Полная версия
Горилла говорила, а попугай молчал
– Вы были личным телохранителем убитого?
Он кивнул.
После небольшого замешательства я вспомнил о допросе.
– А как вас зовут?
– Ночнико Филлини.
– И вы, Филлини, были личным телохранителем Михайло Медведева? Огромного трёхметрового лысого медведя? – спросил я, не веря своим глазам и ушам.
– Да.
– Извините меня за вопрос, но… почему вы?
Свидетель мигом поднялся в воздух и, вытянув ноги (он был босой), по-кошачьи продемонстрировал нам своё оружие: огромные, острые, десятисантиметровые когти. Зависнув над стулом, Филлини посмотрел на нас и спросил:
– Ну как?
– Охуенные! – в один голос произнесли ошарашенные от увиденного я и Бородька.
После этого свидетель сложил крылья и плюхнулся на стул.
– А что входило в ваши обязанности? – спросил я свидетеля, поправляя на шее удушливый воротник.
– Моей обязанностью была круглосуточная охрана Медведева.
– А можно уточнить насчёт «круглосуточной»? Вы что всюду следовали за судьёй?
– Да, всюду. Если только он не просил оставить его одного. В основном это происходило, когда он отправлялся к себе в спальню, ну и по другим мелочам.
– А вы что делали в это время?
– По ночам я переходил на чердак и следил за ситуацией вокруг дома.
– Вы ведь и обнаружили труп, не так ли?
– Да.
– А как так случилось, что вы – телохранитель, который должен был всюду следить за безопасностью судьи, не смогли предотвратить его убийство?
– В тот момент я был в туалете.
– В туалете?
– Да.
– Кто-то может это подтвердить?
– Когда я выходил из кабинета, я увидел в конце коридора нашего повара, в тот момент когда я захлопнул дверь, он обернулся на меня. А потом я зашёл в туалет.
– Ладно, мы это проверим, а теперь можно поподробнее узнать: когда произошло убийство? что делал судья? и-и далеко ли находится отсюда туалет?
– В 12:49 Медведев попросил подать ему обед. В 12:52 появился повар и принёс на подносе страусиное яйцо, в то…
– Так, подождите, – перебил я свидетеля, – во-первых, почему вы называете такое точное время, и, во-вторых, судья собирался есть страусиное яйцо?!
– Да, он всегда ел на обед сырое страусиное яйцо.
Тут даже Бородька присвистнул от удивления. Причина в том, что употребление яиц в пищу у нас запрещено. Даже если они выращены в лабораториях, так как учёные не могут с точностью сказать, отсутствует ли в будущем зародыше, то есть в самом яйце, душа. Испытания на выявление души всегда проводятся у каждого выращенного животного в совершеннолетнем возрасте, когда какие-либо шансы на её появление сведены к минимуму. Также у нас под запретом и хранение яиц. Только если ты не птица, но тогда ты всё равно должен находиться в роддоме, если, конечно, врач не разрешит тебе выносить ребёнка в домашних условиях – под их присмотром. (Под исключения этого закона попадают только мужчины. И лишь в том случае, если яйца с ними неразрывны с рождения. И то их количество не должно быть больше двух, иначе пиши пропало.)
– А что касается времени, – продолжал Филлини, – то это тоже входит в мои обязанности: знать что, где, когда происходит.
– А что было дальше? – спросил Козлов.
– В то же время, в 12:52, повар ушёл. В 12:53 я попросил у Медведева разрешения отлучиться в туалет. Он находится как раз напротив двери кабинета. В то же время я вышел из кабинета, а в 12:56 я вернулся и обнаружил Медведева мёртвым. В 12:58 я позвонил в полицию, а в 13:00 я был у его жены и рассказал ей о случившемся.
– А что вы делали, э-э, две минуты в туалете? – снова поинтересовался Бородька.
– Срал.
– Э… понятно.
– А что именно делал убитый перед смертью? – задал я вопрос Филлини. – Вы ничего странного не заметили в его поведении?
– Нет. Всё было как всегда. Медведев сидел за столом и позвонил в звонок… он под столешницей, – уточнил свидетель, когда я принялся искать звонок на столе. – И Медведев продолжал так сидеть, когда я выходил из кабинета.
– А судья начал употреблять при вас… обед?
– Нет, при мне он был не тронут.
– Вы ведь в курсе, что судья этим совершал тяжкое преступление?
– Да.
– Но ничего не сделали, чтобы это предотвратить? Ведь по закону судья – убийца.
