bannerbanner
Британская военная экспедиция в Сибирь. Воспоминания командира батальона «Несгибаемых», отправленного в поддержку Колчака. 1918—1919
Британская военная экспедиция в Сибирь. Воспоминания командира батальона «Несгибаемых», отправленного в поддержку Колчака. 1918—1919

Полная версия

Британская военная экспедиция в Сибирь. Воспоминания командира батальона «Несгибаемых», отправленного в поддержку Колчака. 1918—1919

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 2

На следующий день после той ночи, которую я назначил для уничтожения вражеского аванпоста, два отряда вражеской пехоты с тремя пулеметами выступили из Шмаковки для укрепления его ненадежной позиции. Я наблюдал в бинокль их медленное движение по пыльной дороге. Я понял намерения врага, но знал, что бессилен помешать им. Он быстро установил на позиции пулеметы и уже на следующий день произвел пробные выстрелы по позиции Калмыкова в Ольховке, а пристрелявшись, прекратил огонь. Около 11 вечера вспышки выстрелов наблюдались на нашем правом фланге. В 12:30 полевой телефон сообщил мне, что чешский отряд, который я послал вперед вместе с казаками Калмыкова, был обстрелян на своих позициях в Ольховке и теперь отступал по дорогам на Комаровку и Руновку. Пренебрегая полученным из «Влади» предписанием не двигаться, я выступил со своим отрядом вперед, чтобы занять позицию там, где я смог бы защитить мосты и прикрыть отступление наших друзей. Если бы я не выполнил этот простой солдатский долг, мы поставили бы себя в глупое положение в глазах наших русских и чешских товарищей. И хотя я действовал вразрез с приказами, думаю, что обстоятельства меня полностью оправдывают.

Чешский отряд благополучно отступил за реку Ко-маровка, а казаки Калмыкова заняли новую позицию у Руновки, где они могли по-прежнему держать врага на мушке и установить постоянное наблюдение за его передвижениями. Я отступил и встал лагерем за «смотровым холмом» среди кустов и болотной травы и в течение двух недель вел постоянную войну с зараженной водой и миллионами москитов, не имея ни транспорта, ни палаток, ни сеток, – ничего из обычного снаряжения, необходимого для подобной экспедиции. Признаюсь, что мое незнание условий, с которыми мне предстояло встретиться в Сибири, было колоссальным, но то же самое можно сказать и о тех, в чьи обязанности входило знакомство с ситуацией.

В Гонконге я предположил, что нам могут понадобиться палатки, но мою просьбу отклонили, то ли потому, что не было палаток, то ли потому, что их сочли ненужными. Я робко спросил, нельзя ли получить москитные сетки, и очень хорошо помню презрительное выражение, с которым встретил мой вопрос начальник штаба. «Разве кто-нибудь слышал о москитах в Сибири?» Что ж, то, что они встречаются в тропиках, – факт, но по всей Сибири эти насекомые летают тучами. В тропиках они, благодаря своему размеру, не могут причинить большого вреда, если только не являются переносчиками малярии. В Сибири они имеют вид больших отвратительных крылатых пауков, которые будут сосать у вас кровь через толстую ткань с такой легкостью, словно на вас вообще нет одежды. Они обладают способностью заползать к вам в волосы под шляпой и оставлять по всей голове вспухшие полосы, пока боль не станет такой, что невозможно носить какой бы то ни было головной убор. В моем случае от укусов так распухли запястья, что по размеру они сравнялись с ладонями, а после сна невозможно было открыть глаза. Отсутствие какой-либо защиты лишало людей покоя и выматывало нервы, поэтому поиск большевицких укрытий был воспринят как желанная возможность отвлечься.

Я ни в чем не виню свое начальство. Мой батальон был полностью экипирован, как полагается для несения гарнизонной службы, и как таковой отправлен во Владивосток. Меня посылали выполнять определенные обязанности, но по прибытии сразу же отправили выполнять обязанности совсем другого рода. Мне пришлось нести службу на передовой с личным составом и экипировкой второсортных гарнизонных войск. Не знаю, понимали ли те, кто отдавал приказы в Лондоне, природу и характер службы, которую мне предстояло нести, но очевидно, что опасно посылать любые британские войска на линию реальных военных действий и ждать, что они будут равнодушно наблюдать за тем, как сражаются их друзья. Их надо либо держать в стороне, либо посылать готовыми к любой неожиданности.

