Орел нападает. Орел и Волки

С бледно-голубыми проблесками рассвета их будили крики дежурных и встречал белый от снега мир, перечерченный отсверками заиндевелых крепежных веревок. Зябко ежась, солдаты принимались разбирать шалаши и готовиться к новому переходу.

На третий день погода смягчилась и толстый снежный покров начал подтаивать. Легионеры обрадовались теплу, но талая вода очень скоро превратила дорогу в сплошное слякотное болото, где увязали и колеса подвод, и сапоги пехотинцев. На четвертый день не без облегчения солдаты спустились по пологому склону к Тамесис и увидели крепостные валы огромной армейской базы, сооруженной еще прошлым летом, когда легионы впервые форсировали эту могучую реку. Теперь базу охраняли четыре набранные в Батавии вспомогательные когорты. Пешие батавы несли гарнизонную службу, конные патрулировали долину, выискивая и преследуя лазутчиков Каратака. На базе грудами скапливались припасы, сгружавшиеся в Рутупии с кораблей, прибывавших из Галлии всякий раз, когда позволяла погода. Из Рутупия уже мелкими баржами продовольствие поднимали вверх по Тамесис к складам, расположенным на обоих ее берегах. Последним звеном в цепи снабжения были маленькие вереницы подвод, обеспечивавших под надежной охраной подвоз провианта к целой сети фортов, где тоже размещались небольшие отряды батавов.

Сеть этих укреплений была возведена Плавтом, чтобы держать Каратака на расстоянии, но затея оказалась пустой. Вражеские разъезды под покровом ночи легко просачивались между фортами, перехватывая обозы с припасами и разоряя поселения тех племен, что не решились противиться Риму. Время от времени варвары даже отваживались атаковать удаленные аванпосты, что, если нападение не удавалось отбить, приводило к гибели маленького гарнизона. Не проходило дня, чтобы на фоне ясного зимнего неба не расплывалось облако дыма, недвусмысленно сообщавшее всей округе об очередном налете дикарей на обоз, местную деревушку или римскую сторожевую заставу.

Командиры вспомогательных войск, которым было поручено охранять не только базу, но и прилегающие к ней земли, с бессильным отчаянием взирали на пятнавшие небосклон свидетельства полнейшей своей неспособности окоротить разбойников Каратака. А ударная мощь регулярной армии могла быть обрушена на врага лишь весной с приходом хорошей погоды.

Прибытие Второго легиона к Тамесису освободило в тот вечер его бойцов от утомительной землекопной работы. Однако радовались они рано: уже новым утром легат отдал приказ переправиться по постоянно действующему мосту на южный берег реки. Только тогда те из солдат, что были способны мыслить стратегическими категориями, начали понемногу догадываться, какие задачи им предстоит разрешать в ходе будущего наступления. Перейдя реку, легион взял курс на запад и еще два дня следовал вдоль Тамесиса по дороге, выстеленной бревнами и вязанками прутьев. Потом дорога повернула на юг, а во второй половине следующего дня марша колонна приблизилась к гряде холмов, от которой с началом сезона Веспасиану было предписано выступить в самостоятельный рейд и вторгнуться во владения дуротригов.

Пока тыловой и артиллерийский обозы с трудом взбирались по глинистому склону, основные подразделения легиона поднялись к гребню господствующего холма, где им был отдан приказ окапываться и ставить палатки. Когда легионеры Шестой центурии взялись за лопаты, Макрон устремил взгляд на юг.

– Послушай, Катон! А там вон не городок ли?

Оптион послушно вгляделся в начинающую темнеть даль.

В нескольких милях от них над чертой горизонта вздымались дымки. Возможно, они были всего лишь игрой света, но юноше показалось, что под ними угадываются смутные очертания довольно внушительного селения.

– Может быть, это Каллева, командир.

– Каллева? Ты что-нибудь знаешь об этой дыре?

– Да, говорил как-то в Камулодунуме с одним торговцем. Он с кем-то на паях держит здесь лавку. Поставляет местному люду вино и глиняную посуду. Сейчас мы находимся на земле атребатов, а Каллева – их главный город. И единственный, по словам того малого.

– А что он делал в Камулодунуме?

– Разнюхивал, нет ли ему резона открыть лавку и там. Как и все торгаши.

– А он сообщил тебе что-либо существенное о своих здешних друзьях?