– Это не моё дело, – отвечал Филлини, – или вы думаете, если бы я обратился в полицию, вы что-то бы сделали?
– Ну-у, – в замешательстве протянул я, – а всё-таки, как вы относились к этому? Ведь вы сами появились из яйца.
– Я ничего в этом плохого не вижу. Медведев ел их ещё до образования зародыша. Он и мне иногда предлагал попробовать.
– И вы пробовали?! – спросил с дивана Бородька, скрививши от омерзения лицо.
– Да, – ответил Филлини, повернув к нему голову на 180°, – они, конечно, на любителя, но есть можно.
Уголки рта у Бородьки после этих слов максимально опустились к подбородку.
– Получается вы тоже их ели… а вы не боитесь отправиться за это под суд? – решил я взять Филлини на понт, надеясь в основном на то, что он повернёт ко мне голову ещё на 180°, описав этим движением полный круг, но он разочаровал меня, вернув её на прежнее место обратным направлением.
– Нет.
– Почему?
– Не докажете. К тому же я не единственный, кто знал о яйцах. Все в этом доме были в курсе.
– Хм, ладно… и вправду не докажем, – проговорил я себе под нос. – А сколько тварей обычно находится в этом доме?
– Всего, если не считать Медведева, постоянно здесь живут я и его жена. Но два раза в неделю приходит домработница, чтобы убрать по дому. В последний раз она была здесь два дня назад, а появиться должна завтра, – уточнил Филлини, заметив на моём лице готовящийся встречный вопрос. – А повар работает каждый день с шести утра до восьми вечера, кроме воскресенья, в этот день у него выходной.
– А откуда судья брал эти яйца?
– Не знаю.
– Вы телохранитель, который всюду следовал за судьёй, не знаете, откуда он брал яйца?
– Нет.
– Хм, допустим, а тогда… как вы думаете: у судьи были недоброжелатели, которые хотели его смерти? Ведь для чего-то он вас нанял. Выходит, он опасался за свою жизнь?
– Медведев говорил, что не подобает такой большой твари, как он, обходиться без видимой охраны. Он говорил: это просто формальности. А что касается недоброжелателей, то, думаю, у него их было много, но ни от кого конкретно я угроз не слышал.
– А вам не было обидно, что судья так – формально – относился к вашим обязанностям?
– Нет, это было только вначале, затем у меня были поводы показать ему, на что я способен.
Послышался лязг когтей.
– А какие у него были отношения с женой и поваром? Никаких ссор в последнее время не происходило?
– Я ничего этого не заметил.
– Да, а как насчёт окна? – спросил я, указав за спину большим пальцем. – Когда вы находились здесь с судьёй, оно было открыто?
– Да, я каждое утро его открываю, чтобы проветрить помещение, а на ночь закрываю.
– Так, убитый всё время сидел за столом, а где вы были, когда находились здесь с ним?
– В этом кабинете я всегда сидел на диване, и оттуда удобно наблюдать за временем.
Я повернулся, подняв голову на часы, они показывали почти семь.
– А когда вы находились в туалете, вы ничего не слышали из кабинета?
– Нет, если бы я что-то услышал, убийца был бы мёртв.
Как вы уже сами успели заметить: Филлини был прямой и очень самоуверенной тварью.
– Так, – начал говорить я, представляя в уме картину преступления, – значит получается, что в момент убийства в доме находилось три твари… и если вы действительно были в это время в туалете, то убийца мог войти в этот кабинет только через дверь или окно, а оно находится на втором этаже и без балкона! А потом убийца проломил судье голову и скрылся. И на всё это у него было около двух минут…
– Есть ещё дверь, – уточнил Филлини.
– Где?! – удивился я и начал смотреть по сторонам.
– Вот, – произнёс свидетель, указывая рукой на шкаф.
– Это же шкаф!
– Нет, это двери в спальню Медведева и его жены.
Я встал, тихо, на цыпочках, подошёл к «шкафу», с приложенным ко рту указательным пальцем посмотрел на Козлова и Филлини, а потом резко открыл двери – но там никого не оказалось. Это была большая роскошная спальня с огромной кроватью. Козлов уже слез с дивана и расхаживал вокруг неё.
– А кровать вся помяяятая, – заметил Бородька.
– Здесь лежала его жена, – услышали мы доносившийся из кабинета голос свидетеля, – она на днях приболела и всё это время проводила в постели.