Глава 2

Успехи большевиков

Теперь попытка противника обойти нас с фланга, которую я предвидел с первого дня, когда принял командование, и которой планировал противостоять, осуществлялась полным ходом. Но до сих пор нашей основной позиции не было причинено никакого вреда.

Приехавший на фронт генерал Дитерихс сообщил, что Союзный совет решил передать командование этим фронтом майору Пишону из французского отряда. Тот должен был приехать на следующий день. Лично проинспектировав мою диспозицию, генерал выразил свое удовлетворение и предположил, что мне следует остаться командующим и что он проследит, чтобы назначение майора Пишона было пересмотрено ввиду обнаруженных им изменившихся обстоятельств. Но я понимал, что пересмотр решения Союзного совета мог задеть французское самолюбие и поставить и совет, и командующего в неловкое положение. Поэтому я попросил генерала Дитерихса не предпринимать никаких шагов к пересмотру решения Союзного совета и заявил, что буду рад служить под командованием майора Пишона или любого другого командующего, которого назначит совет. Я добавил, что британский престиж слишком высок и недосягаем для таких мелочей, тем более что цель нашего присутствия – это оказание помощи нашим чешским и русским друзьям. Однако он заметил, что невозможно, чтобы британский полковник служил под началом французского майора, и что мое командование британскими частями должно рассматриваться как совершенно независимое.

Майор Пишон прибыл 18 августа 1918 года, и я формально передал командование ему. Он попросил меня считать, что мы будем совместно нести ответственность за операции на этом фронте, и сказал, что время от времени мы будем проводить консультации в отношении любых операций, которые могут понадобиться. Я нашел, что он вежлив, рассудителен и очень обеспокоен тем, чтобы удовлетворить пожелания всех частей под его командованием. Иными словами, он был джентльменом, с которым было приятно познакомиться и работать совместно. Его батальонный командир, майор Молли, был так же хорошо воспитан, и я думаю, вместе мы составляли очень удачную комбинацию.

Выдающейся личностью на этом фронте был капитан Стефан, командовавший 8-м чешским батальоном. Бывший пражский пивовар, с началом войны он был вынужден вступить в австрийскую армию. Выполняя долг солдата этой одряхлевшей монархии, он попал в плен к русским и в качестве военнопленного был освобожден революцией. Стефан стал одним из тех, кто объединил своих товарищей-пленных и предложил их услуги Франции и ее союзникам, веря, что успех английского оружия приведет к освобождению его любимой Богемии. Я спросил его, почему он предложил свои услуги Франции, и его ответ, как и ответ его соплеменников, был таким: «Мы смотрим на великую Англию как на своего спасителя, но немецкая армия воюет во Франции, и целью любого чешского солдата есть и всегда будет встреча с врагом на поле брани. Потому что, если Англия говорит, что мы – нация, мы знаем, что станем ею».

Должен сказать, что я чувствовал себя польщенным той почти детской верой, с которой поляки, чехи и русские относились к имени и чести Англии. Мы, несомненно, были на этом фронте, да и вообще в Сибири единственной нацией, в отношении которой не было сказано ни единого слова подозрения. Я, естественно, ожидал, что престиж Франции, учитывая ее довоенный союз с Россией, будет очень высок. Но при ближайшем знакомстве со всеми слоями русского общества, полагаю, практически невозможно сказать, кто вызывал в русском сознании наибольшие подозрения, Франция, Америка или Япония. Правда, поведение французских солдат и галантность французских офицеров могли многое сделать для создания у русских более теплого отношения к Франции. В то же время присутствие солдат Страны восходящего солнца, а также манеры и поведение ее офицеров в отношении населения Сибири, если бы остались без изменения, определенно привели бы к превращению страха перед ними во всеобщую ненависть.

