Белый олень. Часть 1. Дочь севера

Сергей смахнул с лица пот левой рукой, правая была занята, стискивала ручку управления. Это были первые полеты, и он вдруг стал отчетливо понимать, что летать ему, видимо, не дано. Курсант не мог удержать машину в горизонтальной плоскости, как ни старался. На координированную работу органами управления не хватало ни рук, ни ног, ни глаз, ни внимания… Сергей начинал следить по компасу за курсом, откуда-то появлялся крен. Пока он убирал его неверными движениями ученика, создавался крен обратный и сразу же начинал уходить курс, или того хуже, изменялась высота. А кроме пилотирования надо было еще держать радиосвязь, внимательно прослушивать эфир, заполненный десятками голосов, вести визуальную ориентировку, сличая пролетаемую местность с картой, уложенной в специальный минипланшет, пристегнутый к ноге выше колена.

Словом, первые полеты разочаровали Сергея. Шипова только вздыхала, глядя, как он мучается, но выводов пока никаких не делала. Но курсант видел, что она им недовольна. Вот и сейчас, в пилотажной зоне, Сергей отрабатывал элементы техники пилотирования, затылком чувствуя критичный взгляд Шиповой.

– Теперь будем садиться, – голос инструктора настраивал его на последнее усилие. – Следуем в район третьего разворота с курсом обратным посадочному. Запоминай ориентир – стык двух дорог, это и есть место третьего… Та-а-ак, полоса в левом траверзе, идем к четвертому развороту. Всё, мы на посадочном курсе. Следующие действия: выпускаем шасси. Есть, зеленые индикаторы горят. Скорость устанавливаем сто тридцать, выпускаем тормозной щиток. Проводим контроль оборудования кабины и запрашиваем посадку.

– «Тренаж», я ноль восьмой, на прямой, шасси выпущены, законтрены, зеленые горят, к посадке готов, – кое-как выдавил курсант стандартную фразу.

– Посадку разрешаю, ноль восьмой, я «Тренаж», – голос руководителя полетов.

Сергей судорожно сжал рукоятку газа, медленно стягивая ее назад.

– Направь нос самолета под торец полосы… Да не в торец, а под торец, или ты не слышишь меня?! С таким углом планирования перелетишь посадочные знаки и выкатишься в поле!

Сергей чуть двинул ручку от себя, торец посадочной полосы тотчас же отдалился.

– Высоту выравнивания видишь, Романов? – голос Шиповой заставил его почему-то глянуть на землю прямо перед собой, что категорически запрещалось.

– Вижу.

– Не верти головой, смотри строго под тридцать градусов влево, иначе потеряешь пространственную ориентацию! Плавно и быстро добирай ручку, не то грохнешься!

В это время Як жестко ударяется колесами о землю и довольно высоко подпрыгивает. Сергей запоздало рвет ручку на себя, вместо того, чтобы зафиксировать ее, дать машине «просесть» и после этого досадить. Самолет еще несколько раз взбрыкивает, но скорость гаснет, и он в конце концов приземляется.

– Прикозлились! – облегченно произнесла Шипова. – Я специально не стала вмешиваться, чтобы ты увидел, чем опасно низкое выравнивание и медленный ход руля высоты. Освобождай полосу, очередной борт посадку запросил, а мы тут растележились!

Як, шелестя винтом и гася скорость, бежал по земле. Сергей съехал с полосы, неоправданно резко затормозил, выключил двигатель. Отстегнув парашют, выбрался из кабины, обессиленно сел на траву. Шипова опустилась рядом, некоторое время молчала, давая курсанту отдохнуть, потом спросила насмешливо:

– Ну что, реальные полеты посложнее будут, чем тот, в классе-ангаре?

Сергей удрученно молчал, глядя себе под ноги.

– Ты стихи, любишь, Сергей Александрович?

– Какие еще стихи? – недоуменно воззрился он на нее.

– Авиационные… – ответила Шипова, гася усмешку. – Поэзия, конечно, не ахти какая, но суть нашей деятельности отображает довольно точно, так что послушай, глядишь, на пользу пойдет. Медленно и раздельно, она продекламировала:

«Прилетели, мягко сели,

высылайте запчастя':

элероны, лонжероны,

фюзеляж и плоскостя'!»

