Полная версия
Отражения. Книга стихов
Отражения
Книга стихов
Александр Рудт
© Александр Рудт, 2021
ISBN 978-5-0055-7072-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От автора
Да, интересная судьба у этой книги. Случилось так, что соседи сверху затопили нас горячей водой. Пострадали обои, половое покрытие и – главное – книги и черновик, лежавшие на письменном столе. Пропитанные водой, разбухшие книги и «амбарная книга» – черновик долго сушились на балконе, а потом отправились на антресоли. О потере текстов как-то особенно не переживал: что-то было ещё и в блокнотах, что-то отпечатано в рукописи готовившейся книги. Да и писалось тогда легко, и утрата двухсот текстов была не критична. Но при недавнем большом ремонте, когда освобождались от скопившегося мусора, обнаружил готовый рассыпаться черновик, в котором, как ни странно, можно было разобрать почти половину текстов. Даже в урезанном виде получалась законченная книга. То, что она издается двадцать лет спустя, думаю, читатели не заметят: и проблемы те же, и люди не меняются. А для меня это значимый блок из жизни, поисков, творческого осмысления мира, эпохи и себя в них. Надеюсь, читатели не разочаруются, увидят что-нибудь близкое.
1
Сомнамбулические стихи в ночных горах
То ли морось, то ли облакона моей горе в ночи.За стеной палатки – около —речка дробная ворчит.Гляну: осыпи и пропасти,старый месяц и сосняк.А в душе давно нет робости.Что судьба моя? – пустяк.И расселина зовущаяна белеющей скале.Мы из прошлого в грядущее —и бесследно на земле.Ни о чём уже не сетую —жесткий мир замешан так —и про песню недопетую,и последний сердца такт.По камням бегу – и чувствую:шар качается земной.Что случилось с Заратустрою —эхом, горечью – со мной.Для чего живу? – растеряннокрик в долину упадёт.Дождь? Морзянка? Бог? – размереннопо пустой палатке бьёт.23 сентября 98Элегия
Не плачь ты, птица, обо мне,что вброшен в эту осень злую,что не ищу покой в вине,а пью ручья тоску тугую.А над костром моим звездамерцает ровно, неизменно.И не во мне одном беда,а в сотворении вселенной.И на порог лесной избылиства ложится так уютно.Суть несложившейся судьбысбегается, как шарик ртутный.Туристов толпы чередой —на что народ глазастый, вроде! —проходят, скит не видя мой,как мимо Шамбалы проходят.И ты от стаи далеко —отстала? впереди? – неважно.А сердцу горько и легков сентябрьской медленности влажной.Не плачь ты, птица, обо мне.Я о себе давно не плачу.И не молюсь на крест в окне,и зябко рук в рукав не прячу.Твой крик всё тише. Бог с тобой.Я знаю: юг тебя дождётся.И встанет солнце надо мной.И грянет эхо из колодца.30 сентября 98«Печорин пьёт дешевое вино…»
Печорин пьёт дешевое вино.Немытый дервиш гладит обезьяну.За чайханою зелени пятнотомится в душном полдне Исфагана.Уже с болезнью злою не борясь,Григорий Александрыч дотлевает.Что ищет здесь заезжий русский князь?в вине какую горечь растворяет?«Грузи коляску, Прошка», – говорит.«Куда? в жару – то? Образумьтесь, барин»А стрелка минарета так горит.что облако истлело в этом жаре.Оставил стол. И злой его смешок:«В России нет! А здесь тогда откуда?» —слугу пугает. Тот швырнув мешок,ворчит: «Ох, эти барские причуды»«Уже недолго. Потерпи чуток» —Печорин извиняется как будто.Пёс у ворот почесывает бок.Фонтан вдали посверкивает ртутно.Поправил тент. И расстегнул сюртук.Он смотрит вдаль. Он никому не нужен.И проклят север им. И проклят югИ за коляской пыль постыло кружит.23 декабря 98«Осенний шмель нерасторопный…»
Осенний шмель нерасторопныйбессмысленно пронзает высь.Поющий ямб четырехстопныйшутя преображает мысль.Рас тут кристаллики в растворах,иную суть понять веля —под сентября гипнозный шорох.под муку смертную шмеля.Не день – знобящая утеха,коктейль «Истома сентября».О, галактическое эхо!О, воздух в капле янтаря!7 сентября 98«Мандарины пахнут Новым годом…»
Мандарины пахнут Новым годом,школьной ёлкой, зимнею свободой,скрипом санок под горой на Южном,штурмом крепостей ватагой дружной.смелостью – дурной и в кровь разбитойна вершине вышки, льдом облитой,вкусной книжкой, пульсом в ловкой клюшке,восхищенным блеском глаз девчушки.Мандарины так уводят в детство,что лбом в айсберг впору упереться.Шар пахуче – пористый ласкаю —и, как солнце – в небо запускаю.29 декабря 98«Посредине сентябрьского дня…»
Догоняет меня карусель…
В. Белоножко
Посредине сентябрьского днякарусель в лесопарке кружится,подростковую радость граня,сквозь судьбу, сквозь летящие лица.Только высверк улыбки твоей.И хвоинки на шапочке белой.А касание счастья – больней.Ничего с этим мне не поделать.Посредине сентябрьского днякарусель сжала пальцы до крика.И уже не отпустит менядо простившего смертного мига.31 декабря 98Путилину Ю. и Морозу В.
