Повелитель войн

– Именно. И еще хочет, чтобы ты освободил пленника, которого удерживает Гутфрит.

– Пленников, – поправил я.

– Ну да, – пренебрежительно отозвался Ода. – Но Гутфрит обязан вернуться в Эофервик. Его просто нужно убедить, что король Этельстан пришел с миром.

– При этом захватив с собой две тысячи человек? Все в доспехах и при оружии?

– Король Этельстан предпочитает путешествовать с размахом, – высокомерно заявил епископ.

Этельстан мог описывать свой визит в Эофервик как угодно, но в городе не обошлось без столкновений, потому что, по правде говоря, это было завоевание – молниеносное вторжение. И при всей злости на Этельстана, мне оставалось лишь восхищаться его успехом. Ода рассказал, как король пересек с войском в две тысячи воинов границу Мерсии, затем стремительно повел армию на север, не потеряв по пути ни единого человека или лошади уставшими или больными. Саксы проскакали по дороге и добрались до Эофервика, когда их присутствие в Нортумбрии еще считалось неподтвержденным слухом. Южные ворота города открыли воины из Уэссекса, просочившиеся в Эофервик под видом купцов, и армия Этельстана наводнила улицы.

– На мосту произошло нечто вроде боя, – рассказал мне Ода, – но милостью Божьей язычники были разбиты, уцелевшие обратились в бегство.

Вел этих беглецов Гутфрит. Этельстан отправил епископа Оду с поручением, чтобы я перекрыл дороги на север и не дал Гутфриту уйти в Шотландию. Вот почему я торчал на склоне горы под палящим солнцем. Мой сын, Финан и я лежали, распростершись за гребнем, и глядели на юг, а епископ Ода присел на корточки позади нас.

– А зачем нам мешать Гутфриту удрать в Шотландию? – с недовольством уточнил я у него.

Ода вздохнул, словно удивляясь моей глупости.

– Затем, что это даст Константину повод вторгнуться в Нортумбрию, – объяснил епископ. – Он попросту провозгласит, что восстанавливает законного короля на троне.

– Константин – христианин, – напомнил я. – Чего ради ему вступаться за монарха-язычника?

Ода снова вздохнул, не сводя глаз с теряющейся в мареве дороги.

– Король Константин собственных дочерей принесет в жертву Ваалу, лишь бы расширить границы своего государства.

– А кто такой Ваал? – поинтересовался Финан.

– Языческий бог, – высокомерно пояснил Ода. – И как думаешь, долго ли Константин станет терпеть Гутфрита? Он вернет его на трон, женит на своей дочери, потом тихонько придушит, и скотты приберут Нортумбрию к рукам. Вот почему Гутфрит не должен добраться до Шотландии.

– Идут! – воскликнул Финан.

Вдали на дороге появилась группа всадников. Я видел только расплывающиеся в мареве очертания людей и лошадей.

– Они и впрямь с ног валятся, – добавил Финан.

– Гутфрит нам нужен живым, – предупредил меня Ода. – И в Эофервике.

– Это ты уже говорил, – буркнул я. – Только я до сих пор не понимаю, чего ради.

– Потому что король Этельстан так велел, вот почему.

– Гутфрит – кусок тухлого дерьма, – настаивал я. – Убить его, и дело с концом.

– Король Этельстан требует, чтобы ты сохранил ему жизнь. Пожалуйста, сделай это.

– А я обязан подчиняться его приказам? Он ведь не мой король.

Ода строго посмотрел на меня:

– Этельстан – Monarchus Totius Brittaniae. – Я недоуменно вытаращился на него, и ему пришлось перевести. – Он – монарх всей Британии.

– Вот как он себя теперь называет?

– И это соответствует правде, – отрезал епископ.

Я фыркнул. Королем саксов и англов Этельстан величал с себя с того самого момента, как был коронован, и у него имелись определенные на то основания, но правителем всей Британии?

