Театр сопротивления. 6 пьес

КЛЮВГАНТ (испуганно). Да зачем же уж хижина?!

ДИЗАЙНЕР. Тогда остается самый популярный сегодня стиль – фьюжн!

КЛЮВГАНТ. А что это такое?

ДИЗАЙНЕР. А это все вместе. И дерево, и пластик, и бархатные занавески, и никелированные трубы. Фьюжн – это креативное совмещение несовместимого!

КЛЮВГАНТ. О! Это таки лучше. Это, допустим, шили бархатную занавеску, бархата не хватило, и дотачали ситчиком?

ДИЗАЙНЕР (с грустью). Ну… вроде этого.

КЛЮВГАНТ. Так это прелесть! Тут есть таки место для маневра.

ДИЗАЙНЕР. Знаете, это правильный выбор. Я с самого начала знал, что вы остановитесь на таком варианте. Ну, что… вот этот страшный, такой мрачный сейчас потолок мы распишем самыми яркими красками. По нему будут бегать нарисованные индейцы с томагавками.

Клювгант легонько вскрикивает. Вновь хватается за

калькулятор.

ДИЗАЙНЕР. Да, индейцы, ритуальные символы, тотемные знаки. Все в бешеных цветах, чтобы посетители возбуждались уже при входе. Вот эти все ряды – на свалку. Здесь будут столики с ониксовыми столешницами… Нет, здесь будут низкие столики синего стекла, подсвеченные снизу, и… и удобные диваны в серебряной коже… с мягкими подушками, декорированными стразами… и страусовыми перьями. Вы понимаете. Тут повесим кованые светильники. И тут. И всюду ковры, берберские ковры, которые гасят звук шагов и полностью передают восточную утонченность. Вот так вот вдоль всех стен пристроим балконы с арочными навесами. В них изящные девушки будут исполнять пьянящие, волнующие восточные танцы. Вы понимаете. И гости невольно будут погружаться в волшебное царство соблазна и дерзкой красоты. Ес?

КЛЮВГАНТ. М-м

ДИЗАЙНЕР. Сцену отодвинем вот туда подальше. И… сделаем ее совсем крошечной. Вот такой. Два на два. Шест будем ставить?

КЛЮВГАНТ. Как?

ДИЗАЙНЕР. Ну, стриптиз планируется?

КЛЮВГАНТ. Ну, можно, наверное.

ДИЗАЙНЕР. Вот. Значит, нужно сделать так, чтобы когда на сцене не будет шансонеток и комиков-скетчистов, можно было бы на ней быстро установить шест. Сделаем! Да-а, с каждым годом запросы нашего городского бомонда все возрастают. И этот проект, который вы видите в довольно необычном, но таком оригинальном, формате кабаре, я уверен, затмит любое другое из наших заведений блеском и роскошью.

КЛЮВГАНТ (бросая взгляд на табло калькулятора). Да что вы все – «роскошь, роскошь»?

ДИЗАЙНЕР. Это будет уголок, милый эрмитаж для ценителей изысканных наслаждений – кабаре под загадочным названием… Вы уже придумали загадочное название?

КЛЮВГАНТ. М-м… Может, «Мулен Руж»?

ДИЗАЙНЕР. Прекрасный выбор! Правда, кажется, я уже где-то встречал это название. Роскошный интерьер, изысканное цейлонское меню, атмосфера эротизма и чувственности. Мы сделаем так, что все здесь будет подчинено главной идее – получению наслаждения. Вы понимаете. Чтобы у каждого, кто попадал сюда, уходили все мысли и рождались неожиданные мечты. Ес? (Распахивает блокнот и начинает в нем что-то быстро писать). Так, индейцы, столики, диваны, подушки, светильники, берберские ковры, балконы, девушки…

КЛЮВГАНТ. Девушки?

ДИЗАЙНЕР. А, да! Понял. Девушек вы сами найдете. Шест, подиум, танцпол, акустический комфорт, кондиционирование… (Весело). Ну, я хотел бы вам показать вот такую цифру. (Показывает блокнот Клювгану).

