Игра на грани фола

Джули Дейс

Игра на грани фола

Плейлист

Zella Day – Hypnotic

The After’s – Sunrise

Selena Gomez – Same old love

Olivia Rodrigo – Traitor

Hollywood Undead & Imanbek – Runaway

Halsey – You should be said

The Score – Born for this

Selena Gomez – Kinda Crazy

UNSECRET feat. Erin McCarley – Feels Like Falling

The Score – Survivor

Bishop Briggs – Champion

Глава 1. Виктория

Когда отец приглашает в кабинет и предлагает присесть, я знаю, чего ожидать.

Он хочет втянуть в авантюру.

Он жаждет победить.

Он не играет по-честному.

Он идет ва-банк.

Если говорить откровенно, на войне все средства хороши.

Нет, я вовсе не пешка в отцовских руках. Соглашаюсь добровольно и не захожу дальше положенного. Я готова помочь, потому что театральный кружок требует отточенного мастерства. Я играю с парнем, внушая, что он – любовь всей моей жизни, а отец является одним из моих пособников. Парни вовсе не страдают, когда «все кончено». Более того, разрыв является уважительной причиной уйти в отрыв, ведь для затягивания сердечных ран требуется дюжина легкомысленных девчонок и алкоголя. Они получают слова соболезнования. Мы получаем победу. К тому же, все парни были теми еще придурками, которые получили по заслугам. Я воздала должное и отомстила за каждую девушку, поверившую сладким речам. И ни с одним не дошла до стадии третьего свидания, которое подразумевает секс. По статистике, именно третье становится тем самым роковым.

Три.

Подумать только. Всего три свидания, которые завершаются бурным сальто в кровати.

Я плюхаюсь в кресло, расправляю плечи и позволяю отцу выложить план.

– У Гилмортов новый капитан.

Удивительно, и как я не догадалась?

Старшая школа Гилморта, располагается на другом конце города, из-за чего встречи с ее учениками случаются крайне редко. Она всегда была главным противником. Пересечения обычно начинаются с драки, ею же завершаются независимо от местоположения. Дружишь с противником – становишься изгоем. Встречаешься с противником – тоже изгой. Любое взаимодействие – и ты предатель. Правила распространяются на всех, в том числе на меня. Я действую крайне осторожно. Последнего капитана футбольной команды звали Логан Вуд, но засранец получил заветную шапочку выпускника и освободил вакантное местечко. Жаль, Логан являлся легкой мишенью. У парня слишком длинный язык и раздутое эго.

Сцепив пальцы в замок на столе, папа изучает меня карими глазами, которые так и не достались мне по наследству. В генетической лотерее выиграла мама: я переняла ее голубые. За его спиной расположился стеллаж с наградами, которыми, разумеется, гордится весь школьный совет. Не удивлюсь, если директор самолично протирает кубки, отчасти к достижению которых я приложила руку. К сожалению, я в данной игре что-то вроде шпионки, которая выполняет грязную работу: терпит болтовню идиота и улыбается.

– Кого они выбрали? – скучая, спрашиваю я и, перекинув ногу на ногу, бросаю взгляд за окно, где расстелилось футбольное поле.

– Коди Максвелл.

– Почему фамилия кажется знакомой?

– У них ресивер с такой же фамилией. Капитан новенький в школе.

Я дергаю бровью.

Какого черта?

Кто в здравом уме сделает новичка квотербеком?

– За парня ручались в предыдущей школе.

– С каких пор достаточно рекомендаций?

Отец коротко улыбается, и в его глазах загорается знакомый блеск предвкушения.

– Честь стать капитаном могла выпасть Кроссу, но это то же самое, что кататься на нешлифованной доске голой задницей.

Я фыркаю от смеха.

Да уж, чтобы подобраться к Трэвису, нужно сделать намного больше, чем просто улыбнуться и взмахнуть ресницами. Даже у бетонной стены больше эмоций, нежели у него. Попытка сблизиться с Трэвисом означает только одно: фатальный провал. Именно поэтому папа в тайне мечтает заграбастать его, лучшего центра. А еще у Гилмортов сильная линия нападения. Папа вполне вероятно видит их в кошмарах и в шутку называет бойзбендом. Мы оба знаем, что наша команда изрядно уступает.

