Апофис 2068

Ветер и тусклый свет фар превращали реальность в театр теней. Искореженный металл и тела смешались в хаос, противоестественный и жуткий, как след от кошки, ползущий вверх по голой стене вопреки земной гравитации. Я присела на корточки рядом с бригадой, проверяя настройки мобильного реанимационного аппарата.

Голос патрульного дребезжал за плечами:

– Я тебе говорю, пьяный он был или не в себе. На регистраторе тягача прям видно, как он стоял на обочине, шатался, дергался, а потом бряк на стекло! У тягача аварийка и тормоза, аж искры полетели. Набросился прямо, слышишь?! Не под колеса он метил, нет! В лобовое стекло он метил. Как в «Мире животных»! Это надо так подпрыгнуть, сука, – объяснял он Немке, тыкая пальцем в файлы на развернутой проекции.

– Бред какой-то, – пробубнила она.

– Ты мне скажи! – патрульный выругался, хлопнув себя в жилет кулаком. – Как он встать мог после удара такого? Он встал и шел. Пока его встречка окончательно в асфальт не закатала. Мозги вон на несколько метров разлетелись! Мне как это теперь в отчете объяснять?!

– Откуда я знаю! Тут смотреть надо, вскрытие покажет. Всякое бывает в состоянии шока, – Немка быстро забивала данные осмотра в эпикриз. – Видел, и куры иногда без голов бегают!

– Так был бы он курицей! – патрульный снова выругался, с надеждой заглядывая через ее плечо в проекцию медицинского отчета, как будто там хотел найти ответы на эти вопросы.

– Слушай, мне ехать нужно! У коммунальщиков переломы, большие кровопотери, гематомы на головах, не совместимые с жизнью. Жди реанимацию, этот еще жить пытается, – Немка кивнула на человека в луже крови с подключенным прибором. – Мы что могли сделали! Тот, что в такси с переломами, жить точно будет. Пусть там и сидит до приезда медиков. Свалился на голову! Некогда нам!

– Да я что! – развел руками патрульный.

Наша бригада потянулась к медкару.

– Блин, сбежал! – выкрикнул кто-то.

Мы застыли с открытыми ртами у двери скорой. Внутри никого, лишь с кушетки свисали провода потухших датчиков. Врачи заметались вокруг машины в поисках беглеца. Кто-то светил фонарями на обочину дороги. Немка возбужденно кричала что-то в гарнитуру, затем обхватила голову руками и, застыв посреди шоссе, произнесла:

– Я виновата. Я оставила.

– Ну что вы, что же, нам теперь еще за больными бегать?

– Первый раз такое.

– Да ну, сплошь и рядом, – рыжая махнула рукой. – Я на практике в детском отделении работала, так там частенько таких беглецов в тапочках ловили на проходной. Все к маме хотят! Домой! Кто поплачет да успокоится. А кто-то вот так же… дезертирует!

– Что за день такой!

– Ничего, далеко не убежит. Дроны найдут! Что за дети… так, помните, он и матери говорил, что сбежит, – Лизун покачала головой и уперла руки в бока. – Не надо было его обезболивать, блин!

Место аварии перекрыли, проекции запрещающих знаков висели в воздухе, подрагивая рябью на ветру. Транспорт скопился в огромную пробку, освещая фарами шоссе на километры в обоих направлениях.

Я выключила ручной фонарь, медленно шагая поперек сплошных линий дорожной разметки. Куда он мог убежать? Никуда он не мог убежать… Ваня так плохо выглядел, что, казалось, жизни в нем осталось на донышке. Мой взгляд выхватил из темноты раскуроченные дорожные ограждения, они встречались почти по всему пути Ярославского шоссе. Железные листы, между которых зияла темнота, словно были раздвинуты неведомой силой. Что там, во тьме, за тонкой полосой освещенной дороги?

– Все в машину, приказ вернуться в пункт! – услышала я команду Немки в наушнике. За спиной раздавался гул приехавших на вызов реанимационных каров.

Когда в темноте показались огни пункта мгновенного реагирования, рыжая напарница коснулась моей руки.

– Как ты?

Я посмотрела ей в глаза. Ярко-голубые, словно крылья тропической бабочки, распахнутые, они светились за тонким пластиком защитной маски. Как важно иногда чье-то внимание. Простой вопрос, не требующий ответа. И тревога моя, и испуг потихоньку отступили. Я криво улыбнулась и обхватила ее руку, пожав плечами.

– Не очень, – честно призналась я.

