Власть, народ и институты

Даниил Сторчевой

Власть, народ и институты

Вступление

Экономическое неравенство между государствами по праву считается одной из самых трудноразрешимых проблем глобального масштаба. Статистических данных, позволяющих говорить об отсталости бедных стран от богатых, в открытом доступе имеется более чем достаточно. Здесь я приведу основные показатели.

1) По данным ЦРУ, в 59 странах (из числа тех, по которым приведены расчеты) количество населения, находящееся за чертой бедности, составляет 30 и более процентов1.

2) По номинальному ВВП на душу населения (2021 год) 24 страны имеют показатель свыше 40 тысяч долларов, 22 страны имеют показатели 1000 долларов и ниже2.

3) В докладе экономиста Милановича отражено, насколько беднейшие американцы богаче «средних» жителей ряда других, гораздо менее развитых стран: «…самые бедные американцы находятся в 60-м процентиле структуры распределения мирового дохода. Это означает, что их годовой доход на 60% превышает доход мирового населения…»3.

Экономическая отсталость государств не есть постоянная категория. Вспомним Китай и другие азиатские страны (Япония, Сингапур, Южная Корея и др.) с их «экономическими чудесами». В 1950-е годы едва ли кто-то предполагал, что Китай будет Великой державой, однако сейчас Китай является одним из полюсов многополярного мира, путь его лежал через культурную революцию, периоды нестабильности и реформы Сяопина. Теперь Китай – первая держава в мире по показателю ВВП (ППС)4. Конечно, в Китае есть трудности, препятствующие дальнейшему развитию: экологические проблемы, демографические сложности, старение нации, экстрактивные политические институты. В истории подобных примеров «экономических чудес» немало, но немало и обратных процессов – упадка, кризиса экономической системы государства. Примеры вроде Китая или Южной Кореи приводят нас к выводу, что страна, какой бы бедной она ни была на данный момент, имеет шансы при благоприятном стечении внешних и внутренних факторов эволюционировать от отсталой страны к стране развивающейся, а затем, может и вовсе стать развитой страной. Клейма, приговаривающего государства к вечной бедности, нищете, отсталости нет ни на одной стране. В современном глобальном мире малым и средним странам критически важно здраво оценивать тенденции мирового развития и поспевать за ними. Колониальная система была разрушена после Второй мировой войны, сейчас все страны независимы и, во всяком случае формально, равны, что создает хотя бы призрачные шансы, возможности для экономического и политического развития. Бедные государства нельзя назвать безнадежно или категорически отсталыми, на данный момент они являются отстающими от других развиваюшихся и развитых стран.

Гражданский детерминизм и роль гражданской идентичности

Единого, универсального рецепта выхода из экономической ямы, который может быть применен во всех государствах, равно как и единого перечня причин, из-за которых государство впало в состояние нищеты, нет, что опять же подтверждает история. Однако существуют относительно широко применимые теории, являющиеся ключом к пониманию причин нищеты одних и богатства других стран. В книге «Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты»5 Дарон Аджемоглу и Джеймс А. Робинсон выдвигают новую институциональную теорию, согласно которой инклюзивные политические и экономические институты являются залогом экономического успеха государств, а экстрактивные институты, напротив, могут обеспечить рост лишь в кратко- или среднесрочной перспективе, далее за этим ростом следуют кризисы, застой и т.д., в итоге, обогащается только элита страны, остальная часть населения вынуждена сводить концы с концами. Инклюзивные институты дают возможность каждому человеку участвовать в политической и экономической жизни государства, раскрывать свои таланты, находить подходящую сферу деятельности, строить карьеру, начинать бизнес, отстаивать свои права (особенно важно, что гарантирована защита прав собственности) и т.п. Теория подкреплена большим количеством исторических примеров. В настоящей работе я ставлю цель выявить, какие факторы способствуют укреплению или, наоборот, неустойчивости экстрактивных или инклюзивных институтов в государствах. Назовем совокупность этих факторов гражданским детерминизмом, потому что в процессе анализа мы придем к выводу, что большинство условий для укрепления или ослабления экстрактивных или инклюзивных институтов вытекают из гражданской идентичности людей, населяющих какую-либо страну.

