Праздник Святой Смерти

– Добрый вечер, моя дорогая! – Дама улыбалась, жемчужное ожерелье на ее шее отражало свет электрических ламп. – Как я рада вас видеть!

Это была Жаннет Барг, французская бабушка Виктора. Спустя мгновение Зина ее узнала. Но не это было самым страшным. Не от вида Жаннет Зина замерла, словно ее подстрелили. Под руку с бабушкой стоял… Виктор.

Он не спускал с нее глаз, лицо его было бледным, словно кусок первосортного сахара. Белоснежным… Как никогда…

Краем сознания, которое все-таки присутствовало в этой страшной сцене, Зина отмечала приземленные житейские мелочи: Виктор похудел и сильно постарел. В длинных волосах проявилась отчетливая седина, а морщины на лице стали более заметными. Кожа обтягивала его скулы, придавая лицу какое-то хищное выражение, и оно выглядело еще более страдальческим. Такое же страдальческое выражение застыло и в глубине бездонных глаз.

Он был элегантен и красив, как всегда, – в дорогом вечернем костюме с бабочкой. Что же касается Жаннет, то на нее оглядывались абсолютно все. Ничего не могло сравниться с ее нарядом из белых кружев и с ее элегантной шляпкой. Роскошь ее удивительного для советской страны нарядп подчеркивали изящная белая сумочка, вышитая бисером, и нитяные перчатки.

– Добрый вечер! – растерянно отозвалась Зина.

– Как я рада вас видеть! Я часто спрашивала Виктора: отчего вы больше к нам не заходите? – восторженно улыбалась Жаннет. Крестовскую покоробило это лицемерие – разумеется, мадам Барг не забыла, как Зина в пьяном виде била им стекла. Но ради внука она старалась изо всех сил.

– Я… была занята. Перешла на новую работу, – пробормотала Зина. – Я тоже рада вас видеть.

– Ах, какая прекрасная опера! Я так благодарна Виктору, что он вывел меня в свет! – Жаннет закатила глаза. – Это для меня такой восторг!

– Мне тоже нравится спектакль, – коротко сказала Крестовская. – А как ваш супруг?

– Благодарю. Несмотря на годы, все так же деятелен и занят делами, – мадам Барг покосилась на Виктора. – Дорогая, позвольте вас пригласить на чашечку чая к нам на Ришельевскую! В любой день, когда сочтете удобным. Я почти всегда дома. Это такое удовольствие – поговорить с образованным, культурным человеком! Буду очень рада вас видеть!

– Благодарю, – отозвалась Зина, не желая уступать мадам Барг по части хороших манер.

За все время этого странного диалога Виктор не проронил ни единого слова.

В этот момент появился спутник Зины, Валентин, чем буквально ее спас. Он нес поднос, на котором были два бокала с коньяком, бутылка сельтерской и тарелочка с двумя пирожными.

При виде офицера НКВД лица Жаннет и Виктора заметно вытянулись. Зина усмехнулась про себя.

– Что ж, не смеем вас больше задерживать, – пробормотала Жаннет, – и помните про мое приглашение! – буквально выдавила она из себя.

– Обязательно! – Крестовская чуть склонила голову, и Жаннет с силой утащила за собой Виктора Барга в толпу. При этом он не сводил глаз с Зины и несколько раз обернулся.

– Кто это такие? – жуя, спросил Валентин.

– Знакомые, – ответила Зина.

– Никогда не видел таких старушенций! Это что-то! – Было видно, что ее спутник действительно удивился.

– Она француженка. Почти… – бросила Крестовская, непонятно зачем, напрочь уже забыв и про Жаннет, и про спектакль, и про Валентина. Перед ней было только лицо Виктора – единственное, что до конца вечера Зина видела перед собой.

Вечер был безнадежно испорчен, и на обратном пути из Оперного театра Крестовская почти не разговаривала со своим кавалером, который, она в точности знала это, теперь навсегда остался в прошлом…

На службу Зина пришла уставшая, не выспавшаяся. Всю ночь ее мучили кошмары. Но утром она ни за что не смогла бы пересказать их содержание. Просто что-то большое, страшное, темное увлекало ее за собой.

