Настоящие стихи с цитатами. Зачем писать стихи, когда есть лошадь?

Городская тема

По городу иду – герой Ремарка,Все также, как обычно я иду,Но вот в чем дело – выпали запчасти,Машину завести я не могу.Запчасти сердца стоят подороже,Ведь их легко на трассе потерять,Открыл окошко – тачка ненароком,Тебя обрызгала, как будто так должна.Зашел я в бар, в тот самый, у дороги,Напился кальвадоса, коньяка..Романтик я со странною душою,– Люблю тебя. Одну. Издалека.

«За квартиру в Москве убивают…»

За квартиру в Москве убивают,За талант ничего не дают,Только деньги сейчас все решают,У кого деньги есть, тот и крут.Но не будем решать за богатых,Им и так на душе тяжело..Если стих измеряется в лайках,То не ставьте мне ничего.Лучше буду я нищим поэтом,Чем такую славу иметь,Кто сказал мне за стих «спасибо»,Говорю им «спасибо» в ответ.Вот и все, что хотела сказать я,Не поэты лавры берут…За квартиру в Москве убивают,За стихи ничего не дают.

«Зачем носиться со-стихами…»

Зачем носиться со-стихами,Когда их можно не писать?Если не пишется – не надо,А пишется – так вдохновляй!Зачем носиться со-стихами?Везде на полках выставлять?Ведь если захотел ты славы,То поживи, как бомж сперва.Ты потаскай стихи сначала,Не где-нибудь, а на себе,Набей ты ими толстый ранец,Пройдись по матушке земле!И ты скажи себе устало, —Я в принципе и не поэт,Я просто странник, странник жалкий!Без Бога и стихов-то нет!И вот тогда ты, может, будешь,Как Пушкин, истину писать,Однако, не стремись к другому,В себя ты только гвоздь вбивай!Зачем носиться со-стихами?Они все сами прибегут,А что касается награды,Ты про нее совсем забудь.

Первый снег

Мне становится весело,Когда первый снег идет,И не понятно по времени,Сколько пробудет он.Вот он лежит на улицах,На черных с листвой мешках,Мокро и сыро становится,Обувь уже не та.Можно остаться и вымокнуть,Можно расправить зонт,Первый снежок, как лилия,Чуть покрывает газон.А, иногда, бывает,Будто пришла весна, —Первый снежок не тает,А исчезает едва.

Горьковское направление

Еду в электричке,Все мое, родное,Тамбуры гнилые,Вмятое оконце.Еду, улыбаюсь,Я, как бомж, в натуре,Ерофеев Веничка,Ездил также точно.Только он по пьяне,Да ещё влюбленный,Я же не такая,Мне никто не нужен.Еду в Храпуново,У меня там дача,В тамбуре стою я,Пахнет перегаром.

Памятник поэту

Стою у памятника я,А он глазеет на меня,Такой же вроде человек,Но замер он на много лет.По-моему, какой-то вор,То ли артист, то ли актер,Но ближе мне всего – поэт,Ведь у поэтов – силуэт.Я присмотрелась – точно он,Поэт с прекрасною душой,И как могла я опознать,Когда на сердце – благодать?Сама писала я стихи,Но этот – будто от тоски,Себя поэтом не зову,Не так я плачу, как могу.Я не люблю, как он, людей,Отчизну, Родину, друзей,Я не умею быть собой,Поэтом с праведной душой!Я просто некий силуэт,Который тут стоит сто лет,Который смотрит на себя,Так просто, что забыть нельзя.

«Из души тихонько достаю я…»

Из души тихонько достаю я,Только то, что за душу берет,Кто я, когда выйду в чисто поле?Кто я, когда манит небосвод?Я одна, в расстёгнутой рубахе,И туман, на башмаках стоит..Вся моя одежда не обманет,Что я в Бога верю, и хранит.Если же в сомненьях пребываю,Значит, недостаточно молюсь,Но бывает, как сейчас, в тумане,Ниоткуда будто все взялось.И тогда в невиданных соцветьях,Вижу я огонь и тишину —Паутинка, сотканная в свете,Объяснит мне, кто я, почему.