КЛЮВГАНТ. Зачем вы мне такое показываете?

ДИЗАЙНЕР. Нет? (Делает в блокноте несколько стремительных росчерков. Показывает Клювганту). А такое?

КЛЮВГАНТ. На это мне тоже очень тяжело смотреть.

ДИЗАЙНЕР (заглядывает в свой блокнот). Да? А, по-моему, вполне реально. Ну, хорошо. (Чиркает в блокноте). Такая цифра вам более симпатична?

КЛЮВГАН. Ох! Ну что вы! Давайте, я вам помогу.

ДИЗАЙНЕР. Нет-нет.

КЛЮВГАНТ. Ах, что вы вертитесь… как будто у вас… дерматомикоз!.. (Выхватывает у Дизайнера ручку и что-то старательно выводит в его блокноте). Вот.

ДИЗАЙНЕР. Что вы! Что вы! (Делает широкий росчерк).

КЛЮВГАНТ. Да нет же! Давайте, я…

ДИЗАЙНЕР. Нет, я. Я сам. Смотрите. (Вновь что-то размашисто пишет в блокноте. Показывает). Ес? Это уж, чтобы и вашим и нашим.

В сумраке арьер-сцены проступает розовое платье

Валентины.

КЛЮВГАНТ (сопя и отдуваясь). Ну, не знаю… Это, конечно, приятнее. Но нужно все обговаривать.

Клювган и Дизайнер направляются к кулисам.

ДИЗАЙНЕР (тычет Клювганту блокнот). Да смотрите же, я сейчас вот эту цифру…

КЛЮВГАНТ, Нет-нет, не эту… Лучше таки вон ту. Давайте я сам… Никто ж не говорит об даром…

Уходят.

Валентина делает несколько шагов.

Останавливается. Внимательно оглядывает все

части сцены, так, будто видит их впервые.

ВАЛЕНТИНА (едва слышно). Любите ли вы театр так, как я люблю его…

Подходит к парталу. Гладит его.

ВАЛЕНТИНА (с комичной патетикой). Любите ли вы театр так, как я люблю его?!

Бродит по сцене, повторяя одну и ту же фразу на

разные лады.

За ее спиной появляется Каратыгин. Он в костюме

медвежонка.

КАРАТЫГИН (с улыбкой). Слышу я, девица,

Слезную жалобу.

Горе-то слышится,

Правда-то видится,

Толку-то, милая,

Мало-малехонько.

Сказывай по-ряду,

Что и как деялось,

Чем ты обижена,

Кем опозорена!

ВАЛЕНТИНА (улыбается в ответ, принимает игру).

Дай-ко, спрошу тебя,

Батюшко, светлый царь,

Клятвы-то слушать ли,

В совесть-то верить ли,

Али уж в людях-то

Вовсе извериться?

КАРАТЫГИН. Да-а, давненько мы эту пьесу-то игрывали. А вот все в памяти хранишь. Умничка. А о чем это ты кручинилась тут в одиночестве?

ВАЛЕНТИНА. О чем? О том, что Александр Николаевич Островский здесь больше не прописан. О том, что в этом театре нам больше не придется прожить ни «Снегурочку», ни «Грозу»… Ни-че-го.

КАРАТЫГИН. Ах, вот ты о чем.

ВАЛЕНТИНА. Андрей Васильевич, да вы просто не представляете, что случилось… Я даже боюсь вам об этом говорить. Это чудовищно!

КАРАТЫГИН. Что театр, так сказать, перепрофилируют?

ВАЛЕНТИНА. Да! Вы знаете?!

КАРАТЫГИН. Свершилось все, раскрылось до конца!

О свет! В последний раз тебя я вижу…

ВАЛЕНТИНА. И что? И как же вы?!