– Ну ладно, не кисни! Привыкнешь, – она потянула меня за собой. – Я – Лиза. Я все тебе тут покажу и расскажу.

Жизнь прозрачного волонтерского улья не была разнообразной. Все у всех было по минимуму и одинаковое: одежда, еда, средства личной гигиены. Индивидуальность бойцов помещалась в трехстах граммах личных вещей. Общий зал и множество комнат с прозрачными перегородками. Общие туалеты тоже прозрачные, прикрытые лишь одной широкой белой полосой, нанесенной на прозрачный пластик посередине.

Жизнь на виду сводила к минимуму все интимные контакты и помогала общественному негласному контролю выводить на чистую воду нарушителей норм и правил. Душевые также были общими, посещение их не разграничивалось по времени. Заходили все вместе, и мужчины, и женщины. В том ритме работы, который выполняли эти службы, время было общим ценным ресурсом. Такой минимализм вещей выполнял три важные функции. Разборные стулья, столы и стены были удобны при быстрой передислокации медицинских войск. Они легко отмывались и дезинфицировались. И, наконец, отвечали идеологии отказа от всего лишнего во имя спасения человеческой цивилизации.

Спали волонтеры в специальных разборных капсулах с закрепленными на корпусах личными отсеками для трехсот грамм вещей. Перед сном бойцы сдавали термокомбинезоны в дезинфекционную камеру и ложились в капсулу нагими. Верх капсулы всегда герметично закрывался. Во время сна волонтеров восстанавливали после тяжелой и стрессовой рабочей смены. Назначались капельницы для увеличения выносливости организма, залечивались раны после травм и порезов, полученных на выезде. Через прозрачный верх за спящим бойцом наблюдал дежурный медперсонал.

Жизнь волонтера будто ему и не принадлежала, подчиняясь заботе и воле общего разума. За любое отступление от правил следовали наказания, а желание получения удовольствия, будь то вкусная еда, секс или алкоголь, порицалось.

Мой стеклянный кокон наполнял уставшее тело приятным теплом.

– Эй, спец по андроидам!

Я приподнялась на трясущемся от слабости локте, вертя головой по сторонам. Лиза, высунувшись из капсулы соседнего ряда, махнула пятерней в шуточном приветствии. Ее плечи и спину скрывали вьющиеся волны огненных волос.

– Лови сухарик!

Я поймала его обеими руками и схватила так крепко, словно от этого зависела моя жизнь. Радости моей не было предела, ведь я не ела почти сутки.

– Спасибо! – откусив кусочек сухого хлеба, я добавила: – Лиза… Это пища богов.

Из соседней капсулы послышался мужской уставший голос.

– Девочки, жрать на ночь вредно.

– Ой, Мишка, какой ты зануда. Хочешь сухарь?

– Это взятка? Чтобы я вас не сдал? Спец по андроидам вроде наказана, вот и осталась без ужина.

– Дурак, – засмеялась Лиза. – Будешь сухарик?!

– Ладно, кидай быстрее! Пока капсулы не закрыли, – Мишка привстал, показав идеальный натренированный торс и крепкие ягодицы.

К моему удивлению, из соседних коконов послышались тихие голоса: «И нам, и мне!». Божественные сухари летели в незакрытые капсулы под тихий смех тех, кто ловит, и хруст тех, кто уже ест. Я улыбалась с набитым ртом и смотрела, как надо мной по воздуху курсируют Лизкины божественные сухари.

– Капец, – протянул довольный Мишка. – Завтра все без завтрака останемся.

Свет ламп потускнел, капсулы закрылись. Сквозь сон я услышала знакомый хриплый голос и, приоткрыв глаза, увидела через прозрачное стекло силуэт Марка: «Добавь ей еще пять кубиков аэрозолем в кабину. Готовь ее завтра на задание, со мной поедет».

4. Посвящение

Утром по сигналу капсулы открылись. Волонтеры отправились на прием пищи, а затем в бокс с защитными костюмами. Я дольше остальных провозилась с комбинезоном и, наконец закончив, уже у выхода увидела Лизу.

Она поймала меня за плечо, расправила материю защитного костюма и написала розовым маркером на груди «Анди».

– Что это?

– Твое имя. Дело в том, что в защите мы все одинаковые, как войско клонов. Маш и Наташ среди нас много, фамилии запоминают не все, особенно когда много новеньких. А так, если вдруг какой форс-мажор, все будут понимать, что это ты! Ты же спец по андроидам – Анди! Мы все с такими никами, имя только у Марка, ведь его все знают.

