Мой век, завещанный потомкам

Мой товарищ Коробков Саня ( Журтак) успел убежать, тогда офицер выхватил у солдата шомпол и ударил меня два раза по спине сколько было силы. Он мог меня бить сколько ему угодно, но первый офицер набросила на него. А солдаты их обоих стали разоружать. Тогда солдат взял меня за руку и бросил в дверку броневика. А с зайди там вторая дверь. Я в неё выскочил а рядом – овраг, прополз я метров семьдесят и засел в одной воронке не далеко от дороги. Спина сразу как будто бы ни чего, но когда я немного посидел она стала гореть и щипать. Пощупал; на руке была кровь. А сидеть нужно было до самого вечера и плакать нельзя.

Потом я понял, за что он стал меня бить. Он догадался, что я с целью их сюда привёл. Партизаны эти броневики поджидали в одном месте на этой дороге, но не дождались ,послали разведку по пади Гильчина. Японцы заметили, открыли стрельбу и разведка скоро скрылась. Мне с оврага было хорошо видно. Тогда пришёл из Тамбовки ещё один броневик, вытащили их и вместе они уехали обратно. Потом я по пади вернулся домой, а там меня уже искали родители.

А ещё был один случай. Вечером после уроков возле школы мы бегали по улице, вдруг раздался оглушительный взрыв. Это была брошена бомба в сенцы японской казармы.( нашей волости).Партизан по заданию хотел убить генерала Цузито – Яма с его охраной. Но бомба не попала в террасу, по которой они шли в казарму, а попала туда, где стояли банки с бензином. Все загорелось, там же не далеко были и гранаты и ящики с патронами. Тушить было невозможно, люди разбегались во все стороны, кто куда. Волость вся сгорела дотла.

Японцы под свой штаб отобрали у нас школу, где мы учились.

Нам тогда стало негде учиться. Сколько общество не хлопотало, все было бесполезно.Младшие классы стали учиться в больших крестьянских домах. А мы более не учились, потому что негде было заниматься.

Осенью 1920 года, японцы с белогвардейцами двигались по железной дороге из Хабаровска на Благовещенск, а партизаны им мешали двигаться вперёд; взрывали мосты, ломали линию и направляли поезда под откос. Тогда из Тамбовского штаба выехал большой японский отряд на подмогу движущимся белогвардейским войскам. На крестьянских пароконных санных подводах, мобилизованных в деревне, набралось двести пятнадцать подвод по четыре человека, кучер – пятый. В том числе попал и я, как подросток. Мне было 15 лет.

Задание нам было дано довести японцев до района Михайловки. Вечером мы прибыли туда. А смены нам не дали, говорят. Что лошадей забрали частью – японцы, а частью партизаны и нет людей. Правда на 75 подводах заменили слабых бедняцких лошадей и поехали дальше через Старую Райчиху. ( нынешний город Райчихинск, которого тогда не было и в помине ) через тайгу на станцию Малиновку.

Ехали долго. Деревень по тайге почти не было, а морозы крепкие. Не доезжая до Малиновки верст пятнадцать, мы увидели не большую деревушку. Там остановились все отряды; пехота, кавалерия и артиллерия. Решили здесь переночевать и разведать расположение партизан на железной дороге. А партизаны уже знали. Что по тайге движется большой японский отряд. Ночь была тревожная. Домиков мало, людей много, греться негде. Солдаты всю ночь проверяли своё оружие, готовились к бою.

Утром, на рассвете, отряд двинулся на прямую к станции. Дорога узкая, снег глубокий и растянулся этот отряд километра на три. Впереди разведка, а за ней подводы. Кавалерия должна быть впереди, а она почему – то идёт сзади. Партизаны не большими звеньями расселились по обоим сторонам дороги в густой чаще и дали несколько залпов. Японцы из саней все попадали в снег и стреляли по обеим сторонам дороги а тайгу. Лошади такой стрельбы еще не слышали и от страха лезли на сани друг к другу. Японский офицер проскакал галопом на своей лошади и дал команду садиться на свои места и ехать дальше.

У японских солдат на спине были плоские банки под полушубком, заполненные какой-то жидкостью, которая подогревается. Когда эту банку прострелят, то получается очень вонючий газ, можно угореть.

К вечеру, когда стали подъезжать к станции, было еще несколько залпов из тайги. Тогда отряд остановился. Артиллерия начала обстрелял в впереди и с боков дороги. Пехота пошла цепью по тайге до линии железной дороги, чтобы окружить партизан.