Пахнуло московской общагой,
студенчеством, долгой весной.
Как будто наждачной бумагой
содрали с души тонкий слой.
Поёжусь. Слова Гераклита —
с плевком – матерком – на ходу.
Как, други мои, без гранита?
Что ждёте: удачу? беду?
И что нас разводит всё дале?
Как вы – через мусор речей?
Другой стороною медали
рукою развернуты чьей?
И сделалась пешка фигурой.
И – межи по общей стране.
Родные – Володя и Юра.
как быть – непринявшему, мне?
Увидимся? – вряд ли, не сможем.
И всяк в зазеркалье своём.
И всё же, и всё же, и всё же —
про Стеньку, напившись, поём.
2 января 99
Что за осина здесь на повороте!
А желтый цвет её о чём дрожит?
Движенья духа и старенье плоти.
Мой век короткий за листвой летит.
Мир неизменен: так же рассветает,
и на любом пути есть поворот.
И кто – то крест на плечи возлагает,
и кто – то в руки вервие берёт.
сентябрь 98, 2 января 99
«Уже просвечивает вечность…»
Уже просвечивает вечностьсквозь разговоры о дожде,и в шутках чувствуешь увечностьи ложь во вспыхнувшей звезде.Кивки. «Удачи». «Вам того же»До встречи на похоронах.Проводим, жизни не итожа…помянем – глупо, впопыхах.А небушко – как будто то же,что сорок лет тому назад.Что бросит в краску, растревожит?На ком, на чём задержишь взгляд?Друзья – с тонзурами.В старушки девчонки перешли – когда?И жизнь не стоила полушки,коль смысла нет в ней никогда.И что Сократы, Канты, еслине плача в ночь идём гуськом?А всё поем частушки – песни,склонясь над слабым огоньком.3 января 99Мне нравится жить в городах небольших,
где лес или степь за соседним кварталом,
где в гулком овраге ручей не затих,
где лгунья – кукушка вещать не устала.
Трамвайчик по улочке бодро бежит,
и солнце, тоскуя, не гаснет от смога.
А сердце по гулу метро не болит.
Но кажется ближе до спящего Бога.
«Триумфа хотящий да будет вне стен
Великого Рима»? Не вру ли себе я? —
в столице бываю и глуп, и блажен, —
и здесь – на ладони держу скарабея.
Но чаще вот здесь солнца длань на плече,
и звёзды огромные в кроне сосновой,
и счастье в таежной избе при свече,
и день – с новой мысли и истины новой.
4 января 99
«Ещё неотмытого леса…»
Ещё неотмытого леса,дрожанье, качанье, полёт.Из – под ледникового прессаручей, выбиваясь, поёт.Апрельское солнце по лужам,сощурясь, идёт не спеша.А в сини сорокою кружитзимы захмелевшей душа.И бьёт прямо в сердце под вечеркапель. И бесспорно опять,что «лучшее завтра» – навстречу,что можно и петь, и страдать.Сливаешься с воздухом, твердьюи бродишь по краю беды.А между рожденьем и смертью —штришок от мелькнувшей звезды.3 марта 99Пылает яркий свет в тех окнах, за которыми
когда – то ты жила – лет тысячу назад.
И гул, и суета за бежевыми шторами,
и смех, и блёстки фраз из форточки летят.
Не видел никогда я этих люстр включенными,
направо у двери едва дышал ночник.
И отменялся век губами истомленными,
и не терпел словес растерянный язык.
Сверхновою звездой взрывалось счастье полное,
и в локоны лицом уткнувшись, замирал.
И легкость, и покой входили в сердце волнами,
и лунное бедро без дрожи осязал.
И закрывалась дверь бесшумно – осторожная,
и март меня встречал капельной темнотой.
И дикою была отчаянность безбожная,
с которой – рядом мать! – встречались мы с тобой.
Но день съедал снега. И воробьи над лужами
кричали о любви. И твой призыв – звонок
тащил к ночной двери и то в душе выуживал,
что хочет поддержать безумства огонёк.