КАРАТЫГИН. Да что же тут поделаешь, душенька? Ужель это только с нами так? Ну, ежели люди возжелали видеть себя рыночным обществом, не творческим, а рыночным, что ж тут поделаешь? Вот, когда бы в этом зале пребывали люди, ты могла бы их спросить: «Желаете ли вы творить, созидать, ткать, возделывать некие эфемерные светозарные вертограды для ваших душ?» «Нет! Нет! – воскликнули бы они в ответ тебе. – Мы хотим торговать. Мы хотим обилия вкусной пищи. Хотим цветных нарядов. Хотим игривых шуток. Хотим оглушающей музыки. Хотим самых ослепительных красок… Чтобы задушить тоненький слабенький, но такой настырный голосок какой-то непонятной тоски…»

ВАЛЕНТИНА. Андрей Васильевич…

КАРАТЫГИН. Так отнесись к ним с чувством, с состраданием. Оставь их в покое. Им тяжело живется, они страдают, они болеют.

ВАЛЕНТИНА. Но… Боже мой! Да нет… Да нельзя же так! Вот вы, вы всю жизнь в театре. Что вы будете делать? Для чего жить?!

КАРАТЫГИН. Что ж… Во-первых, я человек немолодой. А потом – у меня имеется дача. Ну, дача – это громко сказано. Садовый участок. Пять соток. Нет, безусловно, я понимаю, что сад такой площади вряд ли сможет содержать семью. Но я займусь пчеловодством. Поставлю ульи. Я уже и книжку купил – «Работа на пасеке».

ВАЛЕНТИНА (сострадательно). Ах, Андрей Васильевич…

КАРАТЫГИН (оптимистично). Правда, там, вокруг дачи, не очень-то богата кормовая база для пчел. (Гордо). Видишь, как я уже изъясняюсь! Но ведь можно осуществить улучшение кормовой базы для пчел в единстве с интересами ближайших колхозов… совхозов… Или что там сейчас?..

ВАЛЕНТИНА. Там сейчас – плантаторские владения неоколонизаторов.

КАРАТЫГИН. Ну, что ты, Валечка! Я видел, там, окрест моей дачи, есть селения. Недалече. Можно же рекомендовать поселянам (и даже помочь им в этом) окружать свои приусадебные участки живыми изгородями из цветущих кустарников. Ведь пчелы, привлеченные обилием ароматных соцветий, окажут неоценимую услугу при опылении садов, огородов и бахчей самих сельчан, а значит, многажды увеличат их урожаи! (Увлекаясь своим рассказом). Я замечал в округе много пустырей, ужасных оврагов, некрасивых заброшенных мест. Я, думаю, можно пойти к местным жителям и предложить им совместными силами облагородить все эти пустырища и ужасные свалки высадкой медоносных деревьев и кустарников. Вряд ли обнаружатся среди местных колхозников… крестьян ли, такие, кому не по нраву пришлись бы душистые липы и белоснежные черемухи, дышащие медом яворы, могучие ветлы или карминные веточки верб, усыпанные по весне серебристыми пушками, тенистые вязы; словно облитые золотом, кусты желтой акации в цвету, плакучие ракиты вдоль рек с бледно-лиловыми звездочками цветов на изящно изогнутых ветвях, глядящихся в зеркальные воды рек и прудов. И ведь любое из этих растений может дать изрядное количество нектара для пчел! А что это… Никак ты плачешь?

ВАЛЕНТИНА. Нет, ну, что вы! (С жалкой улыбкой). Тушь дешевую купила. Сэкономила дуреха. Конечно, вы могли бы пойти к пейзанам и предложить, чтобы они засадили все свои помойки и буераки жимолостью и розами. И они, я уверена, с воодушевлением и радостью приняли бы ваше предложение… Но… Милый, Андрей Васильевич… Лучше бы вы играли на сцене. Потому что вот этим ремеслом мало кто владеет так, как вы. А пчелы… Липы, ракиты… Это тоже чудесно! Но есть еще люди, которые не хуже, а, может быть, немного лучше вас разбираются в этом деле.

КАРАТЫГИН. Да?

На сцену выходят Кирилл и Джалиль Шайхельисламов. К

ним подходит Кристина. Что-то спрашивает у Кирилла,

затем припадает к его плечу, – тот приобнимает ее.

