Муж на час

Теперь вот старушка решила, что они с Людмилой пара. И так расстроилась, когда он объяснил, что женщина замужем! Хотя, конечно, муж у неё тот ещё гусь… Игорь хорошо помнил этого типа – на морде просто крупными буквами написано: «Я – очень важная персона!» Когда этот её муж открыл дверь и спросил барственным тоном «Вы к кому, милейший?», Игорь еле сдержался, чтобы не ответить «К супруге вашей, уважаемый». Он вообще не ожидал, что дверь откроет мужчина: звонила ему, договаривалась о работе и объясняла, что надо сделать, женщина. Он так и решил для себя, собираясь на вызов: очередной одинокой тётке потребовались в хозяйстве мужские руки. А может быть, и не только руки… Хотя нет, в случае с Людмилой уже по телефону было ясно, что у женщины на уме только замена смесителя.

Игорь усмехнулся, вспоминая все эти казусы, которые с ним случались за последнее время. Когда он подхватил чью-то идею про «мужа на час», подсмотрев в метро объявление и сделав подобное, но с номером своего телефона, и так же расклеив его на дверях вагонов, он как-то не подумал, что его поймут превратно. И в первое время даже злился, когда ему стали названивать женщины, уточнять игривыми голосами, насколько далеко заходят его услуги и намекать, что муж – это гораздо большее, чем вбитый гвоздь или отремонтированный кран. Одна такая «жена» попыталась расплатиться натурой, попросту скинув с себя шёлковый халат… Перед этим она сновала в этом халате из кухни и обратно, пока он собирал ей кухонные шкафчики, и нагибалась, демонстрируя вываливающиеся полушария грудей, и шептала томно «Ах, вы так красиво работаете, как артист! Обожаю мужчин, которые умеют красиво работать!» Потом она зазвала его в спальню «посмотреть, почему мигает бра». Он пошёл – может, и вправду мигает. Там хозяйка скинула свой халат и посмотрела на него призывно (не на халат, ясное дело, на Игоря). Пришлось сообщать ей скучным голосом, что он с заказчицами не спит, даже с такими, как она, неземной красоты. Так что извиняй, хозяйка, с тебя тысяча рублей.

Ох, и обиделась та дамочка! Просто пятнами пошла пунцовыми! Швырнула ему деньги, прошипела что-то про импотентов и «голубых», из-за которых нормальным бабам и жить не с кем. А он и не спорил. Голубой, так голубой. Импотент, так импотент. Вике он перестал быть нужен, так какая теперь разница.

На въезде с кольцевой в город образовался небольшой затор, и Игорь полз по соседству с ярко-жёлтым «Вольво»-кабриолетом. Верх машины был опущен, и было видно, что за рулём – мальчишка, раздувшийся от крутизны своей «тачки». Он вальяжно развалился в чёрном водительском кресле, небрежно придерживая руль левой рукой и пренебрежительно оглядывая своих менее крутых соседей по движению. «Что, сынок, папа подарил? Или тётенька богатая?» – усмехнулся одними глазами Игорь, перехватив один из таких взглядов «крутыша». «Интересно, как бы ты глядел, если бы тебя, такого лощёного, на годик к нам в детдом закинули на перевоспитание? Впрочем, чего это я. Живи, малыш, и радуйся, пока есть возможность».

На втором светофоре жёлтый кабриолет потерялся из виду, и Игорь тут же о нём позабыл, вернувшись мыслями к Людмиле. Точнее, к её супругу, который надувался так же, как этот юнец в кабриолете.

– Аркадий, это мастер, я вызвала смеситель поменять, – сказала тогда Людмила, появляясь за спиной этого типа. – Проходите, пожалуйста.

Игорь прошёл, слегка подвинув типа, который почему-то не спешил впускать его в квартиру и смотрел с подозрением. Поэтому Игорь решил его игнорировать.

– Показывайте, что делать, хозяйка.