Он подается вперед, но боевой настрой вырвать победу зубами, проходит мимо меня.

В мысли закрадываются сомнения.

Впервые в жизни чувствую себя неуверенной. После унижения, которое когда-то подготовил для меня Тим Фостер, я старалась не смотреть в зеркало, потому что видела девочку, втоптанную в грязь. Родителям пришлось отправить меня к психологу, чтобы проработать проблемы. В конце концов, через несколько сеансов я солгала, что больше не нуждаюсь в его услугах. Но на самом деле попросту устала садиться напротив незнакомой женщины, целью которой было разузнать о случившемся. Год за годом я – и только я – помогла себе. И, конечно, взросление пошло на пользу. Я больше не двенадцатилетняя девочка с косичками в платье с цветочным принтом. Я способна дать отпор. Я не доверяю придуркам в футбольной форме.

– Виктория?

Конечно, Виктория. Отец всегда обращается ко мне полным именем, когда дело касается делового подхода. Кто в здравом уме и твердой памяти на переговорах будет обращаться к собеседнику: «Поставь закорючку – и дело в шляпе»?

Я смотрю на него из-под ресниц и киваю, как будто мое слово имеет значение. Это то же самое, что предоставить только что родившемуся королевскому наследнику право выбора. Стоит только ножницам перерезать пуповину, как он тут же несет груз ответственности за продолжение династии.

По тяжелому взгляду понимаю, что отец все-таки ждет ответ.

– Что-то еще? – наконец спрашиваю я.

– Будь осторожна.

А вот это уже что-то новенькое. Может быть, он чувствует зародившееся во мне сомнение?

Папа поднимается и обходит стол. С нежностью потрепав мои волосы, которые называет тягучей карамелью, он многообещающе улыбается. Мне нравится, что он продолжает держать себя в форме: отец отлично сложен и в душе остается футболистом. Хоть, может, и играет не совсем честно.

– Ты невероятная красавица, без тебя не справиться.

Безусловно, отец любит меня несмотря на то, что использует в сомнительных целях. Его не за что винить, дикая затея принадлежала мне. Я видела, как тяжело несколько лет назад далось поражение, после которого он пропадал в кабинете едва ли не сутками. В команде остались парни-чайники, а сильные игроки окончили школу. Наша семья тоже оказалась в эпицентре стихийного бедствия и была на грани распада. Я сочла идею вытянуть план из соперников единственным правильным способом помочь, и папа понял, какой козырь прячет в рукаве. Меня.

Я даю себе обещание, что это последний раз.

– Как он выглядит?

– Капитан всегда выделяется из основной массы, – пожав плечом, размыто уточняет папа.

Да, точно. Отличная наводка.

– Они знают, как я выгляжу. Ступлю на их территорию – и увидишь мою фотографию на входной двери с дюжиной иголок.

Отец улыбается так, словно знал, что скажу.

– Каждый понедельник команда собирается в Старбаксе недалеко от школы в три часа. В соседнем помещении типография, я заказал брошюры. Ты, конечно, выручаешь меня. Можешь взять машину.

– Как великодушно с твоей стороны, – поддразниваю я и выставляю вперед ладонь, куда он вкладывает ключи. – Ты мог познать мой гнев, если бы предложил тащиться с ними пешком. Однажды я буду стоять над тобой ночью с ножом в руках.

– Не говори такое при маме, – он качает головой, скрывая веселье под суровой маской на лице.

– Боишься, что она обвинит тебя в плохом влиянии?

– Карамелька, ты не можешь угрожать мне расправой. Это противоестественно.

Карамелька.

Карамелька – значит, он вернулся в реальность и вспомнил, что мы все же родственники.

– А я считаю, что могу.

– Я выбил время завтра в три. У вас два часа на тренировку.

Сейчас, когда начинается футбольный сезон, два часа равны двадцати. Газон смягчает падение, и вся группа поддержки радуется, что не слышит мерзкий скрип обуви по литому полу спортзала. Плюсом – свежий воздух и теплые солнечные лучи, ласкающие открытые участки кожи.

– Спасибо, пап.

С насмешкой хлопаю его по плечу и покидаю кабинет, зная, куда лежит путь. Я не стану терять время, следовательно, парень познакомится со мной уже сегодня.