– Анди. Круто, мне нравится!

– На спине ей еще напиши, – Марк подцепил пальцем меня за шиворот, как нашкодившего котенка, остановив на проходной. – Чтоб точно не потерялась. А волосы заплетай плотнее, чтобы ни волосинки на защите. Иначе я подстригу тебя налысо!

Лизун, сдерживая улыбку, расписала мою спину. Я обернулась, глядя на уходящую фигуру строгого инструктора.

– Да хоть на лбу напиши… – пробубнила я ему вслед, плотно закручивая хвост в узел.

– А это хорошая идея! Стажер, – крикнул Марк через плечо, – в следующий раз там и напишу!

Теперь тихо запыхтел Мишка, сдерживая смех раздутыми щеками.

Мы двинулись к гаражным боксам для посадки в медкар. Огромный ангар растянулся передо мной: ряды машин, роботы-погрузчики, длинные грузовые электрокары для перевозки андроидов.

Механики в защитных костюмах шумной толпой гоготали у ворот.

Твердые и уверенные, такт в такт, шаги раздались за моей спиной. Отряд медицинских андроидов подходил к грузовому электрокару стройными рядами белеющих спин в легкой защите.

Роботов, как и людей, снабжали спецодеждой, чтобы сохранить целостность их системы, уберечь от повреждений мягкие ткани и глаза.

Я остановилась посреди шумного ангара. Там мог быть Роман.

Один из роботов обернулся – это он! Я уже было набрала в легкие воздуха, чтобы окликнуть его, но андроид подмигнул мне и поднес палец к губам.

Забравшись в кар, я плюхнулась на сиденье в самом конце. Спряталась за чужими спинами, как школьник на последней парте. Только бы строгому бригадиру на глаза не попасться. Проследила из укрытия, как Марк сел вперед, и с облегчением выдохнула. Уперлась ногами в грузового андроида, съехала со спинки, вжалась в кресло и активировала имплант.

Мне нужно узнать, куда и на сколько дней отправляют андроидов. Высветилась путевая карта грузового электрокара – аэропорт, спецрейс в Нью-Йорк, потом Сидней и на обратном пути запланирован Берлин – график на неделю. Кровь хлынула к моим щекам, в голове зазвенело. Неделя! Да это же целая вечность.

Медкар двинулся с места, погружаясь в густой предрассветный туман городских улиц. Вдоль дороги виднелись мутные очертания высоток Северного Чертаново, редкие огоньки теплых окон и… все. Большего разглядеть в густой мгле не получалось.

– Путник! Информацию о районе, инфраструктура, особенности, – прохрипел Марк.

Михаил, встрепенувшись, развернул трехмерную проекцию. Его прозвище – «Путник»: он анализировал особенности местности, разрабатывал маршруты с учетом всех техногенных и природных опасных факторов.

За годы эпидемии города пришли в упадок, дороги ветшали. Разрушались заброшенные здания: жилые дома и производственные ангары, заводы, торговые центры.

Люди массово мигрировали из небольших городов в мегаполисы. Надеялись на защиту, рабочие места и более квалифицированную медицинскую помощь – этот поток возникал стихийно, как только вирус казался почти побежденным и изученным, люди старались успеть начать новую жизнь, более защищенную и комфортную на их взгляд. Но через какое-то время наступала следующая волна заражения – то ли из-за отмены ограничительных мер, то ли из-за ежегодных климатических изменений.

Небольшие города Московской области медленно умирали – в один из них мы и летели, рассекая взвесь холодного белого тумана.

– Это в прошлом небольшой промышленный город с градообразующим предприятием, – Мишка сверился с навигатором, нахмурив широкие темные брови. – Численность населения на данный момент составляет семнадцать тысяч человек. Дороги ветхие, большой заброшенный коммунальный сектор. Бо́льшая часть инфицированных находится в здании городской многопрофильной больницы – пять корпусов плюс хозпостройки. Осложняющий фактор – близость большой лесополосы и обширный заброшенный частный сектор возле больницы.

– Это, блин, плохо, – протянула Лиза и посмотрела в окно, вглядываясь в туман.

– Ясно, – отрезал Марк. – Готовьте ружья, господа!

– Лиза, почему это плохо? – прошептала я.

– Частный сектор – всегда собаки. Да еще лес близко. Мало ли кто оттуда может наведаться – всегда риск. Крупные животные даже не инфицированные опасны. Они сейчас часто выходят из лесов на запах помоек в поисках пищи. Пугать и отваживать их сейчас некому. Вот они и шатаются по улочкам таких полузаброшенных городков.

