Анатомия предательства, или Четыре жизни Константинова

– Да, я встречался с ним три раза, – вставил Константинов.

– И не смогли его опознать ни по одной из представленных Вам фотографий, – добавил генерал, – а посмотрите вот эти.

Генерал вынул из кармана несколько фотографий и разложил их на столе.

– Извините, у меня что-то со зрением, я не могу на таком расстоянии.

Генерал кивнул Александру Александровичу, тот взял фотографии и подошёл к Константинову поближе. Это были три изображения одного и того же человека. Внимательно присмотревшись, Константинову показалось, что этого человека он знает. Взял одно фото в руки, начал внимательно рассматривать его. Да, это, без сомнения, был Владимир Петрович. Правда, вид у него был другой. Какой-то шикарный, что ли, независимый. Респектабельный иностранец, это было сразу заметно и по причёске, и по костюму.

– Да, это он.

– Кто?

– Владимир Петрович. Больше я ничего о нём не знаю. Он назвал себя корреспондентом.

– Не удивительно. Это резидент одной из разведок, сотрудник посольства.

– Мы его задержали? – спросил Александр Александрович.

– Увы, подполковник. У него дипломатическая неприкосновенность, и он недавно покинул страну. Но давайте вернёмся к нашему институту. Вы продолжаете утверждать, что Вам никто не помогал в сборе шпионской информации?

– Мне никто не помогал, – ответил Константинов.

– Подполковник, давайте свидетеля, – резко сказал генерал.

Александр Александрович подошёл к столу и нажал кнопку. Дверь открылась, вошёл караульный: «Пригласите, пожалуйста, свидетеля Агафонову», – караульный вышел. Константинов побледнел, и у него вспотели ладошки рук. Это не могло укрыться от проницательных глаз генерала.

Через мгновение в кабинет вошла Оля. Она была испугана и не сразу заметила Константинова, сидящего в метре от стола. Оля нервно оглядела кабинет, затем увидела его, побледнела, губы сжались, и она зарыдала.

– Юра, Юрочка, – со всхлипом произнесла она, – боже, что это? Я не верила тому, что говорили в институте. Я не могла в это поверить. Скажи, скажи, пожалуйста, что это какая-то чудовищная ошибка. Ты почему молчишь?

Константинов не знал, можно ли ему говорить, посмотрел на генерала и Александра Александровича. Генерал сидел на своём месте, руки сложены на груди, он внимательно смотрел на Константинова и Олю. Александр Александрович отошёл к окну и смотрел в пол.

– Оленька, милая Оля. Это всё чудовищно. Я не могу ничего поделать.

– Юра, скажи, что это неправда.

– Оля, я не могу ничего тебе сказать.

– Так это правда? – тихо произнесла она.

– Да, – выдохнул Константинов.

– Это не может быть правдой, ведь я тебя люблю. Ты не мог этого сделать. Тебя, наверное, оклеветали? Тебя кто-то заставил?

Константинов опустил глаза в пол, он не мог смотреть на Олю.

– Будем считать, что приветствие старых друзей закончено, – громко сказал генерал, подполковник, продолжайте вести допрос.

Александр Александрович отошёл от окна, подошёл к столу и нажал кнопку вызова. Через пару секунд в комнату вошёл конвоир: «Принесите, пожалуйста, два стула», – сказал ему Александр Александрович. Через минуту тот вернулся, принеся два стула. Александр Александрович взял их. Один поставил у стены напротив Константинова, другой поставил сбоку у стола. Сел на него. Пододвинул к себе бумаги. Взял чистый бланк допроса.

Это была не первая очная ставка Константинова. Были встречи практически со всеми сотрудниками лаборатории, с охранниками института и даже с руководством. Процедуры жутко неприятные, когда приходилось при бывших сослуживцах рассказывать вновь и вновь о своём предательстве. Видеть их глаза. Одни смотрели на него с презрением и ненавистью, другие с сочувствием и непониманием того, как их товарищ, для многих старший товарищ, смог совершить это. Но сегодня было другое. Напротив него сидела Оля, женщина, которая была небезразлична для Константинова.

После общих вопросов, к которым Константинов уже привык, пошли вопросы по существу.

– Ольга Ивановна, как так могло случиться, и заметьте, неоднократно, что гражданин Константинов не возвращал секретные документы по окончании рабочего дня? Почему Вы своевременно не сообщили об этом своему начальству? – подключился к допросу генерал.