Глава 2. Виктория

Я специально паркую машину у тротуара, где расположилась типография. Каждое движение происходит на автомате, я хорошо знакома со сценарием. Но в нос пробирается приятный аромат кофейных зерен, и я уже готова плеснуть в лицо стаканчик горячего кофе в надежде опомниться. Сложно поверить, что снова ввязалась в глупую авантюру. За несколько лет мучительных пыток школьная команда задолжала мне как минимум пожизненный сертификат к психотерапевту. Да, я на грани обращения к специалисту по собственной инициативе.

Проскальзываю в типографию, где повис ветхий запах бумаги, и сообщаю номер заказа. Девушка кивает и спустя минуту вываливает на стол брошюры. Я не шучу. Именно вываливает, потому что аккуратно поставить эту стопку просто нереально. Папа должен был сообщить о том, что для грязных делишек лучше было бы надеть кроссовки, а не трехдюймовые каблуки. Мы обязательно обсудим его упущение за ужином.

Чтобы решить проблему, не прибегая к забегам на короткие дистанции от машины к типографии и снова к машине, покупаю пару коробок. В них умещаются отцовские листовки и мое убогое желание прийти на помощь себе во вред.

Девушка с улыбкой прощается, но в ее глазах застывает сомнение: дойду ли без неприятных происшествий до машины?

Конечно, черт подери, дойду, иначе почему меня назвали Викторией? Мое имя буквально переводится как победа. И даже если придется бороться с проклятыми брошюрами, я выйду из типографии с гордо поднятой головой и буклетами в зубах.

Но не успеваю моргнуть, как голубые глаза незнакомца, как два сияющих сапфира, встречаются с моими. Он ловко перехватывает коробки и, кажется, вес для него абсолютно ничего не значит. Он управляется с тяжестью довольно легко, чего не сказать обо мне.

Его вежливая, такая проникновенная улыбка обращена ко мне. Она достигает холодного, как лед сердца, посылая по моему телу разряд тока. Уголки полных губ дергаются, и воображение подкидывает варианты цветов на нашу свадьбу и имена будущих детишек. Острые скулы, словно над ними поработал лучший скульптор. Прямой ровный нос. Каштановые волосы небрежно торчат в разные стороны и благодаря солнечным лучам обманчиво кажутся светлее. А, может, так оно и есть, между темным прядями прячутся песочные. Оттенок глаз напоминает лучшие природные пейзажи из школьных учебников, клянусь, они сравнимы с океаном, в котором хочется плескаться от рассвета до заката. Зрачок окружен синевой, плавно перетекающей в голубой цвет, словно он и есть глубина этого океана. Парень крепкий и подтянутый. Не усердствующий в зале, но и не отлынивающий от физической нагрузки. Я заглядываю в его глаза, в которых в эту самую секунду хороню собственную гордость.

Ради всего святого, это похоже на тепловой удар.

– Не против, если помогу? – спрашивает он голосом, который можно описать как глубокий и с легкой чарующей ноткой хрипотцы. И-д-е-а-л-ь-н-ы-й.

Я не в силах бороться с мимикой и улыбаюсь как влюбленная дурочка.

– Ни капли, – указываю на машину, и парень направляется к отцовской громадине, управление которой сравнимо с военным самолетом.

Пока следую за ним, случайно – повторяю – совершенно случайно скольжу взглядом по округлостям. По плотной ткани белых брюк чинос, обтягивающих подтянутую задницу и длинные ноги. Говорят, женское тело – чистая эстетика, я занимаю противоположную сторону и заявляю, что есть мужские изгибы, на которые хочется пускать слюни. Женственность приелась, она повсюду, но ухоженные и одетые со вкусом мужчины как глоток свежего воздуха. Чаще всего меня окружают парни, которые бестолково шевелят языком и не утруждаются вспомнить о существовании дезодоранта.

Парень пристраивает коробки за передними сиденьями в ногах, а я все это время пытаюсь вспомнить собственное имя. Насколько помнится, оно означает победу. Победу гормонов в схватке с разумом.

– Тот, кто заставил тебя тащить эти коробки, наверняка полный олух.

Да, обязательно передам это папе, он будет в восторге.

Я пожимаю плечами, потому что сказать, что олухом является мой отец уже как-то слишком даже для меня.

