Полная версия
Змей Сварога
– Ты знаешь, где твой парень останавливается в Одессе? Кстати, как его зовут? – спросила Зина.
– Степан Корческул, – поспешно ответила девчонка. – Он комнату снимает на Бугаевке. С хозяином.
– Ты там была, конечно, – посмотрела на нее Зина.
– И не один раз, – закивала София. – Была, но в Одессе он пока не появлялся. Хотя должен был приехать еще неделю назад.
– Паниковать прекрати, – строго приказала Крестовская. – Если хочешь, завтра вместе туда пойдем, попробуем найти твоего контрабандиста. Как думаешь, он знает, кто вдову убил?
Вместо ответа девчонка заплакала. Зина, глядя на нее, сурово поджала губы.
– Скажи мне, вот только правду скажи, – она прямо смотрела на Софию, – кто первым пустил слух о том, что пропадают люди?
– Слух? – От неожиданности девчонка даже перестала плакать. – Почему вы говорите так?
– Потому, что это правда. Ну сама подумай. Вот что означает, что человек исчез? – Зина сделала паузу. – Ну? Ты как думаешь?
– Я… Не знаю… – София моргала так быстро, что у нее снова заслезились глаза, и Зина вдруг подумала, что это ребенок, всего лишь ребенок, неожиданно быстро ставший взрослым и так и не сумевший окунуться в суровую взрослую жизнь.
Она размеренно, как преподаватель студентам, произнесла:
– Исчезновение человека означает, что нет никаких следов. Совсем никаких. Понимаешь?
– Не очень, – София все еще продолжала моргать.
– Смотри, – вздохнула Крестовская, – я попытаюсь объяснить совсем просто. В первом случае из дома исчезли старики. Но через несколько дней были найдены их кости. Конечно, нет твердой гарантии, что эти кости принадлежали им. Но предположить такое возможно. Значит, есть след. А раз нашли кости, это уже не исчезновение, а убийство. Убийца выманил стариков или выкрал из дома, расправился с ними каким-то страшным, пока непонятным способом. В результате были найдены кости. Это означает, что речь уже идет не об исчезновении людей, а об убийстве.
– Да, вы правы, – девушка вздохнула с каким-то судорожным отчаянием, – я как-то не подумала об этом…
– Следующая история, – продолжала Зина, – вдова Розмара. Ну, тут вообще все просто. Был найден труп. И труп опознали, так? Несмотря на его ужасное состояние?
– Ну… да. Труп опознали.
– Значит, снова убийство. Видишь, люди не исчезают! Их убивают. Причем убивают ради какой-то определенной цели. Скажи, вдова могла быть знакома со стариками?
– Я… не знаю. Об этом никто не говорил.
– Но если предположить теоретически? К примеру, старики могли взять деньги в долг у вдовы. Ведь многие же знали, что она одалживает деньги под процент?
– Ну… да. Так могло быть.
– Вот и первая ниточка. Могло быть какое-то обстоятельство, которое объединило этих людей. Значит, и в случае вдовы нет никакого исчезновения. Это убийство. Так кто же первым сказал про исчезновение людей? Вспоминай! Это может быть важно.
– Священник, – София вдруг вскинула на Зину ясные, но встревоженные глаза, – наш священник на воскресной проповеди! У нас ведь не так, как здесь, у вас, в городе. У нас по воскресеньям всем селом ходят в церковь. Сначала служба, а потом священник говорит. Вот он и сказал…
– Что именно? Вспоминай, вспоминай!..
– Да меня в тот день не было… Я в церковь тогда не пошла. С родителями поссорилась, – вздохнула София.
– Из-за парня?
– Да. Он им не нравился, потому, что соседка маме сказала, что он с разными девушками встречается. Еще с двумя, кроме меня. Одна у нас, другая – в соседнем селе…
– А тебе это нравилось? – Зина усмехнулась, но тут же согнала с лица ухмылку – все же это выглядело слишком жестоко.
София промолчала. Было видно, что она переживает и этот вопрос ей не нравится.
– Кто рассказал тебе о проповеди? – поняв это, Зина быстро перевела разговор – говорить на эту тему не имело никакого смысла.
– Мать и рассказала, вечером, за ужином, – вспоминала София, – да как-то тревожно так рассказала… Мол, священник сказал, что люди исчезают потому, что их Бог наказал. За грехи, за то, что подлизывались к волкам в овечьей шкуре… Посланным за грехи…
– Про кого это он так?
