Полная версия
Мясная лавка
Джуно Доусон
Мясная лавка
Juno Dawson
MEAT MARKET
© 2019 Juno Dawson
© Е. Мигунова, перевод на русский язык, 2022
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
* * *Команде моей мечты: Саллианне, Айвену, Марку, Самар и Максу. Спасибо, что вы совершенно не такие, как скауты из этой книги.
«Мода должна быть формой эскапизма, а не формой лишения свободы».
Александр Маккуин– Ну, давай, я снимаю.
– А что говорить?
– Ну, почему ты решила снять этот фильм?
– Просто настало время это сделать, мне кажется.
– Почему именно сейчас?
– Да не знаю я. У разных людей обо мне разные мнения. О том, кто я такая – на их взгляд. О том, что случилось. Пора рассказать всю историю, как я ее вижу.
– Клево.
– Господи. С чего же мне начать?
– Начни сначала.
– Кхм…
– Не торопись. Нам спешить некуда.
– Давным-давно жила-была я. Родилась я…
– Стоп, стоп. Может, все-таки не с самого начала?
– Я чувствую себя дурой.
– Ты молодец. Все будет отлично, обещаю. Давай дальше…
– Ну, в общем, наверное, все началось в тот день в парке аттракционов.
– Вот с этого и начни.
Скаут[1]
Почему мужики такой отстой?
Я уверена, что за нами кто-то следит. Еще раз украдкой оглядываюсь – точно, он тащится позади. Вот дерьмо. Сначала я его заметила, когда выходила из туалета, и вот он увязался за нами и преследует. Паршиво. В смысле – ну видно же, что мы здесь с классом, на экскурсии. Так какого фига, что с ним не так? Вонючие уроды, если честно.
У меня в заднем кармане жужжит мобильник. Это Ферди. Они вместо «Стелса» отправились на другой аттракцион, на «Рой».
– Они пошли занять очередь на «Рой», – пересказываю я Лорел. Пока мы с ней бегали в туалет, остальные ушли вперед, не стали нас дожидаться. У Лорел мочевой пузырь размером с горошину, клянусь.
Лорел кивает:
– Ладно…
Мы сворачиваем к «Приливной Волне», огибая ее на приличном расстоянии, чтобы не промокнуть, Лорел продолжает что-то лопотать без умолку. Я, сделав вид, что поправляю волосы, снова гляжу через плечо. Ну и хрень. Тот тип тоже изменил маршрут.
Вот, значит, как. Я начинаю немного волноваться.
– …Я в том смысле, что… – Я пытаюсь сосредоточиться на том, что говорит Лорел, – она прямо из кожи лезет, а зачем? Ну, типа, она сейчас встречается с Харрисоном, это и так ясно, но зачем при всех наглаживать его по волосам и вообще тереться об него, как сука в течке? Она что, никогда не слышала о гордости?
Я снова оглядываюсь. Он продолжает идти за нами. Дерьмо. На вид ему тридцатник, не меньше. В отцы мне не годится: молод, но близко к тому. Мы снова сворачиваем на дорожку, которая ведет прямо к очереди и входу на аттракцион. Он, по идее, изображает вторжение инопланетян: горящая «Скорая помощь», полицейские сирены и обугленная телефонная будка. Очень круто, но…
– Яна, ты слушаешь?..
– Погоди, – я перебиваю ее и прижимаю палец к губам, – только сразу не оглядывайся, но, по-моему, за нами следят.
– Чего? – Разумеется, первым делом она начинает крутить головой.
– Лорел!
Она оглядывается.
– Кто из них? Вот тот хипстер, что ли?
– Да, – шиплю я. – И он тащится за нами от самого сортира, слово даю.
– Реально? Ух! Ну и страшилище. – На этот раз Лорел, чтобы посмотреть, притворяется, будто откидывает с лица свои длинные, по пояс, волосы. – О боже, Яна, он идет сюда.
