Ключи Марии

На кухонном столе к своему удивлению он увидел тарелку с холодным супом и рядом записку: «Если хочешь горячее – подогрей!»

– Обещанный обед! – догадался он и почувствовал себя слегка виноватым.

Да, Клейнод-младший отвлек его от всего, включая возможность пообедать с Риной по-домашнему.

Клейноду недавно исполнилось восемьдесят два. Так что думать о нем, как о «младшем», казалось чем-то и странным, и смешным. С другой стороны, мысли о его недавно умершем отце, возраст которого Олег не уточнил, но примерно мог вычислить, настраивали на определенный позитивный лад и словно подсказывали Бисмарку, что он занимается правильным делом, делом, которое явно ведет к долголетию, ведь и Георгию Польскому, если верить правнучке и фотографии из Греции, уже сто восемь, и Виталий Петрович Клейнод-папа, умерший пару лет назад, если и не дожил до ста, то только чуть-чуть, хотя вполне мог и дожить, если допустить, что сын у него родился сразу после совершеннолетия отца. Правда, имущественный ценз у этих двух археологов-долгожителей очень даже различался. Георгий Польский обитал в своем доме на греческом острове и деньгами помогал родне в Киеве. А Виталий Петрович бедствовал себе на Подоле и зависел от каких-то лекарств, которые только Польский мог достать и прислать. И как только передачи с греческого острова на Подол прекратились, жизнь Клейнода-отца закатилась, как вечернее солнце.

Клейнод-сын, к сожалению, не знал названия присылаемого из Греции лекарства. Зато знал, что папа страдал от рака желудка и гипертонии. И белые мельчайшие кристаллики, практически – белый блестящий песочек, а не привычный аптекарский порошок, не только освобождали папу от боли и от скачков давления, но и давали удивительную для состояния его здоровья и возраста силу и энергию. Одного сложенного «фантика» с этим лекарством, весом не больше двух грамм, ему хватало на несколько месяцев.

Клейнод с завистью рассказывал, как отец вдруг решил заняться скандинавской ходьбой, добыл где-то старые лыжные палки и выходил ночью на двухчасовую прогулку. Проходил он всю Константиновскую аж до автомобильных салонов, и потом возвращался домой и все еще не хотел ложиться спать, бродил по квартире, мыл посуду.

Странно, что это лекарство Польский присылал в письмах. Бисмарк просил сына археолога поискать конверты с обратным адресом. Тот пообещал, хотя сразу предупредил, что в их квартире вещи и документы пропадают бесследно. А потом добавил, что и паспорт свой потерял уже как год. В любом случае, теперь у Клейнода есть номер мобильника Олега и если он что-то найдет, то обязательно позвонит!

– Удивительно, сколько интересного можно узнать в обмен на пачку пельменей и бутылку херсонского «Каберне»! – все еще радовался Олег.

Холодный суп, оставленный ему Риной, не вызвал аппетита. А подогревать его не хотелось. Не хотелось отвлекаться от сегодняшней встречи с этим разговорчивым старичком. Олег припоминал различные детали их беседы, вспоминал и саму квартиру, мебель, захламленную кухню, странный запах, в котором улавливались и нотки мокрых обмылков, и дыхание теплой сырости. И да, раскрыл старик тайну общественной организации «Институт-архив», от имени которой он отправлял товарищу отца требовательные письма. Оказалось, что некий молодой человек попросил у старика зарегистрировать по его адресу общественную организацию и дал ему за это пятьсот долларов. А потом принес какие-то бумаги на подпись, показал сыну археолога две печати: круглую и прямоугольную с адресом. Круглую забрал себе, а прямоугольную оставил старику. Так что Клейнод теперь чувствовал себя не просто стариком, а учредителем важной общественной организации. А на вопрос Бисмарка: «Чем занимается Институт-архив?», он ответил: «Да тем же, чем другие такие же – ничем!»

Улыбка сама появилась на лице Бисмарка от воспоминаний о Клейноде. Он теперь думал, что действительно: старики – как дети. Только детям надо дарить конфеты, если хочешь им понравиться и вызвать доверие! А старикам надо что-то соленое – пельмени, консервы!

Чтобы отвлечься наконец от семьи Клейнодов, Олег достал перстень-печатку, покрутил в руках, надел на безымянный палец правой руки и удивился, как комфортно стало пальцу. Перстень наделся на первую фалангу, как будто это был обычный ритуал. Он не давил и не болтался, он просто «уселся» на свое место так, как король садится на трон.

