Некрасивая ёлка. Сказки

Племя Ле-До-Со обжиралось рыбой и мясом животных, добытых сыном своего племени, а кость не находилась. И, наконец, он подстерёг огромнейшего из самых огромных мамонтов и добыл крепчайшую из всех крепчайших костей, а затем сделал из неё иглу. Сделал и принёс невесте.

Это была очень хорошая, тонкая и острая игла. Люди племени Не-До-Со куда ласковее приняли настойчивого жениха. Они по заслугам оценили его упорство и поиски. Девушка наградила добрым взглядом возлюбленного. Но всё же хитрейший из всех хитрейших хитрецов племени недовольных сказал, что хотя игла достаточно тонка и остра, но она слишком ломка.

И юноша снова отправился на поиски. Он перебрал твердейшие из камней, гибчайшие из корней и сделал из них несколько пригоршней превосходных игл, каких не знавали в племени Не-До-Со. Однако же…

Однако же хитрейший из всех хитрейших хитрецов каждый раз находил изъяны в иглах, хотя и всё больше восторгался упорством юноши из племени Ле-До-Со, считая его более достойным женихом среди множества других. Но старик не мог победить в себе прирождённое недовольство и снова посоветовал искать лучший материал для иглы, которая будет достойна сшить свадебный наряд.

И тогда юноша отправился в дальнюю страну таинственных гор. В эту страну не отваживались ходить даже самые бесстрашные и пытливые сыны племени Не-До-Со.

Среди этих гор одни дышали огнём. Из них извергалось пламя и выбрасывались раскалённые камни, текли горящие реки. В другие горы небеса метали огненные стрелы, и стрелы были так горячи, что расплавляли камень.

Поселившись в стране таинственных гор, юноша заметил, что текущие из них огненные реки, остывая, отвердевают каким-то новым, незнакомым материалом, который ни на что не пригоден. Но находились и такие камни, которые не были похожи на своих собратьев. Их можно было сжимать, вытягивать из них полосы.

Особенно хороши были эти незнакомые камни на тех горах, куда небеса метали свои огненные стрелы…

Это было очень страшно. Но любовь сильнее страха. И влюблённый решил подползти к вершине горы, когда свирепствовали громовые небеса и огненные стрелы били в торчащие пики горы. И юноша увидел, как огненные стрелы, целясь в неизвестные ему бурые камни, заставляли слезиться их светящимися каплями. И эти раскалённые капли можно было плющить, мять, вытягивать, как капли смолы.

Но смола оставалась смолой. А этот неизвестный материал, остынув, становился тверже и тяжелее камня. Из него можно было сделать иголку. И она была сделана. Иголка оказалась тонка, крепка, остра и гибка. Теперь юноша уже мог вернуться и удивить людей племени Не-До-Со чудесной иголкой.

Но разве дело в одной игле? Влюблённый хотел большего. Влюблённый хотел назваться не только мужем дочери племени Не-До-Со, но и сыном и братом настойчивых, неуспокоенных, недовольных людей, открывающих новое, лучшее, счастливое. Юноша не был доволен малой иглой.

Прошло много дней и ночей. Были грозы и бури. И каждый раз небо выбалтывало тайну рождения нового материала, равного которому ещё не знал ни один человек на земле.

И настал день, пришёл час, когда юноша, исхудавший, усталый и очень счастливый, вернулся родным сыном племени Не-До-Со.

Он подал иголку хитрейшему из хитрецов и посоветовал не прибегать больше к хитрости, потому что даже мудрейший из всех мудрейших мудрецов не назовет материала, из которого сделана новая игла.

И пока шился свадебный наряд невесты, жених рассказал о таинственных горах и показал людям, как можно из бурого камня выплавлять огнём чудеснейший из всех самых чудесных материалов и делать из него не одни лишь тончайшие иголки, но и острейшие топоры, зубастые пилы, крепчайшие свёрла и многое, очень многое другое, что нельзя сделать из дерева, камня и кости.

И всё племя мудрых, пытливых, ищущих, настойчивых, трудолюбивых людей, увенчивая чело жениха венком признания, назвало его своим прославленным сыном. А мудрейший из мудрейших мудрецов племени Не-До-Со сказал:

– Как бы ни называлось то многое, что будет делаться из материала, ещё не получившего названия, все эти вещи, изделия, инструменты навсегда сохранят имя иголкиных братьев.