– Про румын. У нас все знали, что священник на стороне красных. Он всегда открыто говорил, что зря мы пустили на наши земли румын, мол, навлекли проклятие предков, а дружить надо было с советами, они за людей… И все такое…
– Почему же румыны не арестовали вашего священника?
– Да не посмели. У нас в селе его любили все. Если б его кто тронул – такое бы поднялось! А он всегда так говорил… И люди к нему прислушивались.
– Значит, именно священник сказал, что это не убийства, а исчезновение… – Зина задумалась. – Интересно… И что, никто из жителей даже не заметил этого странного противоречия?
– Так у нас же люди простые, – пожала плечами София, – им говорят – они верят.
– А кто сотрудничал с румынами? – продолжала допытываться Крестовская.
– Да многие из села. Кстати, и старики пропавшие тоже – они им овощи продавали. И вдова, которая всему румынскому начальству давала деньги в долг. Все так и поняли, про кого священник сказал, – про стариков и Розмару. Мол, навлекли на себя гнев своими грехами.
Зина задумалась. Священник, пользующийся авторитетом в селе и уговаривающий местных, темных крестьян не сотрудничать с румынами, а надеяться на приход красных, – все это очень напоминало методы Бершадова. Зина даже и не сомневалась, что священник – агент НКВД.
О том, что СССР мечтает вернуть Бессарабию, забрать эти земли у Румынии, знали абсолютно все, кто хоть что-то понимал в политике, а Зина начала неплохо в ней разбираться – в силу обстоятельств, в которых оказалась.
Раз СССР так заинтересован в землях вдоль Днестра, значит, этим вопросом занимается внешняя разведка, и на подконтрольных Румынии территориях работает огромное количество агентов, подготовленных ведомством Бершадова. Уже ясно, что священник – один из таких.
Но почему большевики велели ему сделать акцент именно на исчезновении людей, а не на жестоких убийствах? Что за этим кроется? Убийства, с точки зрения пропаганды, выглядели намного, так сказать, привлекательнее: в них с легкостью можно было обвинить румын. Так почему он этим не воспользовался?
– Как звали священника? – спросила Зина.
– Отец Григорий.
– Русский? – удивилась она.
– Ну да, русское православие. У нас все жители ходят в православную церковь. А румыны хотели, чтобы ходили в костел. Но никто не пошел.
– Отец Григорий, – раздельно повторила Крестовская.
Однозначно агент Бершадова, иначе просто быть не может! Интересно, интересно!.. Зина задумчиво уставилась в окно, не замечая, что день клонится к вечеру, а с девчонкой в столовой она сидит уже несколько часов.
Ей была действительно интересна история, рассказанная Софией. Мысли, работая логично и четко, текли в определенном направлении. Крестовская старательно обдумывала все, что услышала, а здесь действительно было над чем подумать.
В какой-то момент Зина неожиданно впервые поймала себя на том, что ей больше не скучно жить! Жизнь снова заиграла новыми красками, а кровь заструилась в венах. Не имея возможности посмотреть на себя в зеркало, она могла поспорить на что угодно, что у нее даже появился румянец на щеках!
Эта абсолютная неожиданность такого непредсказуемого возвращения к жизни просто повергла ее в шок!
Зина чувствовала, реально ощущала вкус жизни, горячей, как обжигающий чай в морозную ночь, пьянящей, как хороший коньяк. Как же ей не хватало всего этого – бесконечные месяцы тоски, какая-то тягомотина, когда Зина совсем не понимала, как и чем себя занять, а дни ложились под ноги сплошной серой массой…
А тут ей захотелось жить, захотелось думать, действовать, погрузиться в опасность, узнать то, о чем пока не знает никто, почувствовать вкус пьянящего вина жизни вместо жидкого кефира будней…
После всего, что Крестовская пережила, обычная жизнь была больше не для нее. А тут появилась реальная, настоящая загадка! И все это совершенно случайно.
Подумать только – не обрати она внимания на эту девчонку, ничего бы и не было! Зина содрогнулась от этой мысли. Ей так не хватало расследований, логический загадок! А здесь есть шанс. И Зина чувствовала себя счастливой, невероятно счастливой!
И не собиралась отказываться от этого счастья.