– Существенное, командир?

– Ну да, типа того, как они относятся к нам, каковы в драке? Что-то из этого.

– Нет, ничего. Сказал только, что атребаты встретили и его, и всех прочих достаточно дружелюбно. А теперь, когда Плавт вернул их царьку Верике власть, Рим вообще в них может не сомневаться.

Макрон недоверчиво фыркнул:

– Поживем – увидим.

Глава 6

Весь следующий день был потрачен на укрепление лагеря и сооружение двух линий сторожевых застав. Северной, обращенной к Тамесису, и западной – для защиты от возможных вылазок дуротригов. Новым утром к расположению легиона со стороны Каллевы приблизился конный отряд. Дежурная когорта поднялась по тревоге на стены, поставленный в известность Веспасиан поспешил к смотровой башне, торопливо взобрался по лестнице и, отдуваясь, уставился вниз. Маленькая кавалькада небрежно рысила к воротам под двумя развевающимися знаменами: одно с британским змеем, другое с римскими инсигниями Двадцатого легиона.

Поскрипывание ступеней известило о прибытии старшего трибуна Гая Плиния, лишь недавно назначенного на этот пост взамен Люция Вителлия, который сейчас находился на пути к Риму и блестящей карьере как свежеиспеченный императорский фаворит.

– Кто это, командир?

– Наверное, Верика.

– А наши с ним зачем?

– В роли телохранителей. Командующий Плавт выделил когорту Двадцатого, чтобы придать Верике дополнительный вес. – Веспасиан улыбнулся. – На тот случай, если атребаты решат, что могут обойтись без возвращенного им правителя. Ну, пойдем посмотрим, чего они хотят.

Грубо вытесанные деревянные ворота распахнулись внутрь лагеря, открыв проезд, вдоль которого уже выстроилась наспех собранная для встречи центурия. Во главе колонны ехал рослый, седовласый мужчина. В былое время Верика имел очень внушительный вид, но возраст и годы изгнания превратили его в согбенного старца, устало сошедшего с коня, чтобы приветствовать Веспасиана.

– Добро пожаловать, вождь.

Веспасиан отсалютовал, и Плиний после некоторого замешательства последовал примеру своего командира, хотя и считал, что какой-то туземный царек вовсе не заслуживает такой чести.

Верика подошел к легату, и они с показной сердечностью обнялись, почти не касаясь друг друга.

– Рад тебя видеть, легат! Надеюсь, зима была благосклонна к тебе и твоим людям?

– По крайней мере, она с нами не покончила. А могла бы, – ответил Веспасиан, кивая на слякоть.

Верика рассмеялся, оценив шутку, и повернулся к сопровождавшим его всадникам:

– Центурион, будь добр, вели конвою спешиться. Потом, пожалуйста, присоединяйся к нам!

Римлянин, возвышавшийся рядом со знаменосцем, отсалютовал и отдал короткий приказ.

Веспасиан поглядел на своего трибуна:

– Плиний, позаботься, чтобы ребятам дали чего-нибудь согревающего.

– Будет исполнено, командир.

– Спасибо, легат, – с улыбкой промолвил Верика. – Я тоже бы с удовольствием промочил горло. Помнится, в нашу последнюю встречу ты угощал меня славным фалернским.

– Оно найдется для тебя и теперь, – ответил Веспасиан, заставив себя улыбнуться.

Выдержанного вина в его личном хранилище осталось очень немного, и делиться им с варваром ему совсем не хотелось, однако генерал Плавт настоятельно требовал от своих подчиненных всемерно поддерживать добрые отношения с островитянами, рискнувшими по разным соображениям вступить с Римом в союз. Успех или неудача вторжения во многом зависели от правильного рассредоточения войск. Нельзя затевать масштабное наступление без уверенности в надежности туземного населения, остающегося у тебя за спиной. Вероломный удар с тылу и флангов губителен для любого маневра. Поэтому в армии Плавта всем и каждому, и особенно командирам, строго предписывалось обходиться с союзниками крайне любезно. В частности, попусту изводить восхитительное фалернское, накачивая им даже тех, кому в вине важна только крепость.

– Полагаю, ты знаешь Публия Поллия Альбина? – сказал Верика, махнув рукой в сторону направлявшегося к ним римлянина.

Тот отсалютовал легату и замер как каменный рядом с царьком.

– Центурион.