Каширское шоссе

Грохот улиц, машинная пробка,Ну, что я тебе говорил?Сядешь где-нибудь в парке в сторонке,И узнаешь всю канитель.А представь, что ты не в больнице,А работаешь в этом аду,Как ты рано встаешь с постели,Не мечтая о чем-то большом?Если б все так сложилось в жизни,Точно также, как у людей,Было б скучно себя увидеть,В водопаде прошедших дней.А теперь ты практически счастлив,Лучше жизни представить не мог,Только крутишься с боку на бок,Вспоминая прошедший урок.

Кутузовский проспект

Кутузовский проспект гремит,Не слышно грома,А я под зонтиком иду,Насквозь промокший.А друг мой рядом говорит,Пошли отсюда,А я иду, мне хорошо,На все мне пофиг.Пошли в кафе – он говорит,На что пойдем-то?!На самокате побыстрей,Проветрим жопу.Но мы пошли домой к нему,Ведь денег нету!Попили чай мы с имбирем,С наливкой, спиртом!Согрелись, так сказать, путем,И что же, друже?Кутузовский проспект гремит,Теперь снаружи.

«Одна я в камере…»

Одна я в камере,И вроде бы ниче,Сама с собою быть я научилась в меру,Но как же мне не сделаться волчком,Когда вокруг одни лишь только стены?Я научилась многому, увы,Но вот кому же передать свой личный опыт?Я книжку все пишу сама в себе,Ведь потому что кончились все ручки.Мне горько на душе,Но мне куда важней,Что я ещё вживаюсь в оболочку,Узнала много здесь я о самой себе,И я об стену больше не стучу башкою.Депрессия… Куда же без нее,Но я сама себя уже не знаю,Я стала тем, кем хочется в бою,Так умереть за Родину, сгорая.

Чем больше углубляешься в одиночество, тем больше расширяется внутренний мир, тем сильнее хочется выразить словами потенциально-экзистенциальное совершенство.

«Одна в трёхкомнатной квартире…»

Одна в трёхкомнатной квартире,Одна лишь строчка обо мне,Я жду, чтоб мне не позвонили,И санитары не пришли.Я жду, чтоб не пришел ребенок,И не сказал мне – Здравствуй, мам!Я получил опять пятерку,И в школе я не баловал.Я жду, чтоб распахнулись двери,Ах, да, конечно, я не жду!Не жду, что ты придешь, как прежде,И скажешь мне, что не уйдешь.Не жду, что жизнь пройдет так быстро,Что смерть придет ко мне с косой,Сижу в трёхкомнатной квартире —А я живая в ней ещё?

«На рюкзаке моем шеврон…»

На рюкзаке моем шеврон,Пришита волчья лапа,Я – волк, который одинок,Но добр и мудр, как в сказке.Я волк, который обошел,Всю землю на двух лапах,Но никого так не нашел,Кого любил когда-то.Но не уныл на это волк,В кулак он сжал всю лапу,Ведь к рюкзаку пришит шеврон,Кто сильный, тот с заплаткой.

«Волк – это просто волк…»

Волк – это просто волк,Никакого подтекста славянского..С одиночеством мирится он,А точнее, им наслаждается.

«Винсент Ван Гог отрезал ухо…»

Винсент Ван Гог отрезал ухо,Но не спроста, а надо так,Винсент Ван Гог был гениален,А потому была шиза.Он просто был художник славный,Он кистью звезды выводил,Никто не мог, как он, прекрасно,Всю душу выплюнуть в мольберт.Винсент Ван Гог горел от счастья,Когда в поля он выходил,Но только он писал напрасно,Никто его не оценил.Он также жил в условьях тяжких,Чтоб на себе все испытать,Любил людей он тех несчастных,Которых шахта забрала.И я пишу стихи, как прозу,И пусть за то в меня плюют,Зато я с сердцем и с любовью, —Багряный волк.