– Меня зовут Людмила Богатова, – представилась она, и это было странно, обычно в домах, где он работал, ему не представлялись.

Людмила показала, что делать. Старый смеситель, страдавший серьёзным недержанием – вода подтекала и из вентилей, и из переключателя душа – нужно было сменить на новый. Новый, кстати, был очень удачным, с керамическими втулками и хорошим рассеивателем, дававшим тугие струи. И при этом – отечественным, а не дешёвой китайско-турецкой подделкой. Дорогой германский, или итальянский смеситель этому семейству, судя по облезлости остальной сантехники, явно был не по карману.

– Кто вам так удачно смеситель купил? Муж? – не удержался Игорь от похвалы, сразу простив её мужу надменную физиономию.

– Нет, что вы, Аркадий ничего в этом не смыслит, он адвокат, – смутившись, объяснила ему хозяйка, как будто «адвокат» и «неумеха» – синонимы. – Это Василий, муж моей подруги, посоветовал купить. А просить его устанавливать как-то не удобно…

– Понятно, – кивнул тогда Игорь. – Вообще-то вам и раковину не мешало бы поменять, вон, треснула, может начать протекать.

– Да, наверное, заменю, может, чуть позднее. У нас и крышка на унитазном бачке расколота…

– Ну, так зовите, если что, сделаю. И купить помогу, – предложил Игорь.

Со смесителем он справился за час с небольшим, получил свои деньги, отказался от чая и оставил Людмиле визитку с телефоном. Он всегда так делал, чтобы клиент, в случае чего, мог его порекомендовать друзьям-знакомым. Впрочем, в этом случае ему ещё и хотелось, чтобы она ему позвонила. И не только из-за работы. У Игоря тогда мелькнула шальная мысль, что вот с этой женщиной можно было бы развить отношения дальше рамок «хозяйственного обслуживания». Наверное, душа требовала хотя бы такой компенсации пренебрежения, которым встретил Игоря её супруг. Супруг этот, кстати, так и не вышел из комнаты, полностью свалив на жену все «разборки» с мастером. А визитка эта сегодня вдруг всплыла вот таким вот странным образом… И он, пусть не сразу, но вспомнил миловидную заказчицу Людмилу Богатову.

И раз так уж случилось, что был он неподалёку, на Остоженке – оценивал одному деятелю, затеявшему евроремонт в бывшей коммуналке, во сколько обойдётся замена электропроводки – то отчего же не помочь, не подбросить женщину до дому, раз уж ей так не повезло. И вот – помог, ввязался в историю… Хотя, вполне вероятно, бабка эта, в метро, страдала каким-нибудь маразмом.

Игорь ещё раз вспомнил, как это было: Людмила смотрит на мелькающие вагоны и вдруг сначала деревенеет, а потом начинает плашмя валиться на пол, и он еле успевает её подхватить. Потом, понимая, что оставить её нельзя, а врача отсюда не дозовёшься, усаживает женщину на ступени близкой лестницы и обнимает за плечи, чтобы не падала. И тут к нему подходит плохо одетая бабка-побирушка

– Сынок, дай бабушке на хлебушек!

– На, мать, возьми, – нашаривает он в кармане пятьдесят рублей.

– Спасибо, сынок, – старуха проворно прячет купюру где-то под вытянутой кофтой. – А я видела, что с твоей женой приключилось.

– Да, я знаю, она с платформы упала, – кивнул Игорь.

– Нет, её парень один толкнул. Щуплый такой, маленький, в майке растянутой. Толкнул, сумку выхватил и ушёл.

– Убежал, наверное? – уточнил Игорь, не очень-то веря, что старуха что-то там могла увидеть в этой толчее.

– Нет, ушёл. Спокойно, как будто он тут не при чём. Сумку тут вот обшарил, всё в пакет преложил, у него был с собой, зелёный такой, а сумку у стенки бросил. Это я её подобрала и отдала дежурной.

– Спасибо, мать. А как парень, говоришь, выглядел?