Веспасиан кивнул в знак приветствия и вновь повернулся к своему гостю:

– Альбин – знающий и очень опытный командир. Один из лучших. Думаю, он тебе очень полезен.

– Не могу возразить.

Веспасиан покосился на Альбина, но и после столь странного, скорей похожего на порицание, чем на похвалу, отзыва на лице того не дрогнул ни один мускул. Видно, не зря Плавт остановил свой выбор на нем: этот центурион помимо несомненных боевых качеств обладал также задатками дипломата.

– Как продвигается обучение твоих воинов?

– Неплохо.

Верика пожал плечами. Похоже, усилия Рима по укреплению возвращенного ему трона его не особенно волновали.

– Я слишком стар, чтобы совать во все нос. Но замечу, что центурион Альбин хорошо делает свою работу, а поскольку атребаты старательны и восприимчивы, то нет сомнений, что вскоре ему без лишних хлопот удастся сколотить из них гвардию, способную поддержать меня в трудный час. Не так ли, центурион?

– Не могу возразить, царь Верика.

Веспасиан бросил на шутника предостерегающий взгляд, но центурион продолжал невозмутимо смотреть прямо перед собой.

– Ну хорошо. Полагаю, в моем шатре всем нам будет удобней. Прошу, пройдемте со мной.

Усевшись возле бронзовой жаровни с уютно потрескивавшими в ней оранжевыми угольками, Веспасиан и два его гостя потягивали вино из серебряных кубков и наслаждались теплом. Жижа, стекавшая с их сапог, пятнала вязаные ковры, устилавшие пол, и легат мысленно выбранился. С этой необходимостью быть гостеприимным того и гляди разведешь в доме грязь.

– Как поживает генерал Плавт? – спросил Верика, передвигаясь поближе к жаровне.

– С ним все в порядке. Он шлет тебе самые добрые пожелания и надеется, что ты тоже здоров.

– О, я уверен в искренности его пожеланий! – произнес Верика со смешком. – Если я вдруг возьму да помру, какой от меня будет прок? Кто тогда придет мне на смену? Атребаты не лили слез, когда Каратак прогнал меня прочь, и вряд ли сильно обрадовались, когда я вернулся на кончиках римских копий. Новый царь, чтобы заручиться поддержкой народа, будет искать расположения Каратака, а не вашего императора Клавдия.

– А сознают ли атребаты, какими последствиями чревато воцарение ставленника такого ужасного человека?

– Они сознают, что мой трон принадлежит мне лишь потому, что так решил ваш император, – последовал спокойный ответ.

Однако Веспасиану все-таки показалось, что он уловил в тоне старика нотку горечи, и, будь вождь помоложе, это могло бы внушить легату некоторые опасения. Но в старости амбиции утихают, и, каким бы честолюбивым ни был Верика в юности, нынче его, надо думать, более всего манит покой.

Британский царек глотнул вина и продолжил:

– Мир между Римом и атребатами останется нерушимым, пока центурион Альбин со своими людьми находится здесь и обеспечивает соблюдение императорского указа. Но, учитывая, что Каратак снова в силе, что он свободно прошмыгивает мимо ваших застав и, обходя ваши хваленые легионы, карает те племена, чьи вожди приняли сторону Рима, тебе должно быть понятно, почему некоторым из моих добрых подданных начинает казаться, что могущество римлян не безгранично.

– Конечно, мне это понятно. Но в твоей власти внушить им другое: в конечном счете легионы сокрушат Каратака. Иной исход просто немыслим. Можешь даже не сомневаться: все будет именно так.

– Неужели? – Верика поднял брови и насмешливо покачал головой. – В нашей жизни ни в чем нельзя быть уверенным. Совершенно ни в чем. И может быть, меньше всего в поражении Каратака.

– Он будет разбит, и достаточно скоро.

– Тогда позаботься об этом, иначе я не смогу держать в руках свой народ. Люди и так волнуются, а тут еще их баламутят друиды…

– Друиды?

Верика мрачно кивнул:

– В последнее время участились набеги на дальние маленькие деревушки. Дело вроде обычное, дуротриги не дураки поживиться, но, судя по донесениям, некоторые налеты отличались от прочих. Все говорило, что дуротриги тут ни при чем. Нападавшие не довольствовались одним грабежом, верней, они им даже не занимались. Деревни попросту уничтожались. С припасами, с жителями, со скотом. Все постройки выжигались дотла, вплоть до самых убогих. Но самое худшее, легат, было не в том.