– Полагаю, у короля Константина и короля Хивела могут найтись возражения, – процедил я.

– Наверняка, – спокойно согласился Ода. – Но так или иначе, король Этельстан желает, чтобы ты помешал Гутфриту достичь Шотландии и вызволил его пленника живым и здоровым.

– Пленников.

– Пленника.

– До женщин тебе дела нет? – поинтересовался я.

– Я молюсь за них, конечно. Но о мире молюсь еще больше.

– О мире? – сердито переспросил я. – Вторгнуться в Нортумбрию означает принести мир?

Ода болезненно поморщился:

– Лорд Утред, Британия не устроена. Норманны угрожают, скотты тревожат набегами, и король Этельстан опасается, что грядет война. Он боится, что война эта окажется более ужасной, чем все известные нам дотоле. Он стремится избежать этой бойни и поэтому убедительно просит тебя освободить пленника и препроводить Гутфрита назад.

Я не улавливал, каким образом возвращение Гутфрита домой поспособствует сохранению мира, но помнил о пролетевшем над стенами Беббанбурга драконе, этом мрачном вестнике войны. Я посмотрел на Финана. Тот пожал плечами в знак, что понимает не больше моего, но нам все же стоит постараться исполнить просьбу Этельстана. Теперь приближающихся по равнине людей стало видно лучше, и я разглядел пленниц, плетущихся в хвосте колонны верховых.

– Что предпримем? – спросил Финан.

– Спустимся, – ответил я, отползая от гребня. – Вежливо улыбнемся и сообщим тупому ублюдку, что он наш пленник.

– Гость, – уточнил епископ Ода.

Рорик помог мне сесть в седло, Алдвин подал шлем с серебряным гребнем. Кожаная подбивка была неприятно горячей. Ремешок под подбородком я завязал, но нащечники оставил открытыми, а потом принял от Алдвина щит с волчьей головой.

– Копье пока не нужно, – бросил я слуге. – И, если завяжется драка, держись в сторонке.

– Не будет никакой драки, – сурово заявил епископ Ода.

– Это Гутфрит, – отозвался я. – Он дурак и сначала бьет, потом думает, но я сделаю все, что в моих силах, дабы сохранить этому парню с телячьими мозгами жизнь. Пошли!

Я повел своих на запад, держась на расстоянии от Гутфрита. Когда я видел его отряд в последний раз, тот находился примерно в половине мили от поворота дороги и двигался мучительно медленно. Мы, на более свежих конях, шли быстрее. Спустившись по склону, пробрались через сосновую рощицу, пересекли вброд ручей и выступили на дорогу. Там мы образовали линию в две шеренги глубиной, чтобы приближающиеся беглецы увидели перед собой два ряда всадников, на щитах и остриях копий которых играют солнечные блики. Мы ждали.

Мне не нравился Гутфрит, а я не нравился ему. Три года он пытался вытрясти из меня присягу на верность, и три года я ему отказывал. Дважды он посылал воинов на Беббанбург, и дважды я запирал Ворота Черепов, приглашая копейщиков Гутфрита пойти на приступ, и оба раза они отступали.

Теперь, под палящим солнцем, его копейщики снова попирали мою землю, но на этот раз их вел сам Гутфрит, причем доведенный до отчаяния. Он убежден, что у него украли королевство. Увидев моих людей и волчьи головы на их щитах, он не только возненавидит меня, но и сообразит, что воинов у него больше. Епископ Ода волен питать надежду, что обойдется без боя, но загнанный в угол Гутфрит обернется хорьком в мешке, бешеным и злобным.

И у него есть заложники.

Не только женщины, хотя их тоже нужно спасти. Гутфрит, хитрый лис, прихватил архиепископа Хротверда, забрав его прямо из собора в Эофервике.

– Во время мессы! – с ужасом воскликнул Ода. – Во время мессы! Вооруженные люди в храме!