Каждый раз, когда взгляд Олега падал на украшенный древним перстнем палец, улыбка Олега становилась еще более осмысленной, более самоуверенной и более не связанной с семьей Клейнодов, последний представитель которой доживал свой век на Межигорской.

Перед сном Олег выпил чаю и только после этого снял перстень и спрятал. В доме было непривычно тихо. Удивительным образом Бисмарк ощущал, как нечто странное и необычное, отсутствие Рины. Хотя мысли о том, что она может прийти в любое время, даже в пять утра, немного огорчали. Человек, которого он впустил к себе, пусть даже на время, должен был бы подчиняться его правилам, а не жить по своим. Но Бисмарк с самого начала дал слабину и теперь эту ситуацию не исправить. Он сам пошел с ней пить, он сам дал ей ключ, он не выгнал ее, когда понял, что ключ она передала кому-то еще.

В одиннадцать позвонил Адик.

– Ну как там с написанием истории украинской археологии? – спросил он.

– Очень интересно! Думаю, что будут сюрпризы!

– А когда будут?

– Скоро!

– Так что, может, встретимся и расскажешь?

Бисмарку эта перспектива не понравилась.

– Не сейчас, давай завтра! Лучше завтра к вечеру! Я хочу еще разок с сыном покойного Клейнода встретиться!

– А! Значит, этот умер! Ну слава Богу, хоть кто-то из них умер! – в голосе Адика прозвучало бодрое удовлетворение.

– Умер пару лет назад, но прожил около ста! – поспешил сообщить Олег, думая, что эта новость заставит Адика задуматься.

Укладываясь спать, Олег оставил половину дивана свободной вместе с отдельным одеялом и отдельной подушкой. И сделал он это скорее потому, что не хотел быть разбуженным Риной, которая явно не собиралась бы забираться к нему под одеяло, приди она ночью или под утро! По крайней мере, в ближайшее время!

Глава 20

Львов, май 1941. Профессор дорвался до продолжения «Хроники Ольгерда»

Наконец-то Курилас смог сесть за письменный стол. Для начала он сделал короткие заметки из недавней беседы в НКВД, чтобы определенные моменты не выветрились из памяти. Затем развернул папку с продолжением «Хроники Ольгерда».

«Утром на следующий день брат Лука отправился к знакомому греку Иллариону, который разбирал папирусы и глиняные таблицы в библиотеке на холме. Лука говорил, что библиотека его невероятно поразила, потому что хоть он и не принадлежал к народу Книги, но был книжником и всегда чувствовал душевный трепет, беря в руки письменные свидетельства, пришедшие из давних веков. Библиотека представляла собой просторное помещение со многими шестигранными галереями, с широкими вентиляционными колодцами, которые ограждались невысокими деревянными перилами. Галереи плавно перетекали одна в другую, словно заманивая посетителя проникать все глубже и глубже в эту империю древней мудрости. На лестницах, приставленных к стеллажам, хозяйничали монахи, внимательно следя за местопорядком всех этих сокровищ и пристально сверяя их по спискам, которые держали перед глазами. Время от времени они перекликались, называли чьи-то имена или названия. После того, как Иерусалим был освобожден, там царил беспорядок, причиненный мусульманами, защищавшимися от крестоносцев, а затем и самими ворвавшимися сюда крестоносцами, которые преследовали врага повсюду. Но все уже снова стояло на своих местах. Только разбитые глиняные таблички из Вавилонской библиотеки требовали длительного времени на реставрацию. Лука потом говорил, что его поразил также особый запах, царивший в той библиотеке, запах папирусов и пергаментов, глины и кедрового дерева.

Он поинтересовался у Иллариона, что тот знает о девушке, которая сбежала от короля. Грек был удивлен его вопросу и в свою очередь спросил:

– А что ты знаешь?

– Ничего, – ответил брат Лука, – просто нам встретились те, что ее выслеживали. Я удивился, что искать ее отправили несколько рыцарских отрядов. Стало быть, это не простая девица.

– Нет, не простая. Но лучше тебе о ней не расспрашивать, – покачал головой Илларион.

– Почему? Через несколько дней мы покидаем Иерусалим и отправляемся домой. У меня не будет возможности нарушить эту тайну, если это действительно тайна.