Верика умолк, чтобы приложиться к вину, и Веспасиан заметил, как дрожит рука старца. Опустошив кубок единым духом, вождь знаком попросил вновь наполнить его и кивнул лишь тогда, когда кубок наполнился до краев.

– Лучше ты сам рассказывай, Альбин. В конце концов, ты был там, а не я. Говори, что ты видел.

– Слушаюсь, царь Верика.

Веспасиан переключил внимание на центуриона. Судя по загорелому обветренному лицу и поджарому мускулистому торсу, Альбин был закаленным, прошедшим через многое воином, которого нелегко потрясти. Заговорил он четко, бесстрастно, словно бы рапортуя:

– После того как весть о первых таких налетах долетела до Каллевы, царь Верика велел мне выяснить, что происходит, и, прихватив с собой одну центурию, я отправился в путь.

– Только одну центурию? – удивился Веспасиан. – По-моему, это не та степень осмотрительности, которая окрыляет и обнадеживает солдата.

– Так точно, командир, не та. Но командованием мне было поручено в первую очередь охранять царя Верику, и я решил оставить большую часть людей с ним, – ответил Альбин, легким наклоном головы указывая на старика, уже, похоже, от всего отрешившегося и занимающегося одним лишь фалернским.

– Может, ты и прав. Продолжай.

– Да, командир. На третий день марша мы отыскали одну из таких деревушек и, вступив в нее – разумеется, после всесторонней разведки, – обнаружили именно то, о чем говорил сейчас царь. Все было выжжено, живых не осталось. Как и мертвых. Мы нашли только около полудюжины мужских тел.

– Должно быть, остальных захватили в плен.

– Так подумал и я, командир. На земле лежал снег, и мы по следам без труда поняли, куда нам идти.

Альбин умолк и в упор посмотрел на легата:

– У меня не было намерения неосмотрительно ввязываться в схватку. Хотелось только выяснить, кто эти разбойники и откуда явились, а потом доложить.

– Это разумно.

– Мы шли по следам еще целый день и перед самыми сумерками заметили дымок, поднимавшийся над ближним гребнем. Я подумал, что, может быть, там опять грабят какую-нибудь деревню. Мы потихоньку поднялись по склону холма, потом я велел своим людям остановиться, а сам скрытно направился дальше. Поначалу мне были слышны пронзительные крики женщин и детей, затем вспыхнуло пламя. Невдалеке, сразу за седловиной. Сумерки все сгущались, и я смог подобраться достаточно близко, чтобы видеть, что там происходит.

Альбин умолк, видимо подбирая слова. Не сумев самостоятельно справиться с затруднением, он вопросительно посмотрел на царя, но тот ничем не помог ему. Отставив в сторону пустой кубок, Верика сам с боязливым болезненным любопытством взирал на центуриона, как будто не знал, что тот должен сказать.

– Давай не тяни, приятель, выкладывай! – приказал Веспасиан, не терпевший излишнего нагнетания драматизма.

– Слушаюсь, командир. Друиды соорудили из прутьев и веток огромное плетеное чучело человека. Внутри оно было полым, и они набили эту клетку женщинами и детьми. Когда я сообразил, что творится, чучело уже вовсю полыхало. Многие погибли сразу, но кто-то еще визжал. Правда, недолго…

Римлянин поджал губы и на момент опустил глаза.

– Друиды наблюдали за этим какое-то время, а потом сели на лошадей и ускакали в ночь. Все они были в черном, как тени. Поделать уже ничего было нельзя, поэтому я вернулся к моим людям и мы направились прямиком в Каллеву.

– Эти друиды. Они, говоришь, были в черном?

– Так точно, командир.

– А имелись на них какие-нибудь знаки отличия?

– Надвигалась ночь, командир.

– Но свет костра позволял рассмотреть их?

– Да, командир. Но я…

– Ладно, оставим.

Веспасиан понимал Альбина, но все равно досадовал на его невольную невнимательность. Как ни крути, а центурион оплошал. Дав волю чувствам, он проморгал очень важные вещи. Легат повернулся к Верике:

– Я читал о человеческих жертвоприношениях, которые совершают друиды, но нигде не упоминается о столь диких масштабах. Видимо, им стало мало традиционных убийств. Может быть, они таким жутким образом дают местным племенам знать, что будет с теми, кто заключит союз с Римом?

