кофе, если в доме никого нет?

Раньше, в прежние времена, Маринка, зная его привычки, непременно смолола бы его любимый Colombia Excelso. Но чего нет, того нет. Они расстались два года назад, и, если бы не запах, он, пожалуй, и вовсе бы ее не вспомнил. По Маринке он не скучал. Жалко только, что она унесла с собой кошку. Но, с другой стороны, по-иному все равно бы не вышло. Никакая кошка не может выжить одна в доме, пока он мотается по своим экспедициям.

«Пора вставать». – И Феликс отправился в душ.

Это тоже было частью традиции. Возвращаясь из экспедиции, он намывался так, словно пришел с угольных копей. Мылился, смывался, подставляя под тугие струи голову, плечи, бока, фыркал от удовольствия и вновь намыливался, долго и со вкусом.

Маринка никогда его не понимала. «Грехи смываешь», – говорила.

Конечно, он мужчина и вовсе не свят. За пять месяцев экспедиции могло иногда случиться всякое. Но что бы она ни говорила, смывал он вовсе не грехи, а весь кочевой дух экспедиции, запахи брезентовой палатки, биотуалета, который все равно так любили мухи, костра, дым которого, казалось, въелся навсегда в каждую пору, пыль, летящую под степным ветром, волчий вой, доносившийся по ночам…

Все это требовалось смыть немедленно, возвращаясь домой и становясь тем, кем ему предстояло быть следующие семь или восемь месяцев домашней жизни: профессором-антропологом Феликсом Рыковым.

До следующей экспедиции он будет сидеть в своем кабинете и постарается дописать монографию – материала для нее в этот раз удалось собрать более чем достаточно. Время от времени он будет выступать перед студентами. А когда они закончат сортировать добычу – всевозможные артефакты, многие из которых, он уверен, подтвердят его теорию, – он выступит в академии и напишет статью в журнал «Science». И может быть, успеет выступить на конференции. Если, конечно, ее догадаются организовать вовремя, а не тогда, когда он снова будет сидеть возле очередного кургана, весь пропахший потом и пылью.

Феликс смывал с себя кочевника.

Наконец он, окутанный клубами пара, вышел из ванной.

Теперь ему полагался утренний кофе.

Шаркая тапками и на ходу вытирая голову полотенцем, он сначала почувствовал запах, знакомый с детства. Так пахли бабушкины пончики. Не те, до тошноты ровные фабричные донатсы, покрытые синтетического цвета глазурью, а настоящие – корявые, сочащиеся маслом и присыпанные сверху сахарной пудрой. «Ну что, Феликс, впадаешь в детство», – подумал он, решив, что запах ему причудился. Но нет. На столе действительно стояла тарелка с пончиками, издающими тот самый умопомрачительный запах. Феликс в растерянности заозирался, но не обнаружил ничего, кроме кем-то включенной кофе-машины, с шипением извергавшей его любимый Colombia Excelso.

– Кто здесь? – Феликс выскочил в коридор и, едва не теряя тапки, заметался по дому.

«Неужели Маринка?» – мелькнула было шальная мысль, но, устыдившись, немедленно исчезла. Во-первых, у Маринки не осталось ключей. После той сцены, когда они окончательно расстались, ни о каких ключах не могло быть и речи. А во-вторых, никогда, даже в лучшие времена Маринка не готовила для него пончики. «Вредно для фигуры», – это жизненное кредо оправдывало ее нелюбовь к готовке. Да и никто, кроме бабушки, и близко не мог создать те самые пончики. Но бабушка осталась в далеком детстве.

Обойдя весь дом, включая кладовку, Феликс не обнаружил никого.

Он вернулся на кухню, где по-прежнему на тарелке лежали чуть остывшие пончики. На кофе-машине стояла ароматная чашка кофе. С пенкой.

«Ну и черт с ним!» – в сердцах решил Феликс и уселся за стол.