Именно так может закончиться низкий подвод и грубая посадка. Сегодня ты устроил настоящего «козла»! Да еще и не простого, а скоростного, прогрессирующего, самого опасного.

Она долго о чем-то размышляла, потом спросила негромким доверительным голосом, располагающим к откровенной беседе:

– Что для тебя самое трудное, Сергей? Скажи, не стесняйся, попробуем разобраться вместе. Я-то вижу твои ошибки, но важно, чтобы ты сам умел их находить, – в ее словах слышалось неподдельное участие, и курсант ощутил, как напряжение начинает покидать его.

– Я, товарищ командир, сам уже стал кое-что понимать. Вот сегодня заметил, что при выходе из штопора не полностью вернул рули в исходное положение, поэтому и перешел в пикирование. Потом, на петлях, вы ничего не говорили, а я-то видел, что координации никакой – всё шиворот навыворот… Не хватает меня на все это, понимаете? Вроде знаю, что и когда надо делать, а все равно не успеваю, – Сергей снова опустил голову, глухо проговорил. – Не дано мне, видно, летать, вот в чем главная причина, другие скоро самостоятельно полетят, а я…

– Если б только ты один… – задумчиво проронила Шипова.

– Кто еще подобный неуч?

– Никто. Просто мысли вслух… – ушла она от ответа.

– А-а-а… Я-то думал, что один такой.

– Да что ты заладил: такой да сякой, самолюбие есть у тебя?! – взорвалась Шипова. – Ты ведь воевал, со смертью в обнимку ходил, себя-то уважай, ветеран Романов!

– На войне всё проще – в тебя стреляют, и ты в ответ стреляешь. Все зависит от того, кто это делает лучше и быстрее… А что касается самолюбия, то у меня его предостаточно, да только не получается ничего, сами же видите, – Сергей в сердцах хлопнул шлемофоном о траву.

– Вот это уже хорошо! Раз начал злиться, толк будет. Не бойся разозлиться на себя, это иногда помогает. А теперь послушай меня: летал ты сегодня плохо, прямо скажем. Но зато лучше, чем вчера. Главное: начинаешь замечать и анализировать ошибки, все было сказано по делу. А раз так, то научишься их исправлять, вопрос только во времени… Твой главный недостаток – неправильное распределение внимания. Для того, чтобы точно держать машину в воздухе, надо знать простую формулу: «капот – горизонт – «авиагоризонт» – высотомер – компас». То-есть, посмотрел на естественный земной горизонт, соотнес положение капота самолета по отношению к нему и запомнил это. Затем перевел взгляд на главный пилотажный прибор авиагоризонт и проконтролировал по нему свои визуальные данные: крен и танга'ж. После этого глянул на высотомер, отследил высоту. Далее – взгляд на компас, чтобы проверить заданный курс. Не забывай смотреть и на вариометр, старайся, чтобы его стрелка была на нуле, что соответствует горизонтальному полету. А уже после этого надо проверить показания работы двигателя: давление масла и топлива, температуру головок цилиндров. Итак, запомни правило и вбей его в свою голову навечно: «Визуальное пилотирование по земному горизонту и постоянный контроль полета по пилотажным приборам». Вот и всё! – Шипова встала, несколько раз согнулась в поясе, разминаясь, потом вся потянулась вверх, привстав на носках. Расслабленно уронила руки, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула и, повернувшись к мрачному Сергею, шутливо ткнула его носком ботинка в бок. – А за то, что заныл, дала бы я тебе по шее да не имею права.

Он лишь тускло усмехнулся, а Шипова продолжала:

– Короче так, сибирячок с берегов Байкала, крылья не опускать и не ныть. Летать ты будешь, я в это верю. Только попотеть придется, даром ничего не приходит. И еще запомни: на посадке головой не верти! И самолет развалишь, и сам убьешься, – летчица немного помолчала, было заметно, что она формирует какую-то мысль, но не решается ее озвучить. Поколебавшись, все же сказала. – Буду предельно откровенна, курсант Романов. Знай, что в твоем случае ничего быстро не получится. Поэтому прикажи себе максимально сконцентрироваться и настроиться на долгую рутинную работу, – она шагнула к Яку, обернулась. – Ну, где там твой дружок Кленов? У него еще три круга сегодня, – пилотесса ловко вбросила свое гибкое тело в кабину, привычно накинула на плечи лямки парашюта.