– Может быть. – Верика кивнул. – Почти все друиды держат сторону Каратака. А теперь, видимо, его первенство признает даже дом Темной Луны.

– Темной Луны?

Веспасиан нахмурился, что-то припоминая, и тренированная память его безошибочно выхватила из недр своих образ. Камулодунум, узилище, пленники.

– У этих друидов темный полумесяц на лбу, верно? Вроде татуировки.

– Ты слышал о них?

Верика удивленно вытаращил глаза.

– Нет, но я с ними виделся, – улыбнулся Веспасиан. – С теми, что ныне находятся на попечении Плавта. В Камулодунуме. Кстати, мне только сейчас пришло в голову, что это чуть ли не единственные друиды, которых нам за все время кампании удалось взять живьем. Все остальные обыкновенно кончали с собой, предпочитая смерть плену. В этом есть что-то странное.

– Ничего, ровным счетом ничего. Вы, римляне, почему-то не жалуете друидов, хотя терпимы ко всем прочим жрецам.

– Такова политика императора, – раздраженно ответил Веспасиан. – Но если все остальные друиды столь щепетильны, что погибают, но не сдаются, то почему жрецы Темной Луны сочли за лучшее попасть в наши руки?

– Дом Темной Луны – каста избранных. Им не позволено лишать себя жизни. Они – слуги Круака, несущего ночь. Со временем, как гласит легенда, Круак восстанет, разобьет день на тысячу кусков и будет вечно править миром ночи и тени.

– Звучит зловеще, – заметил Веспасиан. – Честно скажу, мне не хотелось бы встретиться с этим Круаком. А ты что скажешь, центурион?

– Я видел его слуг, командир. Они просто ужасны. Кажется, что у них одна цель – сеять страх.

– Я тоже склонен так думать. Но если это действительно так, то почему жители острова мирятся с ними? Что им мешает прогнать таких злобных жрецов?

– Страх, – тут же ответил Верика. – Если Круак когда-нибудь явится, нынешние людские страдания обернутся ничем в сравнении с вечными муками тех, кто дерзал противиться его посланцам.

– Понятно. И как ты относишься ко всему этому, царь?

– Я верю в то, во что должен верить, по мнению моих подданных, и возношу молитвы Круаку, как и другим божествам, поскольку это считается необходимым. Но служители бога, несущего ночь, – другое дело. Раз они выжигают деревни и губят людей, я имею полное право объявить их ложными жрецами, извращающими смысл высших предначертаний. Не думаю, чтобы многие атребаты вдруг возроптали, узнав о гонениях, каким подверглась эта ужасная секта. И уж тем более никто не упрекнет меня в превышении власти, если искоренением зла займется Рим, как неуклонный поборник справедливости и порядка.

Верика опустил глаза, посмотрел на пышущие жаром угли.

– А поскольку Рим не очень-то боится Круака, я смею надеяться, что он займется этим в ближайшие дни.

– У меня нет конкретных распоряжений относительно друидов, – возразил Веспасиан. – Однако командующий ясно дал мне понять, что к началу весенней кампании твоим владениям должна быть обеспечена полная безопасность. И если для этого необходимо разобраться с друидами Темной Луны, то наши интересы, считай, совпадают.

– Вот и отлично.

Верика, кряхтя, выбрался из кресла, и римляне вежливо поднялись вместе с ним.

– Признаться, я устал и хочу вернуться в Каллеву со своими людьми. А ты, легат, наверное, хочешь потолковать с центурионом.

– Да. Если ты сейчас в нем не нуждаешься.

– Нет. Увидимся позже, Альбин.

– Благодарю, царь Верика.

Центурион отсалютовал. Веспасиан как хозяин с подобающей церемонностью проводил гостя до выхода из шатра. Вернувшись, легат с сожалением бросил взгляд на совсем опустевший кувшин и жестом предложил центуриону садиться.

– Я так понимаю, что Верику скорей тяготит, а не радует возвращение к власти.

– Пожалуй, что так, командир. Правда, особых проблем с атребатами в связи с этим у нас нет. Они, конечно, немного угрюмы, но вряд ли подумывают о бунте. Катувеллауны были весьма суровыми господами. Возможно, перемена правления не особо улучшила ситуацию, но и не ухудшила.