– Можешь ею поделиться, когда покинете границы королевства. – Илларион подвел брата Луку к полке со свитками, исписанными египетскими иероглифами, и сказал: – Вот здесь, в записках Аменхотепа Четвертого Эхнатона впервые рассказывается о египетской богине Маа, которая остается вечно молодой. Она умирает в молодости, но потом каждый раз возрождается. И вновь она юная и прекрасная. Ее изображали со страусиным пером на голове.

– Какое отношение имеет она к девушке, которую разыскивают? – удивился Лука.

– Король убежден, что она и есть та богиня. Но теперь ее зовут Мария.

– Как Богоматерь? – удивился брат Лука.

– Возможно, это и есть вечно молодая Богородица Дева Мария, за которой охотятся многие короли, – сообщил, понизив голос грек. – А теперь еще и Папа.

– Зачем она им?

– Все дело в Virginis laktari.

– Молоко Богородицы? – переспросил ошарашенный брат Лука.

– Ты о нем не слышал? Ведь оно сохраняется на Афонской горе, в Халкопратейском соборе в Константинополе и во многих других храмах. Когда родился Христос в Вифлеемской пещере, то из персов Девы Марии вытекло на землю молоко, и там, где оно вытекало, земля стала белая, как молоко, а потом словно свернулась, став похожей на сыр.

– Или на снег или иней…

– Ты его видел? – насторожился грек.

– Не уверен… Но кое-что слышал, – как можно более равнодушным тоном произнес Лука.

– Значит, ты должен, очевидно, знать, что теперь каждый год на Рождество земля в этом месте кипит, как источник. К этому источнику в день Рождества приходит Иерусалимский патриарх и правит святую литургию, а потом собирает эту белую землю, лепит из нее блины, и затем на каждом блине с одной стороны вытесняют изображение Девы Марии с младенцем, а со второй – надпись: «Молоко Пречистой Богородицы». После чего патриарх посылает эту белую землю в дар христианским королям.

– Рассказанное тобою мне известно, – сказал брат Лука. – Я знаю, что во многих храмах молоко Богородицы хранится в бутылочках или в виде сыра, или в виде жидкости. Но… – брат Лука колебался, стоит ли рассказывать дальше.

– Ты что-то знаешь еще? – спросил, прищурив глаза, грек. – Теперь ты мне не доверяешь?

– Нет… это не так. Доверяю. Ладно, расскажу. На стенах пещеры, где мы спрятались от сарацин, мы увидели нечто похожее на иней. И на вкус он был, как молоко. Когда мы его попробовали, то почувствовали в себе такую силу, что выбежали наружу и изрубили половину сарацин, хотя нас было гораздо меньше. Даже я убил четырех. Понимаешь?

– Где это было?

– В пещере к западу от Иерусалима. Полдня дороги к ней.

– Это одна из тех пещер, где она пряталась. Ты никому об этом не говорил?

– Нет.

– Если мы с тобой по одну сторону, то и не говори никому, – прошептал грек. – Я не хочу, чтобы ее выследили. А кроме, как придать силы, этот иней еще как-то повлиял на вас?

– Да. После первого таяния инея на языке видишь вещи такими, какими ты хочешь их видеть. После второго видишь их такими, какими они и не были. После третьего видишь их такими, какими они есть на самом деле. И это отнимает речь!

– Да, это оно.

Тогда Лука спросил, что он имеет в виду, говоря, что причиной охоты на ту таинственную девушку является молоко Богородицы? Грек объяснил:

– Ты же сам убедился в его целебных свойствах. Однако до сего дня собрать этого молока им удалось слишком мало. Властители мира хотят его добыть больше.

– А земля, которую на Рождество собирают, разве она не имеет целебных свойств?

– Нет. Это не более чем реликвия. Тот иней, что вы нашли в пещере, является самым ценным. Но его мало. И найти его все труднее и труднее. Богородица разочаровалась в крестоносцах и не видит больше смысла поддерживать их силы. Божьи воины превратились в грабителей и насильников.

– Погоди, – размышлял Лука, – значит, девушка, за которой охотятся, и есть воскресшая Богородица?

– Именно так. Но она вынуждена скрываться.

– А молоко, которое проступило на стенах пещеры… Оно откуда? Неужели с тех пор, как она пряталась от Ирода?