– Худой, маленький, на голове шапка эта, как они все носят, с козырьком…

– Бейсболка.

– Ага, она. Трусы такие длинные, до колен, майка чёрная, вся растянутая. А пакет – зелёный такой и буквы на нём: ФИН.

– А милиции рассказала?

– А что мне та милиция, зарплату платит? – поджала губы бабка, Игорь понял намёк и полез в карман

– На, мать, тебе ещё полтинничек. Пацана, в случае чего, узнать сможешь?

– Пацана? Не-ет, он козырёк прямо на лицо надвинул. Вот шапку эту его узнаю. И пакет тоже.

Тут Людмила завозилась, приходя в себя, и Игорю стало не до бабки. А потом началась суматоха с тем, что Людмиле негде ночевать и её нужно куда-нибудь устраивать. И вот теперь, возвращаясь к себе на Живописную улицу, он опять вспомнил бабку. Интересно, померещилось старухе, или Людмилу действительно столкнули неслучайно? Какой-нибудь сволочной наркоман, таким вот образом добывающий себе деньги на «дозу»? Да, не повезло тебе, Людмила Богатова, не твой сегодня день.

**

Людмила лежала в чужой постели и не могла уснуть. Мешали сверчки за окном. Кровать, где она спала, стояла в крошечной комнатке под крышей, хозяйка назвала её «мансандрой». Так и сказала: «Людочка, я тебе в мансандре постелю», а ей и неудобно было поправить. Маленькое окошко под косым потолком по случаю жары было выставлено, и вместе с живительной ночной прохладой – да, это вам не Москва, где днём раскалённый асфальт не успевает остыть за ночь – в комнату проникали ночные звуки. Короткий кошачий мяв, перестук далёкой электрички. И многоголосое оголтелое цвиркание.

Сверчки звучали точно так, как цикады в Ставрополе. У них там был свой дом, и Люда летом, в жару, спала в саду на поставленной в винограднике железной кровати. И вот так же стрекотали сверчки, и воздух пах «ночной красавицей» – так бабушка называла мелкие белые цветы, которые будто светились в ночи и издавали одуряющий аромат.

Такой же аромат они издавали в ночь, когда к ней под виноград пришёл Аркадий. Ей было восемнадцать, она хотела стать учителем и перешла на второй курс местного педагогического института. Аркадию было двадцать пять, он учился на юриста и приехал в Ставрополь на преддипломную практику. Они познакомились в парке на дискотеке, весёлая смешливая провинциалка Людочка и серьёзный важный москвич Аркадий. Он пошёл её провожать тогда после танцев, и всю дорогу рассказывал, в каком престижном институте он учится, какие книги читает, с какими людьми знается и какими важными делами занимается. Людочка слушала его, замирая от масштабов открывавшейся перед ней личности. Масштабы были столь значительны, что Аркадий время от времени сам себя тормозил: «Ну, ты этого не поймёшь». Людочка не спорила. А мысль, что мог бы попробовать объяснить, вдруг бы и поняла, давила в самом зародыше – он взрослый, он москвич, он лучше знает. И продолжала слушать, кивать и ахать даже после того, как спотыкалась об это его «не поймёшь», изредка вставляя и свои рассказы об институте, о городе, о маме, школьной учительнице, о папе-водителе, об их доме и уютном дворике, где ей так славно спится в винограднике.

Людочка готова была вот так гулять с ним хоть до утра, но дома нужно было быть ровно в двенадцать, иначе папа мог в следующий раз не пустить на дискотеку. Такой у неё с отцом был договор. Аркадий проводил её до калитки, задержал на минуту и даже пытался обнять, но девушка выскользнула из его рук, понимая, что времени до «часа икс» уже не осталось. И действительно, большие настенные часы уже начали отсчитывать удары, когда она вбежала в дом. Отец хмыкнул, но ничего не сказал, и Людочка отправилась в виноградник грезить о сегодняшнем знакомом. Надо же, такой умный, взрослый, москвич, и весь вечер провёл с ней, Людочкой. Девчонки полопаются от зависти, Танька, вон, Сковородникова, так глядела, что будь Людочка соломенной, вспыхнула бы и сгорела! Она засмеялась в темноте и потянулась истомно, и тут перед ней возник Аркадий. Она впоследствии пыталась восстановить в памяти, как всё случилось, но там была какая-то каша из его бормотания, горячих влажных ладоней на её теле, сырых поцелуев, которыми он закрывал ей рот, тяжести его тела и пронзительной боли, которая заставила её закричать.