Март шлифовал судьбу, учил ценить мгновенное,
и вздох твоих духов весь город заполнял.
Имеющий талант терять всё драгоценное,
я счастье принимал, но край предощущал.
И сшиблись, как клинки, две гордости ненужные.
Назло себе и всем! Как жарко флот горел!
Не верилось ещё, но сталью харалужною
прочерчен был в душе карающий предел.
В галактике другой, иным светилам веруя,
акафисты слагал и храмы возводил.
И поднимался сад. Всё было полной мерою.
И принимал. То клял, то пел. Но не скулил.
И никогда б сюда не завернул, наверное,
но этот пёс – шалун, за голубем гонясь,
завел в забытый двор, и в горечь безразмерную,
чтоб правдой подышать и намолчаться всласть.
Чертился и тобой пунктир судьбы неспевшейся.
Всё отменяет «но» и отрезает «не».
Был в гавани тогда корабль незагоревшийся!
Кингстоны я открыл. Так ты велела мне.
За окнами поют – банальная история.
И в сон твой приходить давно я перестал.
Я в колбы всё собрал. И вырастил в растворе я
с оттенком глаз твоих магический кристалл.
И долго сквозь него смотрел я бессознательно.
Но жизнь смещает спектр, у жизни свой баланс.
Я думал: в суть, в ядро, а вышло – по касательной.
Но этот в спину взгляд. Но этот резонанс.
декабрь 98, 5 марта 99
«Городок мой, я тебе не нужен…»
Городок мой, я тебе не нужен.Впрочем, невеликая беда.Всё равно похрустывают лужии дрожит капельная вода…и сентябрьский ветер над аллеей —искренен, уютен и щемящ…и от духа тополей шалея,дождь июньский трогает мой плащ.Городок мой, я пройду неслышногорькой и пустынною стезей…надо мной без славословий пышныххлопнут крышкой, заспешат с землей.А пока что на сыром бульвареотраженье облаков у ног…есть и ты у Воланда на шаре,северный уральский городок.Ты мне снился за морем, бывало…я тебе не снился и не снюсь…для чего старуха нагадала, что в твоих аллеях растворюсь?Городок мой, я тебе не нужен…да и я ли только, Боже мой!Лист кружится и планета кружит.Солнце. Пульс.И вечность за спиной..2 марта 98Стихи о мастерстве
1
Спасибо вам. кто мне мешал :
лжецам, завистникам – спасибо..
я б никогда собой не стал,
когда б не горечь и ушибы..
когда б не с желчью песня шла,
а ткались сладкие рулады..
За ваши добрые дела
поклон вам низкий, ретрограды..
2
А сам? – увидя свежий дар,
его явленьем наслаждаюсь.
и глупый отвожу удар,
и стать плотиной не пытаюсь..
А надо б: на хвалу – табу!
и гнать по щебню и кюветам,
чтоб сотворить ему судьбу..
а без неё поэта нету..
3
А вдруг сломается талант? —
сопьется или кончит пулей?
скажи, всевышний, кто гарант.
что палку с ним не перегнули?
где мера мукам? Пот со лба
стирается хламидой грубой..
Чу, боже – это славы трубы?
или архангела труба?
28 апреля 98
«Ни креста православного…»
Ни креста православного,ни звезды – нержавейки.Впрочем, это не главное —помнят о человеке?В чьей – то памяти слышитсяголос радостный, давний?Сонно клевер колышется,ходят тени, как ставни.Слышь, Земля мавзолейная,всяк ли этим утешен?Не приемлю елейного —и насмешлив, и грешен.Шаг материи – тление,переход, не концовка.Где же ты, просветление?Что всё глупо, неловко?Сказка реинкарнациидля юнцов с прибабахом.Побреду сквозь акациибез надежды и страха.Истин гальки удобныена ладони подкину.Чьи там взгляды надгробные —как булыжники в спину?21 декабря 98Послесловие к сказке
И вот дурак женился на царевне и поселился в теремном дворце.Неделю пил народ в родной деревне,и пел гусляр на золотом крыльце…Но скоро неразумные указыстрану в упадок стали приводить,Явились глад и мор, и все заразы,что только может мозг вообразить…И ропот побежал:«Не царской кровиИван-дурак… Ату его, дубьём.На трон – царицу!“ „Что там о любови меж них болтать! Вот-вот все пропадем.»И задушили дурака подушкой.Погоревав, царица кнут взяла… В расцвет пришли губернии послушно,страна и мощь., и славу обрела. Но в сани не свои стремилась придурь, руки вдовы другой дурак просил.И сглатывала летопись обиду,и видеть это было свыше сил.А «сын ошибок трудных»? – мимо, мимо!Нет толку от науки, мудрых слов. И всё наивен век невыразимо,и сказочно богат на дураков.24 декабря 9812 лет спустя