***

Галдит знакомыми голосами перегруженный радиоэфир летного училища:

– «Тренаж», я ноль двадцать шестой, занял седьмую пилотажную, работаю самостоятельно! – уверенный бас Лехи Курбе'ко… «Тренаж», я два ноля третий, треугольный маршрут выполнил, разрешите снижение и заход по схеме самостоятельно, – низкий баритон курсанта Князева… «Тренаж», я полсотни пятый, прохожу поворотный пункт Звонарёво самостоятельно, расчетное время прибытия одиннадцать двадцать, борт – порядок! – гундявый тенорок старшины Логинова.

Сергей озлобленно и одновременно завистливо усмехнулся: ВСЕ – САМОСТОЯТЕЛЬНО!!! ВСЕ!!! Даже этот недотёпа Ванька Логинов, общеизвестный эскадрильский чудак, летит самостоятельно! Да уже многие летают самостоятельно, уверенно встают на крыло, а он, Серега Романов всё с «мамочкой»-поводырём. Почему кому-то дано летать, а ему – нет? В чем причина, черт побери?!

Тщательно скрывая гнев, спросил как-то Шипову:

– Товарищ командир, когда мне-то доверите самолет? Все вроде уже получается.

– Это ты точно сказал – «вроде»… – пилотесса задумчиво стряхнула пепел с сигареты. – А мне надо, чтобы не «вроде», а так, как требует КУЛП! Выпускать брак не в моих правилах. Работай, старайся, жди, настанет и твое время…

***

Прошел месяц изнурительных, чем-то даже мучительных тренировок, истекал другой. С каждым часом, проведенным в воздухе, Сергей стал ощущать, что воздушная машина становится все послушнее. Шлифовочные полеты, этот последний этап перед самостоятельным вылетом, прошел почти без замечаний. Но только он и Шипова знали, какой ценой и каким временем это было достигнуто…

И вот, наконец, наступил его первый день самостоятельной работы в небе. С утра Сергей слетал с Шиповой несколько контрольных кругов с посадкой, после чего она передала курсанта на проверку командиру звена Егорову. Выбираясь из кабины, ничего не сказала, лишь напоследок ободряюще глянула в глаза. И Сергей прочел в ее взгляде то, что должен был прочесть: «Все будет хорошо!».

Собравшись внутренне и настроив себя на рабочий лад, он повел машину на взлет, ощущая огромную меру ответственности перед своим пилотом-инструктором. Но, кажется, все пока складывалось хорошо, потому что после первой безукоризненной посадки Егоров приказал Сергею съехать с полосы и выключить двигатель. Выбравшись из кабины, пристально посмотрел на курсанта:

– Все нормально, только направление после посадки держи точнее. А так отработал без замечаний. Сам-то полетишь, полностью уверен в себе?

– Уверен, товарищ командир!

– Ну, тогда колёса в воздух! Только поспешай медленно. И не старайся слетать лучше, действуй так же, как и со мной. – Егоров выбрался из кабины и, не оглядываясь, зашагал по направлению к стартовому командному пункту.

Заняв исполнительный старт, Сергей непроизвольно оглянулся: задняя кабина была непривычно пуста – он находился в самолете один. Теперь только сам мог взлететь, сам обязан и вернуться на землю. Чуть посидев с закрытыми глазами, чтобы успокоиться и максимально собраться, запросил:

– «Тренаж», я ноль восьмой, к самостоятельному взлету готов.

– Самостоятельный взлет разрешаю, ноль восьмой, я «Тренаж».

– Понял, взлетаю! – как ни старался курсант скрыть волнение, голос его все же дрогнул. Но взревел двигатель, застучали колеса по грунту, и навстречу глазам Сергея стремительно понеслась черта горизонта, поросшая стеной высоких деревьев. Скорость нарастала с каждой секундой, машина просилась в небо, и курсант осторожно потянул ручку управления на себя. Як тотчас же перестал дрожать, его колеса повисли в воздухе. Это был полет, и от ощущения неуемной радости Сергей на несколько секунд словно обмер.