– Ладно, похоже, здесь нет ничего интересного, – сказал я Бородьке, и мы вернулись в кабинет. – А что с ней случилось? – спросил я у свидетеля, присаживаясь на стул.
– Два дня назад Медведев с женой отмечали годовщину их свадьбы в ресторане, там не работал кондиционер, но никому это не мешало кроме Умки. Ведь она белый медведь и предпочитает климат холоднее. Вот её и сморило.
– Понятно, – сказал я и, взглянув на часы, решил покончить с Филлини. Я достал из кобуры пистолет и выстрелил ему прямо в лоб. Шутка. – И последнее: какие у вас были отношения с убитым? Ведь вам приходилось круглые сутки за ним таскаться без выходных.
– У нас с ним были чисто рабочие отношения. Я служил ему больше пяти лет, разногласий у нас не было. В свободное время я всё равно не знаю, чем мне заняться, так что меня это устраивало. К тому же Медведев платил мне очень хорошо, а деньги я отсылал родителям. И ещё с Медведевым у нас был заключён договор, который я мог расторгнуть в одностороннем порядке.
– Простите за нескромный вопрос, но… сколько вы получали у судьи?
– Восемь с половиной, – равнодушно ответил Филлини.
– Восемь с половиной чего? – спросил Козлов.
– Тысяч.
– А-а…
– В сутки, – всё так же спокойно ответил Филлини, вглядываясь в наши раскрытые от удивления глаза.
Когда дверь за свидетелем закрылась, мы с Бородькой ещё долго не могли прийти в себя.
– Восемь с половиной!
– Тысяч!
– В сутки!
– А мы с тобой сколько получаем в сутки? – спросил я Козлова.
– Э-э… восемь с половиной.
– Да… в тысячу раз меньше.
За окном уже вечерело, и, сев обратно за стол, я попросил Бородьку пригласить второго свидетеля.
– Кого? – спросил он.
– Умку, – сказал я, всматриваясь в неё на фотографии. – Пока она из-за своей болезни и смерти мужа нам свой труп не подкинула.
Бородька вернулся в кабинет, ведя под руку плачущую и обессиленную жену судьи. Даже сейчас она была такой же очаровательной, как и на фотографии. Все в нашем городе симпатизировали ей, а также жалели за то, что у неё такой муж. Она была полной противоположностью судьи. У Умки был свой благотворительный фонд, помогавший больным детям и обездоленным семьям. Почти все были уверены, что судья насильно заставил её выйти за него замуж и она его никогда не любила.
Я встал и помог Умке сесть на стул. Мы с помощником заняли свои места. Присаживаясь, я заметил на столе высохшее пятно крови и накрыл его папкой.
– Примите наши соболезнования, – выразил я Умке своё «сочувствие», после которого она ещё сильнее зарыдала. – Если вы не в силах отвечать на вопросы, то мы можем перенести это на завтра.
– Нет-нет, – произнесла вдова, вытирая платком слёзы, – потом, боюсь, мне будет ещё тяжелее.
– Хорошо. Тогда давайте начнём. Для протокола: как вас зовут?
– Умка Медведева.
– Вы-ы являлись женой суд… Михайло Медведева, так?
– Да, – всхлипывая и смотря на платок, отвечала свидетельница.
– Как давно вы были замужем?
– Восемь лет.
– У вас был счастливый брак?
Умка удивлённо посмотрела на меня и громко сказала:
– Конечно! Я люб… я любила его! Он был очень, очень хорошим мужем.
– У вас нет детей, ведь так? А можно узнать почему?
– Михайло не хотел, – тихим голосом сказала Умка, снова принявшись рассматривать свою тряпку, – да и я не очень настаивала на этом.
Я замолчал, не зная, как аккуратнее подступиться к делу, тогда ко мне на помощь пришёл Козлов.
– Нам сказали, что вы на днях заболели? – спросил он у свидетельницы.
– Да.
– Вы были у врача?
– Да.
– Судя по тому, что вы находитесь дома, а не в больнице, у вас ничего серьёзного нет?
– Да, дело в том, что у меня не в первый раз такая болезнь. Она случается из-за долгого пребывания на жарком для меня воздухе. Доктор выписал мне лекарства, которые я принимаю… К тому же Михайло всегда обо мне заботился.
Умка снова было принялась реветь, но я ей помешал:
– А в чём именно заключается ваша болезнь? Какие симптомы?
