Пацаны с нашего двора

Была и третья причина, почему Селя решил закончить. Он мог запросто ещё пару сезонов играть, задора и сил хватало. Мог заставить себя спокойно относиться к тренировкам, к нагрузкам, к постоянным поездкам. Да и травмы не так уж и сильно его беспокоили. Сколько их было за всю его спортивную жизнь, так что одной больше, одной меньше, ему к ним было не привыкать. Переломы, растяжения, надрывы, вывихи, восстановление, реабилитация, возвращение спортивной формы – это тоже была часть работы. К травмам он, можно сказать, привык. Новым, конечно, не обрадовался бы, но и драматизировать бы тоже не стал. Хоккея без боли не бывает. Ещё великий Тарасов говорил, что если после игры у хоккеиста нет ни одной шишки и ни одного синяка, то это трус, а не хоккеист. Селя был далеко не трус, и дело было не в переломах. Дело было в семье. Жена устала жить на чемоданах, каждые два-три года муж менял клуб, а это снова новый город, новая чужая квартира, ни родственников, ни друзей, да и дети подрастали, им нужна была нормальная школа, свой дом, очаг, постоянные друзья во дворе, одноклассники, бабушки и дедушки под боком, причем это всё было. Хоккей дал возможность Селе заработать на жизнь. В городе, откуда он был родом, где впервые встал на коньки, и где познакомился со своей женой, он построил шикарный дом, перевез туда своих родителей и родителей жены, посадил сад, завел кошек и собак, но с женой и детьми в своём доме он мог пожить ну в лучшем случае месяц в году. В родном городе он только начинал играть в хоккей, а известным на всю страну Александром Селивановым он стал в сборной и других клубах. Крепкие команды, которые боролись за медали чемпионата страны, содержали хозяева нефтяных вышек и металлургических комбинатов. Хоккей был любимой игрушкой олигархов и очень амбициозных губернаторов, которые лично приглашали звёзд и создавали для них все условия, вот и колесил Селя, а вмести с ним и вся семья от одного нефтяника к другому.

– Знаешь, чем мальчики от мужчин отличаются? – как-то поинтересовался Селя в шутку у жены.

– Чем?

– У мужчин игрушки дороже.

Селя был дорогой игрушкой. На жизнь, он уже заработал прилично и это – была ещё одна из причин, почему он решил, что этот сезон для него станет не крайний, а уже последний. Хоккеисты, как и спецназовцы, никогда не говорят последняя – последняя игра, последняя тренировка, последняя поездка. Всегда говорят крайняя. Зачем гневить судьбу, а то скажешь: «Я в последней игре две забил», а на следующей же тренировке повредишь спину, или шею, или колено, и больше уже никогда на лед не выйдешь. Вот и получиться, что и впрямь, в «последней» игре две забил, а мог бы еще играть и играть, хотя, кто знает…

Естественно, как истинный спортсмен, а потому человек суеверный, Селя никому ничего не сказал, а словосочетание «последний сезон» не произнес бы даже в пустой комнате, хотя ему всё тяжелее и тяжелей было заставлять себя биться в кровь на льду, бегать кроссы и ворочать штанги. Он был богат и давно уже мог вести другой образ жизни, без поездок, без тренировок, без шишек и ушибов. Мог жить в своем доме с семьёй, заняться каким-нибудь бизнесом со скуки, растить детей, путешествовать, но он считал, что это всё он ещё успеет. На это будет вся жизнь после спорта, а вот в хоккей поиграть скоро уже будет невозможно. Молодые подпирают, да и сил и желания играть с каждым годом всё меньше и меньше, а на восстановление времени нужно всё больше и больше. Если раньше он мог даже накануне игры всю ночь отжигать в ночном клубе, а затем, поспав пару часов, нормально выйти на утреннюю раскатку и вечером великолепно отыграть игру, то теперь соблюдая спортивный режим от и до, сна и выходных, которые давали тренеры между играми и тренировками, их ему не хватало. На полное восстановление требовалось значительно больше времени, а его ему никто дать не мог. Против природы, а точнее физиологии не попрешь. Постоянное недовостановление привело к хронической усталости, а как следствие – раздражительности. Селю раздражало и бесило всё: постоянное куриное мясо в день игры; партнёры по команде, одни и те же лица, с которыми он был вынужден находиться круглосуточно, годами, день изо дня; прокуренные гостиничные номера; молодые, которые рвались в состав и грубо играли против него на тренировках; раздражали неточные пасы, которые были не в клюшку и так далее, и так далее и так далее… В один момент он понял, что переламывать себя больше не может, а главное не хочет. Последней каплей стала утренняя тренировка тридцать первого декабря. Второго января команда улетала на игры, поэтому накануне праздников тренеры объявили, что тридцать первого утром тренировка, и первого тоже:

– Поэтому вы подумайте, – добавил главный тренер, – Находясь за праздничным столом… – он сделал паузу и многозначительно обвел всю раздевалку взглядом, – Чего и сколько вы себе можете позволить.

– Мы разберемся, – еле сдерживая маты, – раздраженно сказал Селя, – Для чего тренировка в Новый год? Понятно первого января, перед выездом, нет вопросов, но не лучше ли будет, если мы выспимся дома и весь день перед новым годом проведём с семьями?

– Селиванов, – обрубил главный, – Станешь тренером, тогда и будешь решать, что лучше. Встречаемся тридцать первого.

Селя отлично понимал, что это выступление, не смотря на имя и заслуги тренеры ему не простят, поэтому он сам зашёл в тренерскую, извинился и сообщил, что этот сезон последний, он доиграет и уедет домой. Для профилактики его немножко повоспитывали, дескать, он ветеран и должен думать, что и где можно говорить, а чего нельзя, никогда. Селя ещё раз извинился, вернулся в раздевалку и сообщил о разговоре с тренерами.

Проводы Селе устроили шикарные. Последний матч в сезоне был домашний. Все знали, что Селя уходит, поэтому команда победила, а партнеры по тройке все три периода играли исключительно на него, и в ворота гостей, под рёв болельщиков, Александр Селиванов отправил две шайбы. После сирены и рукопожатий Селю подхватили на плечи, торжественно провезли круг почета под аплодисменты переполненных трибун и унесли в раздевалку. Затем банкет, суета, сборы и уже через три дня Александр Селиванов проснулся в своем доме, в своей спальне в прекрасном настроении. Никуда не надо было спешить, не надо было торопиться на тренировку, никаких штанг, кроссов, никаких свистков, режима, расписания по минутам…

Селя в ужасе зажмурился. Только сейчас до него дошло, что девятнадцать лет, большую часть своей жизни, он жил по расписанию и никуда нельзя было опоздать. Нравы в хоккее жесткие, если опоздал – штраф сто долларов. Если опоздал в день игры – пятьсот, если игра плей-офф – тысяча, и это при том, что у хоккеистов чрезвычайно насыщенное расписание и вероятность опоздать куда-либо просто космически велика!

Селя поморщился и вспомнил свой рядовой, будний день, когда команда жила, а точнее была заперта на базе:

Подъем – 7—30.

Выход на зарядку – 8—00.

Завтрак – 8—30.

Отъезд на тренировку – 9—00.

Выход в зал на сухую разминку – 9—30.

Выход на лед – 10—00.

Окончание ледовой тренировки – 11—15.

Начало тренировки в тренажерном зале – 11—30.

Окончание «штанги» – 12—30.

Заминочный кросс – 12—40.

Отъезд на обед на базу – 13—15.

Обед – 13—30.

Дневной восстановительный сон – 14—00 – 15—30.

Полдник – 15—45.

Отъезд на вечернюю тренировку – 16—00.

Сухая разминка – 16—30.

Выход на лед – 17—00.

Окончание ледовой тренировки – 18—15.

Начало силовой подготовки в тренажерном зале, или баскетбола, гандбола, флорбола в игровом зале, или еще какой-нибудь подвижной работы «на земле» – 18—30.

Отъезд на ужин на базу – 19—30.

Ужин – 20—00.