Он уже набрал приличную высоту, когда услышал в наушниках шлемофона насмешливый, но дружелюбный голос руководителя полетов:

– Шасси убирают на пяти метрах.

Сергей поспешно схватился за кран «выпуск-уборка».

Десять минут полета над аэродромом по прямоугольному маршруту-«коробочке». Десять минут испытания воли, мужества, мизерного приобретенного мастерства. Десять минут власти над покорившейся, наконец, небесной птицей, власти над небом, власти над самим собой. Сдвигая ручку управления вперед, Сергей медленно приближал самолет к земле. Выйдя на посадочную прямую, прибрал обороты двигателя, чуть взял ручку на себя, гася скорость. Есть, сто тридцать. Теперь винт на малый шаг, чтобы «облегчить» его и тем самым приготовиться к уходу на второй круг, если возникнет необходимость. Теперь шасси. Щелчок, погасли красные, вспыхнули зеленые лампочки на приборной доске – шасси вышли из гнезд, встали на замки. Самолет вздрогнул, дал просадку. Теперь тормозной щиток… Есть, выпущен! Самолет тотчас же «вспух», закачал крыльями, теряя скорость. Курсант мгновенно добавил мощности двигателю, стрелка указателя оборотов пошла вперед. Что еще? Сергей внимательно осмотрел арматуру кабины: тормозная гашетка свободна, давление масла и топлива в норме, только немного упала температура головок цилиндров. Значит, надо прикрыть створки капота. Пора запрашивать разрешение на посадку. И вот уже подошла высота выравнивания – машина была в посадочной конфигурации. Теперь энергично, но очень плавно, ручку управления на себя. Это движение должно быть единым и точным. Як плавно коснулся земли, легко побежал, медленно опуская нос. Сергей дал газ, может быть, немного резче, чем это требовалось, и, парируя бросок машины педалью руля поворота, съехал со взлетно-посадочной полосы. Выключив двигатель, он некоторое время сидел неподвижно, вслушиваясь в потрескивание остывающих цилиндров. Сдвинув назад фонарь кабины, медленно стянул кожаный шлемофон и тотчас же услышал дружный стрекот кузнечиков, ощутил, как раскаленные солнечные лучи хлынули на него сияющим потоком.

Всё было то же самое, что и десять минут назад: так же зеленела трава, так же, едва ощутимо, ласкал лицо легкий ветерок, но тем не менее в мире, окружающем сейчас Сергея, было что-то иное, совершенно новое, нежели перед полетом.

Он отстегнул привязные ремни, встал в кабине Яка, но тут же снова опустился на тугую подушку спасательного парашюта, втиснутого в чашку сиденья.

Командир звена Егоров подошел к Евгении Шиповой, улыбнулся:

– Поздравляю, Женя, – произнес он негромко. – Поздравляю от всей души. Всё наконец-то свершилось… Какой это у тебя по счету?

И внимательно всматриваясь сквозь стеклянный купол вышки стартового командного пункта в выражение лица своего курсанта, идущего к ней с докладом, Шипова сказала:

– Это мой сорок третий, Саша… Сорок третий… – повторила она задумчиво и сама, не зная почему, грустно, затем повернулась навстречу Сергею, поднимавшемуся по крутой лестнице.

–Товарищ пилот-инструктор, курсант Романов выполнил первый самостоятельный полет, разрешите получить замечания? – он четко оторвал руку от шлемофона и стоял по стойке смирно, с напряжением ожидая ответа командира.

Шипова дружески положила ладонь на его плечо:

– Замечаний нет, все хорошо, можешь отдыхать, пилот Романов.

Короткое слово «пилот», она подчеркнула с видимым удовлетворением.