Чуть позже к компании присоединяется Богдан.

ВАЛЕНТИНА. Конечно. Я хотела бы вновь увидеть вас в одной из тех ролей, которые помогали многим людям иначе взглянуть на окружающий мир, понять что-то особенное, открыть новое в самих себе. А принуждать вас играть медведей – это все равно, что забивать гвозди микроскопом. Можно забивать гвозди микроскопом? Вполне. Правда, не слишком удобно, но возможно. Хотя много полезнее было бы, использовать сей предмет по назначению, не правда ли?

КАРАТЫГИН. Хм… Так что? To be, or not to be: that is the question:

Whether ’tis nobler in the mind to suffer

The slings and arrows of outrageous fortune,

Or to take arms against a sea of troubles,

And by opposing end them?

ВАЛЕНТИНА (с чувством).Вот именно: Сносить в душе с терпением удары

Пращей и стрел судьбы жестокой или,

Вооружившись против моря бедствий,

Борьбой покончить с ним?

Она замечает стоящих рядом и слушающих артистов.

ВАЛЕНТИНА (всем). Или,

Вооружившись против моря бедствий,

Борьбой покончить с ним?

ВСЕ (почти слитным хором). Вооружившись против моря бедствий,

Борьбой покончить с ним!

Актеры сходятся в узкий кружок и принимаются что-то

оживленно и весело обсуждать.

Появляется Табаки. Опять в его руках порхает листок

бумаги. Он пытается приблизиться к группе. Но его

манёвр не остается незамеченным, – уняв ажитацию

прений, артисты, не размыкая круга, начинают

двигаться к кулисам, за которыми и скрываются.

Оставшись в одиночестве, Табаки принимается нервно

бродить по сцене, время от времени заглядывая в тот

или иной угол. Вдруг что-то привлекает его внимание

вверху сцены.

ТАБАКИ (кричит по направлению осветительской будки). Что вы повключали столько софитов?! Может, из вашей зарплаты надо удерживать за перерасход электричества?!

Входят Дизайнер и Клювгант.

КЛЮВГАНТ (доверительно, сладко). И можете быть таки уверены, что я перекинусь словечком по вашему вопросу и с Яковом Львовичем, и с…

ДИЗАЙНЕР. Вы имеете в виду…

КЛЮВГАНТ. Да. Да-да-да.

ДИЗАЙНЕР. М-м!

КЛЮВГАНТ. И с тем, о ком я вам там говорил. И никакого для вас геморроя! Так что, вы будете иметь свой очень хороший интерес.

ДИЗАЙНЕР. Ну, может быть. А я поговорю с генеральным. Вы понимаете.

Дизайнер делает некие тайные знаки, – Клювгант

отвечает такими же таинственными пассами.

ДИЗАЙНЕР. Чтобы вы могли получить… (Те же пантомимные средства выразительности). Так сказать, премию за сотрудничество с нами. Ес?

КЛЮВГАНТ. Ес, ес. А уж вы нам все-таки скидочку.

Стороной проходит Тетя Катя. В одной ее руке

неизменная швабра, под мышкой другой – вазон с

довольно крупным растением.

КЛЮВГАНТ (тете Кате). Ну-ка… Эй, как вас?.. Проводите нашего гостя к выходу. (Дизайнеру). Так не забудьте: нам скидочка, вам… да, то самое. И еще… И вот это…

ДИЗАЙНЕР. До свидания.

КЛЮВГАНТ. Всего наилучшего.

Дизайнер уходит за Тетей Катей.

КЛЮВГАНТ (Табаки). Ну, что, подписи собрал? (Отнимает у Табаки листок бумаги, который тот порывается спрятать). Ну, что я тут вижу? Я вижу одну белую бумагу!

ТАБАКИ, Так сейчас же того. Они это. Все костюмы меряют. Репетиция же вот.

КЛЮВГАНТ. А это на обороте что тут за каракули?

ТАБАКИ (преображаясь). Так это ж я зафиксировал… Вы же просили присмотреть за настроениями в коллективе.