Вечером поздно прибыли на станцию партизан там не было. Они наверное недалеко ушли в тайгу, для бушующей атаки. Мы сразу заняли первые квартиры, прибрали лошадей, мало – мало закусили и скорее отдыхать, потому что очень замёрзли.

Часа в три ночи меня разбудил один старик, наш извозчик, он же – будущий мой тесть. Он сказал, что наших лошадей нет совсем с поводами, пойдем искать. Смотрим; по улице скачут несколько пар, чем- то гружённые. Но лошадей тогда узнать было трудно. В морозное время вороной, гнедой, серый – все стали белыми. Их сильно гоняли в зад и вперёд.Один офицер крикнул на нас;

– Что вам здесь надо?

– У нас лошадей кто-то забрал.

Ничего, не беспокойтесь, лошади ваши будут через час на месте, идите и отдыхайте. Но нам не до отдыха. Смотрим; недалеко, с боку станции, горит костёр. Мы подошли ближе и встали за деревья. Оказывается, наши подводы, возят убитых японцев и тех бросают в кучу.А потом привезли ящик бензина и облили эту кучу. Вспыхнул большой столб огня. Через 10 – 15 минут, трупы начали шевелится и горели каждый в отдельности. Через 2 часа все сгорело и остались зола и пепел. Тогда пришёл взвод солдат с какими-то позолоченными коробками. Заполнили эти коробки пеплом и по команде пошли в строй. Тогда мы взяли своих лошадей и пригнали их на место.

Стало рассветать. Мы легли отдыхать. Вдруг поднялась стрельба; винтовочная и пулеметная. А потом – бомбы и орудийные залпы, по улицам – японско – казачья конница и шумят; «Партизаны, партизаны, окружают нас». Японцы, у которых подводы были заряжены успели ускакать. А у нас и ещё у некоторых возчиков лошади были распряжены и мы остались на месте, потому что под такой сильной стрельбой лошадей не запряжешь.

К вечеру стрельба утихла. Въезжают на станцию партизаны из нескольких отрядов. Верховые, пешие и подводы сзади – обоз. Были раненные и убитые партизаны и японские военнопленные.

Переночевали еще одну ночь. Тогда мы с дедом пошли в штаб просить у командиров, чтобы они нас отпустили с подводами домой. Мы уже чуть не месяц на морозе да и лошади заморозились; не идут.

– Ничего – сказал командир – вы повезёте с нами провизию до станции Завитой в обозе, потому что у нас подвод больше нет.

С боями, перестрелками с большими трудностями, метелями и пургой и без горячей пищи, добрались мы не до Завитой, а до Возжаевки, не доезжая Бочкарева. Пристяжную лошадь убили, а вторую ранили. В замен дали пристяжных от партизан, но и эти лошади встали и – баста, ничего уже более с ними не поделаешь. Тогда командир сказал; « Мы едем за помощью в Тарбагатай, а вы оставайтесь здесь, покормите у крестьян лошадей и поезжайте домой, только через Ивановку».

Трое суток поправляли мы лошадей.Дорога к весне была – ни на санях, ни на телегах ехать было нельзя. До Ивановки кое- как добрались. Ивановка… Село ещё кое – где дымилось от белогвардейских и японских снарядов и поджогов домов. Заехали мы к одному деду, Прокопьеву. Он нам рассказал, как несколько дней тому назад интервенты расстреляли здесь невинных людей. Ходили в тот амбар, который японцы сожгли на площади вместе с людьми, было видно кости и полёное мясо. Село было в трауре.

Тогда мы оставили у деда лошадей и пошли пешком с одними бичами. Добрались домой в субботу к вечеру. Нас скорей в горячую баню и заменили белье. Сразу жизнь показалась иной, посли долгих скитаний.

Прошло три дня. Опять японцы требуют запрягать лошадей в телеги, подвод примерно 150. Тронулись по направлению виноградовской заимки к селу Ивановка и дальше на Бочкаревку.

Но я приспособился по – другому; когда отъехали километра два или три, я незаметно спускал ногу к колесу оси, ногой вытаскивал чеку ( болт), а там уже скоро и колесо соскакивало. Японцы прыгают с подводы и рассаживаются по одному на другие подводы. И едут дальше. Потом я кладу колесо в телегу и еду домой восвояси. А когда запрягаем в сани, то у пристяжного подпиливаю барку, когда скроешься за село- возьмёшь и хлыщешь бичом пристяжку. А когда он крепко дёрнет вперёд, то барка ломается на пополам. А в запасе нет и получается такой же номер, о чём выше написано.

