Бронзовые звери

– Моя прекрасная и необузданная муза! – пропел он, прежде чем заговорить. – И как продвигается создание разрушения?

Зофья вспомнила округлившиеся глаза Энрике.

– Продуктивно, – ответила она. – Возможно, даже чересчур.

Она почувствовала, что улыбается, усаживаясь на высокий стул рядом с ним. Гипносу всегда удавалось развеселить людей. Хотя последнее время Энрике почти не улыбался ему. Сейчас все было совсем не так, как в Спящем Дворце, и это лишь добавляло сбивающей с толку темноты. Она вспомнила, как увидела их поцелуй, как они растворялись друг в друге. Иногда она представляла себя на месте Гипноса. Но то, что они больше не были вместе, не означало, что Энрике когда-нибудь захотел бы быть с ней. Мысли не обладали физическими формами, но Зофья чувствовала, что эта мысль тяжестью сдавливала ее изнутри.

– Вы с Энрике были так заняты, – сказал Гипнос. – А я тем временем играл на рояле и пел непристойные песенки теням. Но это очень безразличная публика. Никаких аплодисментов.

Зофья оглядела библиотеку. Это была небольшая комната с низким потолком, четырьмя стульями и двумя длинными столами. Единственный источник света – бра с восемью плафонами в виде роз, крепившееся к стене под потолком. Стены занимали полки, заполненные книгами или картинами, бюстами и картами. Около одной стены стояло огромное зеркало в позолоченной оправе. Зофья взглянула на свое ожерелье, но два оставшихся тескатских медальона не светились, что означало, что это, скорее всего, обычное зеркало. На одном из столов возвышалась внушительная стопка бумаг, которые могли принадлежать лишь Энрике. Перо, с которого еще капали чернила, лежало, прислонившись к открытой чернильнице. Рядом возвышался небольшой, цвета слоновой кости бюст двухголового бога. Его лица смотрели в разные стороны. Зофья вспомнила статую божества на кладбище. Янус, так его звали. Бог времени.

– Отлично, – сказал Энрике, появившись в дверях под руку с Лайлой. – Все в сборе.

Лайла выглядела странно безучастной, усаживаясь на ближайший стул. Ее брови были опущены, губы сжались в тонкую линию. Зофья поняла, что она чем-то озабочена.

– Ну и что за хорошая новость, mon cher? – спросил Гипнос.

Зофья заметила, что его голос прозвучал слегка тоньше, чем обычно. Распрямив спину, он широко улыбнулся Энрике. Но Энрике не ответил ему.

– Хорошая… и плохая, – ответил Энрике, проходя вперед. – Думаю, я знаю, где спрятана карта храма в Повелье.

Глаза Лайлы округлились.

– Где?

– Сначала я подумал, что где-то здесь, среди этих книг и исследований, – ответил Энрике, обведя рукой библиотеку. – Это секретная информация, и поэтому матриарх могла спрятать ее где-то здесь. Но теперь я уверен, что карта находится у Дома Янус.

– Дом Янус? – спросила Лайла, нахмурившись. – Они мне не знакомы.

– Зато я с ними знаком, – проворчал Гипнос, скрестив руки на груди. – Как я уже говорил раньше, если только кто-нибудь потрудился меня услышать, это группа итальянского Ордена, которая устраивает выдающиеся празднества в честь Карнавала, но ни разу не пригласила меня.

– Они известны, – громко произнес Энрике, – своей коллекцией Сотворенных картографических и навигационных объектов, которые, судя по документам в этой библиотеке, принимают самые необычные формы. Например, многие из них бесценны и Сотворены разумом.

– Карта, Сотворенная разумом? – повторила Лайла.

Зофья слышала об этой форме творения, но это было чрезвычайно опасное и весьма недолговечное искусство. Идея о том, что объект мог хранить имплантированное воспоминание своего создателя, неся его сквозь века, была показателем способностей, которые давно считались утерянными.

– Я не знаю, где именно находится карта, – сказал Энрике. – Но думаю, что ее мы найдем именно у них.

– Как? – спросил Гипнос. – Местоположение Дома Янус, вероятно, меняется каждый год. Единственный раз, когда кто-то может лицезреть этот нелюдимый Дом, так это во время тайного Карнавала. С другой стороны, они считают себя стражами своего сокровища и не стремятся выставлять его напоказ или общаться с другими Домами.

– Карнавал уже через два дня.

– Что такое Карнавал? – спросила Зофья.