– Симптомы почти такие же, как у гриппа, но вдобавок к ним сильная слабость, сильнейшая, которая не проходит как минимум неделю. Поэтому я не могу ничего сделать без чьей-либо помощи и вынуждена весь день лежать в постели.
– А в момент убийства вы находились там же? – спросил я её, взяв быка за рога.
Умка во все глаза уставилась на меня, не веря в то, что я посмел так прямо подойти к делу.
– Да, сегодня с утра мне было очень, очень плохо. Михайло даже собирался вызвать доктора, но я его отговорила, солгала, что мне стало лучше. А в момент, когда его… убили… – Вдова снова расплакалась, спрятав лицо в платок, мы не стали ей мешать, через две минуты она подняла голову и добавила: – А в момент, когда Михайло убили… я спала. Потому что помню только, как меня в час разбудил Филлини и сказал… – Тут свидетельница опять начала реветь.
– То есть вы ничего не слышали? Никаких звуков из кабинета? – поинтересовался я у свидетельницы, она помотала головой. Я посмотрел на время, шёл восьмой час. – И напоследок ещё вопрос: откуда ваш муж брал страусиные яйца?
– Не знаю, я к ним никогда не подходила, об этом, наверное, повар должен знать.
– Ну, тогда ладно, – сказал я, вставая из-за стола, – спасибо вам, что смогли ответить на наши вопросы, и примите ещё раз наши соболезнования. Мой помощник поможет вам выйти.
Бородька подошёл к вдове и помог ей встать, когда он взял её под локоть, она снова разрыдалась.
– Ну что вы, не надо. Всё будет хорошо. Мы найдём того, кто это сделал, – успокаивал её Бородька.
– Знаете, я просто вспомнила: два дня назад, на нашей годовщине свадьбы, там как раз я и заболела, к концу вечера Михайло залез на стол, он был немного пьян, и, танцуя, начал тогда говорить: «Я бессмертен, я никогда не умру. Я бессмертен, я никогда не умру». И вот прошло два дня и…
Я подошёл к вдове, взял её под руку, и мы с Бородькой помогли ей спуститься на первый этаж, в гостиную, где располагался диван. Опустившись на него, вдова поблагодарила нас за помощь и не пожелала больше отвлекать нас от расследования.
По дороге в кабинет я попросил Козлова привести поварёнка. Я сел за стол, нажал на звонок и, вглядываясь в наступающую за окном ночь, начал погружаться в свои мысли, поток которых прервал появившийся в дверях волк. Бородька указал ему на стул, а я это время недоумённо смотрел на помощника и обращался к нему про себя: «Ты кого притащил? Я просил тебя привести повара, а не волка».
Свидетель поздоровался и занял своё место. Это был молодой волк лет двадцати. Он испуганно взглянул на меня и, опустив голову, принялся рассматривать свои ногти. Бородька движением головы предложил мне начинать.
– Как вас зовут? – обратился я к свидетелю.
– Акелий Волчонков.
– Вы работаете поваром в этом доме, так? – спросил я его, не зная почему, надеясь на то, что это окажется неправдой. Свидетель кивнул, и я продолжил: – А как давно вы работаете здесь?
– Три года.
– Что вы делали в момент убийства? – вырвалось резко из меня.
Волчонков растерянно поглядел на меня и сказал:
– Ну, где-то без десяти час хозяин велел…
– Хозяин?! – возмущённо воскликнул я на это.
– Ну да… а что? – слегка испугавшись моего возгласа, спросил свидетель.
– Так, ничего… продолжайте.
– Ну, а когда хозяин велел подать ему обед, я взял яйцо, положил его на поднос и пошёл сюда, в кабинет, а…
– Откуда вы взяли страусиное яйцо?
– Из холодильника.
– А как оно туда попало?
– Хозяин, наверное, положил.
– Наверное?
– Ну, вначале он лично выдавал мне по яйцу в день, а потом как-то утром я пришёл на работу и увидел на кухне новый холодильник. Я открыл его, а он почти весь был ими забит. И с того момента каждое утро кто-то его пополнял.
– Значит, вы не знаете, откуда судья брал эти яйца?
– Нет.
– А когда началось это его пристрастие к яйцам?
– Где-то два года назад. Хозяин пришёл на кухню с яйцом в руке и сказал, что придумал как облегчить мне готовку. И что за это я должен благодарить Филлини.
– Филлини?
– Да, хозяин сказал, что это он посоветовал ему попробовать яйца. Филлини как-то принёс ему одно совиное яйцо, и хозяину понравилось. Но так как хозяин большой, то ему и яйца нужны большие.