Я не знал, осмелится ли Гутфрит нанести вред архиепископу. Такой поступок настроил бы против него всех христианских правителей в Британии, хотя, возможно, Константин проглотит гнев до той поры, пока снова не усадит Гутфрита на нортумбрийский трон. Мертвый архиепископ – не слишком высокая цена за расширение Шотландии.

Показались беглецы. Передовые всадники выехали из-за поворота. Заметив нас, они остановились, и постепенно к ним подтягивались остальные воины.

– Нам следует приблизиться, – заявил Ода.

– Стоим на месте, – приказал я.

– Но…

– Резни хочешь? – рявкнул я.

– Но… – снова заикнулся епископ.

– Пойду я, – последовал мой резкий ответ.

– Ты?

– Причем один. – Я вернул Алдвину щит и слез с седла.

– Я с тобой, – вызвался Ода.

– Чтобы у него оказалось два попа в заложниках? В пару к архиепископу еще и епископ? Ему это понравится.

Ода смотрел на людей Гутфрита, которые медленно выстраивались в линию, более широкую, чем наша. По меньшей мере два десятка пешие – лошади их были слишком плохи, чтобы выдержать седоков. Все надели шлемы и прикрылись щитами с эмблемой Гутфрита в виде вепря с длинными клыками.

– Пригласи его прийти и поговорить со мной, – попросил Ода. – Пообещай, что его не тронут.

Не удостоив епископа ответом, я глянул на Финана.

– Я постараюсь встретиться с Гутфритом на полпути, – объяснил я. – Если он возьмет сопровождающих, вышли мне такое же число.

– Я пойду, – Финан ухмыльнулся.

– Нет. Ты останешься тут. Если возникнут проблемы, ты сообразишь, когда нужно вмешаться. И тогда действуй быстро.

Он понимающе кивнул. Мы с Финаном слишком долго воевали плечом к плечу, чтобы мне не требовалось подробно разъяснять свои планы.

Ирландец усмехнулся:

– Прилечу быстрее ветра.

– Лорд Утред… – начал было Ода.

– Я сделаю все, чтобы сохранить Гутфриту жизнь, – оборвал я его. – И заложникам тоже.

Я не был уверен, что мне это удастся, зато точно знал: стоит нам всем двинуться вперед прежде, чем мы окажемся на расстоянии оклика от людей Гутфрита, не миновать либо боя, либо приставленных к горлу заложников клинков. Гутфрит дурак, но дурак гордый, и я понимал, что он ответит отказом на требование освободить пленников и покорно вернуться в Эофервик. Король не согласится, потому что иначе потеряет лицо перед дружиной.

А воины эти были норманны – северяне, считающие себя самыми свирепыми бойцами в целом свете. Они превосходили нас числом и видели шанс пустить кровь и пограбить. Многие из них были молоды и хотели славы, хотели украсить руки золотом и серебром, мечтали, чтобы имена их произносили с ужасом. Жаждали убить меня, завладеть моими браслетами, оружием и землями.

И вот к ним-то я и направился в одиночку. Я проделал чуть больше половины пути, отделяющего моих людей от усталых воинов Гутфрита – те стояли на расстоянии далекого выстрела из лука. Потом выждал и, когда Гутфрит не сдвинулся с места, присел на поваленный римский мерный камень, стянул с головы шлем, поглядел на пасущихся на склоне овец, потом полюбовался полетом сокола, парящего в потоках слабого ветра. Птица описывала круги, так что послания богов тут искать не стоило.

Я отправился один, ибо хотел, чтобы и Гутфрит пришел один, от силы с двумя или тремя спутниками. Я не сомневался, что король готов к бою, но понимает – люди его устали, а кони загнаны. Мой расчет строился на том, что даже такой дурак, как Гутфрит, наверняка ухватится за шанс избежать драки и добиться своего, не потеряв при этом десяток, а то и два своих воинов. Кроме того, имея заложников, он наверняка собирался воспользоваться ими, чтобы заставить меня с позором отступить.