Алабино

Я к тебе не для развлечения еду,И не страшно мне ехать к тебе,Мы пойдем как всегда по тропинке,В долгожданный Алабинский лес.И там будет разрушенный замок,И бурьян чуть повыше него,Там когда-то балы устрояли,А теперь там почти ничего.Много было деяний здесь славных,Здесь и фильмы снимают порой,Только входишь в Алабинский замок,А как будто в небесный чертог.Дальше там протекает речушка,Есть Алабинский полигон,Электрички ходят в Калугу,Ну, а мы чуть пораньше сойдём.

Моя отдушина – Байкал

Моя отдушина – Байкал,Чуть что, туда я убегаю,И светит мне моя звезда,Что еду я опять за далью.Пусть далеко, но нет проблем,Я подниму вверх пальцем руку,Любовь моя не знает мер,Поэтому дорога любит.Я еду долго, не спеша,Куда спешить, покуда молод?Обычно я беру рюкзак,И на ремне свисает кукса.Палатку разбиваю в дождь,Костер я разжигаю в стужу,Сааган-дали с рахат-лукум —Я вспоминаю о хорошем.Конечно, не всегда легко,И в этом суть, и вся дорога,И если по пути взалкал,То жалок ты, почти ничтожен.Я представляю, как бегу,Безжалостно, вниз по ступенькам,Москва – Хабаровск – далеко,Сбежать я от себя успею.И слышен на площадке лай,Всегда похожий на дорожный,Моя отдушина – Байкал,Что и написано на роже.

Геолог

Искрится небо голубое,И лес зелёный в свете дня,Уходит с рюкзаком тяжёлым,Геолог с киркой на плечах.Вдоль водоемов, вдоль оврагов,Идёт он, не боясь зверей,Медвежьи видит он какашки,Но он не робкий человек.Я не скажу, какая местность,Одно я знаю, есть леса,Где на подошве слово Native,Не значится здесь никогда.Геолог в дневнике все пишет,Агат, кальцит и бирюза,И, главное, пирит не спутать,Ведь он, как золота слеза.На вечер он костер разводит,И долго-долго так сидит,И из своей железной кружки,Не чай он пьет, а чифирит.Геолог смелый по поступкам,Теперь он сьежился, как еж,Но то совсем не от испуга,А от того, что он замёрз.Костер потух, и постепенно,Заснул геолог под чифир,Рассвет коснулся торопливо,Геолог снова полон сил.

«Я прохожу, смотрю в окошко…»

Я прохожу, смотрю в окошко,И хочется туда попасть,Везде красивый кот в полоску,Такой же коврик и матрац.Всегда казалось там уютней,Чем то, откуда я ушла,Я прохожу, а за окошком,Сидят и пьют хороший чай.И свет такой от абажура,Чуть заглушает их тона,И я, как будто часть семейства,Стою зимой у фонаря.Я достаю большущий термос,Из небольшого рюкзака,И крышку с термоса снимая,Я наливаю кипятка.И также чай я пью с малиной,Стоя одна у фонаря —А снег под фонарем сверкает,Мне сахар добавляет в чай.

Только потом я поняла – телефон нужно было потерять, чтобы отсрочить время; от Димы уйти, чтобы завести знакомство с зэками, а, потом, получив информацию, встретиться с ним опять. Таких совпадений, вы скажете, не бывает, но я вижу всю логику дороги, и, в очередной раз, с кем-то не доехав до конца, попасть на ту самую единственную вписку в Хабаровске, чтобы потом все было идеально.

Меня зовут Дима, а Машу – Машей.