Перед отбоем может быть еще собрание, просмотр на большом экране игр соперника, теоретическое или тактическое занятие, как соперник играет в большинстве, активно или пассивно в меньшинстве, как начинает атаку, как выходит из зоны… и только после этого ты начинаешь принадлежать самому себе, однако, даже когда уже пошло личное время, мысль ни дай Бог куда-нибудь опоздать, все равно сидит в тебе и ты по-прежнему собран и сосредоточен. Привычка, точнее профессиональная деформация, ибо из о дня в день ты живешь по расписанию, неделями, месяцами, годами. Ежедневно двадцать – двадцать пять пунктов расписанных по минутам, причем не важно, летние это сборы, домашние игры, когда команда живет на базе, или выездные матчи, когда база меняется на гостиницу. Двадцать с лишним пунктов остаются неизменными, с той лишь разницей, что утренние тренировки в день игры меняются на раскатки, а вместо вечерних тренировок сами матчи, то, ради чего так жестко поддерживается дисциплина в командах. Все пашут ради очков и побед, безропотно, ни на что не отвлекаясь.

Селя с молодых ногтей расписание соблюдал от и до, но в любой команде есть ребята, которые, не смотря на всю строгость правил и немалые штрафы, все равно умудряются каждый день куда-нибудь опаздывать, а иные и по нескольку раз в день. Именно они являются «генеральными» спонсорами новогодних банкетов, или банкетов по случаю окончания сезона. Система штрафов поддерживает не только дисциплину в команде, но и здоровую атмосферу, что не менее важно, особенно, когда чемпионат подходит к концу и все устали не только от физических нагрузок, но и друг от друга. Штрафы прекрасны тем, что тренерам «хроников» не приходится ругать, воспитывать, взывать к совести, дескать, такой большой, столько лет в хоккее, чемпионом уже был, весь в заслугах и медалях, а все опаздываешь как мальчик, вечно тебя ждем, нас нервируешь, команду, сколько это можно терпеть, наверно пора прощаться… Или того хуже, когда слова покрепче и обороты пожестче, доходит до оскорблений и обид, совсем не детских, команда начинает заступаться за игрока, тренеры, в отместку, подворачивать гайки, чтобы бунтовать неповадно было никому и весь сложный механизм, с таким трудом отлаженный и настроенный, разбивается и разлетается на отдельные шестеренки и пружинки, а когда есть штрафы, не надо никого отчитывать, не надо ни с кем портить отношения, вместо этого, с улыбкой, просто озвучивается сумма и провинившийся, не оправдываясь, ничего не объясняя и не доказывая, не краснея, спокойно идет и отсчитывает казначею деньги.

Казначеем, как правило, назначают начальника команды, который принимает деньги, всё записывает и ведет кассу. В конце сезона, чтобы никому не было обидно, что эти деньги кто-то себе присвоил, закатывается банкет и пока все еще трезвые, казначей под шквал шуток, свист и аплодисменты называет самого главного спонсора команды. Поэтому, в классных командах, где сильный и здоровый дух, когда кто-то куда-то опаздывает или что-то нарушает, по раздевалке, тренажерному залу, ледовой площадке, ресторану или автобусу, в зависимости, куда человек опоздал, прокатывается одобрительный шум и слова благодарности. Все это естественно в шутливой форме и таким образом достигается самое главное – железная дисциплина и дружелюбная атмосфера, когда не клеймят паршивую овцу, а все переходит в юмор, шутки, задиристый и боевой настрой. Парадокс, штрафы не создают обиженных, и не разобщают, а наоборот, делают из команды единый кулак, способный крушить и пробивать любые препятствия.

Селя за всю свою спортивную жизнь опоздал лишь однажды. Когда он под одобрительный гул появился в раздевалке, то демонстративно подошел к начальнику команды, отсчитал сумму в два раза больше положенной, и театрально вручив её, сказал: – Ребята, для вас, ничего не жалко!

Команда аплодировала стоя, а эта история быстро разлетелась по разным клубам и стала байкой, которую тренеры с удовольствием рассказывали молодым игрокам в воспитательных целях – раз в жизни человек опоздал и так красиво поступил, вот, что значит профессионал, потому он и звезда, потому Сашу Селиванова вся страна и любит…

Селя с улыбкой вспомнил несколько хронических спонсоров в разных командах, невероятные истории, связанные с ними, с удовольствием полежал еще в кровати и прочувствовал каждой клеточкой своего мозга, как это прекрасно принадлежать самому себе, не спешить, не опаздывать и не жить по минутам.

Первый месяц Селя занимался домом. За много лет, что-то подржавело, что-то надо было подкрасить, что-то заменить. За домом конечно следили, но не так, как это делал бы хозяин и Селя испытывал просто физическое удовольствие от ремонта, покрасок, покупок и замен. Затем еще два месяца с семьей Селя ездил с одного моря на другое, отдыхал, всем чем мог баловал жену и детей. Потом наступила осень, дети пошли в очередной раз в новую школу и тут Селя впервые в серьез задумался, а что дальше?