– Сделаем так, – она приняла решение мгновенно, так, как поступала всегда, – я дам тебе денег, какое-то время ты продержишься. А помимо этого, постараюсь сделать так, чтобы даже по своим фальшивым документам ты получила стипендию. Я решу этот вопрос в деканате. Ты ведь учишься на стипендию?
– Конечно, но вам не надо, я не возьму… – слабо запротестовала девушка.
– Возьмешь. В твоей ситуации деньги – это оружие. Ты должна выжить, – жестко сказала Зина, – поэтому ты будешь держаться, и мы станем выжидать. А вот через пару дней…
– Что через пару дней?
– Если твой парень не объявится, мы наведаемся к нему в ту комнату, которую он снимает на Бугаевке.
– А если объявится?
– Если объявится, ты спокойно, как ни в чем не бывало, будешь с ним встречаться и ни словом не обмолвишься о том, о чем рассказала мне. Ты поняла? Только так ты сможешь его спасти! Ведь он жертва номер один, которую со дня на день могут добавить к этим убийствам.
– Я поняла, я сделаю все так, как вы скажете, клянусь вам… – залепетала София, и Зина усмехнулась – она и не сомневалась, что та все сделает именно так, как было велено. Слишком уж хотелось ей вытащить парня из беды, несмотря на то что он был бабник и сволочь.
Зина прекрасно понимала Софию: большинство женщин были подвержены именно этой болезни. К сожалению, женский организм устроен именно таким образом, и Крестовская знала это лучше, чем кто-либо другой: любовь просто отключает мозги, сколько их там есть.
– Так вот – через пять дней… – Зина сделала паузу, пристально глядя в глаза Софии, – как я сказала, мы все-таки наведаемся в комнату, которую снимает твой парень.
– Зачем? – разволновалась девушка.
– Чтобы обезопасить его, – пожала плечами Крестовская, прекрасно понимая, что это правда – но не вся. Часть правды… А кто сказал, что надо говорить всю? Тем более, что Зина не сомневалась – парень связан с этой историей, более того, глубоко в ней увяз… А вот выберется ли? Ее жизненный опыт подсказывал – вряд ли. Но она не собиралась этого говорить.
Зина достала из сумки деньги и дала их Софии. К счастью, Виктор Барг зарабатывал очень хорошо, и у Крестовской всегда был полный кошелек. Одним из плюсов совместной жизни было то, что Зина больше не нуждалась в деньгах. Тем более, что она подозревала, что Виктор продолжает брать левые заказы.
Но этот плюс, к сожалению, не смог компенсировать тех больших минусов, которые встречались на каждом шагу.
Вечером Крестовская вернулась домой в невероятно приподнятом состоянии духа. Виктор сразу увидел ее радостное лицо.
– Что с тобой? Что произошло? – улыбнулся он.
– Я узнала историю села, в котором пропадают люди! – с порога выпалила она, как никогда счастливая.
Ответом ей было глубокое и долгое молчание. И впервые в жизни Зина подумала, что молчание может убивать так же, как крик. Вернее, как выстрел в упор.
За ужином она не выдержала:
– Тебя не интересует то, что я узнала?
– Нет, – Виктор спокойно отложил в сторону нож и вилку, залпом выпил стакан воды. – Это может как-то повлиять на нашу жизнь?
– В каком смысле? – не поняла Зина.
– Ты вернулась домой. Мы живем вместе. У нас семья. Почему же мы должны говорить о том, что никак не может повлиять на нас? – спокойно проговорил Виктор.
– Ты серьезно? – Зина не верила своим ушам. Человека, в которого она влюбилась когда-то, словно кто-то подменил. Перед ней сидел глубокий старик – и он абсолютно не понимал ее, Зину. Более того, и не пытался понять.
– Абсолютно, – кивнул Виктор. – Откуда ты пришла? – он уставился на нее в упор.
– Что? – растерялась Зина, не готовая к такому разговору. – Из института, ты же знаешь. Я в институте работаю.
– Тогда почему мы говорим о каких-то исчезнувших людях из деревни, к которой не имеем отношения ни ты, ни я? Разве это прерогатива преподавателя, распутывать такие жуткие истории?
– Я не простой преподаватель, ты же знаешь это, я не такая, как все, – слабо попыталась оправдаться Зина. Она чувствовала себя так, словно сидит за рулем машины, из последних сил давит на газ и мчит прямиком в бетонную стену, чтобы, на всей скорости влетев в нее, разбиться в лепешку.