Я делала совершенно не то, что делали они. Да, я путешествовала, но путешествовала не автостопом. Когда я поднимала руку, чтобы остановить машину, передо мной раскрывалась вся карта, я чувствовала то особое свечение, что испытывала иногда во сне. Это особое свечение располагалось на водителей – они меня не трогали, оно распространялось на сами машины – они везли меня туда, куда мне было нужно. Вообще, все происходило так, как я сама себе мало представляла. Все было – ништяк.

Когда заканчиваются деньги, начинаются приключения – длинная дорога домой.

«Когда-нибудь уйду я в лес…»

Когда-нибудь уйду я в лес,И вселится в меня там бес,Зачем мне надо это все?К чему такое житие?Ты был такой же, как и все,Любил гулять ты по Москве,Потом вдруг в парки захотел,Но ты хотел быть там один.Не знаю, что произошло,Но нет тебя уже давно.(Кот умер, Несколько собак,Сбежали на повторный лад).Теперь – сидишь ты в тишине,И разве только что во сне,Ты видишь все соблазны мира,Как будто то святое миро,И Бога ищешь, как очки —Сегодня? Завтра?Буду жить?

Когда нас спрашивали, зачем мы путешествуем, мы говорили, что пишем книгу, скорее, как отмазу, чтобы только не говорить правду. А что я скажу? Зачем я поехала? Я поехала за знаниями и еще чем-то неизведанным и таинственным, чем-то таким настоящим, что всегда имеет смысл.

Чай

Люблю я чай,Сомнений нет,Его я крепко уважаю,Когда заварят мне чифирь,Я сахар в чай не добавляю,Я добавляю чуть вина,И, может быть, немного горя,Когда я чай допью до дна,Я стану вдруг сама собою.

Чай из мух

Сегодня я пью чай из мух,Заварка лучше, чем отвар,А мух не видно наверху,Лишь одна муха лапкой вверх.Заварка эта хороша,Когда болит твоя душа,Не постная заварка,А с сахарком – прекрасна.По осени ее творят,Чтоб меньше было мух в домах,На белых подоконниках,Но в чашечках фарфоровых.Я с подоконника беру,Один готовый экземпляр,И через ситечко его,Я добавляю в лучший чай.Теперь мой чай почти готов,Осталось только подождать,Когда та муха, что с окна,Взлетит со дна и скажет пить.Теперь совсем все хорошо,Мой чай прекрасен от начал,Я тот философ, что из мух,Себе придумал карнавал.

Кукса

Кукса – есть такая кружка,Деревянная подружка,Из Финляндии пришла,Корни русским принесла,Делают из капа —Дуб, береза, ясень…В путешествии она,Очень даже хороша:Ручка с двумя дырками, —На ремне подпрыгивает.Только я скажу, друзья,Пить вино из ней нельзя,Сушит сильно дерево,Когда много выпито.У самих же, у саам,Кружка эта есть, как дар,Дарят на удачу,Маленькому мальчику.С ней идет по жизни он,Соблюдая сей закон —На ремне подпрыгивает,Я шагаю весело!

Мишка

Мишка из Фикспрайса очень мне понравился,Стоит он не дорого, просто так валяется,Но я только сфоткалась с мишкой на прощание,Потому что денюжку на еду потратила.Горевала долго я, лучше б голодала…Мишку из Фикспрайса лучше бы я взяла,Он как вещь живая, тоже хочет в руки,Чтоб его жалели, и любили люди.Как пришла зарплата, думала куплю я,Но пришла за мишкой, мишки нету тута,Все их раскупили, повезли на дачу,Я одна без мишки у витрины плачу.

«Мне все – близки, и все – далеки…»

Мне все – близки, и все – далеки,Я – ухожу, они – кто как:Все, кто со мной – все одиночки,Все, кто одни – со мной никак.И, уходя, я плачу с горя,И, уходя, я не молчу —Смешно! Живот болит до колик,Смешно, как я заразно вру!Бывать – рукав слегка помятый,Бывать – расстегнут воротник,На одного – рюкзак с заплаткой,На одного – он чуть грубей.А что любовь? Одна лишь просьба,А что тоска? Какой-то бред,Я знаю, что любовь – искусство,Когда любви нормальной нет.