К счастью, в этот день не было совещаний и планерок. Но после обеда в столовой Зина все-таки столкнулась в коридоре с Бершадовым.

Он остановился, очень пристально всмотрелся в ее уставшее, вытянутое лицо, и вдруг… расхохотался. Если бы в мире существовал дьявол, то такой смех точно стал бы его визитной карточкой. Зина очень быстро бежала по коридору, пытаясь спастись от этого наваждения. А ей вслед всё звучал этот дьявольский, издевательский смех…

Так прошло пять дней. Крестовская понемногу успокоилась. А на шестой день, вечером, когда она возвращалась со службы, прямо в дверную ручку ее комнаты кто-то вдел букет ярко-красных роз.

В этот день Зина задержалась допоздна – нужно было перепечатать несколько очень важных документов. И было уже около восьми вечера, когда она наконец вернулась домой – уставшая, голодная, и вдруг этот букет роз, вставленный в ручку двери… Несмотря на зиму, цветы все еще хранили влагу и свежесть, и было похоже, что их только что срезали.

Не отпирая дверь комнаты, не вынимая букета, Зина выбежала на улицу. Остановилась, и, смешно сказать, как собака принюхивалась. А потом и безошибочно забежала за угол дома. Там в темноте стоял Виктор.

– Я ждала тебя раньше, – выдохнула она, все сильнее и сильнее ощущая легкий флер его одеколона, который, как прозрачная вуаль, все еще дрожал в воздухе, оставляя тот неуловимый след, по которому она его нашла.

– Знаю. Я все пять дней здесь хожу по вечерам, – вздохнул Барг.

– Почему не подошел?

– Боялся, – коротко ответил он.

– Меня или себя? – Зина нахмурилась, не понимая, что вообще происходит.

– Я не могу без тебя жить, – как-то очень просто сказал Виктор, потом поправил: – Нет, не так. Я не хочу без тебя жить.

– Зачем ты пришел? – Крестовская чувствовала предательскую крупную дрожь в теле, приходящую из глубины позвоночника так, как приходила всегда, стоило Баргу только прикоснуться к ней рукой.

– Попросить прощения, – голос его звучал глухо.

– Попросил? Теперь уходи!

– Хорошо, – он сделал несколько шагов назад, не сводя с нее глаз.

Потом все произошло быстро. Так быстро, что Зина не успела даже очнуться. Барг вдруг стремительно бросился вперед и рухнул прямо перед ней на колени, обхватил ее ноги и спрятал в подоле ее пальто свое лицо…

– Прекрати! Что ты делаешь… – Крестовская попыталась высвободиться, но это было невозможно: прижимая лицо к ее ногам, Виктор все говорил, говорил без конца… Она не слышала его слов, они сливались в надоедливый, бессмысленный шум. Наконец он поднял лицо – оно было залито слезами.

В этой сцене было что-то жутко гротескное и комичное, и Зина принялась хохотать, и хохотала до тех пор, пока не сорвала голос в рыданиях. Это комичное на самом деле было трагичным – так, как часто бывает в самой настоящей, жуткой, непридуманной трагедии…

На следующее утро Зина проснулась в объятиях Виктора. Простила ли? Она никогда больше не задавала себе этотого вопроса. Верила ли в то, что он изменится? Нет, она была твердо уверена, что он не изменится никогда в жизни – люди не меняются. Чувствовала ли себя счастливой? Она больше не жила на земле. Она словно укрылась облаком, зарылась в него с головой, и это облако отделяло ее не только от реального мира, но и никогда не оставляло наедине с собой.

Крестовская умирала каждую ночь в цепком кольце обнимающих ее рук и утром снова возрождалась заново. И это было больше, чем счастье – облако забвения, укрывающее ее от себя, заставляющее навсегда забыть прошлое и все, что существовало до этого мгновения.