– Лиза, мне тоже выдадут оружие? – скользила я взглядом по коробу с ружьями под соседним сиденьем.

– Нет! – хрипло выкрикнул Марк и повернулся, пытаясь разглядеть меня за корпусом грузового андроида. – Первую неделю ты – стажер. Вот пройдешь инструктаж, обучение и стрельбы на полигоне, тогда и получишь разрешение. Новичок с ружьем – опасность для группы не меньшая, чем стая диких животных.

– Ага… – Мишка загоготал, подмигнув главврачу. – А то с перепугу отстрелишь яйца кому-нибудь или себя покалечишь. Стрелять тоже учиться надо!

– А как же мне… а если вдруг? – мямлила я, перелезая через оборудование ближе к своему бригадиру.

– А ноги тебе на что? Если «вдруг»… Мой тебе совет: просто беги! – веселился Путник. – А скажут «ложись!», сразу ложись! Желательно в удобную позу!

Они переглянулись с Марком и тихо захохотали.

– И вообще, стажер, – холодно добавил бригадир, уперев в меня гранитный взгляд. – Если что-то непонятно, спрашиваешь не у Лизы, не у Михи, не у родителей и даже не у господа Бога, а у меня. Поняла?!

– Мы въезжаем в город, – Путник кивнул головой в сторону окна. – Смотрите.

Город выглядел неприветливо. Туман рассеялся, и с серого холодного неба накрапывал дождь. На дороге замаячил пропускной пост: окна заколочены досками. Ветхий шлагбаум медленно поднялся.

– Пропуск! – мужик в грязном защитном костюме высунулся из окна.

Марк показал жетон.

– По улицам не шляйтесь! Опасно! – крикнул охранник и тут же захлопнул стальную заслонку.

Сверяясь с навигатором, мы долго искали свободный проезд к больнице. Дороги… то ямы, то болотная жижа. На одной улице уткнулись в ржавый автобус без колес. Две другие были перекрыты сеткой рабицей, на которой болтался знак «кирпич». Город напоминал поле боя с остатками баррикад.

Медкар еле пролез через заросший репьем железнодорожный переезд. Мимо проплыл завод без стекол с егозой поверху.

Из мглы выступил край торгового центра.

– Наконец-то цивилизация, – Путник посмотрел в окно и криво улыбнулся.

От места шумной торговли остались только ряды торчащих арматур в черном провале бетонных плит да оторванные рекламные щиты.

Старые типовые пятиэтажки угрюмой грядой нависли над нами. В пустых дворах детские качели стонали на ветру.

На боку кирпичной трансформаторной будки кто-то коряво вывел черным: «Бегите отсюда».

Город умирал, как чахоточный больной. Хрустел кирпичной и бетонной крошкой, звенел выбитыми стеклами, пропитывался плесенью.

Пустота улиц и дворов так давила своей безысходностью, что хотелось встать посреди главной городской площади и крикнуть: «Есть кто живой?»

Медкар затормозил. Марк с Путником засуетились возле приборов, достали оружие.

– По тепловизору холодный, – Мишка пожал плечами.

– Холодный – это да. Вопрос в другом – мертвый или нет?

– Товарищ главврач, – Миха брезгливо сморщил нос, – ну его! Поехали дальше, живодерку вызовем, их это работа. Зубища обалдеть. Вдруг очухается?

– Да его зверье на куски растащит раньше, чем они приедут. Крысы да собаки бездомные…

– И че теперь?

– Проверю, что за мутант. Потом хотя бы видео в штаб отошлю, пусть разбираются, что за новая мутация и откуда ей тут взяться, – главврач кивнул Мишке через плечо. – Прикроешь меня со спины.

– На одно место приключений ищем. Чесслово!

– Миха, тот, кто больше знает, выживает лучше, чем неуч, – Марк поправил маску, приставил к плечу оружие и процедил сквозь зубы: – Я лучше эту тварь дохлую сейчас рассмотрю. Отсканирую, изучу, чем с живой такой в подворотне столкнуться и в штаны наложить. Раз увидел, уже, считай, к встрече готов! Психология!

Они спрыгнули с подножки медкара. Марк медленно пошел вперед, смотря через прицел на крыши и подъездные двери стоявших поблизости пятиэтажек. Вооруженный Путник занял позицию у машины, просматривая городской пейзаж за спиной Марка.