«Я долго привыкала к одиночеству…»

Я долго привыкала к одиночеству,Сначала я была всегда одна,Потом ходила с кем-то, чтоб приблизиться,Другое одиночество понять.Когда и с тем, с кем поняла я одиночество,Намного больше, нежели мое,Тогда, перекрестившись, вдруг увидела,Что путь мой к одиночеству далек.Казалось, по-началу, что не вниду я,Хоть я одна, но были мы вдвоем —Как хорошо, что я была невидима,А тот, кто был со мной, теперь с другой.И я лобзала старые иконы,И я хотела до конца понять,Какие в жизни могут быть законы,Чтоб жить всю жизнь, не зная всю печаль?И мне открылось. Я была на даче.Кроме дворняги, сторож был и я,Ходили мы на лыжах за дровами,А чай готовили, как раньше, на углях.

***

Я встретила многих на своем пути: Серегу, который прошел пешком от Питера до Владика, а потом на пенопласте поплыл на Сахалин; Максима, который ходил босиком и ел руками, потому что так приятно; попрошайку, который говорит, что зарабатывает так больше, чем заработал у себя дома; человека, который устроил революцию и разорвал паспорт (половина из них без паспорта), православного буддиста, который принимает на себя все обряды всех религий; тех, кто путешествует с деньгами, но больше нищеброд, чем те, кто путешествует без них – бродяг и менестрелей – да мало ли их! Я не была готова к таким подвигам – я хотела жить обычной размеренной жизнью, ничего не улучшая и не добавляя к ней (я ведь знала — я домашняя), но какой-то внутренний пошаговый инстинкт не давал мне покоя.

Меня бесили эти люди, которые могут ходить спокойно, сытые и довольные — поэтому я стала общаться с зэками — со всем этим сучьим отродьем – потому что я была такой же — как по этапам я ходила из одного федерального округа в другой, из одной республики в другую, с одного острова на другой. Я не знала, что мне делать, когда оказалась на самом краю — на острове Шикотан.

Когда я была маленькая, и мы ехали на дачу — при остановке — в пробке или на светофоре, я начинала плакать. И тогда я выбрала для себя — не останавливаться.

***

Первое, когда я выехала, это было одиночество, дикое, печальное. В том-то и прикол — меня все понимали, но стоило только мне остаться одной, надо мной все начинали смеяться. Я даже вспомнила диссертацию — одиночество, это всего лишь одиночество, и нет в нем ничего такого. Но я так не хотела, не могла. Для меня одиночество было все, оно было смыслом моей жизни, я не представляла себя без него, это — основа основ.

И, если я на какой-то момент вдруг переставала его ощущать, с кем-то пересекаясь подольше, я начинала чувствовать, что умираю. И тогда вот накатывало оно, это грубое, бесперсональное чувство, которое я любила, которое скрывала, и которым вожделела изо дня в день; ведь когда у тебя никого нет, ты-то из себя ничего не представляешь.

***

Менять попутчиков мне было легко. У меня к этому были особые способности, а может даже страсть. Когда я уходила от одного и находила другого, я вкладывалась в этого попутчика вся.

Таких, как они, — миллионы, — «перечисляются интернет-сети, запрещенные ныне РФ!

Я же — оставалась в стороне, сглатывая их индивидуальность, как удав.

А когда они уходили, я устраивала праздник, — залезала в палатку, застегивала москитку и наблюдала, пока не будет звезд.

«Звезды, — решила я, — это мои попутчики, звезды — это бродяги Дхармы».

Без моих попутчиков я была никто.

Я их боялась и застегивала палатку совсем.

***

Когда я путешествовала с Федей, я была бродягой, когда с Андреем – путешественником, когда одна, меняя попутчиков, я стала странником, ведь теперь, когда я ехала с кем-то, я все равно была одна.