***

Вечером, когда село солнце и по лесостепи неслышно поползли сумерки, Сергей вышел из палатки. До отбоя было еще больше часа, и он медленно побрел по пробитой в высокой траве тропинке. Хотелось побыть одному, подумать – сегодняшний день был переполнен эмоциями. Срезав гибкий прут, он машинально сбивал им головки полевых цветов. Прошагав с километр, повернул направо, направляясь к озеру, затерянному в кустах – излюбленному месту курсантов, бегающих сюда купаться. Пройдя еще немного, Сергей почувствовал запах дыма, а затем увидел на берегу крошечный костерок, возле него кто-то сидел. Под ногой внезапно треснула ветка, и человек оглянулся. Это был Максим Кленов. Сергей опустился рядом с ним на траву.

– Чего это тебя на природу потянуло, гуран?

Максим не ответил. Обхватив руками колени и опустив на них подбородок, он недвижно смотрел на огонь. В его тоскливом взгляде отражалось угасающее пламя.

– Да не заболел ли ты часом? – Сергей тронул его за плечо. – А, Макс?

Тот тяжело и прерывисто вздохнул:

– Да, я заболел, старик, только моя болезнь не лечится…

– Любая лечится, ты это брось, говори прямо, что случилось?

Максим поднял голову, взял несколько камешков, кинул по одному в озеро, стараясь попасть в разбежавшийся круг воды.

– Моя болезнь редкая, – глухо прозвучал его голос. – Называется она – «высота выравнивания самолета». Не слышал о такой?

– Помешался на полетах, что ли?

– То-то и оно… Не вижу я эту самую высоту, хоть тресни! Из всех посадок раза два-три сам сел, да и то под бдительным контролем мамочки. Только об этом пока знаем я и Шипова… Да вот теперь ты.

– Эт-то новость! – Сергей удивленно сдвинул берет на затылок. – Почему ты раньше-то молчал? Лично я не скрывал, когда у меня были серьезные проблемы, делился с тобой… Что, в самом деле не видишь высоты начала выравнивания?

– Именно! – Максим нервно изломал сухую ветку, швырнул ее в огонь. – Не вижу, и все тут. Я уже почти всю программу по кругам отлетал, а воз и ныне там. На пилотаж времени почти не осталось. Мама все надеется, что полечу, поэтому не докладывает начальству, понимает, что никто не позволит зря горючку жечь. Если, это дойдет до «комода», тут же отчислит по летной неуспеваемости, – голос Максима дрогнул.

– Да, всё так, – согласно кивнул Сергей. – Казак мужик конкретный, церемониться не будет… – А ты пробовал при посадке на желтый круг смотреть, который от вращения винта образуется? Помогает ориентироваться по высоте – мамин рецепт.

– Ты про желтые концы лопастей? Конечно пробовал, все равно не вижу ни хрена.

– Та-а-а-к… – протянул Сергей и спросил. – Я могу тебе чем-нибудь, помочь, Макс?

– Нет! – категорично отрубил тот. – Я уже всё перепробовал, а этой проклятой высоты выравнивания так и не вижу. Никак не могу ее поймать, хоть убейте!

– Все он перепробовал… Ты это брось, парень! Я вот только сегодня самостоятельно вылетел, тоже ничего не получалось, самолет не мог удержать в горизонте, таскало по небу как… фиалку по проруби. И ты полетишь, может, только попозже. Нужно лишь поверить в себя, собраться и перестать хандрить, – Сергей ободряюще положил ладонь на плечо друга. – Так что, колёса в воздух, гуран! – применил он расхожую училищную присказку.

– Колёса в воздух, тоже мне советчик… – Максим обреченно махнул рукой. – Шипова поди не первого меня учит, а толку?

– Всё пойдет, вот увидишь, только не надо опускать крылья, ты еще всех за пояс заткнешь, – Сергей встал. – А сейчас потопали в лагерь, скоро вечернее построение.

Глава 8

Однажды был парковый день, и техник самолета проводил с помощью курсантов регламентные работы по обслуживанию двигателя и чистке фюзеляжа. Пользуясь вынужденным перерывом в полетах, Шипова еще с вечера уехала в город.

– Ну что, подается? – озабоченно спрашивал пожилой авиатехник у Сергея, по плечи залезшего в поднятый капот самолета.

– Никак! – надсадно пыхтел тот, нажимая на торцовый ключ и стараясь вывернуть из цилиндра свечу зажигания. – Пригорела, зараза!