Через неделю Вмктор снова переехал к ней. Несколько дней подряд при взгляде на Зину Бершадов хмурился, и каждый раз, когда она ловила его взгляд, его лицо становилось мрачным, и Крестовская сжималась от его взгляда, прекрасно понимая, что он думает.

Как-то раз она осталась в его кабинете после очередного совещания – нужно было обсудить кое-какие дела. Но Бершадов не стал этого делать, даже намеренно закрыл папку с бумагами. Потом вперил в нее тяжелый взгляд.

– Знаешь, Зинаида, какая самая отличительная черта всех предателей? – вдруг произнес он.

– Нет, – пролепетала Зина. Ей стало трудно дышать.

– Главная отличительная черта всех предателей – это трусость. Больше всего на свете, больше потери собственной жизни предатели боятся сказать правду. Это для них мучительнее, чем средневековая казнь, когда заживо сдирают кожу. А значит, они снова и снова будут предавать.

– К чему это ты? – нахмурилась Зина, прекрасно понимая, что подразумевает Бершадов.

– Попробуй спросить предателя о правде – и ты сама увидишь, что с ним будет. Попробуй задать простой вопрос: как мы будем жить дальше? И ты сама не поверишь тому, как быстро сдуется предатель, – просто как мыльный пузырь.

– Я все еще не понимаю, к чему ты говоришь это, – Зина отвела глаза в сторону.

– К предателям нельзя возвращаться, – не сдержавшись, хлопнул рукой по столу Григорий. – Лучше грызть землю и собственные руки. Лучше биться головой о стену и как бешеный зверь выть. Но возвращаться к предателям нельзя. Нельзя! Потому что предатель будет предавать снова и снова – до тех пор, пока однажды, глядя на себя в зеркало, ты никого не увидишь в этом зеркале…

– Я не поняла ни слова из того, что ты сказал. – В голосе Зины проявилась не свойственная ей резкость. – Но у меня нет времени разводить пустые разговоры. Надо работать.

В этот вечер, вернувшись домой, она была непривычно тиха и вела себя так отстраненно, что Виктор Барг не выдержал. Обняв Зину, он сжал ее с нежной силой:

– Любовь моя, что с тобой? Что тебя мучает?

– Я не знаю, – ей хотелось плакать.

– Не думай ни о чем плохом. Гони прочь плохие мысли. Мы с тобой всегда будем вместе. До конца жизни. Рядом.

Месяц пролетел как один день. Счастливый, как сон, пока однажды утром, собираясь на работу, Зина вдруг не сказала:

– Все это хорошо, но как мы будем жить дальше? Ты думал об этом?

Вопрос был пустым, просто так. Но Барг вдруг отозвался серерьезно.

– Думал, – ответил Виктор, не сводя с Зины внимательных глаз. – Я давно хотел поговорить с тобой о нашем будущем. Похоже, этот момент настал.

– Говори, – насторожилась Зина.

– Не сейчас. Вечером. Возвращайся с работы пораньше. Я сказажу тебе что-то очень важное. Приготовлю ужин, мы поужинаем, и спокойно обсудим, как нам быть.

– Ты хочешь поговорить о нас? – Крестовская аж задохнулась от счастья. К счастью она совсем не привыкла, и оказалось, что от счастья трудно дышать.

– Ну разумеется, о нас! О ком же еще? – рассмеявшись, Барг поцеловал ее в кончик носа. – Вечером я с нетерпением буду ждать тебя! Я хочу сказать тебе что-то очень важное, – повторил он.

Весь день Зина летала как на крыльях. У нее было никаких сомнений в том, что Виктор хочет сделать ей предложение. Каждая женщина всегда чувствует подобный момент! Зина ощущала себя невероятно счастливой. Глаза ее сверкали, ей хотелось петь. И, глядя на ее сияющее лицо, Бершадов хмурился больше, чем обычно.