И он не ошибся.

Прошли годы, века, тысячелетия. Новый материал, из которого была сделана счастливая иголка, каждый народ назвал по-своему. Наш народ дал этому материалу звонкое имя – металл.

Теперь этого важнейшего материала выплавляется столько, что самый недовольный из всех недовольных племени Не-До-Со не поверил бы своим собственным глазам, увидев клокочущие озёра чугуна в плавильных печах, искрящиеся стальные реки сваренной стали. И даже самый настойчивый из всех настойчивых людей Не-До-Со не сумел бы пересчитать сестёр и братьев первой иголки.

Да сумеешь ли пересчитать и ты её металлическую родню? Разве это только топоры, пилы, ножи, ножницы, вилки, коньки, скобки дверей, гвозди, шурупы, писчие перья… Разве её родня только то, что первое приходит в голову?

А не бегут ли иголкины братья и сёстры могучими локомотивами по железным дорогам, не разрезают ли гладь морей, став огромными судами; не подымаются ли ввысь быстрокрылыми самолётами; не вырабатывают ли нам электрический свет, не помогают ли они нам ткать, копать, шить, пахать, убирать урожай? И делать всё, что делали некогда только руками? Разве заменившие теперь руки машины и станки не кровные иголкины братья и сёстры?

Едва ли найдётся такая книга, такой художник, который сумеет нарисовать хотя бы десятую долю иголкиных родственников. Какой же счастливой оказалась игла, порождённая любовью, и как прекрасна любовь, породившая настойчивость, неуспокоенность, пытливость людей, открывших новый материал!

И об этом прекрасном материале написано сказок едва ли не больше, чем у иголки братьев.

Светло и радостно

Сбежав, как по лесенке, по клавишам пишущей машинки, сказки со всех ног кинулись к своему первому читателю и ценителю. Они торопились к Леониду Теракопяну, который заботливо и проникновенно, как никто, умел разговаривать с книжками и рукописями. Он так чутко прислушивался к каждому, кто в них живёт, что они открывали ему свои тайны и сокровища. А он открывал им их будущее. И сказанное сбывалось. Писатель, проверяя сердца людей, долго выбирал для своих сказок такого кудесника. Скромного и правдивого, мудрого и молчаливого. Когда он с улыбкой возвращал Евгению Андреевичу прочитанную сказку, можно было не сомневаться в судьбе счастливицы. Сказки знали от своих старших сестёр и братьев, как безошибочно их первый читатель определял цену сказке, как дорожил его мнением писатель. Именно этого и боялась «Некрасивая Ёлка», помня, как больно ей было видеть сказочника, когда Леонид мягко предложил не спешить и отложить на время «Лиственницу». Так и пылится её знакомая сказка в шкафу. Забытая и никому не нужная в папке с грустным названием «Несостоявшиеся». Нет, лучше уж быть непрочитанной сказкой, чем вновь видеть его несчастным. Не каждая сказка удаётся. И окажись его любимица Ёлка не такой, как задумана и видится писателю, – что тогда! От переживаний и заболеть недолго.

И Ёлка решилась: «Потеряюсь во взрослом журнале». Пробралась, затаилась: «Здесь-то уж не найдут, до чего ловко придумала!» Да только для сказки ценны не хитроумные выдумки, но чудесная добрая правда. И хотя в жизни сказочная правда иногда не сбывается и зовётся мечтой, она людьми не забывается. Разве что совсем пропащими, никчёмными. А сказочник не мог забыть дорогую ему сказку и повсюду искал рукопись. Наконец беглянка попалась.

– Да вот же она, Лёня, в твоей статье затаилась.