Вот такой небольшой смекалочкой, я часто избавлялся от «путешествий» с интервентами. Ещё часто назначали одинарные подводы в ночные дежурства, при японском дежурном пункте, для проверки ночных крестьянских и японских постов ( объезд). Порядок был такой; с концов и боков деревни, поставлены были ночные посты. С одного порядка стоят два человека из крестьян, а с другого порядка стоят два японца солдата. Те и другие меняются через два часа. Японцы ночью едут проверять свои посты, а крестьяне – свои. Порядок такой партизанам хорошо известный был, часто партизаны одевались в крестьянскую одежду и ехали проверять посты. А там японцев в сани и далее. А таких случаев было много. Потом японцы отменили совместные посты. Говорят, что « ваша всё бурсувика» (большевики).

Вот однажды я дежурил на лошади для ночного объезда в декабре месяце. И вдруг открылась сильная стрельба из разного оружия; винтовок, берданок, карабинов, маузеров и даже дробовиков. Стрельба началась со стороны тамбовского леса, это наступал отряд стариков ( Бутрин). В нем было около тысячи партизан, много китайцев.

Японцы по началу отстреливались, а потом видят, что деревню окружают, тогда они все отступили в свой штаб, где их окопы с прорытыми траншеями, в тёплые помещения, обнесённые колючей проволокой во много рядов.

Партизаны уже на окраине деревни. Тогда забирает в помещение русский офицер Лебедев и даёт команду, чтобы все дежурные и возчики забирали оружие, которое здесь имеется и ящики с патронами и несли в японские окопы. Я успел взять две винтовки и две коробки патронов.

Сначала офицер бежал с зайди и стрелял из нагана, а потом быстро побежал вперёд. И ворота проволочных заграждений закрылись. Дежурные – человек двенадцать крестьян – с ящиками патронов прошли. А мы остались. Партизаны уже в деревне, японцы из окопов открыли сильную стрельбу. Тогда мы свернули к маленькой избушке, которая, стояла на площади недалеко от окопов Кульковых. ( окопы назывались по фамилиям командиров), винтовки засунули в вязанку соломы, которая стояла у сеней, а сами с товарищами полезли под террасу. А там нас ждал большой кабель, тоже видно напугался стрельбы и ни как нас не пускал защититься от пуль. Пришлось вытащить одну винтовку и вытурить его. Куда потом он делся мы не знаем.

Сидим час, втрой, сильный мороз. Стали замерзать. Постучались к хозяевам, чтобы пустили погреться. Хозяева не отвечают, сидят в подполье,

Партизаны японцев окружили со всех сторон. Из винтовок им в окопах ничего не сделаешь. Бомбы гранаты не достают через ограждения. Было несколько малых минометов – тоже ничего не подействовало. Тогда партизаны решили их заморозить, держать день или два.

Стрельба на время прекратилась, Луна скрылась. Тогда мы ползком добрались до забора, за сугробом снега поползли к другому большому крестьянскому большому дому. Видим; партизаны то и дело бегают греться. Но через забор пролезть очень трудно, японцы или партизаны могут убить. Руками уже не владея, долго мы выламывали нижнюю часть забора, потом перебежками направились к дому. Там стоял часовой – китаец, он передернул затвор и шумит; «Кто наше русский караул, наша шибко замёрз? « . Вышел из дома партизан, рассказали мы ему, как все получилось.

Японцы из окопов заметили кучку людей и открыли пулеметный огонь. Тогда мы разбежались – кто куда. Когда мы забежали в дом нас сразу направили в подполье, где была хозяйская семья и несколько раненых китайцев.

На рассвете партизаны обьявили тревогу. Кто на лошадях, кто на подводах и верховые – все отправились в сторону тамбовского леса. В чем дело? Оказывается ; выехал из Благовещенска большой японско – казачий отряд, чтобы окружить партизан. Но не удалось – партизаны скрылись. Не удалось и «выморозить» японцев из окоп.

При обыске крестьянских дворов японско – казачий карательный отряд, нашёл одного раненного партизана – китайца. Тут же японцы закололи его, потом увезли на площадь, привязали к столбу , обвели на его груди круг чёрной краской и тренировались в стрельбе и метании ножей, а потом облевали его каждый день холодной водой и заморозили толстым слоем льда. Для чего это?