Вдруг, неожиданно он выяснил, что ему не хватает по вечерам приятной боли в мышцах, привычной пульсирующей ломоты в его железном теле, после хорошо проделанной работы на льду или в зале, ему не хватает спокойствия и удовлетворения от выигранных матчей, вдруг до него дошло, что он уже никогда не услышит одобрительного гула стадиона, после удачных финтов и не увидит, как вскакивают на ноги трибуны, после мастерски забитой шайбы. Не хватает громкой музыки в раздевалке, не хватает переговоров партнеров на лавке, все коротко, все солидно, все по делу, все измочалены, выжаты, губы синие, дыхание сбито, пульс под двести, но все готовы умереть друг за друга, если понадобиться. В конце концов, он привык все время куда-то ехать, лететь, любил, словно император, рассматривать сверху «разоренные, разграбленные и брошенные» города после уверенных побед или злился, покусывая губы, и сам себе обещал обязательно поквитаться в следующий раз после проигранных матчей. Не хватало много чего. Не хватало привычной жизни и неизвестно, куда бы его эти мысли привели: к стакану, как многих или к продолжению карьеры, но всё изменилось в одно обычное утро.

Зазвонил телефон. Звонил мэр. Селя был звезда, и его нисколько не удивило, когда на том конце провода приятный, но уверенный женский голос сообщил, что его беспокоят из приёмной городского главы и с ним хочет поговорить Мартынов Николай Петрович.

Мэр был краток и конкретен. Он поблагодарил Селю за то, что он не уехал жить в Москву или за границу, как многие успешные спортсмены, а вернулся в родной город, к истокам, туда, где начинал. Сообщил, что дворовая коробка, где Селя делал свои первые шаги на льду, сохранена и полноценно функционирует. Более того, она стала одной из достопримечательностей, потому как на ней вырос знаменитый нападающий, голеодор и любимец всего города Саша Селиванов. Затем мэр пригласил Селю в администрацию, сказав, что хочет познакомиться лично со звездой отечественного хоккея и, между прочим, дал понять, что для мастера спорта международного класса Александра Селиванова есть несколько предложений.

Тогда Селя не почувствовал, насколько это был судьбоносный звонок. Озарение пришло непосредственно на встрече с Мартыновым в стенах администрации.

Селя пришел в назначенное время. У входа в мэрию его уже поджидали журналисты.

Селя очень не любил прессу. Любую. За многие годы своей успешной карьеры он дал сотни, а может и тысячи интервью, но его всегда раздражали в больших и малых акулах пера две вещи. Первая, журналисты всегда плохо готовились к интервью, задавали одни и те же вопросы, или вымучивали их, сочиняя на ходу, от чего разговор был не интересен, и общение тяготило всех участников процесса. Все превращалось в формальность. Один должен был, что-то спросить, а второй, что-то сказать. Скука и пустая трата драгоценных минут жизни, особенно, когда эти минуты расписаны на годы вперед. Вторая, это неуместность времени и места. На Селе было просто, какое проклятие, с ним всегда хотели поговорить сразу после игры, когда он так сказать в «образе». И не короткое блиц интервью, а развернутое, большое, с кучей не относящихся к хоккею вопросов и это тогда, когда он мокрый, бледный, сердце из груди вырывается, пульс за пределами человеческих возможностей, после жесточайшего стресса во время матча, потому что хоккей такая игра, где даже на последних секундах все может перевернуться, а он звезда, у него самый большой в команде контракт, он как никто ответственен за результат, ему бы в раздевалку, присесть, попить водички, успокоиться и начать снимать форму.

Бывали такие игры, что он по двадцать минут сидел в раздевалке на своем месте и не мог даже пошевелиться, не то, что начать развязывать коньки и переодеваться… А тут, когда подгибаются ноги, еле-еле восстанавливается дыхание, мыслями ты по-прежнему весь в игре, она еще не отпустила, тебя спрашивают, что ты думаешь об отставке правительства? Или, кто герой нашего времени? Какие театры и спектакли он предпочитает? Есть ли у него домашние животные? И эти вопросы задаются тогда, когда нервная система оголена, а физическое состояние такое, что для среднестатистического человека врачи констатировали бы смерть. Как относиться к таким вопросам, и к таким журналистам? Поэтому и рождается стереотип, что все спортсмены тупые. И все невоспитанные хамы.