Кто бы ни сыграл с ним эту шутку, но отказываться от пончиков и кофе явно не имело смысла. «Потом все само выяснится», – подумал он и отважно откусил первый кусок. Это было просто божественно! Именно такой толщины должна быть корочка, именно так она должна хрустеть, когда зубы вонзаются в сочную мякоть. И сахарной пудры тоже было ровно столько, сколько надо…

Пенка кофе имела едва ощутимый винно-дымный вкус, как и положено Colombia Excelso.

Пончиков он умял полную тарелку.

Кто бы ни разыгрывал его, надо признать, розыгрыш вышел на славу.

Помыв посуду, Феликс решил переодеться. Мало ли кому придется говорить спасибо за столь шикарный завтрак – не делать же это в халате.

Облаченный в домашние мягкие брюки и любимую толстовку, он отправился распаковывать брошенный под дверью чемодан. Однако неизвестный доброжелатель и тут постарался: чемодан был пуст. То есть пуст абсолютно.

Феликс прислушался.

Если в доме кто-то и был, то ничем себя не выдал: не скрипела ни единая половица, ничто не шуршало, не двигалось и не издавало звуков. Дом, как и Феликс, замер в ожидании.

– Кто здесь? – Вопрос вновь остался без ответа.

Подняв чемодан на антресоли, Феликс заглянул в прачечную.

Нет, шутка переходила всяческие границы: пропахшая потом и пылью курганов одежда, аккуратно выстиранная, висела на сушилке. Походные башмаки тоже стояли неподалеку, вычищенные и, судя по запаху, обработанные дезодорантом.

Кто бы ни хозяйничал в доме, делал он это отменно.

Почесав загривок под изрядно отросшими волосами, Феликс решил отправиться в кабинет. Он включит компьютер и закажет себе продукты. После того, как они расстались с Маринкой, он пару раз съездил сам в супермаркет, но быстро понял, что удовольствия от хождения среди прилавков и витрин не испытывает. Потратив на исследования почти сорок минут, он отыскал службу доставки, раз и навсегда избавив себя от необходимости поиска продуктов.

За окном забарабанил дождь.

Дом, словно старый ревматик, заскрипел под октябрьской бурей. Отопление отоплением, но Феликсу показалось, что камин ему вовсе не помешает. В конце концов, что может быть лучше для профессора, вернувшегося после долгой и трудной экспедиции, чем усесться в кабинете возле камина с любимой трубкой и подумать о своей будущей монографии?

Хорошо просушенные поленья разгорелись с первой попытки, и огонь запылал, бросая причудливые отблески на потолок, стены и полки, сплошь уставленные всевозможными экспонатами.

Феликс придвинул поближе любимое кресло и, набив трубку, уселся, вытянув ноги в сторону камина.

Вот теперь он точно дома.

Не хватало только кошки.

Вдруг ему показалось, что на полке над камином что-то шевельнулось.

Возможно, это была всего лишь игра теней, но он встал, чтобы присмотреться поближе. Удивительно, но там среди прочих артефактов, привезенных из прошлых походов, стояла кукла. Та самая кукла, которую – он это отчетливо помнил – он положил в чемодан именно для того, чтобы привезти трофей и из этой экспедиции. Так уж сложилась традиция. Все артефакты исправно упаковывались в ящики и ехали в институт, а там уже всесторонне изучались, как и положено по науке. Все, кроме чего-нибудь одного, занимавшего свое место на полке над камином как память о пережитом приключении.

В этот раз он привез куклу. Глиняная фигурка, по всей видимости, создавалась для того, чтобы тетешкать какого-нибудь ребенка. Ни ее автора, ни того ребенка, ни даже их дома уже давным-давно не было и в помине, а вот на тебе – фигурка, найденная среди черепков битой посуды и прочей утвари, сохранилась прекрасно, и Феликс счел ее вполне достойным дополнением к коллекции. Удивительно, но тот, кто достал ее из чемодана и поставил на полку, должно быть, очень хорошо знал хозяина дома и его привычки. Именно туда Феликс ее и поставил бы.