– Вы понимаете, Валентин Григорьевич, Юрий Иванович очень увлечённый работой человек. Он мог просто не обратить внимание на часы. Дело в том, что библиотека первого отдела работает только до восемнадцати часов, а Юрий Иванович, он мог заработаться допоздна и не успеть вовремя сдать литературу.

– Я понимаю, – перебил её генерал, – что можно не успеть один раз, два раза, но если подозреваемый не успевает сдавать систематически, то это Вас, как сотрудника, прошедшего специальную подготовку, должно было насторожить.

– Да, совершенно верно. Поэтому я каждый раз делала замечание Юрию Ивановичу и просила сдавать документы вовремя.

– Гражданин Константинов, сколько раз Вы оставляли документы у себя и не сдавали их в библиотеку? – продолжал генерал.

– Я не помню, раза три или четыре. Понимаете, у нас была напряжёнка со временем и мне часто приходилось задерживаться на работе, а без документов и чертежей делать было нечего. Руководство торопило с выдачей результатов.

– И Вы каждый раз забирали документы себе домой и делали с них фотокопии?

– Юра, ты выносил документы из института? – вскрикнула Оля, – я ведь тебе говорила, если не успеешь вернуть, то закрывай их в свой сейф.

– Нет, забирал документы только тогда, когда получал указание от дяди Коли, – ответил Константинов генералу. На Олю он не смотрел.

– Ольга Ивановна, – генерал повысил голос, встал из-за стола и подошёл к ней, Оля тоже хотела подняться, но генерал крикнул, – сидеть! Вы Ольга Ивановна совершили должностное преступление и за него ответите. Но я хочу сказать больше, Вы участница преступной группы.

– Да как Вы смеете, – вдруг вскричал Константинов.

– Молчать! – крикнул генерал, – я смею назвать Вас, Ольга Ивановна, предательницей и изменницей Родины.

Константинов опешил. Это было ужасно. Он, как бы ища поддержки, посмотрел на Александра Александровича. Тот оторвался от бумаг, лицо его побледнело, и он пристально смотрел на генерала. Руки мелко дрожали. Генерал широким шагом подошёл к столу и сел на своё место.

– И сколько ещё сотрудников института также получали секретные документы и не возвращали их вовремя? – тихо спросил генерал, а затем добавил, – я вскрою всю вашу шпионскую организацию. Вы, гражданин Константинов, являетесь организатором этой сети, а Вы, гражданка Агафонова – его пособницей.

Константинов глянул на Олю, она была совершенно растеряна, губы плотно сжаты, сидит прямо, глаза превратились в щелочки. Генерал встал и пошёл к выходу: «Подполковник, продолжайте». Александр Александрович тоже быстро встал и вышел вслед за генералом. В комнату вошёл конвоир. Оля сидела на стуле и смотрела на Константинова. В глазах застыл немой вопрос. Он не смог вынести её взгляда и согнулся, уперевшись локтями в колени, глаза смотрели в пол. На них навернулись слёзы. «Боже, какой ужас. Олю за что? Как им объяснить, что она ни при чём? Позор! Позор! Из-за него пострадает женщина, которую он любил», – мысли метались в его мозгу. Ему было бесконечно стыдно перед ней.

Александр Александрович вернулся минут через пять. Он был очень взволнован, это было видно даже через его напускное спокойствие, но глаза – они говорили о борьбе, которая шла внутри. Руки тоже не находили себе места на столе. Константинов распрямился и смотрел прямо на него.

– Так, продолжим, – спокойным голосом начал Александр Александрович, – Ольга Ивановна, Вы запомнили вопрос генерала? Сколько ещё сотрудников института брали секретные документы и не возвращали их вовремя?

– Я так сразу не могу ответить на Ваш вопрос. У нас более ста человек имеют допуск к секретной литературе. Мне нужно просмотреть журналы, вспомнить.

– То есть Вы хотите сказать, что записи в журнале не соответствуют действительности? Сотрудник мог не сдать литературу, но Вы тем не менее делали запись, что сдал вовремя?

– Да, – тихо ответила Оля, – если утром, когда начальница Первого отдела проверяла журнал, там не было отметки о том, что литература сдана, она наказывала нас.

– Всё понятно. Это тема для отдельной беседы. Вас освободили от работы?

– Да, правда, я сейчас взяла отпуск. Вы меня арестуете? – её губы вновь задрожали.