Крестовская едва дождалась шести часов, и в одну минуту седьмого вылетела с такой скоростью, которой от себя даже не ожидала. Интересно, купит ли Барг шампанское? Цветы, обязательно будут цветы! Он так любит цветы, ее Виктор. Наверняка будет в комнате празднично накрытый стол. Он ведь так старается, чтобы вокруг всегда была красиво. Ее Виктор…

Но в комнате все выглядело, как обычно – ни шампанского, ни цветов. Да и вид у Барга был какой-то… сомнительный. Он все время бегал по комнате, нервно комкая в руках матерчатую обеденную салфетку.

– Как лучше – сначала поужинать, а потом поговорить? – вдруг спросил он наивно, как ребенок.

– Ты же собирался говорить за ужином, – опешила Зина.

– Нет, это слишком серьезно. За едой говорить нельзя.

– Хорошо, – сказала, соглашаясь, Крестовская, все еще недоумевая. – Тогда давай сначала поговорим.

– Садись. Я хочу сказать тебе одну очень важную вещь.

– Да говори уже наконец! – воскликнула Зина, рухнув на стул.

– У меня есть ребенок! – выпалил Виктор.

– Что? Что?! – Крестовской вдруг показалось, что она сходит с ума. Все вокруг закружилось с невероятной скоростью, и она с трудом удерживала равновесие в этой стремительной центрифуге.

– У меня есть ребенок от одной женщины, – повторил Барг. – Она родила от меня девочку.

– Поясни, – голос Зины прозвучал глухо.

– Я встречался с одной девушкой. У нас была связь. И от этой связи остались последствия. Она забеременела. И вот несколько дней назад родила дочь, – Виктор был похож на заведенную куклу.

– Ты хочешь сказать, что встречался, жил со мной и одновременно имел отношения с какой-то девкой?

– Ну… да, – он отвел глаза в сторону.

– Это та самая, с ювелирного завода?

– Нет. Была еще одна.

– Кто она?

– Медсестрой в больнице работала. Приехала из области. Игорь, брат, тогда занимал большой пост в НКВД. Я попросил, он помог ей добыть комнату. И она родила от меня ребенка.

– Ты уверен, что от тебя?

– Абсолютно уверен. Это моя дочь.

– Дочь… – Крестовская повторила ненавистное, калечащее ее слово и вдруг испытала такой приступ боли, что едва не упала со стула. Боль была просто невероятной – словно из Зины разом вынули все внутренности и перебили спину. Перенести ее просто не было возможности… Крестовская тихонько застонала, раскачиваясь из стороны в сторону, в глубине души истекая кровью.

Сам того не понимая, Виктор ударил ее по самому больному месту. Он просто уничтожил в ней все живое – для Зины дети были самой болезненной точкой.

Она испытывала мучительные страдания, глядя на чужих детей, особенно на девочек. Иметь маленькую дочку, похожую на нее… С глазами Виктора… С ее, Зины, волосами и ни на что не похожей улыбкой… Маленькую девочку… Дочь…

Чтобы не завыть, Крестовская закусила губу. По подбородку потекла тонкая струйка крови. Пытаясь сдержать себя, Зина раскачивалась из стороны в сторону.

– Ты прости, я причинил тебе боль. Но это моя дочь, и я должен был сказать…

Крестовская всё раскачивалась, кусая губы. Слова Барга кромсали ее по живому, оставляя шрамы, которые не заживут никогда.

– На наши отношения это никак не повлияет. Я хочу быть с тобой. Конечно, я буду ей помогать и видеться с ее матерью, но жить буду с тобой, – продолжал Виктор, похоже, не понимая, что чувствует Зина.

– Ты хочешь сказать, что спал со мной, признавался мне в любви и размножился с какой-то дешевой тварью? С генетическим мусором размножился? – взглянула она на него.

– Не надо так. Я не виноват. Так получилось. И согласись – лучше, если ты узнаешь это от меня. В конце концов, я не понимаю, чего ты так это воспринимаешь! Ведь от тебя я вряд ли смогу иметь ребенка. Ты же сама говорила, что не можешь иметь детей.