– Я могу выразить благодарность в словесной форме? – спрашиваю я как минимум потому, что чувствую себя протухшей креветкой, которую оставили разлагаться на жаре.

Его грудь дрожит от смеха, я отчетливо вижу веселый блеск в глазах.

– А предполагалась другая?

– Может быть, ты поклонник обнимашек.

Проклятье, я чувствую себя идиоткой, а мой мозг, полагаю, парит где-то в открытом космосе.

– Максимум выпьем по стаканчику кофе, – он кивает на Старбакс, отряхивая ладоши. – Согласна?

Проглотив разочарование, сглупу выпаливаю:

– Я должна встретиться кое с кем, – Иисусе, оторвите мой язык. – Э-э-э… Не в смысле, что я жду своего парня, болтая с другим за чашкой кофе. Все немного запутанно, это приятель папы. Я должна получить кое-какую информацию и… кажется, мне пора заткнуться.

– Ты всегда такая безрассудная? – он мелодично смеется, из-за чего к моим щекам приливает румянец, а на затылке выступает испарина.

Почему так душно? Мне буквально не хватает воздуха.

«Ладно, Виктория, просто заткнись и расслабься, – мысленно напоминаю себе. – Ты никогда не нервничала из-за парня».

«Чертовски симпатичного и милого парня», – вторит голос в голове.

– Нет, – я показываю самую обворожительную улыбку, натренированную годами. – Обычно я собрана и действую строго по плану как серийный убийца, который не хочет, чтобы его поймали и казнили на электрическом стуле.

Он делает отмашку и не перестает улыбаться, оказывая на меня эффект депрессантов, после употребления которых становишься вареным овощем.

– Идем, серийный убийца.

Отлично, из-за болтливости я получила милое прозвище.

Следующие несколько минут предпочитаю молчать, пока мы направляемся в кафе. Обдумываю варианты, способные столкнуть с нужным человеком. С Коди Максвеллом. Один из банальных вариантов – пролить на него кофе. Но я могу поскользнуться и расстелиться на полу в позе убитого жука, а потом… Продолжение исключаю.

Мы заказываем по стаканчику кофе, и я окончательно схожу с ума, когда он оплачивает оба.

Почему именно сейчас, когда должна отключить совесть и притвориться наивной дурочкой, а не после того, как вышла из кофейни? За что вселенная наказывает меня? Я послушная дочь. Хорошая подруга. Прилежная ученица с баллом выше среднего. Член группы поддержки и театрального кружка. Я помогаю школьному совету. Может быть, дело в том, что не подкармливаю брошенных животных или же не являюсь волонтером в приюте для бездомных?

– Что в тех коробках? – спрашивает парень, имя которого до сих пор остается загадкой.

Я отвожу взгляд от впередистоящего пожилого мужчины, на рубашке которого считала клеточки, и встречаюсь с глазами парня, от которых мурашки бегут по коже.

И он до сих пор не спросил мое имя и номер телефона.

Вселенная, если ты это слышишь, то ты чертовски несправедлива!

– Трупы деревьев, из-за которых общество по охране природы придет в ярость.

Он держится секунду, после чего запрокинув голову, разражается хохотом, привлекая внимание посетителей заведения. В дальнем уголочке, где расположился длинный стол, к собственному ужасу нахожу несколько знакомых лиц. Меня охватывает паника, и для того, чтобы остаться незамеченной, быстро отворачиваюсь и поправляю волосы в попытке спрятаться. Если парни узнают меня, то новость разлетится по двум школам со скоростью света, и тогда встречусь с прелестями буллинга.

От катастрофы разделяет несколько столиков и кучка посетителей у прилавка, в толпе которых желаю раствориться.

– Прости, я не могу опаздывать, – говорит парень, посмотрев поверх моей головы. – Рад был помочь.

– Мой позвоночник выражает признательность, – борясь с огорчением, я вымученно улыбаюсь. – Спасибо.

Он подмигивает и поднимает стаканчик, словно делает тост, после чего проходит мимо. Шлейф парфюма тянется за ним. Восхитительные древесные нотки с едва уловимым оттенком мускуса заставляют обернуться через плечо и втянуть аромат, но в следующее мгновение жалею о каждой девчачьей мысли, закравшейся в голову.