КЛЮВГАНТ. Боже мой, что это?! Автографы болезни Паркинсона? И что?

ТАБАКИ (горестно). Как я вот это погляжу… не любят они вас. В смысле, нас. Не любят нас с вами.

КЛЮВГАНТ. Да? Ну, как говорят умные люди, даже из самой сладкой любви компота не сваришь. И что?

ТАБАКИ. Ну, вот, Букетова Валентина сказала, что адвокаты хуже проституток.

КЛЮВГАНТ. Ты посмотри, какие разговоры внутри этого народа бродят. А с виду такие покладистые дрессированные жи… жители.

ТАБАКИ. А вот Кирилл. Тот, которому вы зачем-то хотите постановку у нас дать. Стожаров. (Читает). «Ротшильды укрепляют героиновые пути».

КЛЮВГАНТ. Это из каких же средств массовой информации он такое узнал?

ТАБАКИ. А вот Нетудыхатка. Нетудыхатка Богдан. Умник! Говорит: «Кто курирует наркотрафик, тот и организует всякие гуманитарные организации по борьбе с наркотиками». Наглец какой. И еще, что миротворческие войска нашего мирового сообщества захватили Афганистан, чтобы (читает) наставить военных баз в регионе и засыпать героином все подступы к источнику энергетических ресурсов.

КЛЮВГАНТ. Так-так-так…

ТАБАКИ. С такими мыслями… с такими разнузданными мыслями их ничего не заставишь подписать… Им бы вот кнута дать!

КЛЮВГАНТ. Так-так-так… Осла подгоняй не кнутом, а таки овсом. Надо им дать… немного денег.

ТАБАКИ. Денег?!

КЛЮВГАНТ. Да… Да! Иди сейчас к Изобелле Наумовне, скажи я велел всем артистам немедленно выдать по десять… ладно уж, таки по двадцать условных денежных единиц.

ТАБАКИ. По двадцать баксов! Вот так, ни за что…

КЛЮВГАНТ. Они отдадут.

ТАБАКИ. Как отдадут? Да у них ничего нет! Они нищие. Они не отдадут!

КЛЮВГАНТ. Они все мне отдадут. (Стремительно идет к выходу. Резко останавливается). Да, после раздачи денег – летучка. Подготовьте место, соберите людей.

ТАБАКИ. А где? Все ж занято… А у вас в кабинете уж неделю, как начали ремонт.

КЛЮВГАНТ (раздраженно). Ну, не знаю. Подумайте. Вы же олигофренией не страдаете. Организуйте. За что вы таки деньги получаете? (Уходит, фыркая и отдуваясь).

Табаки после ухода директора какое-то время

остается стоять на месте. Затем делает несколько

шагов в одну сторону, в другую… Садится на стул.

Сидит, не шевелясь, уперши локти в колени и закрыв

ладонями лицо.

Мяукает кошка.

Голоса рабочих.

Где-то далеко взрыв хохота нескольких человек.

Звукорежиссер запускает какую-то мелодию, но

носитель, как видно, испорчен: музыка искажается и

начинает дребезжать.

ТАБАКИ (внезапно вскакивая, кричит звукорежиссеру). Да я же сто раз тебе говорил выбросить этот запиленный диск! Ты что, хочешь мне репетицию завалить?!

В ответ доносится ослабленный расстоянием голос:

«Да это я проверяю… Смотрю тут… Дисков же новых

не куплено…» И далее – еще что-то неразборчивое.

В отдалении слышится смех, говор приближающейся

группы людей. Табаки напрягается всем телом, и из его

рукава начинает сам собой медленно выползать листок

бумаги.

Но вот артисты уже на сцене. В их руках куски

обоев, коробки и банки с красками, кисти. Не обращая

внимания на Табаки, они располагаются здесь же —

раскладывают свои причиндалы, принимаются

разводить краски, оживленно обмениваясь

воспоминаниями о различных цеховых курьезах.