– Что?
– Привет! Извините меня, – кричит этот тип.
Да что за черт?
– Иди своей дорогой, – говорю я. Случается, что строители кричат девчонкам какие-нибудь гадости, но чтобы кто-то вот так меня преследовал, такого раньше не бывало. Страшно. Вроде, когда идешь в этот сраный парк Торп, ждешь, что там безопасно, нет?
– Простите за беспокойство, но не могли бы вы уделить мне одну минуту?
– Давай послушаем, что ему надо. Может, ты обронила что-нибудь.
– Лорел, нет…
Но уже поздно. Он рулит прямо к нам.
– Ох, девчонки, как же вы быстро ходите… насилу догнал. – Он говорит, а смотрит только на меня. – Привет, меня зовут Том Карни, и я…
Над головой у нас грохочет аттракцион, и голос мужчины тонет в воплях людей в кабинках. Вокруг моего лица взметаются пряди волос.
– Что? – кричу я.
– Я спросил, сколько тебе лет.
Лорел строит ему рожу.
– Она слишком молода для тебя, отморозок.
Этот мужик, Том, улыбается и сует руку в свой рюкзак. Вынимает визитку и машет ею у меня перед носом.
МОДЕЛЬНОЕ АГЕНТСТВО «ПРЕСТИЖ»
Том Карни
Менеджер по поиску моделей
Ничего не понимаю. Кабинки аттракциона снова взмывают над нами, и я слышу только вопли, а губы того типа шевелятся беззвучно.
– Что, простите?
– Я спросил, приходилось ли тебе работать моделью? – повторяет он.
На педофила он вроде не похож, хотя, догадываюсь, похожи только самые недотепы. Больше смахивает на гомика или на хипстера откуда-нибудь из Шордича[2]: вязаная шапочка, пластиковые очки, клетчатая рубашка и рыжая бородка. Спорю на что хотите, у него наверняка есть складной велик.
– Вы серьезно? – удивляется Лорел. – Яна!
Я игнорирую предостережение в ее голосе. Опускаю глаза.
– Нет, – бормочу я. Ненавижу свой голос, когда нервничаю: начинаю говорить басом. Как здоровенный мужик. Настоящий Хагрид.
– А с агентствами имела дело?
– Нет, – отвечаю я грубым мужским голосом. Он это серьезно? Модельное агентство? Погодите, а это разве не там, где снимают порно? Только никто не захочет увидеть порнуху с моей тощей задницей.
– Вау, это удивительно, – говорит Том Карни. – Сколько, говоришь, тебе лет?
– Мне шестнадцать, – отвечаю я.
Июнь, жара страшная, настоящее пекло. Кожа под обрезанными до колен джинсами стала липкой от пота. Еще на мне футболка с Нирваной, на ногах растоптанные кроссовки Converse, которые забыли, что некогда были белыми. Мы только что сдали все экзамены, и в качестве награды школа отправила нас в Торп-парк. Воздух пропитался запахами – пахнет маслом для загара, сахарной ватой и хот-догами, горчицей и кетчупом.
– Не отвечай ему. – Лорел дергает меня за руку. – Он, наверное, педофил. Пойдем найдем училку.
– Вы совершенно правы, что не доверяете мне: есть немало фальшивых агентов, но я клянусь, что тут все легально. «Престиж» – одно из ведущих модельных агентств Лондона. Можете позвонить в офис или зайти на веб-сайт. Тебя как зовут?
Я ничего не знаю о моде и обо всем таком, но «Престиж»… У них работает Клара Киз. А Клару Киз мы любим. Она наша, местная.
– Я Яна. Яна Новак.
– Как мило. Откуда ты?
– Из Баттерси. – Услышав мое имя, люди всегда задают этот вопрос. – Но мои родители сербы.
– Прекрасно. Ты знаешь, какого ты роста?
Длинная, как жердь.