– Это праздник, – объяснил Энрике.

– А я этого не узнаю, – горько произнес Гипнос.

Энрике откашлялся.

– Все это началось в двенадцатом веке.

– Ну вот, опять, – пробормотал Гипнос.

Зофья знала, что другие считали Энрике слишком многословным, но ей нравилось его слушать. Энрике видел мир по-другому, и порой, когда он учил ее чему-то новому, мир словно чуточку менялся для нее.

– Изначально зародилась идея посвятить этот праздник победе над врагом Венеции – Аквилеей, – сказал Энрике. – Толпы народа собирались на улицах в нарядных масках, маскирующих классовую принадлежность и ранг, поэтому все могли участвовать в веселье. В конце концов, это стало частью празднеств перед началом Поста, но затем около сотни лет назад они были запрещены императором Святейшей Римской империи. Теперь праздник можно было отмечать в межсезонье и тайно, и место, где…

– Дом Януса, – встрял Гипнос. – Хотя тебе потребуется особенная…

– Маска, – закончил Энрике.

Он нашел среди разложенных на столе бумаг два изображения венецианской маски. У нее был странный вид и длинный нос, изогнутый, словно птичий клюв. Круглые глазницы. На другом рисунке была изображена клетчатая черно-белая маска, усыпанная по контуру блестками, крепившаяся к голове двумя длинными черными лентами.

– Таким образом мы получим приглашение на Карнавал в Дом Януса, – сказал Энрике. – Гипнос? Не хочешь объяснить?

– Думаю, есть место, где можно получить такое приглашение, – откликнулся Гипнос, собирая со своих брюк невидимые пылинки. – Маскарадный салон, как мне было сказано. Внутри можно примерить их особенную маску, и когда она окажется у тебя на лице, то через Творение разума ты получишь доступ к месту проведения праздника. А уже затем ты можешь нарядиться и отправиться в это место, танцевать и наслаждаться напитками всю ночь напролет и так далее.

Зофья нахмурилась.

– Слишком много указаний для посещения праздника.

– Знаю, – откликнулся Гипнос. – Все чертовски засекречено, и это меня завораживает. Не дает покоя.

– Но ты сказал, что Карнавал состоится через три дня, – ответила Лайла, медленно поворачивая перстень на пальце. – А мы даже не знаем, где искать этот маскарадный салон.

– Да, – ответил Энрике, обведя взглядом комнату. – Но думаю, эта информация спрятана здесь. Матриарх сказала Гипносу, что в безопасном убежище мы найдем подсказки, чтобы отыскать карту.

– А как насчет Северина? – спросил Гипнос.

Энрике поджал губы.

– А что насчет него?

– Мы собирались встретиться и решить, что делать дальше. Как он узнает, что мы делаем, если мы даже не знаем, где встретиться с ним?

– Северин хочет забрать карту себе, – ответил Энрике, помрачнев. – Он сделает это с нами или без нас, и наши пути пересекутся или на Карнавале или в Повелье. Поверь мне. Он не упустит возможности захватить власть.

Гипнос нахмурился, но промолчал. Зофья взглянула на Лайлу. Подруга казалась отстраненной, прижимая к себе руку с драгоценным перстнем. Чем больше Зофья смотрела на нее, тем больше понимала, что не одна она заблудилась в темноте. Несмотря на вечную улыбку, тоже с этим боролась. Где бы ни находился Северин, не догадывался, что они потеряли информацию о месте встречи. На лице Гипноса застыло смятение, да и планы Энрике таили в себе много неизвестного.

В это мгновение Зофья вспомнила свою мать, сидевшую у огня. Взяв Софью за подбородок, она всматривалась в ее лицо сияющими бледно-голубыми глазами. Будь лучиком света в этом мире, моя Зося, когда со всех сторон подступает темнота. Зофья не забыла слова матери и была полна решимости воплотить их в жизнь.

– Мы найдем карту, – сказала Зофья. – Решение проблемы подразумевает постепенный подход, а именно этим мы и занимались все это время.

Лайла взглянула на нее, и на ее губах появилась ласковая улыбка. Гипнос кивнул. Даже Энрике едва заметно улыбнулся. Редкое ощущение покоя снизошло на Зофью. Ради друзей… ради себя… Зофья найдет выход из темноты.