Мы с Бородькой удивлённо уставились друг на друга. Бородька произнёс вслух:
– А он нам ничего не говорил.
Волчонков повернулся к нему:
– Я предлагал хозяину их сварить или пожарить, но он об этом даже слышать не хотел.
Время было без пятнадцати восемь. Я повернулся к окну и, уставившись туда, задумался о чём-то.
– Вы так и не сказали нам, что делали во времяяя убееейства судьи, – заговорил Козлов.
– Ну, я же сказал, что отправился к хозяину с обедом и зашёл в кабинет, положил поднос на стол и ушёл. Всё как обычно.
– А что делал убееетый в это времяяя. Он что-либо говорил? – продолжал вести допрос мой помощник.
– Нет, я же сказал, всё было как всегда. Хозяин и Филлини молча сидели на своих местах.
– Выходил Филлини вслед за вами из кабинета? – устав от допроса и спеша скорее покинуть это место, раздраженно обратился я к повару.
– Да.
– Когда?
– Ну, где-то через минуту после меня.
– Зачем он выходил?
– Ну, я услышал, как захлопнулась дверь кабинета, обернулся и увидел, как Филлини заходил в туалет.
– А что вы делали столько времееени в коридоре? – задал вопрос Бородька.
– В смысле, столько времени?
– Вы ведь сами сказали, что Филлини вышел из кабинета, примерно через мееенуту после вас. А коридор, по-моему, здесь не такой длинный, чтобы не успеть его за это времяяя пройти. Что вы делали мееенуту в коридоре?
Довольный собой Бородька уставился в ожидании ответа на Волчонкова, который отвернулся от него и испуганно взглянул на меня, но, не дождавшись моей помощи, опустил голову и, стыдясь, проговорил:
– Я хотел подслушать, о чём они будут говорить в кабинете.
– Да?! – воскликнул Козлов, попытавшись сделать удивлённое лицо. – И что же вы там услышали?
– Клянусь, это было в первый раз! – умоляюще оправдывался свидетель. – Просто всегда, когда я приносил обед, хозяин и Филлини молча смотрели на меня и ждали, когда я уйду… И вот сегодня я решил подслушать, о чём они будут говорить. А когда я услышал, что Филлини попросился в туалет, я быстро кинулся бежать… но не успел. Клянусь, это было в первый раз!
– Ладно, – сказал я, перекинувшись с Бородькой взглядом, – скажите, не было ли у убитого в последнее время каких-либо разногласий с женой, телохранителем или кем-то ещё?
– Нет, при мне ничего такого не было. Да я и провожу практически всё своё время на кухне.
– А какие у вас были отношения с убееетым? – спросил Козлов.
– Нормальные. Я просто работал у него поваром, и всё.
– А сколько платил вам судья?
– Тысячу. А что?
– В сутки?! – вместе спросили я и Козлов.
– В месяц, – ответил Волчонков, не понимая, зачем нам это нужно.
Стукнуло восемь, когда свидетель оставил нас в кабинете одних. Мы стояли: Бородька у стола, я у окна, спиной к помощнику.
– Ну, что думаешь? – спросил Бородька.
– Не знаю, – возбуждённо ответил я и рванул к выходу, – завтра поговорим.
– Что, опять на свидание спешишь?
– Не твоё дело.
– Пора бы уже утихомееерить свои животные инстинкты.
– На себяяя посмотри. Ты лучше к завтрашнему добудь всё на свидетелей, проверь всё, что они тут наговорили, и… всё, пока, – сказал я и хлопнул дверью.
Перед тем как покинуть дом, я заглянул в туалет. Это была небольшая комнатка 2 × 2, без окон, с унитазом, раковиной и стоявшей в углу мусорной корзиной.
«Интересно, в которую из них Филлини справляет нужду?» – поинтересовался я у себя и покинул туалет.
На улице было темно. Я решил пройтись пешком. Всё это время я вообще не думал об убийстве. Все мои мысли этой ночью были заняты Ею. Я не спешил, давая Ей возможность предстать передо мной в своём лучшем наряде. О, сколько волков Ты обрела на одиночество! Скольких волчиц Ты оставила матерями-одиночками, похитив любовь их мужей! Я знаю, что не я один сегодня собираюсь к Тебе на свидание, но я верю, что Ты придёшь только ко мне. О, ты здесь! Ты уже стоишь на вершине холма и ждёшь меня! Я поднимаюсь к тебе! Я здесь! Я твой!