– Не знаю, – говорю я и дергаю плечом. – Где-то пять футов одиннадцать дюймов[3]. – Надеюсь, что так. Не хочу быть шестифутовой[4] каланчой. Поэтому всегда занижаю свой рост, так, на всякий случай.
Сверху снова пролетают кабинки.
– Послушай, – говорит Том, – возьми мою визитку – там есть номер телефона. Я на тебя не давлю, но, если захочешь, обсуди все с родителями, и мы договоримся о деловой встрече в нашем офисе.
Между нами втискивается Лорел.
– Вы серьезно, это все по-настоящему?
– На сто процентов. Это – моя работа. – Он улыбается. Зубы у него как домики в «Монополии»: слишком ровные и белоснежные, чтобы быть настоящими. – И я делаю ее хорошо! Езжу на праздники, в тематические парки или еще куда-то, где много подростков, чтобы найти новые лица.
– Хорошая работа. – Глаза у Лорел круглые, как монеты. – А как насчет меня? Как вы думаете, я могу стать моделью?
Ой, Лорел, умоляю, не надо. Не позорься перед ним. Подыгрывая ей, Том делает шаг назад и окидывает ее оценивающим взглядом. Лорел гораздо красивее меня. У нее симпатичный нос пуговкой и пухлые, как от аллергии, губы, от которых пацаны просто тащатся.
– Как тебя зовут?
– Лорел Росс.
– Знаешь, Лорел, ты и правда очень хорошенькая. Но какой у тебя рост?
– Пять футов пять дюймов[5]. – Ее голос затихает. – Но на каблуках больше!
Он сочувственно улыбается.
– Честно говоря, мы не рассматриваем девушек ниже, чем пять-восемь[6].
– Но у Кейт Мосс рост пять-семь…
Том улыбается.
– Но Кейт Мосс – это Кейт Мосс.
– А, ну да. Ладно.
– Яна, а вот ты подумай. Я бы очень хотел, чтобы ты позвонила. Серьезно.
Лорел меняется в лице. С широко открытым ртом она что-то лихорадочно строчит в своем мобильнике. Я смотрю на Тома. И трясу головой.
– Я? Что, правда?
Том усмехается.
– Яна, буду откровенен, я поражен, что тебя до сих пор не выловило другое модельное агентство. Уговори родителей, пусть мне позвонят, ладно? Хорошего дня. Смотри не обгори на солнце.
Сделав шаг в сторону, он тут же сливается с толпой испанских туристов, так что я уже не понимаю: может, все это мне просто привиделось? На свежем воздухе и не такое бывает.
– Господи, Яна! Нет, ну надо же, ты представляешь?! – Лорел все-таки тоже его видела, значит, мне не показалось. Она переминается с ноги на ногу, как будто снова хочет в туалет. – Скорее! Надо найти Сабу и остальных!
Я пожимаю плечами. Смотрю на блестящую визитку в своей руке. Провожу большим пальцем по выпуклым буквам. На ощупь карточка кажется почему-то дорогой, и у меня такое чувство, будто я получила золотой билет от шоколадного придурка Чарли.
– Ну вот. Это был ГРАНДИОЗНЫЙ МОМЕНТ.
– Чем это он такой грандиозный?
– Тем, что… все изменилось.
– К лучшему или к худшему?
– Яна!
– К лучшему. Сначала.
«Престиж»
В моей семье все довольно высокие. Папа высокий, мама тоже немаленькая. Даже Милош уже довольно длинный. Так что сразу было понятно: я тоже вырасту высокой.
По этой причине сейчас мне приходится наклоняться, стоя перед зеркалом, потому что моя спальня на чердаке и в ней идиотский скошенный потолок. Не поверите: я могу выпрямиться только в середине комнаты.