– Нет, оснований для Вашего задержания у меня нет. Только прошу Вас никуда не выезжать из города, Вы нам понадобитесь. А теперь можете быть свободны, – Александр Александрович нажал кнопку вызова на столе, вошёл конвоир. – Проводите свидетеля.

– Вот такие вот дела, Юрий Константинович, – медленно произнёс Александр Александрович и посмотрел в окно.

– Что будет с Олей? – тихо спросил Константинов.

– Не знаю. В лучшем случае будет наказана за нарушение инструкции.

– А в худшем?

– Я сказал – не знаю. Не от меня зависит.

– Этот генерал – Ваш начальник?

– К счастью, нет, – Александр Александрович нажал кнопку звонка. – Уведите, – сказал вошедшему конвоиру.

В камере Константинов не находил себе места. «За что, за что это досталось Оле? Она ни в чём не виновата. Нужно что-то делать, Оля не должна пострадать. Виноват только я один и никто больше», – мысли в голове путались, он не мог найти выхода из ситуации, которую сам же создал. Константинов понял, что генерал готов посадить и Олю, сделав её соучастницей преступления. Ему нужно было разоблачить всю шпионскую сеть, хотя Константинов понятия не имел, кто ещё в институте мог помогать дяде Коле. А Оля, Оленька, которая его любила, он это чувствовал уже давно, но опасаясь за себя, не позволил развиться чувствам и сблизиться с ней.

***

Он помнил, тот зимний день, когда Оля подсела к нему за столик в институтской столовой.

– А у нас сегодня праздник, – весело сказала она.

– Какой? Пятница? – улыбнулся он.

– Нет. Нам выдали годовую премию.

– Понятно. Поздравляю. А нас, кажется, прокатили, – хмуро ответил Константинов, – работаешь, работаешь весь год, как проклятый, а потом очередная неудача на испытаниях и вот тебе – премии не будет.

– Но ведь ты же не виноват?

– Виноват, не виноват. Кто будет разбираться. Наказали всю лабораторию. Они думают, что работа должна состоять только из одних удач. Так не бывает. Бывают и провалы. Особенно если на испытания ставят незавершённую систему. В надежде, а может, всё пройдёт? А с чего оно получится, если система ещё не готова? – возмущённо сказал Константинов и ударил ладонью по столу.

– Юра, упокойся. Нельзя так близко всё принимать к сердцу.

– Понимаешь, я говорил Анатолию Васильевичу, что нужно доказывать руководству, что мы не готовы к испытаниям. Но куда там?

Они замолчали. Константинов смотрел на Оля, она на него.

– Юра, у меня предложение. Давай сегодня мою премию отметим.

– Вообще-то, можно. Давай вечером куда-нибудь зайдём, посидим.

– В кафе не хочу. Поедем ко мне. Я приготовлю что-нибудь вкусненькое.

– Не знаю. Это, наверное, неудобно.

– Что за глупости. Очень даже удобно. Тем более что Антона мама сегодня забирает к себе на выходные. Они в цирк пойдут.

– Хорошо. Пять минут седьмого я буду ждать в сквере.

– Договорились.

Встретившись, они не пошли на остановку, а решили немного пройтись. По дороге зашли в продуктовый магазин. Константинов купил бутылку грузинского вина и коробку конфет. В цветочном киоске купил букетик гвоздик и подарил Оле.

– Юра, ну зачем ты тратишься. Это ведь у меня премия.

– Всё нормально, Оленька. Зарплата хорошая, живу один. Могу себе позволить купить цветы красивой женщине, – ответил Константинов.

Затем они сели в автобус и поехали к ней.

В холодильнике у Оли лежали готовые отбивные. Видимо, Оля заранее приготовилась к сегодняшней встрече. Их осталось только поджарить. Константинов сел чистить картофель на гарнир. Словно продолжая начатый разговор, Оля сказала: «Да, не повезло Вам с Начальником лаборатории. Я слышала, что он чей-то протеже. Кто-то за него просил директора института».

– Ну тогда понятно, почему меня задвинули, а его назначили.

– Юрочка, это не твоя недоработка. Всё было решено уже давно. Девочки в библиотеке всё знают. Анатолия Васильевича принимали на работу с условием, что он станет начальником лаборатории. И будь ты, хоть семи пядей во лбу, назначили бы его. Для этого даже отправили на пенсию Леонида Парфёновича.