В вечер прибытия майора Пишона существенные перемещения вражеских сил на нашем правом фланге заставили его проехать по моим позициям, где он был официально представлен офицерам и солдатам, служившим под моим началом. Позже он сообщил мне, что не считает эти перемещения достаточно серьезными, чтобы вносить изменения в нашу диспозицию. Ближе к сумеркам прискакал капитан Стефан в сопровождении своего адъютанта и сообщил о значительных перемещениях сил противника в сторону Руновки, где оставалась единственная из наших позиций на другом берегу реки – естественной защиты и границы нашего левого фланга. Меня снова попросили выдвинуться вперед, чтобы оказать помощь, которая может понадобиться в случае, если наш правый фланг будет вынужден отступить на другую сторону реки. В темноте мы двинулись вперед по дороге, освещаемой вспышками большевицких выстрелов. Но их внимание было полностью поглощено нашим аванпостом в Руновке, поэтому мы были в безопасности, как если бы гуляли в Гайд-парке. Чехи при ведении оборонительных действий имели фатальное пристрастие к лесам, поэтому предложили мне занять позицию в лесу слева от дороги. Я отверг их план и выбрал позицию в 200 ярдах впереди леса, в месте пересечения дорог, где в земле была впадина, а высокая болотная трава почти полностью скрывала нас от вражеского наблюдательного пункта. Как только мы начали окапываться, нас снова атаковали миллионы комаров, от которых у нас не было никакой защиты, но все солдаты и офицеры работали с полной отдачей, и к рассвету мы почти завершили, пожалуй, лучшую фортификационную систему на этом фронте. Как же нам хотелось посмотреть, как враг пойдет вперед через реку и попытается развернуться в пределах досягаемости наших винтовок! Однако он мощным артиллерийским огнем отбросил оставшийся чешский отряд за реку и, таким образом, стал полным хозяином положения на другом берегу.

Тут нам представился второй шанс предотвратить попытку противника обойти все наши позиции с фланга. Внезапный бросок вдоль изгиба реки у северо-восточного края Комаровки и нападение на незащищенную железнодорожную линию, по которой передвигался враг, могло бы полностью расстроить его планы и привести к его решительному отступлению. Я даже предлагал это сделать, но должен признаться, что уже дважды шел вперед вразрез с приказами, и если не хотел рисковать, что попаду под трибунал или буду уволен, то не мог участвовать в этой атаке, хотя при необходимости мог бы прийти на помощь. Другим командирам ситуация показалась слишком неоднозначной, так что возможность была упущена.

Вскоре после этого я встретил старого бродягу с мешком и передал его своему офицеру связи. Мы не могли задержать его, поскольку у него уже были чешский и французский паспорта, но позже я пожалел, что не пробил его бумаги пулей, когда они лежали в его нагрудном кармане. Он шел вдоль дороги, и мои караульные не дали ему подойти к окопам, но он видел, как мои солдаты рассредоточивались по лесу, и с приходом дня вражеская артиллерия начала обильно поливать лес шрапнелью и снарядами. Во время завтрака один снаряд упал в 20 ярдах от меня и моих офицеров и, разорвавшись прямо под деревом, поднял его в воздух самым удивительным образом. Количество снарядов – некоторые были немецкого производства, – которое противник потратил на лес, указывало на большие запасы боеприпасов. Нам нечем было ответить на этот настойчивый обстрел, но в конце концов огонь прекратился, видимо просто от усталости. С наступлением темноты огонь начался снова, и слабый ответ трех небольших горных пушек, которые, как мы знали, были в распоряжении казачьего аванпоста в Руновке, указывал на то, что атака развивалась в том направлении.

Этот неравный поединок продолжался с перерывами до двух часов ночи, когда по полевому телефону мне сообщили, что Руновку пришлось оставить, что чешский отряд отступает через наш фронт и что казаки Калмыкова отступают вниз по реке, чтобы занять позицию в Антоновке – крайне правой точке нашего тыла. Это означало, что все наши оборонительные позиции полностью свернуты, и после очередного перехода противник окажется рядом с железнодорожной линией, по которой осуществлялись наши коммуникации.