Мы прилипли к окну, слушая через наушник их тихие голоса: «Марк, чисто». И вскоре ответ: «Понял».

На дороге развалилось двухметровое нечто. Без шерсти, бледно-синюшное, с шестью жилистыми лапами. Голова смятая, бугристая, с тремя глазницами, причем средний глаз явно недоразвит. Чересчур выпуклые лобные доли проваливались в углубление, где, согласно земному строению черепов млекопитающих, должен быть нос. А ниже оскаленная пасть невероятных размеров.

– Оно бесполое, у него отсутствуют первичные половые признаки, – услышали мы голос Марка в наушнике. – Однозначно мутант, но в природе не бывает таких многочисленных мутаций. Оно не смогло бы прожить и нескольких дней. Ну, знаете, ребят, судя по зубному камню на клыках и мозолистым образованиям на лапах, оно довольно долго жило… и жрало, наверное.

Он сканировал тушу, сохраняя ее трехмерное изображение, скелет, мышцы, внутренние органы.

– Путник!

– Чисто, е-мое, – слышно было, как Мишка выругался и прошептал. – Тихо так, что аж нехорошо. Может, хрень эта всех здесь сожрала? И сдохла от несварения, е-мое…

Марк присел на колено, собирая в пробирку слизь с асфальта.

– Тут следы, – слышали мы его удивленный шепот.

– Следы? – взволнованно отозвался Путник. – Сматываться нужно. А ну как если хрень эта здесь не одна!

– Отходим.

Наспех облив ботинки антисептиком, парни заскочили в медкар, скинули оружие и распластались на креслах – взмокшие, взволнованные.

– Лиза! – Марк перекинул ей скан с данными мутанта. – Ты же у нас спец по живности. Что это за зверь? Глянь-ка, что скажешь?

Она молча смотрела на трехмерную картинку, вертела, приближала.

– Марк, это очень измененное ДНК, какое животное в основе нужно в лаборатории смотреть. Мало того, оно размножается делением.

– Чего? – протянул Мишка, повышая голос до звенящего фальцета.

– Да. Как кольчатые черви. Отруби хвост, и будет новый червь. Скорее всего, у мутанта был хвост, как у ящерицы… И вот он оторвался и пошел. Следы на асфальте аналогичные, трехпалые, как и у взрослой особи.

Марк с Михой переглянулись.

– Да-да. Я вижу это по кишке и позвоночнику. Органы и кости еще не вернулись в нужные полости, они на данный момент смещены к месту образования «подошвы» из новообразованных клеток после процесса деления, – она судорожно выдохнула. – Ох, ребят, я сейчас, точнее, в этих полевых условиях, не скажу.

– Ладно. Я отправлю все данные в штаб, – Марк активировал имплант.

Мишка нервно барабанил пальцами по панели медкара, глядя через окно.

– Ну допустим… А почему она сдохла?

– Холодная не значит мертвая. Я не могу утверждать, что она сдохла, – Лиза смотрела исподлобья на Мишкино растерянное лицо. – Я не наблюдаю некроза тканей, поэтому либо сдохла она совсем недавно, либо она жива.

– Е-мое… – протянул Путник, подмигнув Марку. – Да тебе повезло, что она не очухалась…

– Да я вообще каждое утро просыпаюсь и удивляюсь, что живой еще.

– Шмальнем ему в голову на прощание? – Путник схватился за оружие.

– Этот отросток только напоминает голову, но мозга в нашем привычном понимании там нет! – перебила его Лиза. – Возможно, он распределен по телу мутанта отдельными пучками нервных волокон. Возможно! Понимаешь, нет сердца, нет легких, только желудок и скелет. Одна пуля и даже автоматная очередь его не убьют, скорее всего, хотя, блин, да не знаю я, это только предположение!

– И как же его тогда?

– Ладно. Всем успокоиться, – Марк выхватил у Путника ружье. – Данные уже в штабе. Там люди умные и опытные. А у меня нет полномочий, людей и нет лишних патронов, чтобы город от мутантов зачищать. У нас своя задача – доставить оборудование. И эту задачу нужно выполнить!

В медкаре повисла тишина. Обогнув тушу, мы двинулись дальше. От мутанта тянулись четкие следы небольших трехпалых лап, теряясь в зарослях старого городского парка. Место отдыха зарастало травой и деревьями, ощетинивалось кустами. Сейчас это был настоящий бурелом, а в нем могла спрятаться любая опасная тварь.