Кукла стояла, и отсветы огня играли на ней причудливый танец.

Бездумно он протянул руку.

Фигурка оказалась удивительно теплой и даже какой-то бархатной на ощупь.

Похоже, сегодняшний день был днем чудес. Потому что, едва он провел пальцем по глиняной поверхности, фигурка заговорила.

– Здравствуй, хозяин. – Голос зазвучал прямо в его голове, и Феликс чуть не выронил куклу.

«Мистика какая-то», – мелькнула мысль, но он вовремя вспомнил, что он профессор. Пришлось присесть и понаблюдать, что будет дальше. В конце концов, если окажется, что это первые признаки безумия, то, может быть, он еще успеет написать об этом статью.

– Ты кто? – Задавать вопрос кукле представлялось глупым, но, с другой стороны, – какие еще есть возможности понять, что происходит?

Удивительно, но кукла ответила. То есть, конечно, глиняный рот не задвигался и слова не зазвучали. Однако мысленным взором Феликс отчетливо наблюдал историю фигурки.

Она оказалась вовсе не детской игрушкой.

Акама, дух дома, была создана могучим шаманом Биру для великого вождя Анду. В те суровые времена, когда банды диких кочевников то и дело налетали как саранча, великому вождю приходилось очень усердно защищать свои территории. Порой его многие месяцы не бывало дома. Народ процветал под защитой, но вот у самого вождя возникла большая проблема: жены никак не соглашались ждать его столь долгое время. Уже не одна жена бросила мужний дом, чтобы вернуться к родителям. А что делать? Все знают, что женщине нужен мужчина, и никто не может обвинить ту жену, которая ищет себе постоянного супруга, не занятого войнами. Охраняя племя, Анду вынужден был раз за разом возвращаться в опустевший дом, где его никто не ждал. Разумеется, любой мужчина племени почел бы за честь, если бы вождь разделил постель с его женой. Но кроме постели мужчине от женщины надо и другое. А этого-то у Анду и не было.

Могучий шаман Биру долго размышлял, как помочь Анду. Много недель он бил в бубен, призывая силы земли и неба на помощь. И в конце концов труд его увенчался успехом, ибо из глины, огня и звука бубна появилась Акама – дух дома. Именно она теперь и до скончания веков отвечала за то, чтобы в доме вождя Анду или того, кто придет после него, всегда пахло жильем, горел очаг и были еда и питье.

Акама оберегала дом Анду, а потом – дом следующего вождя, и следующего… Вожди, их жены и дети менялись, а Акама была всегда. Ровно до того дня, как кочевники невероятной, изрыгающей горящие стрелы тучей не налетели на их дом. Сгорело все. И в живых тоже не осталось никого, кто мог бы построить новый дом и откопать из песка и глины ее, Акаму.

Так было до тех пор, пока новый хозяин не достал ее из-под обломков и не отряхнул с нее прах прошлого мягкой кистью. Потом она долго лежала в запертом ящике. Вероятно, новому хозяину не нужна была ее помощь.

Потом ящик долго трясло и болтало в очень холодном месте, а потом – хозяин его открыл. И Акама поняла, что настало ее время: у нее теперь есть новый дом.

Пока хозяин спал, она с усердием изучила жилище. Этот дом совсем не похож на те, где она жила прежде, но она будет изо всех сил стараться, чтобы у ее нового хозяина всегда пахло жильем и были еда и питье.

Феликс слушал, и рот его все шире расползался в улыбке. Сколь бы невероятным ни казался этот рассказ, но кофе и пончики вовсе не были розыгрышем.

Как и чистое, вкусно пахнущее белье.

А главное, теперь он точно сможет завести себе кошку!

Нежданные гости

Субботнее утро совершенно бездарно началось с ливня. Он что есть дури лупил по крыше, время от времени рассыпаясь сумасшедшей дробью по подоконнику.