Однако это была не единственная наша проблема. До позавчерашнего дня мы имели возможность время от времени отвечать выстрелами на ту пальбу, что была направлена на нас, но потом большевицкие артиллеристы поразили две пушки, чьей обязанностью было не допустить наступления противника вдоль железной дороги, и, чтобы закрыть эту брешь, у нас забрали единственные два полевых орудия, оставив пехоту совсем без защиты артиллерии. Я отправил каблограмму во Владивосток контр-адмиралу Пейну, командовавшему военным кораблем «Саффолк», сообщив ему о нашем критическом положении, и попросил прислать все возможное артиллерийское подкрепление. Контр-адмирал действовал быстро, как принято на флоте. В невероятно короткий срок он снарядил бронепоезд с двумя 12-футовыми корабельными пушками и двумя пулеметами и отправил его с курьерской скоростью на помощь мне. За ним следовал другой такой же поезд. Обоими командовал капитан Бат. Трудно описать чувство облегчения, с которым наши усталые и ослабевшие солдаты встретили такую своевременную помощь нашего флота. Это позволило нам поставить на позицию два чешских орудия, чтобы подавить огонь противника, и дало ощущение защищенности с тыла на случай, если мы будем вынуждены отступить. Это воодушевило людей, хотя они и без того не выказывали ни малейшего признака подавленности, несмотря на многочисленные неудобства. Британский солдат определенно способен проявлять непоколебимую твердость в самых неблагоприятных ситуациях.

Не заставив себя долго ждать, большевицкие главари раскрыли карты. В течение следующего дня они хранили молчание, но ночью начали обстреливать нас со своей новой позиции в Руновке, выбрав в качестве места для двух своих батарей холм, где стояла православная церковь, и используя ее колокольню в качестве наблюдательного пункта.

Около 9:30 утра из Шмаковки медленно двинулся вперед бронепоезд противника, за которым следовали четыре других, из которых велся боковой огонь по моей позиции. Все их снаряды шлепались в болото, недолетая ярдов 400, что доставляло солдатам массу удовольствия и вызывало много ехидных комментариев на кокни. Затем появился поезд с солдатами, вселяя большие надежды, что настоящая атака состоится на нашем участке фронта, но наши 12-футовые орудия с бронепоезда начали активную работу, и после попадания в передовой локомотив противника из него во все стороны повалил пар, вызвавший страшный переполох среди паровозной бригады. Флотские канониры, похоже, были не склонны упускать цель, так что наступление захлебнулось, и поезда двинулись назад в укрытие.

Два старых чешских полевых орудия, восстановленные во Владивостоке умельцами с «Саффолка», выкатились на позицию позади углубления в земле и справа сзади нас и начали поединок с двумя вражескими батареями в Руновке. Дуэль получилась исключительно увлекательной. Вражеская артиллерия в попытке нащупать наш лес и укрепления обильно засыпала шрапнелью полосу деревьев, занятую французами, но врагу не удавалось ни засечь наши орудия, ни приблизиться к ним, ни даже случайно попасть в человека или в лошадь. Ночью какой-то мужик выдал расположение орудий, и рано утром одно из них вывели из строя. Оставшееся орудие сменило позицию, и дуэль стала еще более интересной. Благодаря искусному маневру орудие удалось переместить гораздо ближе, так что диапазон обстрела оказался таким, как надо. Снаряды падали так близко к цели, что воодушевление пехоты переросло в лихорадочный жар, и наконец очередной снаряд попал точно в наблюдательную башню врага, от чего она загорелась и выгорела дотла. Поместив четыре снаряда под рукой и действуя как троянцы, чешские артиллеристы дали четыре залпа так быстро, что у врага создалось впечатление, будто теперь против него работают четыре орудия. После двух часов непрерывного обстрела их батареи оказались так измотаны в неравной схватке, что отступили с двумя орудиями, выведенными из строя. Это была просто великолепная демонстрация по-настоящему эффективной стрельбы. Нет сомнений, что враг намеревался предпринять попытку перейти реку у Руновки, и артиллерия была установлена так, чтобы прикрывать эту переправу. Благодаря выбранной стратегии молодой чешский лейтенант-артиллерист, имевший всего одно полевое орудие, сорвал планы вражеского командования. Никогда еще хитрость не срабатывала так успешно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
2 из 2