– Но это же не справедливо, это, в конце концов, гадко, – воскликнул Константинов.

– Справедливость, Юрочка, бывает не всегда, – Оля улыбнулась и добавила, – я слышала, что Ваш Анатолий Васильевич ещё тот ловелас. Ни одной юбки не пропустит. Ты не замечал ничего такого в лаборатории?

– Оленька, поверь, мне некогда заниматься ничем, кроме нашей системы. И то, как видишь, не очень успешно.

– Да это я так спросила. Просто однажды случайно услышала разговор двух Ваших девушек из лаборатории. Одна говорила другой, что Анатолий к ней пристаёт, проходу не даёт. И предложил с ним переспать. Иначе уволит, а если согласится, то премию будет получать. Представляешь, какой подлец.

– Ну я не знаю, насколько всё это правда, но на него похоже. Очень он вокруг молоденьких сотрудниц вертится. То за плечо погладит, то за задницу.

– И глаза у него, как у блудливого кота.

– В глаза к нему ни разу не заглядывал, – хохотнул Константинов, – а что, он и к тебе неровно дышит?

– Попробовал бы. Я бы ему такой поворот устроила. Да и стара я для него.

Константинов почувствовал, как у него что-то защемило внутри. Вот оно, недостающее звено в цепочке его предательства. Почему он продался иностранной разведке. Много всяких факторов сложилось в принятие этого решения. И одним из них, может, даже основным, была его ненависть к Анатолию Васильевичу.

– Юра, что случилось? Ты чем-то расстроился? – видимо, Оля заметила его смену настроения, – из-за своего начальника? Не стоит он того.

– Это точно. Вот его предшественник, Леонид Парфёнович, это был человек. Настоящий учёный.

– Да, сталкивалась я с ним. Приятный дядька. Жаль на пенсию отправили.

«Господи, что я здесь делаю? Почему я пришёл к этой женщине? Ведь предложение поужинать у неё дома, оно достаточно двусмысленно», – вдруг подумал Константинов. После ужина с вином она предложит ему остаться на ночь. И он останется. Но зачем? Что это им даст? Да, она ему нравится, даже очень. Но завязать с ней отношения – это очень опасно для него. Это верный путь к провалу. Побывав в его квартире, рано или поздно придётся пригасить её и к себе. А там полно контрольных меток. А если она начнёт разглядывать его книги на полке? Она ведь может их сдвинуть и тогда тайник заблокируется. Чужих в квартиру пускать нельзя, об этом неоднократно говорил ему дядя Коля.

– Юра, ты где? – Оля привлекла его внимание, – ты задумался о чём-то? Ужин готов, открывай вино.

– Да, Оленька, извини. Работа не даёт покоя.

Он разлил вино по бокалам. Оля разложила еду по тарелкам. Отбивные были хороши. Допивая бутылку вина, Константинов всё думал, как ему проститься с Олей и уйти, не обидев её. Оля положила свою ладошку ему на руку: «Юрочка, ты чем-то загружен? У тебя всё хорошо?»

– Оленька, милая Оленька. Ты прости меня, но я у тебя не останусь. Мне нужно уйти. Поверь, я к тебе очень хорошо отношусь, но между нами не может быть ничего. Ты меня совсем не знаешь.

– Юра, я тебя знаю и вижу, что ты меня тоже любишь. Почему мы не можем быть вместе?

– Оленька, возможно, всё изменится. Но не сейчас. Пойми, я не могу воспользоваться твоей любовью, а потом уйти. А остаться с тобой я тоже не могу. Прости.

– Юра, останься со мной хоть на эту, одну-единственную ночь. А потом уйдёшь.

– Не надо, Оленька. Ты мне очень дорога, чтобы я воспользовался твоей слабостью. Был прекрасный вечер, не нужно портить его. Расстанемся как друзья. Мне очень хорошо с тобой.

– Мне тоже, – на её глазах показались слёзы, – но раз решил идти, иди. Спокойной ночи.

– И тебе.