«В такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выгонит», – мелькнула по краю сознания мысль. Но непонятно по какой причине Джек почему-то покинул свою утепленную, защищенную от ветров и дождей будку и шумно возился на крыльце, нервно повизгивая.

Мужа рядом не оказалось. Я смутно помнила, как посреди ночи гремела и полыхала гроза. И, кажется, звонил телефон. Брошенная на подушку записка сообщала, что он уехал к соседям. Значит, с Джеком надо было разбираться самой.

– Ну и что такого происходит, если хорошо воспитанный, взрослый культурный пес ведет себя столь странным и неподобающим образом? – ворчала я, нашаривая ногой тапки.

Накинув на ночнушку плащ, я выглянула на крыльцо. Ну разумеется, кто еще, кроме Джека, тут мог быть? Пес виновато отворачивался, как это делают все собаки и маленькие дети, еще не научившиеся врать. И чего это мы так раскаиваемся?

– Что ты еще натворил?

«Что еще» обнаружилось прямо под могучими лапами верного сторожа. «Оно» смотрело на меня, мокрое и жалкое.

– Господи, ты кто? – вырвалось у меня, хотя вряд ли можно было ожидать ответа от непонятного, ни на что не похожего существа. Впрочем, некоторое сходство, пожалуй, было. Больше всего незваный гость походил на покрытый длинной мокрой грязно-желтой шерстью мяч. Волосатый «мяч» смотрел на меня круглыми и очень печальными глазами.

Словно в ответ на вопрос, существо открыло неожиданно большой, чуть не вполтуловища, рот с целым частоколом зубов и что-то просипело. «Ой, мамочки!» – мне чертовски захотелось сбежать обратно в постель и сделать вид, что это наваждение просто приснилось. Но как же тут сбежишь, если на тебя умоляюще смотрят четыре глаза: пришельца и Джека, ожидающего одобрения. Похоже, родной «начальник охраны» не усматривал никакой угрозы в этом странном создании и зачем-то продолжал мокнуть на крыльце.

Кто бы это ни было, оно нуждалось в помощи.

– Ну, заходи, – пригласила я, пропуская незваного гостя в прихожую.

Существо пошевелилось. Оказалось, у него все-таки есть какие-то конечности, спрятанные в густой шерсти. Сделав пару шажков, оно повернулось к Джеку и снова издало странный сиплый звук. Тот приподнялся, и из-под его живота выкатились еще три «колобка» – уменьшенные копии существа.

– Ты еще и с детьми! – я посторонилась, придержав рукой дверь.

Убедившись, что лохматые колобки больше в его помощи не нуждаются, Джек помчался в будку, не забыв как следует отряхнуться перед входом. В самом деле, не гоже приличному, хорошо воспитанному псу тащить в дом сырость.

В доме было уютно. Несколько дней назад, когда лето окончательно закончилось, муж включил отопление, и теперь от радиаторов шло приятное тепло.

Большой колобок немедленно устремился к ближайшей батарее и тихонько заворковал, призывая детей присоединиться к нему. Вся четверка тут же устроилась под радиатором, пытаясь согреться и просушить вымокшую до последней ворсинки шерсть. Должно быть, первая проблема решена. Но раз у этих чудиков есть зубы, значит они должны что-то есть. Хотелось бы знать, что именно. Я, признаться, чувствовала себя весьма неуютно, имея в доме четверку непонятных зубастых созданий. Ладно, попробуем предложить то, что есть, а там поглядим. Наскоро приведя себя в порядок, я кинулась к холодильнику. Так, изобилия вовсе не наблюдается. Суббота, базарный день. Купленное раньше уже подъели, а новое нужно ехать и покупать. Но кое-что, конечно, нашлось. Я разложила на подносе початую пачку творога, плюхнула в пиалу ложку сметаны и нарезала кубиками остатки сыра. Украсив поднос горбушкой хлеба, яблоком, маринованным огурчиком и парочкой помидоров-шерри, я направилась к колобкам.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.