Кажется, я схожу с ума. Я реально не могу представить, что кому-то может прийти в голову сделать из меня модель, чтобы демонстрировать хоть что-то. Да, я безумно высокая, и я знаю, что манекенщицы обычно тоже высокие, но я же похожа на долговязое пугало. В школе я притворяюсь, будто не слышу, как меня называют Великаншей, Девушкой Халка, Мадам Максим, Транссексуалкой, Худосочным Голиафом, Громилой, Слендерменом (эта кличка, если честно, даже мне самой кажется довольно забавной), Дылдой, Каланчой, Куин Конгом. Но я всё слышу. Проезжаются если не по поводу роста, так по поводу комплекции: «Ой, она, наверное, анорексичка. Только посмотри, до чего у нее ноги тощие! Прямо прутики!» Так что я устраиваю шумные представления с песнями и плясками: пусть все видят, как я смачно ем чипсы. «Тогда у нее, наверное, булимия».
Я в купальнике – единственном бикини, какое у меня есть, фиолетовое в бирюзовый горошек. Я надела его всего один раз – два года назад на Миконосе, – но ходить в нем при всем честном народе не смогла. В нем я чувствовала себя голой, так что потом всю неделю не снимала футболку. В итоге домой вернулась такой же бледной (прямо готка), что и до отъезда. Сегодня мне придется раздеваться перед незнакомыми людьми. Меня об этом предупредили. Что ж, по-моему, это честно, что они хотят увидеть мое тело. Но уж больно это тело нескладное. Не сексуальная фигура, как у Кардашьян. Ни сисек, ни попы – одни кости и суставы, я похожа на ходячий мешок с костями. И смазливой меня не назовешь: мне достался папин нос крючком.
Мальчишкам в школе нравится Эмили Портер (чашечки размера D) или Тиана Блейк (DD), а не я – и хорошо, у меня все равно есть Ферди, и, пока я ему нравлюсь, на остальных мне плевать.
Ох-ох. Блин, во что, интересно, надо наряжаться, когда идешь в модельное агентство? У меня нет красивых тряпок. Красивые тряпки мне не идут. Покупать-то приходится в секции «Большой рост», а иначе рукава заканчиваются чуть ниже локтя. Я выбираю сильно зауженные джинсы и футболку в черную и белую полоску, потому что Лорел говорит, что в ней я похожа на француженку, да мне и самой она кажется стильной. Ноги я пихаю все в те же облезлые и потертые конверсы.
Сбегаю вниз, чтобы позавтракать, хотя я дико психую, и желудок сжался до размеров изюмины. Со мной так уже было, когда сдавала экзамены. Продержалась я тогда только на честном слове и «Имодиуме»[7].
– Гляньте, а вот и наша модель. – Это Милош. Ехидный мелкий засранец.
Проходя мимо, шлепаю его по макушке.
– Мам! Ты видела? Она только что на меня напала!
– И поделом, заслужил, – улыбается мама, плюхая мне на тарелку теплый тост. – Поешь, пожалуйста.
– У меня явно сотрясение мозга, но ладно. – Милош ставит свою тарелку в посудомоечную машину и бежит собираться в школу. Ему еще целых две недели учиться. Сочувствую поганцу.
Намазав на тост немного нутеллы, я решаю проверить, может, мой урчащий желудок и впрямь проголодался.
– Что ты будешь пить – чай, кофе, сок? – Мама никогда не сидит на месте, порхает по кухне, как угорелый мотылек. Может, потому мы все такие худые: не умеем расслабляться.
– Лучше сок. Фу-у, а яблочного нет?
– Его Милош допил. Остался только апельсиновый.
– Мам, яблочный же был для меня! Милош нарочно его прикончил! Он его даже не любит!
Она воздевает руки вверх.
– Выйду сегодня, куплю еще.
– А папа где?
Вторая дверь, ведущая из кухни в наш маленький садик, открыта, и я решаю, что папа завтракает там. День снова выдался солнечный. Все говорят, что это – самый жаркий июнь в истории.
– Он уже ушел.