Табаки какое-то время толчется рядом, но неловкость

его положения с каждой минутой обозначается все

резче, и он наконец ретируется.

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. А как мы на военном корабле перед матросами играли. Привезли детям офицеров в военный городок детский спектакль. КРИСТИНА. Ага! Сыграли.

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. А командир корабля говорит: «А сыграйте-ка спектакль для моих матросов».

КРИСТИНА. Мы его начали отговаривать: «Да у нас, реально, декорации, костюмы, все только для этого детского спектакля».

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. А он: «Ничего. Они на корабле сидят, ничего не видят – и этому будут рады».

КРИСТИНА. Ну, чё… мы согласились.

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. Прямо на палубе там какие-то такие импровизированные подмостки соорудили… Но спектакль-то был построен на общении со зрительской аудиторией.

Кристина смеется.

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. Ну вот, выбегает Кристинка в костюме Чебурашки и спрашивает зал, моряков то есть этих: «Дети, кто я?»

КРИСТИНА. Вау! Там такие лбы сидят… Каменные!

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. В ответ тишина. А спектакль так поставлен, что играть дальше без ответа зала нельзя.

КРИСТИНА. Да!

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. Кристинка делает забег по площадке и опять: «Дети, кто я?»

КРИСТИНА. Ага! Дети, кто я?

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. Тишина.

КРИСТИНА. А играть дальше – никак!

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. Она опять как-то там попрыгала. «Дети, кто я?» И тут из этой толпы раздается недовольный такой бас: «Кто-кто… Чебурашка гребаный!»

Общий смех.

КРИСТИНА (вдруг). Валечка, ты прости меня, окей?

ВАЛЕНТИНА. Ты о чем?

КРИСТИНА. Ну, я тебе типа таких глупостей наговорила сегодня…

ВАЛЕНТИНА. Да брось! Это ты меня извини: я сама дурочка… Не знаю, чего это… Извиняешь?

КРИСТИНА. Ой, конечно! И вы меня, и вы.

ВАЛЕНТИНА. Я уже все давно забыла.

КРИСТИНА. О, вандефул!

КИРИЛЛ. О чем это вы тут?

ВАЛЕНТИНА. А это… так… Маленький женский секрет.

КАРАТЫГИН (Валентине). А помнишь, в восьмидесятых, в Абхазии, в Сухуми мы спектакль играли. Что-то там тоже бестолковое такое… про цирк. Для детей младшего возраста.

Валентина поняла о чем речь и уже начинает смеяться.

КАРАТЫГИН. Но барышни наши, ты среди них, помнишь, там цирковых лошадок изображали – облегающее трико, волосы в длинных хвостах. Так все первые ряды были заняты местными молодцами…

ВАЛЕНТИНА (сквозь смех). Да! Да-а! А спектакль-то детский!..

КАРАТЫГИН. Весь партер заполнен джигитами, за ними малолетние дети, и почитай у каждого джигита в руках полевой бинокль.

Общий смех.

КАРАТЫГИН. А еще говорят, что тогда секса не было!

ВАЛЕНТИНА. Да только тогда он и был.

БОГДАН. Да, теперь никто и в Сухуми в театр с полевым биноклем не ходит.

ВАЛЕНТИНА. Вялыми стали, дряблыми.

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. Потому, что всех тошнит от этого трясущегося мяса, которым нынешняя пропаганда народ уже закормила.

Тетя Катя выходит на сцену. В одной руке швабра, в

другой – лестница стремянка. Вероятно, она что-то

ищет. Подходит к порталу, устанавливает стремянку,

ручкой швабры пытается зацепить что-то,

находящееся вверху. С третьей попытки ее старания

увенчиваются успехом, – сверху падает пара черных

резиновых сапог. Здесь же она оперативно

переобувается и немедленно уходит. Все время

нахождения на сцене Тетя Катя разговаривает сама с

собой.