8. Северин

На рассвете Северин стоял у причала, вертя в руке яблоко. В астрологической студии в Эдеме у него на журнальном столике всегда стояла миска с яблоками. Как-то давно, когда Энрике потребовал еду во время обсуждения нового ценного приобретения, Северин указал ему на яблоки со словами:

– Угощайся.

Энрике откровенно пришел в ужас.

– Яблоки безнадежно скучны, они или чересчур сладкие или слишком кислые.

– Но на время помогут утолить голод.

– Или же вызовут искушение прервать эту интеллектуальную беседу и отправиться на поиски настоящей еды, – сказал Энрике. – В конце концов, это же фрукт соблазна. Ева соблазнила Адама и все такое.

И, словно чтобы подтвердить свои слова, Энрике взял яблоко в зубы и вызывающе уставился на Лайлу, Зофью, Тристана и Северина, сидящих напротив. Тристан поморщился. Лайла сдержала смех, а Зофья склонила голову набок.

– Нечто подобное я видела вчера за ужином.

Энрике выплюнул яблоко.

– Это же был жареный поросенок!

Зофья пожала плечами:

– Он выглядел точно так же.

– Сосредоточьтесь, – произнес Северин. – Нам надо подумать о новом приобретении.

– Для этого необходимо нечто посерьезнее, чем яблоко.

– Например, пирог? – предложила Лайла.

Северин вспомнил, как она откинулась на спинку своей любимой зеленой кушетки. Взяв яблоко из миски, она погладила его блестящую кожуру, и во рту у него вдруг странно пересохло.

– Определенно пирог, – согласился Энрике.

– И печенья, – добавила Зофья.

Северин сдался. Он покачал головой, и так возникла традиция угощения выпечкой Лайлы во время обсуждения проектов. На этот случай всегда была припасена тележка со сладкими угощениями.

Теперь же Северин озадаченно смотрел на яблоко. Ему хотелось подразнить Энрике плодом. Ему хотелось поднести его к губам Лайлы и сравнить их цвета. Да, соблазн был силен, подумал Северин, опуская яблоко. Когда погиб Тристан, Северин пытался отгородиться от друзей и ему казалось, что у него получилось.

Но он ошибался.

Несмотря на его жестокость и холодность, они, по крайней мере, были рядом. По крайней мере, он мог уловить едва различимый аромат духов Лайлы в коридорах, услышать лязганье Творений Зофьи, запах чернил от бесконечных писем Энрике к Иллюстраторам, глядя в окно в сад, где когда-то гулял Тристан.

Еще один день, подумал Северин.

Еще один день до их встречи. Но что он скажет им?

Он ошибся с Русланом и теперь терял время, которого у Лайлы оставалось совсем мало. Северин ощущал потерю каждого часа, словно его силой отнимали у него.

Без Сотворенной карты они годами могли бы бродить по Повелье и никогда не найти секретный вход в храм. А даже если и существовал другой вариант обнаружить его, Северин пока не нашел способа избавиться от Руслана. Патриарх Падшего Дома никогда не оставался один. Он не притрагивался к еде, пока один из членов Падшего Дома не проверит ее безопасность. Ежедневный прием целебных настоек Евы делал его неуязвимым перед Сотворенными из плоти и крови.

Шорох легких шагов в стороне отвлек Северина от этих мыслей. Вчерашний мальчуган-беспризорник вышел из тени. У него из-за спины выглядывал ребенок поменьше, еще более оборванный. У него были темно-русые волосы, а светло-карие глаза поблескивали на его лице, словно тусклые фонари. Первый мальчишка выставил руку, словно закрывая второго.

– Un altro, – сказал первый мальчуган, протянув ладонь.

Еще одно.

Северин улыбнулся. Он бросил яблоко мальчишке, поймавшему его одной рукой, а затем достал еще одно из кармана и снова бросил. Первый мальчуган тут же впился зубами в яблоко, а затем предложил второе своему компаньону. Сердито взглянув на Северина из сумрака, он торопливо пробормотал «спасибо» и скрылся.

Проводив их взглядом, Северин вернулся в Дом Доро.

Ева ждала его у двери в кроваво-красном платье с высоким воротом. Серебряный кулон в виде балерины исчез. На ее поясе болтался украшенный драгоценными камнями кинжал. Трое членов Падшего Дома в масках вольто застыли у стен, их мнемонические пчелы, жужжа, наблюдали за происходящим.

– Вот, – сказала Ева, протягивая ему футляр. – Но для того, чтобы начать его использовать, кое-чего не хватает.

– Чего же? – спросил Северин.