Совсем близко скучились ряды серых пятиэтажек. До подъездной двери рукой подать, а на дороге мутант развалился. Я вглядывалась в окна, стараясь увидеть людей. В одном колыхнулась занавеска, значит, живут еще люди в домах. Знал ли тот, кто прятался за шторой, что бродит по пустым улицам городка. Сидя за стальными дверьми подъездов и квартир, люди надеялись переждать опасность. Все попрятались! Не зря охранник на въезде предупреждал нас, чтоб по улицам зря не шатались. Даже на центральном широком проспекте только пустые пешеходные переходы с покосившимися дорожными знаками – нет прохожих! Впереди показался шлагбаум с мигающими маячками.

– Наконец-то приехали, – Путник свернул проекцию навигатора.

Охранник КПП больницы кивнул нам через закрытое окно, и мы въехали на территорию. По двору перед больничным крыльцом ветром раздувало пакеты с отходами от зловонных переполненных мусорных контейнеров.

Марк разговаривал с кем-то через мобильный имплант. Мы остановились у главного входа многопрофильной больницы.

Вдруг он махнул рукой Путнику и отключил гарнитуру:

– Нужно подъехать к запасному выходу. Здесь, через главный холл, наше оборудование не пройдет. Он у них весь заставлен. Там пункт пропуска и бактерицидные установки, так они еще туда бокс первичного приема пристроили. Поворачивай вон туда!

Мы завернули за угол.

– Да уж, далековато от крыльца. Хорошо, грузового андроида взяли, – Мишка спрыгнул с подножки медкара, и под его тяжелыми ботинками захрустел асфальт.

К запасному выходу вела длинная узкая дорожка. А вот широкий подъезд к этому корпусу больницы перегородили когда-то давно бетонным бордюром, чтобы частные кары посетителей не могли проехать в больничный сквер. О нем напоминали заросшие клумбы и несколько прогнивших лавочек, расположенных вокруг безрукой скульптуры с отбитым лицом.

– Выгружаемся, – скомандовал Марк. – Анди, за мной.

Я активировала погрузочного робота, чтобы переместить стационарные диагностические медицинские системы. Остальные катили тюки с перевязочным материалом и коробки с лекарствами на раскладных тележках.

Мы с Марком прошли через хозяйственный ангар в главный корпус. Внутри – больничные коридоры в мраморе, пластиковые и железные двери, персонал в защите. Ускоряя шаг, я направилась в диагностический кабинет. Быстрее бы закончить работу и вернуться в медкар.

Санитарка в стареньком защитном костюме отмывала соседние кабинеты. Увидев меня и грузового андроида, она стряхнула с рук в толстых перчатках воду и с любопытством заглянула ко мне.

– Дай вам Бог здоровья, милая, привезли всего… Может, с вашей помощью мы поборемся еще, а то люди-то мрут как мухи. Чем мы только мать-природу прогневили?

Я выползла на четвереньках из-за аппарата МРТ5 с отверткой в руке и, посмотрев на ее лицо, заметила лиловые пятна, которые не скрывала даже защитная маска.

– Что с вами? – сердце забилось сильнее, а мышцы напряглись, словно я готовилась к прыжку.

– Известно что. Болею я, вот думаю, проживу еще сколько. А сколько отмерено, надо доживать. Может, я на этом свете еще кому сгожусь, помогу, может, другим. Надо же перед Богом душу грешную свою отмаливать. Зачем последние дни на земле распылять впустую, раз могу еще двигаться. Для себя уже ничего не надо, лишь бы дочь с внучонком живы да здоровы были. Храни их Бог…

Она продолжала бубнить еще о чем-то и натирать двери ветошью с дезсредством, уже не глядя на меня.

Тело ее пробивали судороги: то плечо дернется, то опущенная рука задрожит. Как будто игрушка со старой батарейкой, то двигается, то заедает. И в тот момент, когда она замирала, нечто противоестественное выглядывало из ее глазниц. Холод пробежал по моей спине.

В гарнитуре раздался голос Марка, он ждал меня. Я кинулась к выходу, засунув крестовую отвертку в накладной карман комбинезона на бедре.

– Что ты возишься, Анди? Давай быстрее, бери коробки, вот эти с анализами, их нужно срочно проверить в нашей лаборатории, – Марк выглядел уставшим и настороженным после разговора с местным главврачом. – И тащи их в медкар.

Я побежала с боксами к машине. Краем глаза заметила, как колыхнулись кусты возле порванной сетки рабицы, которая огораживала внутреннюю территорию больничного сквера. Как вдруг…