– А кто ты? Ты агент НКВД? Ты работаешь на палачей из этого ведомства?
– Виктор, пожалуйста, прекрати!
– Тогда зачем? Объясни, почему ты вечно лезешь не в свое дело?
– Я скажу тебе правду. Хорошо… – Зина помолчала. Затем, собравшись, заговорила: – Мне скучно жить, – она вскинула на него глаза, не собираясь отводить взгляд, – мне скучно. Я не могу жить, как обычный преподаватель, так, как живут все! Неужели ты этого не понимаешь?
– Нет, не понимаю. И не хочу понять. Может, и я тебе скучен?
– Это здесь при чем? Разве это влияет как-то на наши отношения? – Зине хотелось плакать, но она сдерживалась изо всех сил.
– Имеет. Ты их рушишь. Еще одна твоя история – и будет разрушено все.
– Моя история? – Зина почувствовала, как вместе со слезами подступает ярость. – Или твоя?
– Ты имеешь в виду, то, что давно прошло. Я изменился, и хочу быть с тобой. Я хочу семью. Мне нужна домашняя женщина, которая обеспечит мне семейный уют, а не будет лезть в истории с окровавленными трупами. – Виктор говорил спокойно, но в этом спокойствии чувствовалось раздражение.
– С трупами? – мгновенно насторожилась Зина. – Я ничего не говорила о трупах. Значит, ты продолжаешь общаться с Игорем? По теме работы в лаборатории?
– Игорь больше не работает в лаборатории. Он здесь, в Одессе, его перевели в другой отдел, – нехотя признался Барг, отводя глаза в сторону.
– Что за отдел? – не отставала Зина.
– Охраны. Внешней охраны ведомственных предприятий.
– Лжешь, – у Крестовской даже скулы свело от ярости, когда она с легкостью прочитала на лице Виктора, что тот говорит неправду. – Ты лжешь. Считаешь меня непроходимой дурой? Ты думаешь, я ничего не понимаю?
– Ну… Я не знаю подробностей… Ты все не так поняла, – потупился он.
– Значит, разведка. А вот внутренняя или внешняя – я это узнаю. Может быть, ты видишься и с Лорой?
– Ты прекрасно знаешь, что я понятия не имею, где находится Лора! – воскликнул Барг.
– Тогда почему ты так нервничаешь?
– Из-за тебя! Из-за того, что ты снова пытаешься влезть в какую-то историю, не хочешь спокойно жить.
– Я не буду спокойно жить. Запомни это, – сказала Зина, вставая из-за стола. Накинув пальто, она вышла на улицу.
Руки у нее дрожали, и Зина с трудом прикурила папиросу. Ей казалось, что она споткнулась и летит в бесконечную пропасть. А вот как выбраться из нее, она пока не знала.
Прошло два дня. К концу второй пары в аудиторию, где Крестовская заканчивала лабораторную, впорхнула София Мереуца. Женским взглядом Зина сразу заметила, что на ней новой пальто, а в ушах поблескивают золотые сережки.
– Я пришла вернуть вам деньги, вот, – девушка порылась в сумочке и протянула Зине мятые купюры. – Спасибо вам за помощь и поддержку.
– Он появился? – спросила Зина.
– Да, со Степаном все в порядке! Мы теперь будем жить в Одессе, вместе. Он приехал. Все очень, очень хорошо! Мы выяснили все недоразумения. Никто не пропадает, а эти смерти были просто несчастными случаями. Степан мне все рассказал, – София говорила очень быстро, буквально сама себя перебивая.
– Несчастными случаями? – Зина не могла поверить своим ушам.
– Конечно! – кивнула девушка и повторила: – Он мне все рассказал. Румыны уже и дела закрыли, ничего расследовать не будут.
– Понятно. Я рада, – бесстрастно ответила Крестовская, не спуская глаз с сияющего лица Софии Мереуцы.
– Еще раз спасибо вам! – махнув рукой, та выскользнула за дверь. Крестовская задумчиво смотрела ей вслед.
Глава 6
– Крестовская, срочно пройдемте со мной в кабинет!