Ева потянулась к его руке. Кольцо с острым шипом на ее мизинце на миг ярко блеснуло, разрезав его ладонь. У Северина перехватило дыхание, и он гневно уставился на нее, но Ева словно ничего не заметила. Она очертила кровью замысловатую печать на крышке футляра, что-то шепча себе под нос.

На первый взгляд футляр казался маленьким и изящным, словно с картинки в детской книжке. Сотворенный из ледяных роз и переплетенных лиан. Из защелки торчал шип. Поверхность футляра была нежно-розового цвета.

– Теперь он узнает тебя по крови, – сказала Ева. – Попробуй.

Северин взял в руки футляр. Он потянул за края, но они не поддались. Над застежкой торчал небольшой шип. Он уколол кончик большого пальца и ощутил острую боль, когда металлический наконечник прорвал кожу, пустив кровь. Потребовалась всего одна капля. Шип с готовностью впитал ее, и крышка футляра заалела, а затем распахнулась, являя взору божественную лиру на голубой бархатной подушке.

Северин осторожно достал лиру. Обрывки плана, который он прокручивал в голове всю ночь, медленно сложились воедино. Он встретился взглядом с Евой.

– Ты сегодня невероятно прекрасна.

Ева вздрогнула. У нее за спиной мнемонические пчелы на масках зажужжали чуточку громче. Отлично. Он привлек внимание Руслана. Лицо Евы было скрыто от посторонних глаз, но Северин оказался полностью на виду.

Он посмотрел в изумрудные глаза Евы, представляя на их месте черные, как у молодого лебедя. Когда ее губы сжались в тонкую линию, Северин представил другой образ – пухлые губы, способные сводить с ума поэтов. Ева потянула прядь волос, и Северин притворился, что видит копну темных волос, пронизанных серебристыми нитями.

Он протянул руку, нежно погладив ее костяшками пальцев по щеке.

– И в самом деле, невероятно прекрасна.

ПЕРЕД ВХОДОМ В ОБЕДЕННЫЙ ЗАЛ Северин откусил лепесток цветка шлемника, украденного из сада ядовитых растений. После вчерашнего завтрака Руслан постоянно его избегал. И Северин знал, почему. Его собственное рвение предало его. Возможно, Руслан безумен, но он далеко не глуп и, возможно, догадывался, что даже сейчас Северин действует исключительно в интересах своих друзей. Следует соблюдать осторожность. Стоит скрывать свои намерения и заставить Руслана изменить свое нелепое мнение начать и действовать не через десять дней, а сейчас. Иначе Лайла погибнет.

Северин глубоко вздохнул, а затем прошел через тескатскую дверь, замаскированную под картину древнего божества с расплавленным лицом. На другой стороне обеденный зал предстал в виде крови, смешанной с медом. Длинный черный мраморный стол прямоугольной твердой глыбой возвышался посреди зала. Стены украшал узор из сцепившихся между собой золотых звезд на алом бархате. Свечи в форме черных роз с длинными стеблями сияли и плавились на столе. В центре стола графин с красным вином возвышался рядом с тарелкой с порезанными фруктами и тонкими ломтиками мраморного мяса. Обычно в золотых тарелках уже бывало полным-полно еды, но на этот раз они оказались пусты. Северин заметил в центре стола изящный стеклянный сосуд не больше мизинца. Он взял его. Внутри стекла клубилось дымное, похожее на облако, вещество.

– Это придаст чувственных ощущений нашему ужину, – сказал Руслан, входя в комнату. На нем был черный костюм, благодаря которому золотая кожа его руки блестела еще ярче. – Ну же, попробуй.

Северин заколебался. Совершенно очевидно, что перед ним было Творение разума, но с какой целью? Вызывать ночные кошмары, чтобы выманить правду или…

– О, да перестань! – Руслан надулся. – Мы же друзья. А дружба подразумевает доверие. Ты ведь доверяешь мне?

Северин выдавил улыбку, а затем откупорил сосуд. Клубы дыма выбрались наружу, медленно растворяясь в воздухе. Северин собрался и взял себя в руки, но все равно оказался не готов к тому, что ожидало его. Это было произведение искусства, созданное Творением разума, подобного которому он никогда раньше не видел. Он был знаком с изысканными видениями и фантазиями, но это место казалось реальным. Древним. Северин смутно осознавал, что находится в столовой в Венеции…

Но его чувства утверждали обратное.