– Могло быть и с тех пор. А могло появиться недавно, если Дева пряталась там от Болдуина.

При этих словах грек с подозрением посмотрел на Луку, но старик не изменился в лице.

– То есть… молоко у нее появляется даже если она не кормит младенца? – удивлялся он.

– В египетских папирусах, которые я тебе показывал, написано, что у богини Маа молоко начинает сочиться, когда на небе воцаряется полнолуние. То же происходит и с возрожденной Девой».

Глава 21

Киев, октябрь 2019. Бисмарку захотелось в Грецию

Вечером они встретились с Адиком в «Книгариуме» на Липинского. Относительно новое заведение еще не пользовалось популярностью и поэтому тут можно было посидеть спокойно и поговорить, не повышая голос, чтобы перекричать музыку или отдыхающих за соседним столиком.

Адика явно насторожил непривычно самоуверенный тон Олега, которым тот начал рассказывать новости. Это не был привычный «доклад», оставлявший массу возможностей для иронических комментариев. В этот раз Олег говорил медленно, задумчиво, иногда замолкал на полминуты, и тогда Адик не мог понять: подыскивает ли Олег нужное слово или наоборот, решает, что говорить, а что не говорить.

Первые минут пятнадцать под рюмочку малоизвестного французского коньяка – другого тут не было – Бисмарк рассказывал свои впечатления о Клейноде.

– Папа, наверное, был очень честным, – объяснял он Адику. – Все, что выкапывал, отдавал начальству! Ничего себе не оставлял! Поэтому и сын ничего, кроме жилплощади, не унаследовал. И наверное поэтому Польский помогал Клейноду-старшему. Из жалости. Чувствовал себя виноватым перед этим дурачком, который ничего под конец жизни не накопил, а потом еще и раком заболел! А что такое рак, когда у тебя нет денег на врачей и лекарства?

– Можно подумать, рак лечится деньгами! – наконец-то Адик нашел момент для иронии.

– Денег-то у них никогда не было! Польский помогал только лекарством. Денег он им не присылал, только порошок!

– Какой порошок? – насторожился одессит.

– Ну я медленно к этому подхожу, – Олег выдержал паузу и продолжил с хитрой улыбкой на лице. – Поначалу я думал, что это лекарство. Но сын рассказал, что порошок, точнее мелкий белый песочек с кристалликами, он получал в почтовых конвертах внутри бумажки, сложенной фантиком, спрятанным внутри сложенного вчетверо листа бумаги. Писем Польский никогда не писал, листы всегда были чистыми…

– И? – Адик стал подгонять рассказчика, он уже допил свой чай, алкоголя ему сегодня не хотелось.

– И вот я думаю, что это было не лекарство, а кое-что другое! Потому, что по словам сына, порошок помогал ему и от рака, и от гипертонии, и давал ему столько энергии, что больной мог всю ночь бродить по Подолу! Думаю, это были «колеса»! Наркотик!

– Во как? – Адик изумился и глаза его блеснули любопытством.

– То есть Польский, я думаю, разбогател не на спрятанных от археологического начальства находках, а на наркотиках!

– Нет, – Адик махнул рукой. – Человек, проживший столько лет в Союзе и сделавший там карьеру займется наркотиками? Не верю! Скорее всего ему удалось выкопать и переправить в Грецию кучу золота. Отсюда и деньги, и возможность добыть «колеса» для смертельно больного товарища!

– Есть только один вариант узнать правду! – хитро произнес Бисмарк.

– Ну и какой же?

– Спросить у старика.

– У которого? Ты что, все еще думаешь, что он жив?

– Ну ты же сам только что сказал, что он мог спрятать золотые находки и переправить их в Грецию? А кроме того…

С видом победителя Олег достал из внутреннего кармана куртки прозрачный файлик, а из него извлек почтовый конверт и протянул его Адику.

– Вот, Клейнод нашел по моей просьбе один из конвертиков, в которых пересылалось лекарство. – Видишь? Греческая марка со штемпелем, адрес получателя с фамилией и фамилия отправителя. Правда, без адреса, но это же не проблема…

– Это конверт, в котором присылался порошок? – Адик раздвинул стороны конверта и внимательно заглянул внутрь. – Так тут могут остаться следы, по котором можно и определить, что там внутри было?