– Ау-у-у-у-у-у!!!!!
IV
После проведённой бурной ночи мне совсем не хотелось вставать утром и идти на работу. Но к полудню я всё-таки там появился.
– О, глядите, Серлок Волкс пришёл! – крикнул один из наших бородатых полицейских при моём входе в участок. Со всех сторон послышался смех:
– Беее!
– Беее!
– Беее!
Штаб наш небольшой: волк да семеро козлят, ну а также их мамаша в своём кабинете. Всё это если не считать патрульных. Как я уже упоминал, мне нелегко было начинать работать в этом коллективе после той книжной истории. Но я свыкся, к тому же, когда я только поступил сюда, здесь было больше сотрудников, а начальником являлся козёл. Но когда его сменила наша нынешняя, Ебена Козлодоева, и сократила штаб до семи, то тут-то меня и начали мучить кошмары: я поздно прихожу на работу, и тогда мамаша раздаёт каждому козлёнку по самурайскому мечу, и они начинают крошить меня на мелкие кусочки, или вдруг я оказываюсь на последнем месяце беременности, начинаются схватки, меня привозят в роддом, и врач-гинеколог говорит, что придётся делать кесарево сечение, в палату входит начальница, делает когтём разрез на моём животе, вынимает оттуда маленьких козлят, а затем набивает своим говном мой живот и зашивает его, после чего твари, видя, как из меня сыплется козье дерьмо, обращаются к батюшке, и тот сжигает меня за сатанизм. Не знаю, случайно так вышло, что на семи сокращение остановилось, или всему причиной было то, что Козлодоева просто любит читать запрещённую литературу и хочет выкурить меня отсюда, подсознательно давя этим на мою психику, и это у неё, скорее всего, получилось бы, если бы я не сдружился с Бородькой, который, посмеявшись сейчас со всеми, стоял, ожидая меня, за нашим общим столом. Все мы работаем в одном большом помещении с семью рабочими местами, оборудованными пишущими машинками. Мне, видимо, начальница не доверяет, поэтому и приставила ко мне Козлова, который забрал себе половину стола и сидит всегда напротив меня, из-за чего со стороны может показаться, что он мой клиент. Ну, или я его.
– Начальница нас ждёт, – сказал Бородька, когда я подошёл к нему.
– А ты у неё уже был?
– Нет, тебяяя ждал.
– Ладно, пошли.
Мы постучались и зашли к Козлодоевой. Это был не очень большой и не очень уютный кабинет, пол здесь был уложен паркетом в виде узора из чёрно-белых зигзагов, а по центру стоял стол в форме буквы Т, во главе которого восседала толстая, рогатая коза, чья борода раскинула свои пальцы на клавиатуре компьютера. Позади начальницы находилось закрытое бордовыми шторами окно, по причине чего здесь часто царила интимная обстановка.
Мы сели за стол. Я слева от начальницы, Козлов со своими бумагами справа от неё.
– Начинайте, – сказала Козлодоева, пристально смотря на нас.
– С чего? – спросил я.
– С начала, дебеел! – крикнула она на меня и обратилась к Козлову. – Как ты с ним работаешь? У тебя самый тупой помощник, которого я когда-либо видела.
– Вообще-то это он мой помощник.
– Заткнись! – скомандовала мне Козлодоева и снова повернулась к Козлову. – Начинай.
– С чего? – неуверенно спросил он.
– С начала, глупенький.
Бородька, выдохнув и взяв в руки лист, принялся читать вслух:
– Вчера, предположительно бееез пяти час дня, было совершено убееейство судьи Мееехайло Мееедведева. Смееерть возникла в результате удара тупым предмееетом по затылочной части головы. Орудием убееейства эксперты считают страусиное яйцо, остатки которого были найдены на голове убееетого…
– А разве можно проломить яйцом череп? – перебила Бородьку Козлодоева. – Я как вчера это услышала, всё время об этом думаю. Даже если это и страусиное яйцо. Ведь судья был огромным меедведем, и череп, думаю, у него должен был быть крепче остальных.
– Да, мне тоже приходило это в голову, и поэтому я решил подробнее узнать об этом у патологоанатома, и он подтвердил, что это возможно, так как убееетый всю жизнь был лысым и ультрафиолет за это времяяя разрушил прочность его черепа. Но он добавил, что всё равно, чтобы его проломеееть, должен был произойти очень сильный удар.