***

И эту женщину он поставил под удар. Что-то нужно делать, говорить, доказывать, что Оля не виновна. Но что? Как он может доказать, что её единственная вина заключается только лишь в том, что она не запретила Константинову оставлять у себя секретные документы? Не написала рапорт своему начальству? Если бы она сразу сообщила начальнице Первого отдела, что Константинов не сдаёт вовремя документы? Его бы вызвали «на ковёр», «пропесочили» как следует, лишили премии и этим бы всё закончилось. Ему было бы нечего передавать дяде Коле, и возможно, на этом бы и закончилась его шпионская карьера. И не было бы тюрьмы, не было суда. Но что было, то было. Назад не вернуть. Единственное, что теперь требовалось – это спасти Олю. Помочь ему в этом может только Александр Александрович. Как понял Константинов, у него не очень хорошие отношения с генералом. Как он представился? «Генерал Тимофеев Валентин Григорьевич». Кажется, так. Он не начальник Александра Александровича. Значит, он начальник другого управления. Скорее всего – контрразведки. А Александр Александрович следователь следственного управления. Это Константинов помнил из протокола. «Старший следователь по особо важным делам следственного управления КГБ СССР подполковник Петров А. А.», – было напечатано на «шапке» протоколов. И если генерал горит желанием разоблачить всю шпионскую сеть в институте, не важно, есть она или это плод его фантазии, то у Александра Александровича задача совершенно другая. Ему необходимо собрать материалы и доказать виновность Константинова. Со следователем он знаком уже более трёх месяцев. Сложилось впечатление, что Александр Александрович порядочный человек и он не будет делать врага из невиновного человека. А вот генерал Константинову сразу не понравился. Тот может.

***

Через несколько дней после очной ставки с Олей произошёл ужасный случай. Константинов спал, когда вдруг его разбудил стук замка. Камера открылась, и в неё вошли трое. Один был конвоир, его Константинов знал. Двое других были в штатском, и Константинов видел их впервые.

– Встать, – громко сказал конвоир, – на допрос.

– Какой допрос, уже за полночь? – тихо спросил Константинов. Ему вдруг стало очень страшно.

– Отставить разговоры, руки, – прикрикнул конвоир и защёлкнул наручники на руках.

Его вывели из камеры. Конвоир остался стоять у двери, а двое в штатском повели его. Один держал Константинова за наручники, другой молча шёл сзади. Всё время на допрос отводил его конвоир, а сейчас было что-то неправильное. У Константинова дрожали ноги. Его вели не туда, где всегда проводил допросы Александр Александрович. Они долго шли по коридору, прошли мимо лестницы, по которой они обычно поднимались на другой этаж. В конце длинного коридора была ещё одна лестница и они начали спускаться по ней. Вошли в другой длинный коридор. Он был плохо освещён, лампочка была всего одна. По обоим сторонам были двери камер. У одной из них они остановились, идущий сзади подошёл и открыл её. В камере горел яркий свет. Он на мгновение даже ослепил Константинова. Пред ним стоял стул. За ним простой стол и три стула. Окна в камере не было. Один их сопровождающих кивнул Константинову на стул. Он сел.

– Значит, так, Константинов, нам нужно чтобы ты рассказал, спокойно и внятно, о своей шпионской деятельности в институте. С кем был связан, с кем сотрудничал? Всё по порядку. Чем быстрее ты это сделаешь, тем быстрее вернёшься в свою камеру досыпать, – сказал один из них. Лица было видно плохо – сильно слепила лампа, висящая прямо перед Константиновым.

– Я всё это уже много раз рассказывал следователю, – тихо ответил Константинов, – а где Александр Александрович?

– Александр Александрович? Будет позже. А пока ты нам всё расскажешь.

Один из них поднялся и подошёл к Константинову. В руках у него было вафельное полотенце. Он зашёл сзади и внезапно накинул его на шею Константинову. У него от неожиданности спёрло дыхание. Он не мог вздохнуть, а полотенце ещё сильнее сжало горло. В глазах помутилось, но вскоре полотенце ослабло, и он судорожно вздохнул.

– Тебе, сволочь, вопросы понятны? Или тебе нужно их ещё раз повторить? – мужчина подошёл к Константинову спереди, полотенце было намотано на кулак, и он со всей силы ударил его под ребро.

Константинов упал, ударился об бетонный пол лицом. Почувствовал, как из брови потекла кровь. Мужчина поднял его за плечи и усадил на стул. Затем полотенцем промокнул его лицо.

– Спрашиваю ещё раз, – спокойно начал тот, который сидел за столом, – с кем ты ещё сотрудничал в институте? Фамилии, должности. Чем быстрее всё нам расскажешь, тем быстрее закончится допрос.