И сейчас неизвестно. Просто рядом с площадью была школа. Где я учился и каждый день на перемене мы бегали мимо, смотрели как японские солдаты занимаются.

В начале 1922 года японцы меньше стали гоняться за партизанами, потому что число партизан стало рости. Тогда японские интервенты поняли, за что воюют между собой русские. Сразу японцы думали, что эти партизаны – разбойники, воры и грабители. А когда точно узнали, что эти люди борются за свою независимость за власть ,тогда японцы заявили нашим капиталистам, что им здесь делать нечего, пусть народ сам разберётся и установит в стране свой порядок.

В феврале 1922 года со всей венной техникой из Тамбовки выехал на станцию Благовещенск. Их провожались партизанские отряды. Теперь бедные крестьяне вздохнули полной грудью. Ну а классовая борьба разгоралась, потому что японцы уехали, белогвардейские казачьи отряды разогнали, защищать капиталистов и богатеев стало некому. Пошли споры наедине.

Гражданская война на западе закончилась раньше чем, на Дальнем Востоке, чуть не на два года. У нас была еще была недобитая большая армия генерала Семёнова. Когда японцы оставили наш край, то часть партизанских отрядов послали на Забайкальский фронт вместе с Красной армией добивать генерала Семёнова, который был значительной силой на Дальнем Восток.

Планы были у генерала Семёнова забрать всю Россию, а потом двинуться дальше. Но дальше двинуться не успел – его армия была разбита. А сам едва успел скрыться в Китае. Но про него народ потом составил, рассказ, а в рассказе была напечатана его погибель;

На последнюю недельку

Совершились чудеса

Лёг Семёнов на постельку

И увидел небеса.

Оглянулся в лево, в право,

Где его броневики,

Куда его девалась слава,

Где нагайки и штыки?

Всюду видит не отменно,

Оглашает звуком стон,

Что случилося такое,

Не в раю ли дескать он?

И геройскою рукой,

В двери райские стучит;

Кто у Бога там слугою,

Что он пьяный или спит?

Доложи сейчас же Богу,

А то я так велик,

Что я к райскому чертогу,

Подкачу свой броневик.

Так пришлось из Забайкалья

Толи Царь там – генерал,

А по голосу как будто

Петр Всевышнему сказал,

Бог нахмурился сердито,

Что Семёнов хочет в Рай ,

Нет, даурского бандита,

В рай ни как не принимай.

Это раньше так велося;

Из Кронштадта поп и шёл,

А затем и поплёлся

Позади и впереди

Посмотри, апостол Павел,

Посмотри в календари;

Кто в раю – монахи старцы,

Генералы да цари,

Где мужик с подбитым личкой,

Где рабочий и батрак.

Лезут в рай попы с кадилом,

А мужик рабочий – в Ад.

Улепётывай отсюда,

Кровожадный генерал,

Есть приказ тебе от Бога,

Что за нагайки и за кнут,

Есть широкая дорога

Прямо к Сталину на суд

Сталин был правой рукой Ленина во время Гражданской войны. В 1945 году он стал уже Верховным главнокомандующим. Тогда только, во время войны с Японией в Китае ( Маньчжоу – го),захватили наши в плен генерала Семёнова со всей его группой и передали в Верховный суд Сталину. По приговору Семёновцы были повешены.

Через двадцать три года свершился суд.

В 1922 году японцы уехали, армию Семёнова разбили.Гражданская война закончилась, но вспышки кое где ещё были. Рабочие и крестьяне взялись налаживать своё хозяйство. Но богатому крестьянину и кулаку в деревне стало хуже. Стали их давить налогами. Разъяснительной работы среди богатых не проводилось.

Создали отряд по сбору налога. Областным военным прокурорам тогда был Безлепкин. В чём дело, никак не поймут. Богачи, крестьяне писали в Москву, в край и область, ответа вразумительного не поступало. Мол строим социализм и восстанавливаемых разруху после войны.

Тогда богатые крестьяне и зажиточные стали между собой совещаться и приобретать оружие, то есть готовиться к восстанию. И вот в ночь 14-го января 1924 года, вспыхнуло крестьянское зазейское восстание.( Зазейское восстание – антисоветское вооруженное восстание Амурских казаков и крестьян в 1924 году, в Благовещенском уезде Амурской области).Образовалось временное правительство.Стали расстреливать коммунистов, комсомольцев. Погиб начальник милиции Саич, секретарь ячейки Жариков, Мителкин, Веников и другие коммунисты и комсомольцы.А я тогда только что вступил в комсомол, примерно в первых числах декабря 1923 года. Меня ещё мало знали, что я молодой комсомолец. Мне отец сказал:» Ты давай уезжай куда – нибудь, а то тебе и мне будет плохо».Тогда я жил в деревне Жариково.