– Опасно! – отрицательно мотнул головой Бисмарк. – Покажешь специалистам, а они тебя сдадут с потрохами! А потом ты их ко мне приведешь! И мы так ничего и не узнаем!

И тут Олег замер, а взгляд его словно развернулся и уставился внутрь. Словно он хотел рассмотреть собственные мысли.

– Погоди, а что мы хотим узнать? – несколько раздраженно и удрученно спросил он после минутного молчания и уставился Адику в глаза. – Для чего ты меня к этим археологам подсылаешь? Что ты хочешь найти? Может быть, совсем не золотые штучки из могилы под Софийским собором? Может, именно там археологи хранили наркотики? А раскопками они просто маскировали свои более выгодные делишки?

Адик сыграл лицом удивление и святую простоту.

– Ты не понимаешь! Я же тебе дал список людей, которые копали на том же месте, что и ты, и не докладывали о результатах археологическому сообществу! Если мы узнаем, почему это происходило, то мы выйдем на бесценные вещи! Ты даже представить себе не можешь, сколько они стоят! Любая золотая безделушка того времени тянет, как минимум, на десять-двадцать тысяч баксов!

В голосе Адика прозвучала звонкая жадность, и Олег машинально оглянулся по сторонам, проверяя: не слышал ли сейчас еще кто-то слова Адика.

Бородатый бармен сидел по свою сторону стойки. Его уши были закрыты дорогими и большими наушниками. Больше рядом никого не было.

В искреннюю жадность Адика Бисмарку верилось легко. Как и вообще в искренность любого человеческого порока.

– В музеях из этой могилы ничего нет! Это точно! – Адик перешел на шепот. – Я чувствую, что мы приблизились к тайне тысячелетия! Я тебе еще кое-что покажу, чтобы ты мне поверил!

Он полез рукой в карман плаща, а когда раскрыл ладонь перед лицом Бисмарка, на ней лежала небольшая золотая фляжечка с тем же изображением, что и на перстне-печатке.

– Это та грудка, которую я тебе передал? – догадался Бисмарк.

Адик кивнул.

– Для коньяка маловата! – выдохнул, скривив губы, Олег. Настроение у него испортилось.

– В то время коньяка еще не было! Это сосуд для магического эликсира на случай смерти или ранения! Но эликсиры – это фигня! Главное, посмотри, какое золото и какая тонкая работа!

– Ты не веришь в магию? – на губах Олега заиграла ехидная улыбка.

– Достаточно того, что они верили! – спокойно ответил Адик. – Если они верили – значит им все эти эликсиры помогали! Мы вот ни во что не верим, поэтому нам помочь невозможно! Я вон даже в аспирин не верю! И знаешь, совершенно нет смысла его принимать! Не помогает!

– Но ведь порошок от Польского Клейноду-отцу помогал! – не согласился Олег. – Значит, все-таки есть эликсиры, которые действуют!

Адик пожал плечами.

– Хотел бы я попробовать этот порошок! – усмехнулся он. – Как-то оно не складывается: археология с наркобизнесом! – Он отрицательно мотнул головой. – Что-то тут не так!

– Так давай я полечу в Грецию к Польскому и задам ему пару вопросов? Остров я уже вычислил!

Адик задумался. Он молчал минуты две-три.

– И сколько это будет стоить? – спросил он с одесской интонацией.

– Ну, тысячу евро должно хватить, – предположил Олег.

– За эту штуку я мог вчера получить тысяч десять, – Адик опустил взгляд на фляжечку в своей ладони. – Столько мне сразу предложили, как только я ее показал! Но я бы не хотел продешевить! Если сразу давали десять тысяч, значит она может стоить и тридцать, и даже пятьдесят! Есть люди, которые собирают все, связанное с тамплиерами и госпитальерами, и платят страшные деньги! Вот когда продам за нормальную цену, тогда, может, и дам тебе на Грецию!

– Тогда продай что-нибудь менее ценное! – предложил Олег.

– Я подумаю, – пообещал Адик.

Обещание Адика в комплекте с серьезным выражением его лица вдохновило Олега. Греция стала чуть ближе.

– Как там твоя амазонка? – спросил вдруг одессит, перейдя на игривый тон.

– Не знаю, последние две ночи не приходила!

– Ни хрена себе! – наигранно удивился Адик. – И ты не волнуешься?

– А чего мне волноваться? Мы же с ней не спим вместе! То есть, не живем! Она иногда ночует, иногда не ночует! У нее своя жизнь!