– А вы попробуйте пробежать десять километров и выбежать хотя бы из сорока минут. Уверен, вы на финише, если добежите, конечно, свой адрес не вспомните, не говоря уже об ответах на те вопросы, которые вы мне сейчас задаете, – сказал как-то Селя в одном телевизионном интервью, когда он взмыленный уходил со льда после драматично проигранного матча. Точнее это не было интервью, журналистка шла за ним не отставая, задавала вопросы, красовалась перед камерой, пыталась показаться умной, ну Селя и не выдержал. На ту беду, это был прямой эфир, и Селин выпад увидела вся страна. Самое интересное, за это болельщики стали любить его еще больше, но с тех пор Селя прессу игнорировал.

Вот и перед мэрией, он вежливо со всеми поздоровался, но от общения отказался.

– Зря я сюда пришел, – подумал Селя, быстрым шагом поднимаясь по парадной лестнице, – Сейчас еще мэр начнет на что-нибудь деньги просить, не зря же журналисты меня поджидали, – скептически вздохнул он, подходя к приемной.

Но Селя ошибся. Мэр был болельщик, страстный любитель хоккея и Селин фанат. Он с восхищением рассказал, какую гордость испытывал за своего земляка, когда Селя забивал судьбоносные и переломные шайбы за клубы, за сборную. Как переживал, когда у Сели были тяжелые травмы и как, радовался, когда Селя возвращался и снова становился неудержимым Александром Селивановым, кашмаром вратарей и занозой для защитников.

Селя выдохнул. Он не ожидал такого теплого приема и постепенно, восторги мэра перешли в обычную беседу двух мужиков, о жизни, перспективах и планах.

– Прикинь, Наташ, – вечером рассказывал Селя жене, – Мартынов мне предлагает в этом сезоне пойти помощником к Кочерову, к Василичу. В молодежную лигу, он главный тренер в фарм-клубе.

– Это тот, который тебя в детстве тренировал?

– Да, тот самый, – Селя улыбнулся, – Тот еще был тренер, вечно небритый, с похмелья. Одно время запил так, что ковры из дома выносил и продавал. Потом одумался, зашился. Но это уже без меня было, мы с тобой тогда уже в Москве жили.

– И, что, согласишься? Зачем тебе это? – Наталья присела рядом к мужу. – Разговор ведь будет долгий?

– На тренировках у Василича всегда одни и те же упражнения были. Мы их с закрытыми глазами могли сделать. Методист он был, конечно, никакой, но вот в игре мог подсказать. Любил хоккей и понимал, мы и росли, считай, только на его советах, а не на тренировках.

– Саш, не увиливай, – жена улыбнулась, – Я вопрос задала, ты что, уже все решил, уже согласился?

– Наташ, Мартынов предлагает поработать с Василичем первый год, набраться опыта…

– Сань, – перебила жена, – Ты себя слышишь? Тебе, игроку сборной, Селиванову, – Наташа даже привстала, – учиться у пьяницы? Может ему надо у тебя поучиться?

– Наташа, это первый год. Надо с чего-то начать. Мартынов предлагает возглавить на следующий сезон молодежку, а еще через сезон в первую команду. Ему надоели варяги. Приглашенные тренеры – это сезон-два, не результата, ни пацанов наших в команде, свои дела решают, сваливают и после них ничего, пустота, выжженная земля. Приезжает следующий и все сначала. Я-то знаю, как это делается. Каждый тренер своих игроков две-три пятерки притаскивает. Только им плевать и на город, и на результат, и на хоккей и на болельщиков. Денег напластают и как гастролеры в следующий клуб… Мартынов реально за хоккей болеет. Он мне так и сказал, ты парень уже богатый, еще молодой, амбициозный, настоящий спортсмен и герой, ты будешь работать не за деньги, их у тебя и так хватает, тебе будет важен результат, вот и поднимем наш клуб, хороший стадион построим.

– Опять поездки, опять тебя дома неделями не будет… Вчера в церковь ходила, свечки ставила, благодарила, что семья обрела дом и покой, – глаза Наташи увлажнились.

– Сглазила! – Селя улыбнулся.