–Тихо ты! – зашипел Аркадий, скатываясь с кровати. – Предупреждать надо было!

«О чём это он?» – Людочка вынырнула из хаоса чувств и событий. Расставание с девственностью произошло так неожиданно и быстро, тело настолько переполнилось новыми ощущениями – одновременно пустотой и наполненностью, болью и лёгкостью, затишьем и бурлением – что она будто потеряла себя на несколько минут. «Накройся» – велел Аркадий, натягивая джинсы, и Людочка натянула покрывальце до самой шеи. Надо же, вот и случилось, она стала женщиной. А Аркадий, получается, теперь её муж.

– Аркаша, а когда мы поженимся? – спросила она, наблюдая, как парень, чертыхаясь, возиться с застёжкой.

– Что ты сказала? – вздрогнул он.

– Она спросила, когда свадьбу играть будем, – сказал, выходя из-за зелёной стены отец, и Люда ойкнула, укрываясь покрывальцем с головой.

– Э… простите, – растерялся Аркадий.

– Бог простит, – сообщил отец. – Во вторник загс в десять утра открывается, я предупрежу заведующую, чтобы долго не тянули, побыстрее вас расписали. Люд, тебе двух недель хватит подготовиться?

Она промолчала, потому что от стыда перехватило горло. Но ей хватило бы и двух дней. Да что там, двух часов бы хватило: разве не понятно, что их с Аркадием свела судьба? И он тот самый суженый-ряженый, на которого они с девчонками гадали на Святки, бегая и приставали к прохожим мужчинам, спрашивая их имена. Правда, Людмиле тогда попался какой-то Егор, но откуда в их захолустье было взяться Аркадию?

– Позвольте, не знаю вашего имени отчества, но я сам решу, когда и на ком мне жениться! – сказал Аркадий, а отец ответил:

– А ты что, девчонку обесчестил, и не решил ещё, что ли? Так решай скорее, или в институт тебе написать, в комсомольскую организацию, чтобы подсказали?

– Не надо никуда писать, – сказал Аркадий после паузы. – Я прошу руки вашей дочери.

– А меня Михал Трофимычем зовут, – сказал отец.

Свадьба у них получилась шумной и весёлой, столы поставили тут же, во дворе, почётным гостем был Юрий Иванович, директор управления, у которого работал личным водителем отец и где проходил практику Аркадий. Жених на свадьбе выпил лишнего, невесту игнорировал, на «медляки», которые пошли ближе к вечеру, когда старшие разошлись по домам, а молодёжь устроила дискотеку, приглашал Людочкиных подружек, прижимаясь к ним слишком плотно. А Таньку Сковородникову и вовсе так прижал, лапая одной рукой за спину, а второй за попку, что Мишка Синельников, Танькин воздыхатель, не выдержал и полез бить морду «наглому москвичу». До драки не дошло, Мишку угомонили, а молодых отправили спать, так как завтра поутру им предстояла дальняя дорога. В Москву.