Едва Зина переступила порог кафедры, как лицом к лицу столкнулась с заведующей. Обычно такие столкновения всегда заканчивались дежурным обменом любезностями, пусть даже сквозь зубы. Но в этот раз такого обмена не последовало. Лицо заведующей было мрачнее тучи и предвещало близкую бурю.
Крестовская была готова к бурям, они ее не пугали. Однако это не доставляло ей радости. Бури она выдерживала, но за спокойствие слишком дорого приходилось платить. И в первую очередь – острым чувством беспомощности, которое охватывало ее каждый раз, когда она сталкивалась с людской глупостью и несправедливостью. Ведь все эти спланированные нападения были в первую очередь абсолютно несправедливы. И было очень больно признать, что ее только терпят. Терпят – в угоду страшным «высшим силам», даже не догадываясь о том, что ей, Зинаиде Крестовской, эти высшие силы внушали такой же ужас, как и всем остальным.
Зина вздохнула и, набравшись терпения, решительно шагнула в кабинет следом за заведующей.
Однако там ее ждал сюрприз. Как оказалось, внутри было полно людей. Помимо заведующей кафедрой, которая тут же поспешила юркнуть в дальний угол, в кабинете были председатель профкома, начальник отдела кадров, заместитель ректора по научно-воспитательной работе. А за столом заведующей, с таким важным видом, словно он занимает свое место, разместился председатель парторганизации – суровый мужик лет 60-ти с лицом закаленного в боях большевика. Зина несколько раз сталкивалась с ним, и уже успела оценить его неуживчивость, придирчивость и тяжелый характер.
Он не преподавал, не занимался никакой научной работой, однако ни одно собрание, ни одно назначение на работу без него не обходилось. Ему принадлежала реальная власть – та власть, которую боятся и по сравнению с которой все выговоры, даже с занесением в личное дело, всегда казались детским садом в песочнице.
Зина в растерянности остановилась посреди кабинета, в первые секунды у нее даже сбилось дыхание. Но она тут же постаралась взять себя в руки. Какого черта она ведет себя как перепуганная девчонка? В конце концов, пусть это они боятся ее, ведь она – тайный осведомитель НКВД. Даже сотрудник. Тут Зина помимо воли тяжело вздохнула: скажи ей кто-нибудь, что она будет тосковать о Бершадове, она бы расцарапала этому наглецу лицо!
И дело было не только в том, что Бершадов был единственным, кто мог ее защитить – от всех этих, да и не только от них. Без Бершадова Зине было скучно, невероятно скучно жить. Ей хотелось видеть его умное лицо, а не вот эти постные рожи, похоже, собиравшиеся устроить какое-то непонятное судилище. А то, что это судилище, Зина поняла сразу. Ей уже доводилось слышать о таких случаях, когда в чем-то провинившихся сотрудников вся эта компания резко брала в оборот. Интересно вот только, в чем провинилась она?
– Товарищ Крестовская, – откашлявшись, начал первым председатель профкома, – на вас поступил сигнал.
– Сигнал? – Зина удивленно приподняла брови, пока не зная, или обороняться, или сразу атаковать.
– Вот этот! – Резкий голос партийца заставил всех вздрогнуть. – Подойдите к столу, Крестовская!
Зина повиновалась. Хотя ей очень сильно хотелось послать этого старого хмыря, но она подошла. Прямо перед ее лицом партиец потряс бумажным листком – это был какой-то текст, отпечатанный на обычной пишущей машинке. Но прочитать его он ей не дал.
– Позвольте ознакомиться? – Зина все же решительно протянула руку.
– Не положено! – отрезал главный допрашивающий и перевернул листок текстом вниз. – Поступил сигнал о том, что в своей комнате, в комнате коммунальной квартиры, предоставленной вам государством, вы проживаете с мужчиной, который не является вашим законным мужем. Сожительствуете, так сказать.
– Ну и что? – Зина ожидала чего угодно, но только не этого. Поэтому она растерялась – но только на пару секунд.
– Как ну и что? Крестовская, вы издеваетесь? Ваше аморальное поведение позорит облик советской гражданки, доброе имя советского преподавателя! Вы студентам пример подавать должны, а вы позорите всю советскую мораль! Такое поведение не достойно советского человека!
– Эй, притормозите! – выдохнула Зина. – Допустим, это мой муж.
– Значит, вы признаетесь в этом факте? – Партиец насупил брови.