Перед ним колыхалась густая листва древних джунглей. Земля хлюпала у него под ногами. Раскинувшиеся вокруг заросли хвастались экзотическими бутонами цвета расплавленных драгоценных камней. Мотыльки размером с тарелку с пятнистыми крылышками порхали вокруг. Острый запах травы наполнял его легкие, и мелодичные колыбельные ярких птиц услаждали его слух. Северин потянулся к цветку. Он видел капли росы, стекавшие по его листку. Он почти ощутил прикосновение шелковистых лепестков к коже, как вдруг видение исчезло.

Он моргнул, и оказалось, что это был не лепесток цветка, к которому он едва не прикоснулся, а лицо Руслана, оказавшееся совсем близко.

– Буу. – Он широко улыбнулся.

Северин отшатнулся.

– Ах, мой друг, ты совершенно ошеломлен! – сказал Руслан, хлопая в ладоши. – Ты похож на главного героя из романтической поэмы. Мечущегося, скорбящего и все такое…

– Что это было? – спросил Северин. Его голос прозвучал резче, чем он хотел.

– Творение разума, как тебе известно, – откликнулся Руслан, усаживаясь за стол.

– Но это не похоже ни на одно Творение разума, которое я видел раньше, – заметил Северин.

Даже в самых прекрасных Творениях разума всегда чувствовалась какая-то хрупкая искусственность… непрочность или странный аромат. Однако это казалось безупречным. Северина вдруг озарила жуткая догадка, что если он пересечет океан, отправившись за сотни миль отсюда, то отыщет этот рай.

– Это реальное место, – сказал Руслан, сделав глоток вина. – И теперь ты видел его совершенную карту.

Северин мгновенно ухватился за слово «карта». Это был намек, он в этом не сомневался. Возможно ли, что карта, указывающая путь к храму под Повельей, могла существовать в такой форме? Возможно, это знак, что Руслан готов указать ему путь? Или же это новая игра?

Северин опустился на стул и потянулся к бокалу с вином, как вдруг Руслан схватил его за руку и перевернул ее.

– Знаешь… когда я выдавал себя за патриарха Дома Даждьбога, то отрезал его руку, и это отлично сработало, – задумчиво произнес Руслан. – Возможно, я мог бы поступить так и с тобой, и божественная лира бы ответила мне? Мне всего лишь нужна твоя рука, а не ты сам.

Северин сидел неподвижно. Разум Руслана был устроен не так, как у остальных. Чего он хотел? Северин вспоминал все те моменты, когда Руслан показывал ему новый инструмент Творения или пытался как-то привлечь его внимание. Он хочет поиграть, догадался Северин. Улыбнувшись, он пошевелил пальцами.

– Попробуем?

Достав Кинжал Мидаса, Руслан коснулся кончиком острия ладони Северина.

– Мы могли бы.

– Хотя это было бы скучное излишество, – заметил Северин. Он изо всех сторон старался не выдать дрожь в пальцах.

– Скучное? – повторил Руслан.

– Ты уже заметил удивление на моем лице, – сказал Северин. – Разве не хочешь ты увидеть его вновь, когда я узрею тебя в божественных одеяниях и в сиянии славы? Или же ты предпочтешь беседы со мной общению со скучными членами твоего Дома, которые больше похожи на вещи, чем на компаньонов? Если так, то ты не настолько интересен, как я надеялся. Какое разочарование. Если так, возьми мою руку, перережь мое горло и избавь от скуки.

– Как грубо с твоей стороны, Северин, – пожаловался Руслан, убирая нож. – Ты ранил мои чувства.

Северин медленно убрал руку, глядя на патриарха. После того, как его назвали скучным, настроение Руслана изменилось. Пронзив вилкой кусочек сыра, он сердито засунул его в рот.

– Прости мне мою маленькую шутку, – сказал Северин. – Твои речи, как обычно, очень увлекательны. Однако дни мне кажутся немного монотонными… не лучше было бы…

Руслан медленно поднял голову. Он улыбнулся, но это была натянутая улыбка, словно у ребенка, скрывавшего, что он набил рот запрещенными сладостями. Северин почувствовал в горле кислый привкус паники.

– Десять дней, – сухо произнес Руслан. – И не забывай, месье Монтанье-Алари… Мне тоже скучно, и часто я совсем не нахожу тебя занимательным.

Северин напустил на себя безразличие. Как раз в этот момент распахнулась дверь в другом конце комнаты. Вошла Ева, держа в руках склянку с Сотворенной кровью. Руслан оживленно захлопал в ладоши.