ТЕТЯ КАТЯ (между делом). Новый «Туалетный утенок» – Чистота и свежесть на сто смываний гарантированы. «Туалетный утенок» сделает за вас всю грязную работу. Питает вашу кожу, придавая ей здоровое сияние. Моя кожа сияет, и я это ощущаю. Качество изображения в пять раз лучше. Получи более шестьдесяти каналов. Не пропусти ни одного момента в фу-эйч-джи-качестве! «Туалетный утенок» сделает за вас всю грязную работу. Разыграй друзей, пока они не разыграли тебя. Звони – ноль, восемь, семь, один, пароль – три, три, три. И приколись! Новый «Рэйд» убивает комаров насмерть. Живи в новом формате фу-эйч-джи. Теперь вам не нужно каждое утро спешить на работу в час пик. Торгуя валютой на рынке «Форекс», вы сможете зарабатывать любые деньги, в любом удобном для вас месте. «Форекс-клуб» – люди, которые делают деньги.

КИРИЛЛ. Во до чего тирания пропаганды людей доводит!

ВАЛЕНТИНА. Кошмар!

Система внутритеатрального оповещения доносит

голос помощника режиссера: «Артисты театра

приглашаются в бухгалтерию для получения

внеочередной денежной премии».

БОГДАН (подскакивает на месте). Ничего себе!

КРИСТИНА. Вау! Вандефул!

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. Внеочередной премии! А что, у нас когда-то были очередные премии? Они вообще были когда-то?

ВАЛЕНТИНА. При Клювганте – ни разу.

Голос из динамика: «Деньги желательно получить в

течение ближайшего времени, до летучки, поскольку

бухгалтер убывает в банк».

КРИСТИНА. Вандефул! Я как раз реально собиралась стильный парфюм купить. Если, конечно, мне его не подарят… А что это? В честь чего?

КАРАТЫГИН. Да уж понятно, в честь чего.

ВАЛЕНТИНА. Н-да, если он решился на материальные траты… Дело серьезно.

БОГДАН (бросает кисть). Я побежал.

ВАЛЕНТИНА. Но это же…

КРИСТИНА. Я тоже.

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. А как же?.. Мы не должны поддаваться на такие примитивные уловки.

БОГДАН. А что тут такого? У него еще столько моих денег остается, из моего кармана украденных. Хоть эти заберу. (Уходит).

КРИСТИНА. Богданчик! Я с тобой. (Идет за Богданом).

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. Да, не все морально устойчивы в нашем коллективе…

ВАЛЕНТИНА. Нет, в принципе… почему бы и нет?.. До получки еще… (Смотрит на Каратыгина и осекается, продолжает живописные работы совместно с Кириллом). Нет, в самом деле. А сколько там дают?

КАРАТЫГИН. Жизни годы

Прошли не даром, ясен предо мной

Конечный вывод мудрости земной:

Лишь тот достоин жизни и свободы,

Кто каждый день за них идет на бой!

Всю жизнь в борьбе суровой, непрерывной

Дитя, и муж, и старец пусть ведет,

Чтоб я увидел в блеске силы дивной

Свободный край, свободный мой народ!

Появляется Табаки. Он держится в стороне, не решаясь

приблизиться к группе, и даже делает вид, что пришел

сюда осмотреть осветительную аппаратуру.

КИРИЛЛ (отвлекаясь на минуту от рисования, Табаки). А вы опять с листком?

Табаки хочет взглянуть на работы плакатистов, но

дорогу ему заступает Джалиль Шайхельисламов.

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. Что хоть там такое? Дайте…

ТАБАКИ. Там деньги… что-то я краем уха слышал, вроде дают?..

ВАЛЕНТИНА. Да, мы тоже слышали. С чего бы это Натан Фридманович сподобился?

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. Дайте, дайте…

Табаки в нерешительности удерживает листок.

КИРИЛЛ. Прочесть-то дайте.

ТАБАКИ. Так вы ж подписывать не хотите…

КАРАТЫГИН. Почему же вы полагаете, что не хотим?

ВАЛЕНТИНА (присоединяется к Шайхельисламову). Очень даже хотим. И сейчас все всё тут и подпишем. Запросто. Дайте Джалилю, пусть прочтет.