– Это мой муж, – отрезала Крестовская, чувствуя, что проваливается в какую-то пропасть.
– Товарищ из отдела кадров! – рявкнул партиец.
– Да… э… – Худенькая женщина в очках так боялась строгого партработника, что дрожала всем телом, – вот копия паспорта товарища Крестовской, из которого следует, что товарищ Крестовская разведена решением суда Центрального района города Одессы и в законном браке не состоит.
К концу этой тирады голос ее звучал все тише и тише и наконец совсем затих. Зина подумала, что эта должностная тетка сейчас упадет в обморок от переживаний.
– Дайте ей кто-нибудь воды! – засмеялась она, однако ответом ей было молчание.
– Итак, в законном браке вы не состоите, – сказал партиец. – Ну что вы можете сказать в оправдание вашего аморального поведения?
– Какое вам дело, с кем я живу? – вздохнула Зина.
– Во-первых, поступил сигнал. А во-вторых, вы работаете в коллективе!
– Коллектив коллективом, но это моя личная жизнь, – пожала Зина плечами.
– У советских людей нет личной жизни, – впервые подал голос председатель профкома, – коллектив – на первом месте!
– Вы позорите облик советского человека, – повторил партиец.
– Живу с кем хочу и как хочу, – отрезала Крестовская.
– Только из уважения к вашим заслугам мы решили поговорить с вами лично, а не вынести обсуждение вашего вопроса на общественное собрание перед всем коллективом, – подала голос заведующая кафедрой, которой, как бы она ни хотела, все же не удавалось скрыть удовольствие в глазах.
– Мне что, вам спасибо сказать? – съехидничала Зина.
– Обязательно! И не раз! – громыхнул партиец. – Хотя бы за то, что мы оставили этот сигнал у нас, а не передали дальше в соответствующие органы.
– А вы передайте! – ухмыльнулась она. – Может, меня расстреляют за то, что я сплю с мужчиной, который не является моим законным мужем.
Все онемели. Тишина стояла такая, что Зине вдруг показалось, что время остановилось.
– Крестовская! – выкрикнул партиец, и от его окрика все словно пришли в себя. – Ваша наглость переходит все границы! Или в вашем поведении есть преступный умысел?
– Вы больной на голову, – пожала плечами Зина, который было уже все равно.
Собрание пришло в движение – все одновременно зашевелились, заерзали, зашептали: «Какой ужас… неслыханно… возмутительно… безобразие… скандал…»
– Если вы не измените ваше отвратительное поведение, нам придется распрощаться, – снова заговорила заведующая.
– Нашли, значит, повод, – горько усмехнулась Крестовская, которой все стало ясно.
– К тому же, вы не член партии. А для преподавателя, который призван воспитывать и учить подрастающее поколение, это абсолютно недопустимое поведение, – заявил партиец. – Вы ведь собираетесь вступать в партию большевиков?
– Не собираюсь, – ответила Зина и добавила, понимая, что подписывает себе приговор: – Не хочу.
Все собравшиеся снова зашептались, выражая свое крайнее возмущение. Это было абсолютно дрессированная публика, и время от времени Зина читала нескрываемое удовольствие в глазах главного партийца, привыкшего к абсолютному подчинению. Ему подчинялись все. Кроме нее.
– Мы даем вам время, чтобы исправить ваше возмутительное поведение, – партиец приподнял краешки губ, и Крестовская поняла, что ему нравится играть в эту страшную игру – подавить и растоптать.
– А как я должна его исправить? – ухмыльнулась она. – Расстаться с человеком, которого я люблю? Ради вас всех?
– Ради себя, Крестовская, – партиец сокрушенно покачал головой. – Вы хоть понимаете, что никто не возьмет вас на работу, если вас выгонят из института?
– Это еще не самое страшное в жизни, – Зина прямо посмотрела ему в глаза.
– Крестовская, вам следует быть аккуратнее в своих высказываниях, – партиец действительно получал удовольствие от этой игры, – когда-то они обернутся против вас.
– И против вас тоже, – в тон ему отрезала Зина. – А можно узнать, кто именно написал этот донос? И кому он адресован?
– Ректору института, – ответил партиец, – а написал сознательный советский гражданин, который не смог равнодушно наблюдать, как на его глазах совершается безобразие и попирается советский строй. Именно такие честные люди и стоят на страже интересов нашей страны.