– Ой. А я думала, он с нами…
– Нет, у него сегодня утренняя смена. – Папа водит поезда метро на линии Бейкерлоо. Блин. По крайней мере, он на моей стороне. На самом деле. – Яна. Ты уверена, что хочешь этого?
Я закатываю глаза и делаю большой глоток апельсинового сока.
– Уф, он еще и с мякотью? Блин, почему ты всегда…
– Яна Катарина! – Ну, началось… Так я и знала.
Я вздыхаю.
– Папа согласен…
– Дело не в папе. Сама ты что думаешь?
– Думаю… – Я медленно тяну каждое слово, потому что мама никогда ничего не забывает и потом использует все, что я сболтну, как улику против меня же. – Думаю, что стоит сходить туда и послушать, что они скажут. Ты же не против?
Мама поджимает губы и кривится, как будто у нее лимон во рту. Так она всегда показывает, что НЕДОВОЛЬНА.
– Мам?
– Я считаю, что если уж ты хочешь стать моделью, можешь стать ею через два года, когда окончишь школу.
Нет, мама не врубается. Обычно я затыкаюсь и держу язык за зубами, но сейчас-то другое дело. Не то что тогда, когда мне в двенадцать лет приспичило учиться играть на виолончели – чистая глупость. Хотя в чем-то она права. Не могу сказать, что с детства только и мечтала об этом. Нет, я хотела стать стюардессой или динозавром. Но сейчас мне подвернулся этот шанс, упал прямо в руки – и я не хочу делать вид, что этого нет.
– Мам. Ну что такого-то? И потом, вдруг это – единственная возможность? Что, если я сейчас откажусь, а потом не получится – и выйдет пшик? Может, я должна именно сейчас держаться за шанс двумя руками, чтобы не упустить его? Может, через два года уже никому не буду нужна! И всю жизнь потом проведу, сожалея о том, что могло бы случиться? Не хочу я умереть с мыслью, что не воспользовалась шансом. А проверить все это можно только одним способом.
Мама улыбается.
– Знаешь, в чем твоя проблема? – Она нежно стискивает пальцами мой подбородок. – Ты слишком умная. – Я смеюсь, а мама, отвернувшись, продолжает загружать посудомоечную машину. – Твой дедушка мне всегда так говорил.
Она очень, просто очень редко рассказывает о бабушке и дедушке. Мы с Милошем знаем, что лучше не приставать с расспросами: это из-за войны.
Я заканчиваю завтрак, запихивая в рот оставшуюся половину тоста.
– Может, я еще им не подойду, – говорю я. – Может, этот Том Карви на солнце перегрелся, вот и увязался за мной.
Я бы, кстати, не удивилась: все-таки на голове у него была вязаная шапка – и это в двадцать пять градусов жары.
От Клэпхема до Оксфорд-стрит ехать недалеко. После завтрака я успеваю еще почистить зубы и сбегать в туалет (где меня пронесло на нервной почве), затем мы с мамой бежим к метро, срезав путь через Уинстенли Эстейт. Мама рассказывала, что, когда они с папой впервые приехали в Англию, этот район был огорожен и охранялся полицией, потому что недели не проходило, чтобы там кого-то не зарезали или не застрелили. Сейчас – хотя на вид кварталы по-прежнему страшны, как смертный грех, – жить в них, по-моему, неплохо: много зелени, детская площадка с качелями и горками, по обочинам дорог растут деревья, а когда проходишь мимо карибского кафе, оттуда всегда пахнет курицей по-ямайски. Что может быть лучше?
Мы садимся в наземное метро до Воксхолла, а там пересаживаемся на линию Виктория. Я так нервничаю, что даже не играю на мобильнике, а просто смотрю в окно, пока мама листает «Метро». Маме не нравится, когда мы ездим в центр одни (даже если с нами Лорел, или Саба, или Ферди, или Робин), потому что боится террористов и убийц – и все равно я могу доехать до Большого Топшопа с закрытыми глазами. А сама мама, даже прожив здесь столько лет, толком Лондона не знает. Говорит, он ее выбивает из колеи. И до сих пор иногда заговаривает о том, чтобы «поехать домой». А я другого дома не знаю.