Двадцать лет прошло с тех пор, в мае годовщина как раз была. Людмила ещё поворочалась немного, вспоминая приподнятое настроение, с которым она тогда ехала в столицу, в новую жизнь. Ей казалось, что всё у них с Аркадием будет хорошо. Конечно, она ему не ровня, но она очень-очень постарается стать такой, какая ему нужна. И докажет мужу, что он не ошибся, выбрав её среди прочих девчонок. И сделает всё, чтобы стать ему верной и хорошей женой. Вагоны тогда постукивали по рельсам «так-так-так», будто соглашаясь, что всё именно так и сложится… Лёжа в постели, Людмила очень чётко услышала этот перестук. А потом тёмная морда тепловоза стала надвигаться на неё из темноты. Людмила стояла на четвереньках поперёк рельсов и понимала что это – Смерть. И что ей никак не успеть от неё увернуться. И тогда она закричала.

– Деточка, деточка, ты что? Проснись, проснись, – ласковые руки трясли её за плечи, и Людмила открыла глаза. Луна смотрела прямо в оконце под потолком, и её света хватало, чтобы узнать женщину, сидевшую на краю кровати. Анна Николаевна, хозяйка.

– Ох, извините. Я кричала, да? Мне кошмар привиделся.

– Понятное дело, после такого-то приключения, – кивнула Анна Николаевна и подала Людмиле кружку. – На, хочешь пить? Это морс из малины с вишней, и мята там ещё.

В горле, действительно, пересохло, и Людмила с удовольствием попила кисло-сладкого мятного питья.

– Простите, я вас разбудила.

– Да ничего, дочка, я всё равно бессонницей маюсь. А Савельича и пушкой не разбудишь, дрыхнет себе. Игорёк рассказал, что ты сегодня под поезд чуть не попала.

– Да, – поёжилась Людмила. Остатки кошмара, более реального, чем собственно происшествие, которое не помнилось из-за провала в памяти, выходили ознобом. – У меня вообще в последнее время полоса какая-то из невезений.

– Что так? – приготовилась слушать Анна Николаевна, и Людмила решила рассказать.

– Да на меня весной цветочный горшок с балкона упал, три недели назад я чуть газом не отравилась, теперь вот это, в метро.

– Да ты что! – ахнула старушка. – А как всё случилось?

– Да так вот как-то всё, я же говорю – полоса.

– Ой, деточка, слава богу, что всё так закончилось, что бог отвёл, – не стала настаивать на подробностях хозяйка. – Ладно, ты спи, и я лягу. Если что – зови, не стесняйся.

Анна Николаевна ушла, а Людмиле опять не спалось. Теперь в голове возникали картины всех этих её неприятностей. Горшок с бегонией был в конце мая. Он грохнулся у самых ног, рассыпавшись на брызги черепков и обнажив ком земли с переплетением корней. Стебель растения обломился и лежал рядом с кучкой земли жалким обрубком, увенчанным нежно-розовыми соцветиями. Людмила, как и тогда, вздрогнула от понимания, что ещё полшажочка, и на такие же мелкие черепки разлетелась бы её собственная голова, и это она лежала бы жалким примятым стеблем. Но – повезло, отделалась синим ногтем на левой ноге – горшок задел большой палец. Самое интересное, что Людмила была единственным участником и свидетелем происшествия: двор в эти минуты словно вымер. Она тогда даже вычислила, откуда прилетел «гостинец» – с шестого этажа, где между горшками, выставленными на навесных подставках, бродила серая кошка. Наверное, она и столкнула один из них. И Людмиле крупно повезло, что не успела сделать полшажочка.

Во второй раз ей повезло в середине июня. Аркадий тогда уезжал в Питер по делам и взял с собой Соньку, и Людмила ночевала в квартире одна, еле выпроводив вдруг зашедшую в гости Лидушу, сослуживицу. Та пришла со сценарием, в котором ей срочно понадобилось что-то уточнить. Естественно, не обошлось без чая, и что-то так они обе засиделись, ведя какой-то нескончаемый тягомотный разговор, что Людмила наплевала на всякие приличия и откровенно зевала, только что не выставляя Лидушу за дверь. Еле дождалась, пока та уйдёт, и только заснула, как её разбудило веселье за стенкой. Видимо, соседи тоже уехали на выходные, и их сын-подросток закатил вечеринку. Музыка мешала. От музыки даже голова разболелась. Пришлось встать и пойти на кухню поискать таблеток, и уже там до неё дошло, что в квартире невыносимо воняет газом. Людмила бросилась открывать окна, высунулась отдышаться и чуть не вывалилась наружу: от свежего воздуха в голове закружилась карусель. Когда вызвала газовщиков, те обнаружили, что совершенно сломан газовый вентиль на общей трубе, и газ сифонит с такой скоростью, что ей не хватило пары часов, чтобы надышаться до отравления. «Что же вы так запустили оборудование, хозяйка?» – попенял ей тогда пожилой усатый мастер. «Разве можно с газом шутить? Так может рвануть – у соседей стены вылетят!»