В поместье у Туровских оживленье: к хозяйке едет старшая сестра.Жap в самоваре. Достают вареньеи на дорогу все глядят с утра.И вот карета меж столбов воротных, слуга спешит в ней дверцы отворить: выпархивает мальчик беззаботный,сестрёнке помогает вниз ступить.Княгиня в темной шляпке, в темном платье —она всего полгода как вдова —Её встречают сестрины объятья,«чмок» графа и дежурные слова.И вот беседа за вином и чаем:Как Петербург? Что здесь произошло?А шрам у графа еле различаем /он под Варшавой ранен тяжело/, Пускай он третий год уже в отставке,себя зовет полковником всегда. Сынки растут /всегда хотят добавки!/, и шалуны такие, что беда,Графиня Ольга, говоря об этом,от счастья прямо светится. Сестра не скажет ей ни слова про поэта /что в знойный полдень холодок утра?/Зевает граф и в кабинет уходит,детей на луг уводят поиграть.Вдвоем. Как в детстве. Не мелькнули, вроде,двенадцать лет. Как сладко вспоминать. Спохватываясь, говорит графиня:«Опять я о себе! Ведь ты одна…И это предпочтенье черно-синих,надеюсь, сменит позже белизна. Сосед раз в год в именье заезжает.Чуть седоват. И холост до сих пор…»«Ах. 0ля, кончим.,. чай вот остывает..,» Встает княгиня, потупляя взор.. «Пройдусь по парку». Солнце ей навстречу бросается, смеясь, из-за колон.. Чуть за полдень. Ещё совсем не вечер.И благовеста слышен перезвон..25 декабря 98«Бьёт под сердце осень…»
Бьёт под сердце осень,бьёт под сердце.Луг за обмелевшею Турьёйперерезан воробьиным скерцои смущен сорочьей суетой.Журавлиный клин неторопливый,промелькнув, всех птиц растормошил.И тоску, и переливы силыпрячет шум немарафонских крыл.Это ненадолго, это просто:«Нам бы тоже, да нельзя никак».Всё чернее леса голый остов,всё сильней в березняке сквозняк.Город сжёг листву в аллеях гулкихили вывез в ближние поля.Далеко вспугнёт озёра «тулка»,этот колкий луг не шевеля.Тень мою пересекают птицы,свет и тень в глазах, да облака.Лугом ли, пичугой притвориться,чтобы жизнь была ясна, легка?А карьер Песчаный иней прячетдо полудня с южной стороны.В мире – осень.А в душе – тем паче.Но восходит свет из глубины.18 октября 98Это мартовский день.
Кроны сосен – бесснежны.
Но сугробы простудой ещё отдают.
Отсекают тоску и усталость небрежно
добрый глянец янтарный и хвойный уют.
Силы есть на шажок, на улыбку и веру.
Всё бывает… чем чёрт.. может, этой весной.
Надоевшие притчи, чужие примеры —
слава Богу, уже обхожу стороной.
И не воздух сегодня, а брага густая.
А в сугробе – никчемный загонный флажок.
Как сорока хохочет, на крону взлетая!
Как исходит водой в тёплых пальцах снежок!
3 марта 98
Тверской Плач
Мы мечами рублены, мы кнутами сечены..
в ноздри наши рваные ударят гарь.
Вот что приключилося во Твери возлюбленной
для певца вот только что, а для внуков – встарь..
Сотню лет без малого мы под игом корчимся..
татарва бесчинствует, изнуряя Русь.
Нукеры Чол-хановы снова к нам нагрянули..
имя это гадкое – как реку – плююсь.
У кого коня возьмут, нет коня – жену возьмут,
нет жены – несчастного в рабство поведут.
Если заартачишься – враз снесут головушку,
и на пике с хохотом голову несут.
Вот и нынче варвары досыта награбились,
но вдругорядь начали торжище трясти..
Сердце христианское многотерпеливое,
вот и ты взрываешься: « Не могу снести!»
За дубьё схватилися, в колокол ударили
и пошли татарскую нечисть мы крушить..
А Чол-хана в тереме, где он сразу спрятался,
стали жарким пламенем праведно казнить.
Эй, деды, погибшие здесь на стенах некогда! —
бой наш сверху видючи – каплю легче вам?
И за город грабленый, и за нас поруганных,
и за вас – отмщение ныне аз воздам.
Но ещё не выстыло свежее пожарище,
но ещё не тронуло тление врагов —
как с востока к городу рать пришла татарская,
вместе с нею – русские.. в двадцать пять рядов..
А под стягом княжеским – или это блазнится?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.