Мама уже много раз разговаривала по телефону с Томом, и он дал нам такие подробные инструкции, как добраться до агентства, что и идиот не заблудился бы; хотя гугл-карты справляются ничуть не хуже. Вообще, Тому пришлось долго уламывать маму, пока она, наконец, согласилась, чтобы я поехала на встречу: по-моему, она боится, что меня продадут в сексуальное рабство или что-то подобное. И только фраза: «Миссис Новак, мы – представители Клары Киз» – убедила ее, что там сидят не преступники. Про Клару даже моя мамочка слышала. Еще бы не слышать: она ведь из нашего квартала. По крайней мере, жила в нем когда-то давно.
Мы выходим на Оксфорд Серкус, пробежав мимо противного мужика без зуба, который называет меня «прелестницей». Лондон, что вы хотите. Тут не соскучишься. Офис «Престижа» совсем недалеко от станции метро, только пройти чуть-чуть по Маршалл-стрит, которую мы находим без труда. Еще не час пик, но лондонцы несутся по тротуарам, почти не отрывая глаз от экранов своих мобильников.
Я знаю, что мама тоже нервничает. Она нарядилась как на свадьбу или как на какой-то банкет – в свое летнее платье в цветочек, которое купила два года назад, на их с папой двадцатую годовщину. И даже накрасилась. А она никогда не красится. Ясное дело, не каждый же день сиделке, беженке из Сербии, приходится иметь дело с людьми из мира моды.
– Ну вот. Кажется, это здесь, – говорит мама, хотя это и так ясно. На шикарной стеклянной табличке над дверью красуется надпись: «МОДЕЛЬНОЕ АГЕНТСТВО “ПРЕСТИЖ”». Выглядит как любой другой обычный офис. Я ждала чего-то более… чумового, наверное.
– Мам, мне что-то нехорошо. – Честное слово, я в жизни не думала стать моделью. Вот прямо от слова «никогда». Но сейчас кажется, что, по идее, логично было бы стремиться к этому. Ну, типа, кто же откажется стать моделью?
Мне сдается, что ключ к разгадке кроется в самом названии: ты – идеал, образец того, как должен выглядеть человек.
– Все будет хорошо. Они сами тебя позвали, помнишь? Значит, ты им нужна.
Хорошая точка зрения. И хватит об этом. Ну почему я так нервничаю? Надеюсь, у меня под мышками нет кругов от пота. Это не круто. Я и так уже дико смущена, представляя, как я заявлюсь туда: «Привет, меня зовут Яна, и я вся из себя такая красотка, что могу быть моделью», хотя на самом-то деле отлично понимаю, что похожа на лося.
Это Ферди принял за меня решение – по дороге из Торп-парка, когда я в автобусе рассказала ему, что произошло.
Сама я не приняла этого всерьез: ясно ведь, что это полная ерунда и нелепость, но Ферди рассудил по-другому.
– Модели, – сказал он, – не должны быть красивыми, в них должна быть изюминка. А у тебя она есть.
Люблю я этого пацана.
Ну и, шутки шутками, его слова заставили меня задуматься. С вершины многоэтажного дома Ферди открывается вид на Темзу, на берег реки, очень шикарный: Фулхэм и Челси, показушные апартаменты со стеклянными стенами, балконами и садами на крыше. Сказать вам, кто в таких хоромах живет? Они самые, эти сраные модели, вот кто.
Богатые и знаменитые. Все хотят быть богатыми и знаменитыми, скажете, нет?
Мама входит в агентство первой, я иду за ней следом.