Началось чтение – неторопливое, вдумчивое. Ёлка, дрожа каждой иголкой, чувствует, карандаш что-то зачеркнул. Зажмурясь от страха, она не видит, что в рукописи исправляются опечатки. «Будь что будет», – и приоткрыла один глаз. Леонид снял очки, и Ёлке показалось, что он вытирает не их, а слёзы… «До чего человека довела», – сокрушаясь, закачалась до самой верхушки. И тут, как на горе, услышала: «Ничего не понимаю». В дверь заглянул сказочник. Что это? Ёлка чуть не в обмороке, а Леонид, ласково водя рукой по страницам, тихо делится с ней: «Видно, кто-то до меня читал и по заслугам оценил тебя, моя хорошая… Печально, что Евгений Андреевич разуверился во мне… Какие, однако, лестные слова, жаль не мои, – сказал со вздохом и громко прочёл Ёлке – Очень хорошие страницы, которыми можно и нужно восторгаться, но нельзя повторить и перенять». Сказочнику всё стало ясно.

– Чудо ты наше расчудесное, это же о твоей статье я написал, я – о поразившем меня твоём умении. А ты думал… Нет уж, первым читателем ты у меня был и навсегда останешься… – сказал Евгений Андреевич, входя. – А сказка мне и самому нравится. Её напечатают, но потом… наткнёшься на тупой топор или ржавую пилу. Спилить не спилят, а кору надсекут. А как её сберечь?

– О том и речь. Сами знаете, горе-критики не переводятся. Не лучше ли не их, а солнышко слушать. Оно же вам всеми цветами радуги улыбается, да и тридцать сказок за себя говорят.

А сказочник ему: – Но одна-то засохла, как малышка-лиственница у забора. Поливали её, землю рыхлили, лесной почвы добавляли. Не помогло. Пропала.

Леонид поглядел за окошко и загадочно улыбнулся:

– А кого ж вы ненаглядным деревцем называете? Я ведь ничего тогда из питомника не приносил. На солнышке ожила она. Сами сказали, свету ей не хватило. Вот я и добавил…

– Понял я твой совет, и про свет и про сказочный лазарет. На днях к тебе не простая, «Двойная лиственница» пожалует. Вылечу и до дела доведу. Сказке ведь тоже солнечный свет нужен…

– …и не без сказочной доброты автора. В «Ёлке» её много… Сказка нашлась, мы радуемся, а дети слыхом не слыхали про то, что «в датском говорящем лесу росли говорящие деревья». Скорее звоните на радио. Звоните, а мне с одним из них потолковать надо. – И к Ёлке: – Не куксись. Пиши лучше приглашения гостям.

– Кому? – удивилась Ёлка.

– Я давно обдумал, кого приглашать, да хозяйки не было.

– А куда их звать?

– В новую прекрасную книжку.

– Так ведь и её нет.

– Будет. Ты знай пиши, гостей созывай. А я тем временем прикину, как их получше разместить. «Иголкины братья» будут рады встрече с «Принцем в голубой короне». «Пастух и скрипка» звонче прозвучат, играя для «Первой улыбки». «Дедушке Само» с «Фокой…» есть что вспомнить, чем других порадовать.

Сказочное чтение – отменное угощение. «Волшебные краски» и «Мыльные пузыри» во всех книжках с тобой неразлучны будут. Звонкий колокол вас крепко сдружит. Далеко его бархатный звон из «Сказки о большом колоколе» разносится. У кого уши чуткие, и с дальнего конца стола что надо в нем услышат. Ну «Тайну цены» – в центр стола. Из простой глины вылепилась, ракушками началась, до корня всех ценностей-драгоценностей добралась. И место ей на виду, Пусть для всех «Тайну цены» раскрывает.

– Хорошо, когда друг дружке помогают, – откликнулась Ёлка. – Но как они узнают, кому где сесть? Тем более что хозяйки нет.

– Теперь есть. Вот же она передо мной. Заглавная сказка – «Некрасивая Ёлка». Разве я тебе не сказал название книжки? К тому же им поможет художник. Он каждую наделил своим рисунком-зеркальцем, в котором сказки отражаются и продолжаются.

Вот что рассказала Некрасивая Ёлка о появлении книжки, которую ты держишь в руках.

А давняя рукопись «Некрасивой Ёлки» по-прежнему хранится в отличной статье журнала между строк о неповторимом, потому что они относятся и к ней. Снова прав оказался её первый и удивительно скромный читатель. Конечно, именно так можно и нужно говорить о задумчивой Ёлке. Всем от неё светло и радостно, как от солнышка.