А потом на неё ещё накричал и Аркадий, появившийся к вечеру. За то, что неправильно закрывает газ, за то, что спит с закрытыми форточками и за то, что из-за своей безалаберности она когда-нибудь их всех сведёт в могилу. Интересно, а что он скажет сегодня вечером?

Глава 3

– Ну, знаешь, на этот раз ты превзошла сама себя! Это каких же надо было ворон считать, чтобы умудриться рухнуть под поезд! – Аркадий, когда орал, всегда брызгал слюной, и Люда машинально стёрла капли, попавшие ей на голое плечо. – А если бы ты погибла или покалечилась? А если бы Сонька не у твоих родителей гостила, а в Москве была? Что бы она делала с мамашей, которая пострадала из-за своей тупости?

Аркадий распалялся всё больше и больше, будто накручивая себя, и Людмила подумала, что на этот раз он что-то слишком расшумелся. Перепугался за неё, наверное. За двадцать лет семейного стажа она уже привыкла к взрывному характеру мужа. И старалась лишний раз его не провоцировать, хотя это было не так-то просто: Аркадий мог психануть из-за непредсказуемого пустяка и орать минут пятнадцать, а потом сказать что-то вроде «Видишь, как ты меня довела». Людмила видела, и старалась не подворачиваться мужу под горячую руку. Или, если уж подвернулась, смолчать и дать ему проораться. Что поделаешь, работа у него такая, нервная, сплошные стрессы после этих клиентов и разборок в судах.

Вот и теперь она молчала, чувствуя, как улетучиваются покой и умиротворение, которыми она наполнилась за один день и две ночи жизни в Луговой. Там было хорошо. Там был птичий гомон, запахи цветов и мяты, шершавый малинник, куда Анна Николаевна пустила её попастись на только что созревшей малине. Там были рыжий петух и пёстрые куры, гулявшие на соседнем участке, и толстый щенок, которого таскали ребятишки, подхватив под коричневые лапы. И он висел у них в руках покорно, болтая этими своими лапами и показывая розовый круглый живот. А потом они отпустили его на землю, и щенок, тявкая, стал бегать за детьми, будто играя в пятнашки. А малина, крупная и прохладная, переспело сыпалась ей в подставленную ладонь, и нужно было заглядывать в серединку каждой ягоды, потому что иногда там сидели какие-то мелкие козявки, и их нужно было сдувать. А петух был похож на султана, который важничал среди своего гарема. А куры-жёны не обращали на него никакого внимания, им было интереснее рыться в траве и склёвывать добычу.

Время там шло совсем по-другому, и Людмила даже не удивилась, когда и вечером Аркадий не отозвался на звонки на домашний и мобильный номер. Она приняла как дополнительный подарок ещё одну ночёвку в «мансандре» под стрёкот сверчков, ещё одно утро с птичьим гомоном и криком соседского «султана». В десять часов утра Людмила дозвонилась, наконец, до Аркадия, сообщила, что у неё неприятности и чтобы он её дождался дома – рассказывать подробности по чужому мобильнику и за чужой счёт ей было неловко. Взяла у Анны Николаевны тысячу рублей, которую ей, оказывается, оставил Игорь. И сначала на электричке, а потом, от Савёловского вокзала, на такси, потому что войти в метро ей было равносильно смертной казни, добралась, наконец, до дома.