– Мое, мое, мое, – пропел он, а затем облизнулся. – Вкусная, сладкая защита, хотя я и ненавижу, что приходится постоянно этим заниматься. Раз в день прогонять лжецов…

Руслан вытянул вперед запястье. Легкая презрительная усмешка скривила губы Евы, когда она резко чиркнула шипом на своем кольце по его коже. Кровь просочилась сквозь края раны, и она собрала ее в сосуд. Некоторое время спустя кровь сделалась темнее. Когда Ева открыла сосуд, молекулы взвились в воздух, извиваясь, словно узор из пролитых на бумагу чернил, в нескольких сантиметрах от лица Руслана. Тот склонил голову набок, а затем наклонился вперед, впиваясь в Сотворенную кровь, словно создание, пожирающее что-то в воздухе.

Кровь запятнала его губы.

Он улыбнулся, облизывая уголки губ и вытирая щеки.

– Это ведь не понадобится, когда мы станем богами, правда? Не придется защищаться от обмана, я в этом уверен. – Руслан улыбнулся Еве. – Хотя не знаю, как я тогда поступлю с тобой. Возможно, съем тебя.

Ева побледнела, поставив сосуд на поднос. Он заметно дрожал у нее в руках. Северин дождался, когда она почти дошла до двери, и заговорил:

– Руслан, надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что в последнее время мне не хватает прекрасного?

Руслан застонал, похлопав себя по лысой макушке.

– Печально, но у меня и не было иллюзий насчет своей внешности.

– Я подумал, что мог бы пригласить прекрасную Еву покататься на гондоле сегодня вечером.

Ева замерла, переводя взгляд с Руслана на Северина. Руслан задумчиво прожевал кусочек фрукта, а затем пожал плечами.

– Я не возражаю, – ответил он.

– Я возражаю, – громко ответила Ева. – Я никуда не хочу с ним идти!

Руслан расхохотался.

– Глупышка Ева. Ты знаешь, что я нахожу очаровательными твои капризы, но если ты еще раз поступишь подобным образом, я притащу сюда твоего отца и убью у тебя на глазах. – Его голос звучал абсолютно спокойно. Даже ласково, и у Северина мурашки побежали по коже. – А затем набью твой рот раскаленными угольками, чтобы выжечь твои злобные словечки.

Ева побледнела. А затем обернулась к Северину:

– Почту за честь сопровождать тебя сегодня вечером.

Северину стало нехорошо. Конечно, Ева их предала, но она сама оказалась в ловушке.

А чем ты от нее отличаешься? – прошипел голос в его голове. – Как ты поступил с людьми, которые верили в твою любовь…

Отмахнувшись от голоса, Северин изобразил улыбку.

– Отлично.

Час спустя Северин сидел в гондоле Падшего Дома, Сотворенной лодке с черной лакированной поверхностью, которой не нужен был гондольер. На ее боку виднелась печать Падшего Дома. На носу щелкала металлическими крылышками пчела. Она могла видеть их, но не слышала. И все равно Северин повернулся к ней спиной. С причала за ними безмолвно следил член Падшего Дома, сжимая в руках Сотворенный футляр с божественной лирой внутри.

– Я подумал, мы могли бы взглянуть на знаменитый Мост Вздохов, – сказал Северин, когда лодка заскользила по воде.

Ева ничего не ответила. Она поглаживала ножны, в которых висел ее кинжал с украшенной драгоценными камнями рукояткой.

– Я обещала составить тебе компанию, но…

– Компания – это все, что мне необходимо, – откликнулся Северин. – А разговор – по желанию.

Следующие полчаса они не проронили ни слова. Пропитанные влагой улочки Венеции оживали в ночи. Любовники жались друг к другу, забыв обо всем на свете. Они целовались, и их Сотворенные лодки, вырезанные в форме плавучих роз или ладоней, сложенных лодочкой, приближаясь, проплывали мимо, скрывая их от посторонних глаз.

Впереди показался изящный мост, возвышавшийся над водами канала Рио ди Палаццо. Белое каменное сооружение казалось настоящим чудом – спирали, вздымавшиеся вдоль вершины полностью закрытого прохода моста, словно морские волны, а вдоль нижней арки виднелись десять лиц с разной степенью выражения страха и ужаса. Лишь одно из них улыбалось. Два маленьких окошка, высеченных в мраморе, важно взирали на них, когда они проплывали внизу.