А Гутфрит все не двигался. Похоже, был сбит с толку. Он видел, что я один и явно не представляю угрозы, однако нельзя стать королем, не обладая хоть толикой хитрости, и правитель Эофервика определенно чуял подвох. Я решил дать ему убедиться, что ловушки нет, поэтому поднялся, попинал немного наполовину вросшие в землю камни старинной дороги, пожал плечами и зашагал назад.

Это побудило короля к действию. Услышав цокот подков, я обернулся, надел шлем и стал ждать. Гутфрит взял с собой троих. Двое были воинами, один из них вел в поводу маленькую лошадку. На ней сидел архиепископ Хротверд, все еще облаченный в расшитое золотом одеяние, которое христианские священники носят в церкви. Выглядел он невредимым, но очень уставшим, его лицо покраснело от солнца, а седые волосы висели космами.

За спиной у меня тоже застучали копыта. Обернувшись, я увидел, что Финан выслал Берга и моего сына.

– Держитесь за мной, – предупредил я их.

Заметив, как Гутфрит и двое его сопровождающих обнажили мечи, мои спутники тоже вытащили длинные клинки из ножен. Берг расположился позади и правее от меня, напротив человека, державшего лошадь Хротверда. Сын был по левую от меня руку, лицом ко второму противнику.

– Что… – заговорил сын.

– Молчи! – оборвал его я.

Гутфрит осадил коня буквально в двух или трех шагах от меня. Одутловатое лицо короля, обрамленное сталью шлема, блестело от пота. Его брат, одноглазый Сигтригр, был красивым мужчиной, а Гутфрит пил слишком много эля и ел слишком много жирной пищи, отчего в седле сидел грузно. У него были маленькие, подозрительно бегающие глазки, широкий нос и длинная борода, заплетенная в свисающие на дорогую кольчугу косицы. Конь его щеголял в серебряной сбруе, гребень шлема украшало перо ворона, а меч он приставил к горлу Хротверда.

– Лорд архиепископ! – приветствовал я священника.

– Лорд Ут… – заговорил Хротверд, но осекся, когда лезвие меча надавило ему на горло.

– Обращайся сначала ко мне, – прорычал Гутфрит. – Я твой король.

Я посмотрел на него и нахмурился:

– А имя свое не напомнишь?

За спиной хмыкнул сын.

– Хочешь, чтобы этот поп сдох? – процедил Гутфрит. Под давлением меча Хротверд отклонился в седле. Его испуганные глаза впились в меня поверх серой стали клинка.

– Да нет, в общем, – спокойно ответил я. – Он мне вполне даже нравится.

– Настолько, чтобы просить сохранить ему жизнь?

Я сделал вид, что взвешиваю эту мысль, потом кивнул:

– Да, готов. Отпусти его.

– За это придется заплатить. – Гутфрит осклабился.

Я подметил, какую неудобную позицию занимает Гутфрит: Хротверд располагался слева от него, а меч он держал в правой руке.

– Платить нужно за все. – Я шагнул влево, тем самым вынудив Гутфрита наполовину отвернуться от Хротверда. Меч задрожал. – Король Этельстан хочет всего лишь поговорить с тобой, – продолжил я. – И обещает сохранить тебе как жизнь, так и корону.

– Этельстан – дерьмо из поросячьей задницы, – огрызнулся Гутфрит. – Ему нужна Нортумбрия.

Тут он был прав, по крайней мере касательно устремлений Этельстана.

– Этельстан держит слово, – возразил я. Хотя, по справедливости говоря, меня Этельстан предал, нарушив данную клятву. Тем не менее я стоял тут и делал то, что ему угодно.

– Он обещал не вторгаться в Нортумбрию, пока ты жив, – сказал Гутфрит. – Однако сейчас здесь!