– Дай-ка я сам, – техник нетерпеливо похлопал курсанта по спине. – А то, не дай божок, свернешь ей башку, потом высверливать придется, – он с нескрываемым удовольствием окинул взглядом сильную фигуру Сергея, обнаженную по пояс.

– Погоди, Семеныч, еще разок попробую, – тот поглубже надвинул на цоколь свечи трубчатый ключ, потянул. На загорелой до черноты спине взбугрились мощные канаты мышц. Заскрипев, свеча, наконец, повернулась. Сергей облегченно вздохнул, спустился со стремянки и тщательно вытирая тряпкой руки, измазанные черным отработанным маслом, произнес:

– Ну и работенка у вас, Петр Семенович, днями напролет на жаре или на морозе под самолетом стоять… Руки то в бензине, то в масле… Аромат, спасу нет.

– Так оно и есть, – улыбчиво кивнул тот, соглашаясь. – Сказано ведь: жопа в масле, хрен в таво'те, но зато в воздушном флоте!

– Гы-гы-гы! Ха-ха-ха! – разноголосо заржали парни. – А что такое – тавот, Семеныч?

– Про солидол слышали что-нибудь, оболтусы? – вопросом ответил Семеныч, веселый добродушный матершинник, любимец третьей летной группы. – Тавот, это один из его сортов… И чему вас, засранцев, только учат?

Раздавшийся громкий треск мотоцикла прервал его монолог. Все оглянулись. Мелькая за деревьями, на большой скорости неслась красная «Ява». Приложив руку ко лбу, Сергей всмотрелся. «Ява» остановилась у КПП, оставив руль, с нее сошла Шипова, ее место занял мужчина, сидевший до этого сзади. Она подала ему ладонь, он что-то говорил ей, улыбаясь. Потом запустил двигатель, включил передачу и «Ява» стремительно полетела по дороге.

– Опять ее этот привез… – почему-то ревниво пробормотал Сергей.

– Майор ВВС – это тебе не ца'цки-пе'цки! – уважительно произнес Максим, старательно натирая пробензиненной ветошью, закопченный фюзеляж под трубой выхлопного коллектора. – Я как-то раз видел их в городе, авиационная пара, ничего не скажешь – оба в летной форме, красавцы – глаз не оторвать!

– Ты не завидуй, а устраняй зазор между тряпкой и самолетом, это полезней, чем трепаться! – назидательно и, сам не зная почему, чуть зло посоветовал Сергей.

– А я что делаю? – тот удивленно глянул на него и стал еще усерднее натирать дюралевый лист.

– Драите? – спросила Шипова, подходя к стоянке и, как всегда, насмешливо улыбаясь. На ней были джинсы в обтяжку, узкая талия перетянута новеньким офицерским ремнем, коричневая летная куртка, неизменная синяя олимпийка с широкой белой полосой на вороте. Неторопливыми движениями она стягивала, палец за пальцем, тонкие кожаные перчатки. Сняла мотоциклетную каску, подняв голову, посмотрела в небо, как бы прикидывая: полетать, что ли?

– Как дела, Петр Семенович? – поинтересовалась она у техника, высунувшего из-под капота измазанное моторным нагаром лицо.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Бойё – юноша, парень, молодой мужчина (эвенк.) Здесь и далее по тексту примечания автора.

2

Ама'ка, амика'н – медведь, дедушка (эвенк.)

3

1 Арги'ш – караван вьючных оленей (эвенк.)

4

Бухлёр (бухулёр) – густой бульон с крупным кусками мяса дикого животного (забайкальск.)

5

Сокжой – дикий олень. Встречаются особи с совершенно белой шерстью (эвенк.)

6

Тангара' – у народов Севера – добрый дух, сказочный богатырь (эвенк.)

7

Гура'н – самец косули. Интересна его реакция на костер – безбоязненно подойдя на довольно близкое расстояние, он словно ругает его. Гуранами также именуют коренных забайкальцев, жителей пограничной с Китаем Даурии.

8

Ортодро'мия – линия кратчайшего расстояния между двумя точками на земной поверхности, пересекающая меридианы под разными углами (авиатермин).

9

КУЛП – курс учебно-летной подготовки, рассчитанный на все годы обучения.