– Сглазила, – согласилась Наташа и тоже улыбнулась.

Она знала, что её муж не из тех, кто будет счастлив лежать дома на диване, ездить на рыбалки и встречать детей из школы. Её муж Александр Селиванов, мужчина, победитель, характер и несгибаемая воля. Она была уверена, что закончив играть, чем бы Саша не занялся, у него обязательно получится. И не ошиблась. Селя в молодежной лиге помощником поработал всего несколько месяцев, затем принял основную команду и через три сезона вывел её в главную лигу страны. Мартынов тоже сдержал слово и построил прекрасный современный спорткомплекс сразу на три хоккейных площадки, чтобы и мастера и мальчишки имели все необходимые условия для тренировок и роста. На Селю снова обратили внимание владельцы нефтяных вышек и металлургических комбинатов. Его приглашали возглавить самые богатые клубы страны, но Селя не соглашался.

– Буду работать только дома, пока с родным клубом не выиграю медали, из своего болотца ни нагой. Если куда и поеду, то только помощником в сборную, – позиция Сели была непоколебима.

Прошло еще пару лет. Селя со своей командой медалей так и не выиграл, а вот помощником в сборную его пригласили. Он естественно согласился. Ему было интересно, теперь уже в ранге тренера поработать с лучшими ребятами страны, к тому же, с некоторыми он еще играл сам и был отлично знаком. Каждая отлучка в сборную вдохновляла его и предавала новых сил и идей в работе со своей командой. Селя по-прежнему не давал интервью и не общался с прессой. Исключения составляли только официальные послематчевые пресс-конференции, которые Селя как главный тренер должен был посещать обязательно.

В Петербурге, в очередном туре, его команда уверенно обыграла армейцев, Селя в прекрасном настроении ответил на вопросы журналистов и направлялся к автобусу. Это была заключительная игра пятиматчевой выездной серии, команда из поездки везла семьдесят процентов очков, что было совсем не плохо, а главное, что через час отъезд, затем ужин, аэропорт, и к утру, он будет дома.

– Александр Николаевичч, извините… – услышал Селя сзади и обернулся.

К нему быстрым шагом подходила молодая, очень красивая девушка.

– Да, – Селя про себя ухмыльнулся, потому, что прошли те времена, когда на катках и стадионах с ним знакомились девченки.

– Меня зовут Лиза, – я хотела бы у вас взять интервью.

– Шикарная вы девушка Лиза! – Селя улыбнулся, – Просто красавица, – Селя это сказал искренне, даже по-отечески, – Но я, не даю интервью, простите, – Селя собрался было уйти, но девушка даже и не думала сдаваться.

– У меня очень интересная тема, я хочу написать про суеверия в хоккее, – выпалила она, понимая, что Селиванов сейчас уйдет. Если он отвернется и пойдет, то она уже его не остановит и не уговорит.

– Это ничего не меняет.

– Александр Николаевич, я студентка, меня взяли в газету стажером, все знают, что вы не даете интервью, в редакции даже тотализатор устроили, одна я на себя поставила, – не отступала Лиза, но Селиванов уже отвернулся и пошел.

– Ну, пожалуйста, ну будьте человеком, сделайте исключение, меня пообещали взять в штат, если я смогу с вами сделать классный материал.

– Сожалею.

– Я ваша землячка, мы с вами из одного города, вы же Саша Селиванов, вы же Селя, у меня вся семья вас любит! Ну, помогите, вы же тоже были молодым, вам же тоже помогали!

Это был крик души, фол последней надежды. Лиза понимала, если и это не подействует, то уже ничего не поможет.

Селя не остановился. Он улыбнулся.

– Настырная девчонка, да еще и красотка, далеко пойдет, – подумал он, – А с другой стороны, она ведь права, когда я пришел в команду мастеров и Сэм, и Скорый, и Буба, и Пижон, все ведь были известные игроки, а все помогали, играли на меня, давали возможность забить.

Селя остановился. Посмотрел на часы и сказал не оборачиваясь:

– Лиза, могу вам уделить не больше тридцати минут. У нас скоро отъезд в гостиницу, а затем самолет. Пока команда собирается и грузится в автобус, можем с вами поговорить.

– Ура-а-а! – закричала Лиза, уже не надеясь на благоприятный исход, и на каблуках помчалась за Селей.