– Ему понадобилось поговорить с тобой, ничего больше.

– Быть может, мне стоит убить тебя? Вдруг мелкому засранцу это понравится?

– Ну, попытайся. – Конь сына пошевелился у меня за спиной, копыто цокнуло о разбитый камень дороги.

Гутфрит подвел лошадь ближе ко мне и развернул меч в мою сторону.

– Лорд Утред, ты так и не принес мне присягу на верность, – напомнил он. – А я ведь твой король.

– Это верно, – согласился я.

– Тогда на колени, ярл Утред. – Слово «ярл» он произнес с издевкой. – И присягни мне.

– А если не стану?

– В этом случае тобой покормится Клык Вепря.

Как я смекнул, Клыком Вепря назывался меч, находившийся теперь поблизости от моего лица. Я видел зазубрины на отточенных кромках, ощущал щекой исходящий от нагретого металла жар, солнце играло на плавных разводах кованой стали.

– На колени! – взревел Гутфрит, дернув клинком.

Я поднял голову и заглянул в темные, полные ненависти глаза.

– В обмен на свою присягу я требую пощадить архиепископа, – заявил я. – И остальных заложников.

– Не можешь ты ничего требовать! – рявкнул он. – Ничего! – Гутфрит ткнул мечом, острие проскрежетало по моей кольчуге, потом уперлось в одно из звеньев, заставив меня податься на полшага назад. – Ты будешь моим вассалом, – продолжил король. – И получишь только то, что я соизволю дать. А теперь на колени! – И он снова надавил на меч, еще сильнее.

Когда я покорно опустился на колени и понурил голову, у моего сына вырвался изумленный возглас. Гутфрит хмыкнул и поднес клинок к моему лицу.

– Целуй меч, – потребовал он. – И произноси слова.

– Государь… – униженно пробормотал я, потом смолк. Левая моя рука нащупала булыжник с кулак величиной.

– Громче! – рявкнул Гутфрит.

– Государь, – повторил я. – Клянусь Одином…

Тут я схватил камень и впечатал его скакуну в морду. Удар пришелся в уздечку, раздавив серебряный узор, но лошади, видно, тоже досталось, потому что она попятилась и заржала. Меч Гутфрита скрылся у меня из виду.

– Давай! – заорал я, хотя побуждать сына и Берга к действию не требовалось.

Гутфрит старался удержаться в седле на вздыбившемся коне. Я вскочил, проклиная боль в коленях, ухватил короля за руку с мечом. Сын был слева от меня и удерживал другого норманна на расстоянии под угрозой вогнать ему клинок в живот. Я потянул Гутфрита, дернул еще раз. Рывок жеребца отбросил меня вправо, но Гутфрит наконец повалился и рухнул на дорогу. Я вырвал у него из ладони меч, упал ему коленями на живот и приложил Клык Вепря к всклокоченной бороде.

– Только одну клятву ты от меня услышишь, слизь лягушачья, – пообещал я. – Клятву тебя убить.

Король дернулся, и мне пришлось сильнее прижать меч, чтобы его успокоить.

А за спиной у меня шел в атаку Финан. Копья моих воинов были опущены, острия сверкали под палящим солнцем. Люди Гутфрита пришли в себя не сразу, но теперь тоже двинулись вперед.

И я в который раз поймал себя на мысли, что не уверен, на правильной ли стороне дерусь.

Глава 2

Была ли это неправильная сторона?

К Гутфриту я симпатии не питал. Вечно пьяный грубиян и дурак за короткое пребывание на престоле Нортумбрии преуспел только в сокращении границ страны. Теперь, лежа на дороге, он мычал что-то, и я надавил на меч, заставляя его заткнуться.

Мой сын ранил своего противника в живот. Высвободив клинок, Утред развернул коня и рубанул врага по шее. Удар получился жестокий, быстрый и искусный. Дружинник покачнулся, его лошадь рванулась, и он с глухим стуком упал на траву близ дороги. Тело подрагивало, а кровавое пятно растекалось в пыли.