– Это то серьезное, что ты хотел мне сказать?

– В общем, да. Разве ребенок – это не серьезно?

И тут Зина захохотала. Смех просто вырвался из нее. Разрывая рот, легкие, сдирая кожу с лица… Вцепившись ногтями в щеки, она хохотала с той дьявольской силой, с которой еще совсем недавно хохотал над ней Бершадов, и всё не могла остановиться.

– Зина! – Виктор перепугался до смерти. – Зина, что с тобой?! Выпей воды!

Воды… Дочь… Девочка… Карие глаза Барга. У нее никогда не будет маленькой девочки. Ее маленькая девочка давно умерла в ее душе… Их девочка умерла… С глазами Виктора… Не от нее. Не ее дочь… Боль, слепящий колодец, обнажающий правду… Боль как сноп огня в лицо. Это фары машины, которая на полной скорости летит в пропасть. И там, внизу, острые камни, на которых разобьется все…

Уже разбилась… Она уже разбилась, и больше ничего не существует в ее переломанном теле, даже этих чужих глаз…

К удивлению Зины, она смогла двигать и руками, и ногами совершенно нормально. Она встала, открыла шкаф. Достала чемодан, с которым Виктор к ней пришел.

– Что ты делаешь? – нахмурился он. – Мы можем хотя бы поговорить? Зина!

Молча, не говоря ни единого слова, Крестовская швыряла в чемодан вещи Виктора, внимательно проверяя, чтобы на полках не осталось ничего.

Заполнив, щелкнула крышкой. Открыла дверь и вышвырнула чемодан в коридор.

– Вон. Убирайся навсегда из моей жизни. Пошел вон. – Она говорила очень спокойно.

– Зина, я…

– Если еще раз ты появишься возле моего дома, я тебя застрелю. У меня есть пистолет. Я умею стрелять. Если хотя бы еще один раз ты посмеешь…

– Я понял. Прости меня…

Барг вышел, тихонько притворив за собой дверь. А Зина упала на пол.

Она лежала на животе, подогнув ноги к груди, и выла. У нее больше не было слез. Она просто выла и выла, и этот вой разрывал ее сердце. Ей казалось, что она умирает. Зина отдала бы все на свете за избавление, за возможность счастливой смерти. Но смерть не пришла.

Она не помнила, сколько часов пролежала так, на полу. Было уже совсем темно, когда наконец Крестовская поднялась на ноги. Из буфета достала бутылку коньяка, рывком сорвала крышку и выпила, видимо, не меньше четырех рюмок – во всяком случае это было четыре глотка.

Потом она поплыла. Коньяк на пустой желудок заставил всю комнату закружиться в неистовом танце. Зина не помнила, как добралась до постели. Потом пришла темнота.

Но уже в шесть утра сознание вернулось к ней с новым приступом боли. Два часа она металась на кровати, как на раскаленной решетке. В восемь вышла на улицу. Из телефона-автомата позвонила Бершадову. Он был уже на службе – всегда приходил на работу раньше всех. Сказала, что больна. Он услышал это по ее голосу и разрешил два дня оставаться в постели. Кое-как Зина вернулась к себе. И рухнула. Она была действительно больна.

Глава 7

Когда раздался звонок в дверь, Зина поморщилась. Все это время она пролежала в полной фрустрации, почти не вставая с постели. Ничего не ела, только пила коньяк, запивая его ледяной водой. Не включала свет. Не задергивала шторы. Не застилала постели. Ей было так спокойно и хорошо. Выползать наружу было страшно.

Завернувшись с головой в одеяло, Зина представляла, что она спрятана в каком-то коконе, где ее не достанет зло и подлость людей.

А еще она курила, не открывая окна. Все внутри комнаты пропиталось дымом. Он плавал под потолком, закрутившись в фантастические кольца. И казалось, вся комната заполнена сизым туманом, сквозь который ничего нельзя разглядеть.