Временное крестьянское зазейское восстание просуществовало около двух недель. Сколько раз атаковали Безлепкина с его отрядом – они отстреливались и уходили. Последняя крепкая засада сделана была между Кутеевкой и хутором Успеновским. Но отряд Безлепкина туда не поехал,он объехал деревню стороной и ночью скрылся в Благовещенске.

Восставшие крестьяне подали, что для ликвидации восстаний прибудут регулярные войска из Благовещенска – 5 -й полк. Стали хорошо укрепляться, копать окопы в несколько рядов вокруг деревни. Все население Тамбовки было мобилизовано. Некоторые мужики говорили, что окопы ничуть не помогут против регулярных войск.

Восставшие со всех деревень крестьяне с оружием сосредоточились и укрепились вокруг Тамбовки, ждали подходившие части 5 – го полка из Благовещенска.Когда разведка восставших хватилась. Тихо без шума и стрельбы, 5-й полк был уже близко и шёл вокруг Тамбовки.

Началась стрельба с обеих сторон. Восставшие стреляли, кто из винтовок, берданок, винчестеров и дробовиков – пулемётов не было.

А когда от 5-го полка затрещали пулеметы, тогда враставшие кто куда: в деревню, на коней и дальше утекать через тамбовский лес на Новоалександравку. И подались к Амуру, через границу – в Китай.

Убитых и раненых с восставшей стороны было не много, потому что Красная армия знала, что там много невинных, бежавших от паники крестьян и не сочла нужным за ними гнаться.

Вооружённые восставшие войска и часть беженцев остались за Амуром.С ними бежали и организаторы этого восстания: Чешев Родион Г., Чешев Илья, Чешев Петр и один из Николаевки , фамилие не помню. Все они остались там жить: кто – в Сахаляне, кто дальше, по другим деревням.А кое – кто и назад вернулся тихонько.Вместе с Красной армией прибыл в Тамбовку и Безлепкин со своей командой.

Красная армия своё дело сделала и вернулась обратно.А Безлепкин остался рассчитываться с восставшими. Кто его хотел уничтожить, тех конечно нет, они все за границей, а из оставшихся крестьян, не бравших оружие, ни в чем неповинных , многие лишились жизней.Два

месяца каждую ночь расстрел невооружённых , ни в чём не повинных старых и молодых крестьян и ни какая власть не могла остановить разъярённого , обозлённого человека.

Писали тогда в область, в край, а Верховный Совет, что мол, те которые брали оружие и восставали, скрылись за границу, а невинных крестьян расстреливают каждую ночь полками.Но ни кто на это не откликнулся, пока Безлепкин полностью не насытился, а потом скрылся.Вот такое было время тогда.

Прошло месяца два после зазейского восстания, было государственное воззвание к тем, кто сбежал с оружием и без оружия за границу. Правда, несколько человек вернулись домой как раз к посевной компании. Их пока не трогали. А те , кто чувствовали себя виновными, которые расстреливали коммунистов и комсомольцев, те конечно не вернулись, а наоборот хотели скрыться в Китае. Но китайская полиция тогда их задержала. А потом по договоренности с советским НКВД передала всех руководителей восстания ночью через Амур в Благовещенск. С ними расправились по советским законам.А те, которые вернулись по воззванию , тоже потом отбывали срок по – разному, но не менее 10 лет.

Выло и такое, что у нас в районе организовывалась какая – то банда или отряд. А штаб у них был в Тамбовке. Командирами этих отрядов был Гвоздев ( Решетов), Кошкин ( Абрамов), Кольжанов ( Жариков), Гавриков А. и другие. Каков был план или цель этих отрядов, мы и сейчас не знаем, по разговорам, как будто для снабжения забайкальского фронта, которого уже не существовало. В Тамбовке ночью у крестьян уводили самых хороших лошадей, кровных жеребцов и даже рысаков, кое у кого и с упряжкой, нагребали фураж, овёс, сено. А у богатых крестьян даже отбирали деньги.Пьяных часовых с оружием ставили возле ворот и дверей дома.