И у меня захватывает дух. Внутри, за дверью, светло, очень светло, все белоснежное, как в рекламе зубной пасты. Я как будто оказалась в другом измерении. Время остановилось и…
И снова пошло. Это всего лишь офис. Честно говоря, он мало чем отличается от приемной зубного врача или ветеринара. Прямо напротив двери – маленькая стойка. Женщина за ней – наверняка бывшая модель – примерно процентов на восемьдесят семь состоит из скул. Хотя в любом случае вряд ли модельное агентство наняло бы уродину встречать всех у входа.
– Привет, – говорит эта красавица с теплой улыбкой.
– Привет, – отвечает мама, и я радуюсь, что мне можно промолчать. Пусть уж мама: тем более она включила свой классический английский, как у королевы Елизаветы. На таком она разговаривает только по телефону или на родительском собрании. – У нас назначена встреча. Это Яна Новак.
По улыбке женщины-администратора я вижу, что она поняла, о ком речь.
– О, конечно. К Тому? Сейчас узнаю, может ли он вас принять. Мне кажется, у них пока встреча. Один момент.
Она поднимает трубку и набирает номер.
Меня ждут. Так это не дурацкий розыгрыш. Убиться веником, я и не думала, что эта встреча в Торп-парке – всерьез.
– Он сейчас выйдет. Вы пока присядьте.
Здесь довольно шикарно. Мы садимся на мятно-зеленый двухместный диванчик. Отсюда, за стойкой регистрации, мне виден оживленный офис. В нем – два больших белых стола, как два острова, и вокруг обоих, как пчелы вокруг ульев, вьются люди, бесконечно звонят телефоны, слышны разговоры на французском и английском языках. Перед нами низкий столик, заваленный журналами – Vogue, Elle, Tatler, Harpers. На стене висит плазменная панель, на экране – модели «Престижа». Я мало кого из них узнаю, но при виде каждой я только ахаю: «Ух ты!» Вообще-то, все они сильно смахивают друг на друга: блондинки с золотистыми волосами, золотистым загаром, золотистыми ногами и в золотистом золоте. Ни одна из них даже примерно не похожа на меня.
Откуда ни возьмись прилетает воспоминание. Мне шесть лет, у первого класса семейный праздник – все мамы и папы должны прийти посмотреть представление. Мисс Скипси, наша учительница, разучила с нами песню «Английский сельский сад», мы все должны были петь и изображать цветы, мотыльков и ежиков. Кроме меня. Вот так. Лорел была одуванчиком, а Саба – бабочкой, мне же досталась роль сорняка. На мне были зеленые колготки и старый папин джемпер болотного цвета, а лицо мне размалевали какой-то буро-зеленой краской. Гадский сорняк.
На экране появляется Клара Киз – в этом месяце, кстати, ее фото на обложке австралийского Vogue. Она похожа на черную куклу Барби: немыслимые диснеевские глаза, пухлые губы и знаменитая безупречная кожа. Дело в том, что карьерой она обязана не только лицу (и ногам), но и сказке: несчастная сирота, приемный ребенок – ее приметили в «Макдоналдсе» на станции Клэпхем, где она уплетала мороженое «Макфлурри» – я и сама вот так же сидела там миллион раз. Считаные недели – и вот она уже участвует в Неделе моды в Лондоне, и все взахлеб хвалят и называют ее новой Наоми. Но у Клары нет ничего общего с Наоми, кроме цвета кожи. Она – самая настоящая Золушка.
По другую сторону журнального столика в кресле сидит девушка. Ну, уж эта точно модель. Она сжимает в тоненьких, как зубочистки, ручках портфолио «Престиж», из-под гладких желтых волос настороженно смотрят глаза с темными кругами, как у енота. Она высокая, но почему-то кажется мелкой; вид у нее какой-то птичий: типа, она птенец, который только что выпал из гнезда на очень высоком дереве. Лет ей примерно как мне, но впечатление такое, что она месяц не спала.
Если им нужны такие, то я в пролете.