Звонок был полной неожиданностью. Сначала Зина хотела не открывать, но потом передумала. Это мог быть кто угодно. Это мог быть… Виктор. Она сползла с постели и, накинув халат, кое-как поплелась к двери.

На пороге стоял Бершадов. В руках у него был большой бумажный пакет. Увидев Крестовскую, Бершадов поморщился, вздохнул, покачал головой:

– Так я и думал.

Затем он решительно прошел в комнату. Положил пакет на стол. Включил люстру. Распахнул настежь окно. В комнату сразу ворвался холодный воздух. Зина поморщилась.

– Ты сегодня ела что-нибудь, ну, кроме коньяка? – кивнул он на стол.

– Не помню, – Зина отвела глаза в сторону.

– Значит, так, – Григорий резко повернулся к ней. – Взяла полотенце и быстро пошла в ванную. Пора привести себя в человеческий облик. На тебя страшно смотреть. Ты ведь женщина, в конце концов! Пока ты будешь в ванной, я накрою на стол. Еду я принес. Пить будешь только чай, поняла? Поговорим по-человечески. Не дело вот так себя убивать. И из-за кого?

– Ты знал, – вяло сказала Зина.

– Разумеется. Ты все правильно сделала. А теперь быстро пошла в ванную! Потом поговорим.

Возможно, Крестовская нуждалась в том, чтобы кто-то ее встряхнул, вот так покомандовал. Выйдя из ванной с мокрыми волосами, она почувствовала себя совсем другим человеком. Конечно, это было не уютное спокойствие, в которое она пряталась, а уже некое действие, но оно понравилось ей даже больше. Зине было почти хорошо.

В комнате уже был накрыт стол. Еда разложена по тарелкам, дымился чайник. Все так по-домашнему, уютно.

– Садись, – скомандовал Бершадов, – и ешь.

– Что это? – Крестовская с интересом пододвинула к себе тарелку.

– Тефтели в томате с пшеничной кашей. Между прочим, я сам готовил. Догадывался, в каком ты состоянии, поэтому еду с собой принес.

Из бумажного пакета выглядывала алюминиевая кастрюлька и миска. Зина через силу начала есть. Неожиданно все это оказалась невероятно вкусным, и Крестовская проглотила все с огромным аппетитом. Вкусная еда придала ей сил, даже ее настроение улучшилось. Глядя на нее, Бершадов улыбнулся:

– Ну наконец-то! Добро пожаловать домой.

– Куда? – не поняла она.

– В себя! И долго ты еще будешь убиваться из-за такой мрази, как этот Барг? Я ж тебя предупреждал!

– И долго ты еще будешь за мной следить? – в тон ему ответила Зина.

– Я не следил, – Бершадов стал серьезным, – я знал, что у него есть ребенок. И ждал, когда все это выплывет наружу.

– Откуда ты мог знать, что я с ним помирюсь? Мы расстались с ним еще весной прошлого года! – вскрикнула Зина.

– Это было несложно, – Григорий даже не улыбнулся. – Барг из тех людей, что все время пятятся. Он – ничтожество. Такие все время ползут назад. Пройдет время, и полезет к тебе снова. Это самое мерзкое, что только может быть в мужике. Наплевать в душу женщины, и лезть к ней снова.

– Нет, – Зина решительно мотнула головой, – больше этого не будет. Он никогда больше не появится в моей жизни. Если полезет еще раз, я его застрелю.

– Что? – рассмеялся Бершадов.

– Что слышал! – зло отрезала она. – Я застрелю его. Я ему так и сказала. Появится еще раз – буду стрелять.

– Если ты готова выстрелить в него, значит, ты до сих пор его любишь, – грустно, как-то по-человечески произнес Григорий.

– Ничего это не значит! Тоже мне специалист, – рассердилась Крестовская.

– Одного не могу понять, – Бершадов испытующе смотрел на нее. – Почему это тебя так задело? Ну ребенок и ребенок, тебе-то что? Он ведь не собирается жениться на его матери. Никогда не будет с ней жить. Он хотел жить с тобой. Почему это так задело тебя?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.