– Понял! – Адик кивнул. – Извини, больше вторгаться на твое минное поле не буду! У меня свое есть!

Вернувшись домой, Бисмарк зажег свет во всех помещениях, словно боялся не заметить припрятавшейся где-то Рины. Но ее не было.

Устроившись на кухне, Бисмарк почувствовал, что его действительно беспокоит ее отсутствие. Он набрал ее по мобильнику. После трех длинных гудков в ухо ворвалось «Да, говорите!», сказанное незнакомым мужским голосом.

– Брат Коля? – осторожно спросил Олег.

– Вы не звоните больше по этому номеру, – сухо произнес тот же мужской голос. – Телефон я нашел на улице! Теперь он мой!

– А на какой улице вы его нашли? – поинтересовался Бисмарк.

– Да какая разница, – возмутился собеседник и отключился.

Глава 22

Львов, май 1941. Незнакомая студентка заставляет профессора схватиться за револьвер

Куриласа заинтересовала одна деталь. Рыцарь Ольгерд писал, что взял себе на память замок из храма Гроба Господня, хотя и без ключа.

– Странная прихоть! – удивлялся Курилас. – Зачем ему замок от ворот из дальнего Иерусалима? И без ключа…

«Когда рыцари прибыли в Рим и остановились на постоялом дворе, то захотел с ними увидеться Папа. Он принял их в своих палатах. Была с ними также и девушка, переодетая парнем. Рыцари вручили Папе подарки – резные золотые сарацинские подносы и бокалы, сушеные финики и пальмовое вино.

“Папа поблагодарил, приблизился к нам и протянул руку, мы все по очереди поцеловали его перстень, но Мария только сделала вид, что целует. Со стороны этого никто кроме меня не заметил, но Папа посмотрел на нее удивленно, а она опустила голову и пыталась на него не смотреть. Папе это не понравилось, он взял ее за подбородок и посмотрел ей в глаза. Но она зажмурилась.

– Что за странный мальчишка! – возмутился он.

Тогда князь поспешил уладить досадную историю.

– Это мой оруженосец, он Ваше Святейшество обожает, а потому очень волнуется. Его всего трясло, когда мы шли к вам. Для него это память на всю жизнь. Простите его, Ваше Святейшество!

– Хорошо, – кивнул Папа и сказал: – Вы с дороги. Вас поведут искупаться, а потом накормят.

Он дал знак одному из своих кардиналов, и нас повели по лестнице в нижнюю часть дворца. И сопровождал нас не только кардинал, но и несколько вооруженных солдат. Мы же свое оружие оставили за воротами. Я видел, что Мария ощутимо взволновалась. Это было похоже на ловушку, из которой нелегко было бы выбраться живыми. Я поглядывал то на князя, то на Луку, надеясь, что они найдут из нее выход”».

В этот момент служанка отвлекла Куриласа от чтения и сообщила, что пана профессора хочет видеть студентка.

– Студентка? – удивился Курилас. – С каких это пор студентки меня навещают дома?

– Вот и я об этом! – фыркнула служанка. – Да еще когда пани профессорши нет дома.

– Ну-ну, сдержи-ка свои фантазии, – сказал строго Курилас. – Она назвалась?

– Нет, пан профессор, – ответила смущенно служанка.

– А Веруня где?

– Прибегала соседка и сообщила, что дают хозяйственное мыло, и она заняла очередь, – протарахтела служанка. – Я сама хотела бежать, но пани приказали варить вам кулеш.

– Ладно, зови.

– Со шкварками или с брынзой? – спросила служанка в дверях.

– Что? – не понял Курилас. – С какими шкварками?

– Я о кулеше… – извиняющимся тоном сказала служанка.

– А-а… – отмахнулся Курилас. – С брынзой…

Служанка исчезла, а через мгновение в кабинет зашла высокая худая девушка с совершенными чертами лица. Казалось, она сошла с портрета Габриеля Россетти. И одета была в длинное клетчатое платье, облегающее ее фигуру. Ее длинные темно-каштановые кудри опадали на плечи. Она одарила хозяина очаровательной улыбкой так, будто они знали друг друга невесть сколько лет, вежливо поздоровалась и сказала мелодичным бархатным голосом:

– Сразу скажу, что я не ваша студентка. Но у меня к вам дело и оно вам покажется странным.