Константинов сидел на стуле, у него тряслись ноги и руки. Страх парализовал его мысли. Он ничего не мог понять. Что ему отвечать? В голове крутилось только одно: «Оля, Оля. Как защитить её?»

– Встать! – громко крикнул сидящий за столом и подошёл к Константинову.

Тот с трудом поднялся, сильно болело под ребром. Кровь по щеке скапывала ему на рубашку. Стоящий перед ним со всей силы ударил Константинова прямо в солнечное сплетение. Он согнулся пополам, в глазах потемнело, ноги подкосились, но стоящий сбоку подхватил его и посадил на стул. В ушах стоял звон. Константинов ничего не видел и не слышал. «Боже, что происходит? За что? Он ведь всё рассказал следователю. Вообще – кто эти люди? Он ни разу не видел их», – мысли бились в его голове вместе с пульсом. Внезапно Константинов услышал, как открылась дверь позади него. Сидящие за столом резко вскочили. Вошедшего он не видел, так как боялся повернуться. Вскоре тот подошёл к столу и сел на стул за столом. Лица разглядеть из-за слепящего света Константинов не мог. Видел только олимпийку с белыми полосами по рукавам.

– Ну и что? – спросил вошедший. Константинов узнал голос. Это был генерал, который несколько дней назад присутствовал на очной ставке с Олей, – он что-нибудь рассказал?

– Молчит, Валентин Григорьевич, – ответил один из них.

– Молчит, значит, плохо спрашиваете, – грубо ответил генерал.

Он встал, подошёл к Константинову. Тот выпрямился и посмотрел генералу в глаза.

– Лёха, а что у него с лицом? – спросил генерал.

– Споткнулся, упал, товарищ генерал.

– А поаккуратнее нельзя, я же предупреждал.

– Виноват, товарищ генерал.

– Не хватало мне ещё разбираться с начальником следственного управления, – проворчал тот, – поднимите его.

Тот, которого генерал назвал Лёхой, подошёл и бесцеремонно, за шкирку, поставил Константинова на ноги. Генерал подошёл вплотную. Константинов весь сжался, ожидая удара.

– Гражданин Константинов, это твой последний шанс спасти свою шкуру. Другого не будет. Кто ещё в институте занимался шпионской деятельностью? Я никогда не поверю, что ты работал один и никого больше не знаешь.

– Я работал один и никого больше не знаю, – тихо проговорил Константинов.

– А как же Агафонова? – вскричал генерал, – она помогала тебе собирать информацию.

– Оля Агафонова ничего не знала о том, чем я занимаюсь.

– Хорошо, считай, что приговор ты себе подписал. А Агафонову мы взяли в проработку. Никуда она от возмездия не денется, – генерал резко повернулся и вышел из камеры. Константинов остался стоять.

– А нам что? – спросил Лёха у второго.

– А фиг его знает. Давай его назад в камеру, от греха подальше.

– Команды не было. Пойдём, пока перекурим.

Они вышли из камеры в коридор, дверь осталась приоткрытой. Константинов сел на стул и прислушался. Ему было хорошо слышно, о чём они разговаривали.

– Что-то шеф какой-то нервный, даже ночью приехал? Видимо, у него что-то не ладится с этим институтом? – спросил Лёха, – Серёга, ты что-нибудь знаешь?

– Ничего не знаю. Меня подключили, когда готовили задержание.

– Но как-то на него, этого Константинова, вышли?

– Да никак не вышли. Какой-то генеральский информатор сообщил, о том, что будет закладка в это время. Мы дежурили и не знали, кто придёт. Хорошо, что попали на этого мудака. А если бы взяли другого, кто выбрасывал банку, в которой ничего не было, то облажались бы по полной программе.

– Ты знаешь, я думаю, его свои же хозяева и сдали.

– С чего бы это?

– Работы в институте по изделию практически закончены, он им стал не нужен, вот и решили нашими руками его убрать.

– Не знаю? Это ведь рискованно, а вдруг бы он заговорил?

– Да ему сказать нечего. Кроме связника никого не знает.

Они замолчали. В камеру шёл дым от сигарет и у Константинова начало першить в горле. Он сдерживался, чтобы не закашлять, а то дверь могли закрыть и ничего слышно не будет.

– Лёха, а тебя к нам откуда перевели? Причём сразу начальником отделения.

– В четвёрке служил, но, сказали, у Вас людей не хватает. Меня и перебросили.