Время было напряжённое, крестьяне боялись жаловаться, пришло время писать в высшие органы. Тогда крестьяне стали совещаться и тихонько вооружатся. И ночью, в декабре 1922 года, крестьяне вооружились, кто чем мог и окружили их штаб. Часовых побили, в окно штаба бросили бомбы, пьяная группа погибла. Погиб и сам Гвоздев. Раненых из отряда Гвоздёва потом доставляли в больницы.А там их встречали крестьяне и добивали. Абрамова добили прямо в санях, возки привязали за сани и лошадь пустили по улице. Долго ходила по деревне повозка с трупом, пока не нашёлся хозяин лошади. Остальная группа конокрадов разбежалась по разным уголкам, а лошадей и инвентарь, оставшийся при штабе, крестьяне забрали по домам. Потом краевой суд разобрал их дела и организаторы этой группы отбывали срок. А некоторые не вернулись. Они получили по заслугам.

Ну пока как будто кончились все войны, « отработали» свой долг винтовки, пушки, пулеметы, наступило затишье. Рабочие и крестьяне глубоко вздохнули, посмотрели на свет и сказали:» Пока всё, нужно браться за работу»

1921 – 1922 годы были не урожайные, сильная засуха не только у нас на Амуре, она была и на Западе. Урожая мы не получили, жить стало трудно. У богатых конечно, запасов хлеба было много, но они сильно обозлились на бедноту и не стали давать в займы ни пуда.Тогда нам пришлось продать лес, который приготовили для постройки нового дома.

Купили пшеницу на еду и на семена бушующего года, потом размалывали овёс на муку, пекли пышки и лепёшки из овсяной муки и так перебивались до урожая.

Итак, мы дом не построили. А старый дом был очень тесный для большой семьи. Но как было не трудно, всё же старшего брата Василия женили осенью 1921 года.Стал он лучше руководить хозяйством. Отцу денег не доверяли, потому что он сразу же их и пропивал.

Период был тогда в торговле и в промышленности очень интересный, когда это вспоминаешь. Все товары были очень дорогие после Гражданской войны А крестьянский хлеб очень дешёвый: из пшеницы, овса, муки, проса, ярицы. Крестьянин повезёт в город два три воза муки или пшеницы, овса, сдаст государству, а от туда везёт товары, почти что ничего: примерно один каток ниток стоил пуд муки, кусок мыла 2 пуда пшеницы.

Крестьянину тогда было очень не выгодно сдавать почти даром хлеб. Тогда смычка города с деревней была закончена, пошла сплошная спекуляция на хлеб и товары. Крестьяне совсем изолировались от города – хлеб свой, овощи, мясо, пшено, яйца, молоко, сметана, масло сливочное, масло подсолнечное, вообще все продукты свои.

Теперь одежду: шубы, валенки, шапки, рукавицы – сами изготовляли. А мануфактуру брали за границей, покупали только чай, сахар, спички. Мыло варили сами. Граница тогда ещё была слаба.Переехать Амур и попасть в Китай можно было через таможню или заставу. А кое – кто проезжал и проходил на прямую. Крестьяне – бедняки и середняки тогда возили свой хлеб за границу – там хлеб и мука были на много дороже. А от туда везли товары: добу, ситец, бязь, трико, диагональ, шёлк, фанзу, ( тонкая лёгкая китайская материя),, английское сукно, ханжи ( традиционный китайский алкогольный напиток), спирт и другое необходимое. А город оставался в стороне, без хлеба и продуктов. Этот период тогда назывался НЭП – новая экономическая политика. Это было и у нас, в Амурской области. А на Западе, я не знаю было такое или нет. До 1925 года мы работали в своём хозяйстве сообща.

К концу 1925 года хозяйство стало подниматься: расширили посевную площадь, заимели пять лошадей, две коровы, две телки, до 30 овец, купили сноповязалку. Пока руководил хозяйством старший брат Василий, дело шло хорошо. Ещё отец работал на маслозаводе тоже небольшая помощь хозяйству. И урожаи были неплохие, так что хозяйство наше стало помаленьку улучшаться. Но и семья стала с каждым годом прибавляться. А избушечка – то наша стала тесновата.В семье начиналось недовольство, назревал скандал. В силу этого осенью 1925 года старший брат Василий из семьи выбыл, т.е. отделился, забрал зыбку ( люльку) и постель, не забыл и дочку Веру. Вот и все его делённое имущество. И переехал на другую улицу, где снял квартиру у Гурикова М.А.