– И почему ты мне сразу же не позвонила? – бушевал муж.

– Потому что не хотела тебя зря беспокоить. И потом, у меня всё украли: и мобильник, и документы, и деньги, и ключи.

– Так, теперь нам ещё и дверь менять, – сделал вывод муж. – А ночевала ты эти две ночи под каким забором?

Объяснять мужу про Игоря и дачу на Луговой было опасно. Он и так невзлюбил этого мастера и в тот раз, когда Игорь чинил им смеситель, минут пять выговаривал ей за дверью злым шёпотом, что надо быть последней идиоткой, чтобы привести в дом проходимца, нанятого по объявлению в метро.

– Я у сослуживицы ночевала, у Лидуши, – соврала Людмила.

– У к-какой Лидуши? – поперхнулся Аркадий.

– У Епифанцевой, ты её не знаешь.

Незнакомая Лидуша Епифанцева показалась Аркадию достаточным аргументом, чтобы успокоиться, и он сменил гнев на милость

– Ладно, корми меня.

– Ой, Аркаш, а я ничего купить не успела! – спохватилась Людмила. – Ты подождёшь, я быстренько в магазин сбегаю?

– Подожду, – смилостивился муж и пошёл к себе в кабинет к компьютеру.

Бродя меж полок ближайшего к дому супермаркета и планируя прикупить для ужина курицу с горошком, Людмила вдруг поняла, что обижена. Обижена на Аркадия, обижена впервые за весь срок их семейной жизни! Это чувство было для неё внове. Она всегда знала, что с мужем ей повезло. Что он лучше неё знает, как их семье жить. Он привёз её в Москву, он уберёг от слишком ранних родов, убедив прервать беременность, последствие их той, самой первой, ночи. Он помог ей перевестись в московский вуз, он советовал, что читать, смотреть и где бывать, чтобы поскорее превратиться в москвичку.

Она очень старалась и расти, чтобы соответствовать, и приспосабливаться к его характеру, потому что с детских лет точно знала: первая задача жены – поддерживать мир в доме. Старалась, совмещая учёбу в институте с уходом за супругом. Впрочем, тогда за Аркадием ухаживали сразу три женщины из их московской коммуналки на Пятницкой: Людмила, свекровь и Варвара. Одной бы ей тогда с обслуживанием мужа, требовавшим каждый день свежую сорочку, выглаженные брюки и что-нибудь вкусненькое на ужин, было не справиться. Аркадий уже тогда вовсю показывал характер, вопя по любому поводу так, что было слышно соседям в коридоре. Вопли пережидались всеми троими: Людмила терпела, потому что жена, свекровь – потому что сын удался весь в покойного мужа, Варвара – чтобы не нарываться.

Через шесть лет, Людмила как раз окончила институт и учила своих первых первоклашек, свекровь серьёзно заболела, а ещё через полгода – померла. Но за эти полгода их коммуналкой в центре Москвы успела заинтересоваться риэлторская компания, которая расселила всех по отдельным квартирам. Варваре досталась однокомнатная квартира на улице Лобачевского, им с Аркадием – «двушка» в Новых Черёмушках, где и началась их отдельная семейная жизнь. Теперь Людмиле уже одной приходилось справляться с обиходом. Впрочем, какое-то время им помогали её родители. Отец приезжал на новоселье и довёл до ума их новую квартиру. Тогда жильё ещё сдавали с отделкой, сразу пригодным для заселения, но всё равно в новостройке находилась уйма поводов приложить руки: форточку разбухшую подтесать, плинтус щелястый подбить, розетки, которые в первую же неделю вывалились из панельных стен, укрепить, балкон застеклить, чтобы сквозняков не было. Между делом отец помогал и по хозяйству – на рынок мог сбегать за продуктами или полы помыть. И Людмила была ему за эту помощь благодарна: сама она просто разрывалась между школой и домом, уставая до тошноты и головокружения.