– Посмотрим, что будет, когда здесь появятся римские землемеры, – пробормотал Веспасиан.

– Да, командир.

Центурион пожал плечами, давая понять, что произвол гражданских чиновников, следующих за легионами, уже не его забота.

– В общем, Каллева и прилегающие к ней окрестности вполне умиротворены. Две центурии у меня постоянно следят за порядком на основной территории, третья без устали патрулирует области, граничащие с владениями дуротригов.

– Эти патрульные встречали друидов?

Центурион покачал головой:

– Кроме того случая, когда я подобрался к ним, мы больше ни разу не пересекались. Правда, следы находили: пепелища, останки. У них преимущество, они все на лошадях. Как нам за ними угнаться?

– Могу выделить в твое распоряжение половину моей кавалерии. На то время, пока мы стоим рядом с Каллевой. Остальные конники понадобятся мне самому, для разведки.

Разумеется, шестьдесят всадников не могли решить проблему разбойных наскоков, но это было все лучше, чем ничего, и Альбин благодарно кивнул.

– А как дела с обучением местного войска?

На миг маска невозмутимости спала с лица бывалого воина, и в глазах его промелькнуло отчаяние.

– Я бы не сказал, что никак, командир. Но и надеяться на какие-то результаты не стал бы.

– А Верика вроде доволен своими парнями.

– Местный люд крепкий, покрепче многих из тех, что служат у нас под орлами, – неохотно признал Альбин. – И храбрости им тоже не занимать. Но как ни пытаешься приучить их к дисциплине и строю, ничего не выходит. Сплошной бардак, прошу прощения, а не строй. Да, они могут биться и яростно, и отважно, но только поодиночке. Индивидуальные тренировки с оружием им, разумеется, более по душе. Однако мечами, которыми мы их вооружили, эти люди орудуют как мясницкими секачами. Сколько я ни твержу, что острие грозней лезвия, до них не доходит. Они просто невосприимчивы к обучению.

– Невосприимчивы? – Веспасиан поднял брови. – Неужели солдат с твоим опытом не может пообтесать новичков? Передать или вбить им хотя бы часть своих знаний? Ты ведь, мне думается, справлялся с куда более трудными случаями!

– Со случаями – да, командир. Но не с народами.

Веспасиан кивнул. Все кельты, каких он встречал, почему-то надменно посматривали на окружающий мир и с глубоким презрением относились к немужской, по их мнению, роскоши римской и греческой цивилизаций.

– Ладно. Делай, что можешь, центурион. Ведь, в конце концов, раз уж кто-то не в состоянии ничему научиться у нас, значит он в принципе неопасен для нас как противник.

– Так точно, командир.

Снаружи донесся приглушенный звук сигнального горна, а следом послышалась серия торопливых приказов. Альбин бросил взгляд на легата, однако Веспасиан отнюдь не хотел прослыть дергающимся по каждому пустяку паникером. Он неспешно откинулся на спинку своего кресла и подвел итог встрече:

– Хорошо, центурион. Я пошлю командующему донесение, где обрисую твою ситуацию и сообщу о проделках друидов. А ты тем временем продолжай обучение бриттов и, конечно, не прерывай патрулирования границ. Даже если нам не удастся покончить с налетами, друиды по крайней мере будут знать, что за ними охотятся, и, может быть, поумерят свой пыл. Конница должна облегчить эту задачу. У тебя есть ко мне что-то еще?

– Никак нет, командир.

– Можешь идти.

Центурион взял свой шлем, поднял руку в салюте и вышел.

Между тем крики снаружи усилились, а звон оружия и доспехов свидетельствовал, что в движение пришло немало людей. Порыв глянуть, что происходит, был неимоверно силен, но лучше уж сразу подать прошение об отставке, чем уподобиться новобранцам, возбужденно подскакивающим от каждого резкого звука. Веспасиан заставил себя взять в руки свиток и заскользил невидящим взглядом по рядам сводок и цифр. Наконец доски ведущего к шатру настила заскрипели под чьими-то сапогами.

– Легат здесь? – крикнул кто-то часовым, охранявшим вход. – Тогда пропустите меня.

Складки кожи раздвинулись, и Плиний, старший трибун, задыхаясь, ввалился в шатер.

– Командир! – прохрипел он, отдуваясь. – Ты должен это увидеть.