Парень, который должен стать пропуском к победе и тот, кто проявил внимательность, – один и тот же человек. И сейчас он занимает свободное место среди товарищей по команде, без труда завладев их вниманием.

Будь я проклята!

Глава 3. Виктория

– Я облажалась, – сообщаю я, застыв в пороге кухни.

За прошедшие сутки фраза звучит слишком часто. До этого в последний раз она прогремела, когда на вечеринку по случаю Хэллоуина я удосужилась прийти в костюме принцессы Авроры, в то время как дресс-код предусматривал наряды к фильмам ужасов. Одри пришлось импровизировать и искать томатную пасту, которой меня, разумеется, испачкали. Ненавижу тот день, и куда я только смотрела? Вляпаться в неприятности – мое второе жизненное кредо. Первое, конечно, профессионально подстраиваться под ситуацию, даже если находишься в шаге от катастрофы.

Папа откладывает в сторону газету. Да, мой отец довольно старомоден и терпеливо ждет, когда меня хватит словесный понос. Подопечные, которые постоянно вляпываются в передряги, закаляют его и без того железный характер. Мама смотрит на меня с недоумением. В общем-то, чувствуя себя именно такой.

– Я в гневе и готова учинить скандал, – сжимая и разжимая пальцы, на которых образовались красные следы, я делаю глубокий вдох. – Ты должен был сказать, что заказал брошюры на ближайшие десять лет!

– Прости, карамелька, об этом я не подумал. Надо было послать с тобой кого-то.

Карамелька – он действительно сожалеет. Это простительно.

Виктория – вот, что непростительно.

– Если бы ты ошибся, и они не… – я прикусываю язык.

В глубине маминых глаз вспыхивает недобрый огонек. Медленно, словно в фильме ужасов, она поворачивается к папе. Мрачное выражение ее лица не сулит ничего хорошего. А если скажу, что снова заключила соглашение с отцом, то нас, весьма вероятно, выставят за дверь с чемоданами меньше чем через минуту. Неприятный спазм в животе намекает на излишнюю эмоциональность, но слишком поздно. У мамы будто рентген в глазах. Ей достаточно переглянуться между нами, дабы понять, что от нее что-то скрывают.

– Это последний раз, мам, – во мне ни с того ни с сего просыпается защитница, и я спешно меняю тему, в попытке сгладить острые углы: – Мне досталась роль Розалины.

С губ мамы слетает вздох. В свойственной себе манере она тут же оказывается рядом. Заключает меня в крепкие объятия и с нежностью поглаживает по спине, выражая сочувствие. Ее кудрявые светло-русые волосы щекочут шею. Пряный аромат, исходящий от фартука с принтом подсолнухов, дарит умиротворение. Для мамы я всегда останусь ребенком. Запах напоминает о детстве, о ее чудесных способностях по части выпечки, которые не передались мне по наследству. Пекарь из меня никудышный, зато я преуспеваю в актерском мастерстве.

– Ох, милая, мне так жаль. Она, должно быть, не менее важная персона в пьесе.

– В самом деле, вы читали Шекспира? – интересуюсь я, выглянув из-за плеча мамы, чтобы прочесть ответ на лице папы. Но он никогда не был ярым поклонником литературы, и эта гримаса непонимания лишнее тому доказательство. – Изначально Ромео был влюблен в кузину Джульетты – Розалину. Пьеса начинается с того, что он рассказывает другу, как сильно влюблен, и появляется на приеме, желая увидеть ее.

Мама с отцом переглядываются.

Зачем я вообще рассказываю об этом?

– Ты сказала, что облажалась, – мама стреляет предупреждающим взглядом в сторону папы. – Ты, разумеется, имела в виду, что не получила роль Джульетты?

В горле пересыхает. Чувствуя, как сердце проваливается в желудок и расщепляется в кислоте, мне хочется стукнуться об дверь.

О боже, Виктория, воспользуйся языком и скажи что-нибудь, пока вас обоих не стерли в порошок.

– Ты должен прекратить втягивать в грязные игры нашу дочь! – Сердитый возглас мамы звенит в стенах кухни, а на ее теле, кажется, шевелятся волосы от испытываемой ярости.

– Это была моя идея, – брякнув не подумав, я щипаю себя за бедро в надежде опомниться.

– Шерил, ты излишне драматизируешь, – в унисон со мной говорит папа.