М. я променяла на Нижний Новгород, С. на Магадан, А. На Алтай, Сахалин и Камчатку. Какой следующий будет город? Какое любимое имя?

…Ведь если мне кажут, оставайся, живи здесь, – то, что есть во мне сейчас, этого не будет. Только это знание, что я здесь не навсегда, дает мне столько энергии, такую полноту жизни.

***

Меня всегда беспокоил вопрос Почему мы здесь? Просто, чтобы потусить? Вряд ли.

А, может быть, жизнь дана нам для того, чтобы мы забыли о смерти? Совсем забыли, и о старости тоже. Жить всю жизнь — не проще было бы умереть, чем взять на себя такую ответственность?

***

Читатель-попутчик! Наконец-то я отправляюсь в путешествие нормально! Восемь лет, выпавшие из моей жизни, я решаюсь восстановить, чтобы те события, которые произошли в этот период, стоили той единственной фразы, ради которой и стоит жить — ради идеи жить дальше.

В самом деле, зачем писать? Неужели, потому что я написала слишком много и теперь не могу бросить? Ведь в дороге все пишут книги…

Несколько лет назад я поехала с человеком, который восемь лет живет в дороге, чтобы посмотреть, куда это приведет, стану ли я сама странником. Но только сейчас я поняла, ведь это я видела все со стороны — таких же, как он, уставших от жизни, от самих себя, – без цели они идут, куда понесут ноги. Неужели они искали истину, а не то, где переночевать, бесплатно попитаться? А когда собирались «такие» вместе, упаси Господи, назвать их путешественниками – все искали работу, чтобы не работать, жить, чтобы не жить. Настоящий путешественник между путешествиями путешествует, а куда двигались они? Когда они собирались вместе, каждый раскрывал карту и говорил «куда бы еще поехать», а на их лицах выражалась скука, которую, я, как человек, дошедший до Края, сумел разглядеть — идя не своим путем, я, наконец, оказалась на месте.

Куда он катится? К чему это приведет? Мне стало интересно – от первого и до последнего попутчика длился мой путь. Человек, живущий в дороге – это не путешественник, а бомж, проститутка — все те, кто не забывал ничего, но надеялся на многое. Ведь, как-то, я сама, долго думая, как жить дальше, ничего больше не придумала, кроме того, чтобы уехать. И потом, мне кажется, если я не допишу, то что-то произойдет.

«На зоне» личности, а в городе – народ…»

«На зоне» личности, а в городе – народ,Не разберёшь, на сколько, кто есть личность,И грустный ходишь, ты здесь одинок,И нет тебя, и нет других таких же…

«Встретила поэта я со странною душой…»

Встретила поэта я со странною душой,Как будто у поэта не может быть другой,Этот же – действительно, поэт из тех других,Которые неслыханно живут среди людей.И даже внешность схожая, видно, что сидел,«Белый ворон», книжечка, бросается на вид,Костюмчик тоже, «в шляпочке», как истинный пиит,Почти на Чарли Чаплина весь образом проник.Ходит одиноко в Московском он метро,Книжки предлагает, такие же, как он,Книжки чёрно-белые, как его душа,И цена великая, ведь в тюрьме писал.Значит, настоящие, как мои стихи,Только не Шаламов, только не мои…Книжки чёрно-белые, как моя душа,Через что прошел он, я уже прошла.

«Ты не один, кто-то орет за окном…»

Ты не один, кто-то орет за окном,Надо быть проще и думать, что ты ничто,Завтра опять один из таких дней —Когда умирать не хочется, а жить лень.