Гутфрит снова дернулся, и я сильнее надавил на меч, прижав ему бороду к шее.

– Ты гость на моей земле, – заявил я ему. – Так что изволь вести себя учтиво.

Берг освободил Хротверда. Державший лошадь архиепископа норманн бросил поводья и попытался развернуться и сбежать. То была смертельная ошибка, особенно при встрече с противником столь яростным и умелым, как Берг, тоже норманном. Теперь тот парень корчился на земле, а его коняга рысил рядом с Гутфритовым скакуном, морда у которого была в крови.

– Берг, ко мне! – рявкнул я. Гутфрит пытался заговорить и колотить меня рукой. – Еще раз дернешься, и я перережу тебе глотку! – пригрозил я. Он успокоился.

Финан, верный слову, мчался как ветер, за конями тянулся шлейф поднятой с сухой земли пыли. Наши лошади устали гораздо меньше вражеских, поэтому Финан добрался до меня раньше.

– Стой! – заорал я ирландцу, перекрывая грохот копыт. – Всем стоять! Стой!

Мне потребовалось встать и раскинуть руки, чтобы меня поняли. Гутфрит попытался повалить меня, так что пришлось врезать ему Клыком Вепря плашмя по шлему. Он ухватился за клинок, я дернул меч на себя и увидел как из ладони у короля потекла кровь.

– Дубина! – выругался я и еще раз приложил его клинком. – Гербрухт! Гербрухт, сюда!

Мои воины остановились, окутавшись клубами пыли. Гербрухт, здоровяк и силач из Фризии, подвел ко мне скакуна и соскользнул с седла.

– Что, господин?

– Держи его крепко, – распорядился. – Он, конечно, король, но, если будет брыкаться, врежь ублюдку как полагается.

Люди Гутфрита не сразу поняли, что происходит, однако в конце концов пошли вперед и теперь видели, как Гербрухт держит их короля, приставив ему к шее меч. Норманны осадили коней.

Гутфрит не сопротивлялся, только плюнул в меня, отчего Гербрухт сильнее прижал меч.

– Гляди не убей, – с некоторым сожалением сказал я.

Я пленил короля. Короля, который пустил по ветру свою страну, притеснял народ и позволил врагам жестоко бесчинствовать в западных землях. Теперь в Эофервике находился король Этельстан: монарх справедливый, строгий. Но королем он стал только благодаря тому, что я бился за него под лунденскими воротами Крепелгейт. В былые времена я относился к Этельстану как к сыну. Я оберегал его от могущественных врагов, обучал мастерству воина и наблюдал за его взрослением. И он предал меня. Этельстан поклялся не вторгаться в Нортумбрию, пока я жив, но заявился сюда с войском.

Я нортумбриец. Моя страна – это продуваемый всеми ветрами берег, черные от дождей горы и голые скалы на севере. От обильных пажитей вокруг Эофервика до горных пастбищ, где люди стараются хоть что-то вырастить на тощей почве, от суровых вод, где рыбаки забрасывают сети, до унылых болот и густых лесов, где мы охотимся на оленя, – все это земля, завоеванная моими предками. Они обустроили ее, возвели надежные усадьбы и крепости, а потом защищали их. Мы – это саксы и даны, норманны и англы. Мы все нортумбрийцы.

Вот только у маленькой страны на большом острове век короткий. Мне ли не знать. К северу от нас располагалось государство Константина – Альба, известная у нас как Шотландия. И Константин боялся живущих к югу от нас саксов. Саксы и скотты – народы христианские и говорят, что их бог – любовь. Они учат любить друг друга и подставлять вторую щеку, если тебя ударили, однако, когда на кону земля, все эти догматы улетучиваются и в ход идут мечи. Константин правил Альбой, Этельстан – Уэссексом, Мерсией и Восточной Англией, и оба хотели заполучить Нортумбрию. «Нортумбрия говорит на нашем языке, – заявил мне однажды Этельстан. – На языке нашего народа. И она должна стать частью нашей страны, страны, говорящей на энглийском!»