Иисусе! Скотту Ньюману, вероятно, наскучила земная жизнь и он планирует уйти в загробный мир.

– Ей исполнилось восемнадцать всего неделю назад! – мама явно не оставит это просто так. Ее слова словно колючки, и я съеживаюсь от стыда. – Вы в своем уме?!

Ладно, самое время делать ноги.

Я бормочу что-то вроде «у меня репетиция» и вылетаю из дома подобно пуле.

Прохладный ветер ласкает открытые участки кожи. Я глубоко втягиваю влажный воздух и медленно выдыхаю, ощущая, как кровь насыщается кислородом после отменной взбучки. Нет ничего хуже, чем видеть разочарование в глазах близкого человека. И всякий раз, когда мама расстраивается из-за меня, сердце обливается кровью. Порой я настолько холодна, что, ложась в кровать, предаюсь самобичеванию и не могу уснуть. Мысли о том, что перестала проводить с ней время, словно рой пчел жалят сознание. Я рвалась повзрослеть, говорила, что давно не ребенок и способна принимать решения самостоятельно, но стоит оказаться в ее объятиях, как жалею об упущенных мгновениях. Каждое счастливое воспоминание так или иначе связано с ней. Мама была первым человеком, поддержавшим мое рвение вступить в театральный кружок. Изо дня в день я видела восхищение в ее глазах, когда репетировала роль, пока она готовила ужин.

Проклятье, у меня начинают слезиться глаза.

Смахнув непрошеные слезы, надеваю наушники и включаю любимую песню Селены Гомес о дурацкой любви. Моей суперспособностью можно смело назвать умение слушать ее музыку по кругу, при этом не испытывая тошноту за прокрученный дюжину раз трек. Укорив темп, быстро добираюсь до школы.

В актовом зале царит хаос. Столпившись, парни выглядят так, будто их только что заставили чистить пол зубными щётками. Я прислушиваюсь к протестам, которые они выражают, обращаясь мистеру Мюррею. Он не успевает ответить каждому и переключает внимание с одного на другого. Его пушистые седые волосы приводят в восторг всех учеников, но что действительно удивительно, так то, что никто не обзывает его из-за них. Мужчина завоевал всеобщую любовь за неугасаемый энтузиазм и тягу к жизни. Клянусь Богом, в нем столько энергии, сколько нет в некоторых подростках. Всякий раз, когда я опускаю руки, в мысли врывается бойкий преподаватель по актерскому мастерству и дает пинок под зад. В его возрасте люди прогуливаются по парку, воркуют с внуками, а не берут на себя несколько дел сразу.

Я останавливаюсь рядом с лучшей подругой и заглядываю в центр круга, где обнаруживаю груду нарядов эпохи Возрождения.

– Черт, почему тебе досталось платье лучше моего? – стонет Одри, качнув головой, из-за чего густые темно-русые волосы рассыпались по спине.

– Потому что я племянница лорда Капулетти, – поддразниваю ее, толкнув локтем.

Янтарные глаза подруги, словно расплавленное золото, нацеливаются на меня. Они как солнце, приблизившись к которому можно сгореть за считанные секунды. И я бесконечно рада, что являюсь ее подругой, нежели врагом. Обладательница острого как бритва языка Одри была из тех людей, кто не даст себя в обиду. Она предпочитает наносить удар первой. А еще, если верить слухам, она желанный трофей едва ли не каждого парня, особенно из футбольной команды моего отца. К сожалению, сердце подруги настолько ледяное, что может создать конкуренцию чертовски холодной Антарктике. Обычно парни называют ее стервой, но лишь по той причине, что не в силах зацепить и удержать внимание дольше щелчка пальцев. Подумать только, всего несколько лет назад она была довольно приветливой и легко шла на контакт, но все поменялось в одно мгновение. Возможно, я никогда не узнаю причину резкой перемены. Одри не из того разряда, кто расклеивается на глазах даже у самых близких людей. Она всегда уверена и непробиваема.

– А я, по-твоему, кто? – поджав полные губы, выкрашенные алой помадой, она наклоняет голову набок и прищуривается.

– Та, кто влюблена во врага.

Клянусь, успеваю уловить тревогу в ее глазах, но подруга быстро ориентируется и возвращает на лицо скучающую гримасу.