Квартирник

На подоконнике – флейтистка,В огромной комнате – камин,Он занимает много места,Но больше здесь всего – других.В стихах все сразу не опишешь:В прихожей обуви полно,Кто вышел, кто пришел, не знаю,По мне – так на одно лицо.Сказать – и вовсе без названья,Все знают друг о друге так —Кто с кем когда покурит травку,А кто когда с кем переспал.Меня привел такой же парень,Лет тридцать, странник, травокур,И хоть он веры православной,Но по религии – буддист.Он в шапочке традиционной,Как растаман – во всем цветном,И вечно темы переводит,Когда о вечном, о большом.Хотя он сам – большой природы,И ум в нем очень уж велик,Всегда со всеми в разговоре,Всегда со всеми и один.Не знаю, что с ним приключилось,Но стал юродствовать давно —Как только институт закончил,Поехал на Байкал пешком.Теперь он с книжкой – на дороге,Всегда с протянутой рукой,Его водители подвозят,Чтобы понять, кто он такой.А наш квартирник на подходе,Стоим в кругу и тянем «Ом»,И ничего не помогает,От одиночества кругом.

«После бурного секса взмокла…»

После бурного секса взмокла,Теперь гимн посвящу ему —Как кончать я люблю долго,Как не каждому я даю.Мне нравится все по порядку:Чтоб наручники были и кнут,На глаза партнеру повязку,На меня – колготки в сеточкуи высокий каблук.Под спину засунуть подушку —так куннилингус нежней,Я изгибаюсь кошкойДо твоих извращенных идей.За твою спину ноги —Обнимаю скрещенье ремней,Оставляя кровавые кроки,В страсти вдетых в тебя когтей.С тонким лезвием нож длиннее,разыграли в найфплэй игру —Кто похож из нас больше на зверя2:1 я пока веду.И подтеки на шее неровно,И развратый животный взглядТы сейчас мне такой покорный —Собираешь волосы в прядь.Я кричу – «еби меня, сука!Я тебя лишь только хочу,Хочу быть с тобой проституткой» —И быстрее еще дрочу.Позы все уже перебрали,Свет включили – сосками в окно,Чтоб соседи потом вспоминалиКак мы грязно еблись на трюмо.Завожусь в 69 быстро,Вещи рваные на полу..Разжигаю твою канистру,На коленях жарко в углу.Стыд – это скрыть инстинкты,6 оргазмов лучше стыда —Девиаций флюидные нити,Кто-то ебет хорошо,Какой он был молоток.А на следущий день скину —Всего одну смс —На его «люблю тебя»я отвечу —«Я тоже очень люблю тебя секс!»

«Кто-то ебет хорошо…»

Кто-то ебет хорошо,Кто-то нежности дарит больше,С первыми – хороша ночь,Со вторыми – остаток ночи.А вот когда чтоб так,Чтобы как-то совсем по-другому?Будто бы я не я,Будто бы ты – другое?Будто бы просто молчим,Будто бы просто друг с другом,А между нами – нить,А между нами – громы!Или когда вот так —Просто целуемся в губы,Ты – молодой кобель,Я – молодая сука.То, что совсем не к лицу,То, что совсем без названья,То, что почти как цветы,То, что почти как дыханье.

«Посуда не помыта, в комнате бардак…»

Посуда не помыта, в комнате бардак,Я слушаю Петлюру, Талькова и себя.Мои стихи размыты, а их увидел свет,Уйду я если рано, то тоже буду петь.Хоть что-то настоящее со мной произошло,Осталась в одиночестве, как же хорошо!Я буду удивляться, я буду жить для всех,Сама с собой сражаться, пропалывать редис.И только лишь однажды, быть может, возвращусь,Туда, где я бывала, но что-то не пошло…А этот стих не сложен – коровы на лугу,Пойду я вместе с ними пощипывать траву.

Шиза

Мне нравиться жить в шизе,Такой образ жизни есть,Ты ходишь сам по себе,Не знаешь о чем говорить.Ты ходишь, чтоб не упасть,Сидишь, чтоб не взлететь,Бездонный в глазах океан,Бездна в твоей душе.Ты ходишь мильоны лет,Ты ходишь туда-сюда,Шатаешься по Москве,Пишешь, что нашагал.Ты ходишь совсем один,Ибо – в глубокой шизе…Шиза у меня одна,Я у шизы один.