Это была мечта короля Альфреда. В ту пору, когда даны захватили почти всю Британию, а Альфред прятался в болотах Суморсэты, мечта казалась несбыточной. Однако мы сражались и победили. Теперь его внук владеет всем Инглаландом за исключением моей страны, Нортумбрии.

– Сражайся за меня, – раздался голос.

Я повернулся и обнаружил, что это говорил Гутфрит.

– Тебе следовало драться в Эофервике, – возразил я. – А ты сбежал.

Он ненавидел меня, и по лицу его было ясно, каких усилий ему стоит говорить спокойно.

– Нортумбриец, ты ведь язычник. Неужели ты желаешь победы христианам?

– Нет.

– Тогда воюй на моей стороне! Мои люди, твои люди, и Эгил Скаллагримрсон приведет своих!

– И у саксов все равно будет шесть человек против одного нашего, – отрезал я.

– А если мы укроемся за стенами Беббанбурга? – В голосе Гутфрита прозвучала мольба. – Что тогда? Константин нам поможет!

– Чтобы забрать потом твое королевство.

– Он пообещал этого не делать! – выпалил Гутфрит.

– Пообещал? – переспросил я, сделав паузу.

Но Гутфрит умолк. Под действием отчаяния он явно сказал больше, чем намеревался, и теперь жалел об этом. Выходит, Константин засылал послов в Эофервик? И Гутфрит принимал их? Мне хотелось достать Осиное Жало, мой короткий меч, и вогнать его в брюхо мерзавцу, но рядом стоял архиепископ Хротверд, да и епископ Ода уже спешился и подошел к пленнику:

– Государь! – Ода поклонился Гутфриту. – Я послан с братским приветом от короля Этельстана. – Епископ глянул на Гербрухта. – Отпусти же его, приятель. Отпусти!

Гутфрит таращился на Оду, словно не веря своим глазам, а мой воин посмотрел на меня, ища подтверждения. Я неохотно кивнул.

– Государь, лорд Утред вернет твой меч, – утешительным тоном произнес Ода, как если бы обращался к ребенку. – Лорд Утред, пожалуйста!

Это было безумием. Удерживать Гутфрита в заложниках – единственный шанс избежать побоища. Его люди по-прежнему сжимали обнаженные мечи, держали копья опущенными и превосходили нас числом.

Гутфрит протянул руку, ладонь которой продолжала кровоточить.

– Дай сюда, – потребовал он, но я не шевельнулся.

– Лорд, верни ему меч, – настаивал Ода.

– Хочешь, чтобы он пустил его в ход? – сердито спросил я.

– Насилия не будет. – Ода адресовал эти слова Гутфриту, и тот, помедлив, коротко кивнул. Потом епископ очень официально обратился ко мне: – Прошу тебя, лорд Утред, верни королю меч.

Я колебался.

– Лорд, пожалуйста, – сказал Ода.

– Стой смирно, – бросил я Гутфриту.

Не обращая внимания на протянутую окровавленную руку, я встал рядом с пленником. Я был выше на голову, что его раздражало, и он дернулся, когда я взялся за его отделанные золотом ножны. Гутфрит решил, видно, что я вознамерился их украсть, но вместо этого я вогнал в их подбитый овчиной зев Клык Вепря, потом отступил и обнажил Вздох Змея. Гутфрит положил ладонь на эфес, но я шевельнул клинком, и он замер.

– Государь, король Этельстан ищет встречи с тобой, – все так же спокойно продолжил Ода, – и обещает сохранить тебе и жизнь, и королевство.

– Константин, без сомнения, предлагал то же самое, – вставил я.