Гражданский детерминизм включает в себя следующие принципы, от которых зависит «сила» или «слабость» институтов:

«сила» институтов (инклюзивных или экстрактивных) зависит от того,

1) свойственна ли населению какой-либо страны революционная идентичность или же ему типичен определенный «стержень» ценностей, идей, взглядов и т.д.;

2) какой подход к организации общественной жизни принят в государстве, характерна ли населению вера в коллективизм или же в индивидуализм;

3) как следствие, оказано ли народом доверие к властям или народ предъявляет повышенные требования к властям;

4) каковы уровни доступа к достоверной информации в государстве (насколько ограничена информация), образования и грамотности (финансовой, политической, управленческой, информационной);

5) контролируется ли властями деятельность СМИ или СМИ свободны и независимы;

6) какие приоритеты у народа государства, каков уровень его политической «мобильности»: свойственно ему нежелание дестабилизировать политическую ситуацию или нежелание накопления противоречий в государстве;

7) какова идентичность власти (в совокупности с их этико-профессиональными качествами): властям может быть свойственно исключительно стремление к личному обогащению, а могут быть ими приняты высокие этические стандарты;

8) в какую сторону склоняется отношение народа и властей к законам страны: в сторону правового нигилизма или правового идеализма;

9) какова идентичность армии и силовых структур в государстве.

Ключевыми агентами в предлагаемом мною гражданском детерминизме являются власть, экономическая элита (влиятельные предприниматели), армия и остальной народ6. В странах с экстрактивными институтами количество агентов можно сократить, так как элита находится чаще всего при власти или и вовсе сливается с ней.

Суть гражданского детерминизма заключается в следующем: экономическое, политическое, культурное, социальное, институциональное развитие общества и государства зависит от того, как индивидуумы идентифицируют себя в системе государства. Проще говоря, на благосостояние народа (но не страны) влияет то, каковы люди как граждане. Например, ставят ли они законы государства во главу угла или считают, что строгость законов компенсируется необязательностью их исполнения; или являются ли они сторонниками индивидуализма либо ждут сильной государственной власти, которая будет вести страну к процветанию. Согласно гражданским позициям населения формируются и укрепляются инклюзивные или экстрактивные институты с соответствующим отношением к ним со стороны народных масс и властей.

Первый пункт гражданского детерминизма касается характера формирования идентичности: формируется она революционно или же является традиционной (с определенными «эволюционными» изменениями). Под революционной идентификацией подразумеваются радикальное переосмысление места человека в мире, в обществе и резкий переход к другой идентичности под воздействием как внутренних, так и внешних факторов. В годы революций, государственных переворотов может меняться идентичность под воздействием пропаганды: например, некий православный крестьянин с доверием к Царю-батюшке стал большевиком и атеистом в течение 1917 года; либо под воздействием внутренних факторов сменилась идентичность определенного числа граждан в годы Перестройки, что стало следствием разочарования в коммунистических идеях и причиной возвращения к консервативным ценностям. В зависимости от успешности и массовости пропагандистских акций власть предержащих или на власть претендующих может изменяться идентичность человека, гражданина. От идентичности зависит укрепление или ослабление экстрактивных или инклюзивных экономических и политических институтов. Чем более революционен процесс идентификации, тем более шаткое положение принимают устанавливаемые властями институты. Если экстрактивные институты были установлены в короткие сроки, то велик риск для власти и элиты разрушения этих институтов в краткосрочной перспективе, потому что процесс формирования идентичности у большинства индивидуумов имеет революционный характер, а значит, позиции властей вкупе с функционированием институтов могут пошатнуться при первом же их неудачном действий, что приведет к неутешительным для властей и элиты результату. Однако на многое влияют армия и идентичность каждого солдата, но об этом речь пойдет дальше. Что касается инклюзивных институтов, то они тоже не всегда сразу находят поддержку народных масс и, тем более, элит. Тотальное переустройство общества и смена идентичности революционными темпами вызывают опасения у более консервативно настроенных людей. В девяностые годы в России, после распада СССР многие граждане не были рады столь резкой перемене курса дальнейшего развития страны, отказу от экстрактивных институтов, переходу к капитализму с высокой долей частного сектора и даже демократизации общества. В целом, общество в любой стране можно разделить условно на три составляющих: консервативно настроенные (считают, что менять ничего не надо), прогрессивисты (менять нужно многое и, в большинстве случаев, с опорой на опыт других стран), реакционная часть общества (готова на радикальные шаги). Как правило, во времена, свободные от потрясений, консерваторов больше. В периоды нестабильности переход к новым институтам или сохранение старых во многом зависят от революционности идентификации консерваторов: разочаруются ли они в действующей ситуации окончательно и пойдут вопреки своим ценностям или будут ратовать за сохранение существующих институтов7. Итак, революционность идентификации индивидуумов закладывает предпосылки для радикальной или постепенной смены политического устройства общества, экономического уклада и, соответственно, изменения характера институтов8: перехода от инклюзивных к экстрактивным или наоборот.

Противоположную ситуацию мы видим при наличии у подавляющего большинства граждан «стержня» – совокупности ценностей, взглядов, идей традиций, не меняющихся в течение долгого времени. Здесь есть переплетения с культурным детерминизмом, однако к культуре добавляется еще и гражданская составляющая: отношение народа к власти с установившимися институтами. Не дает рухнуть системе с теми или иными институтами этот твердый, непоколебимый стержень в менталитете людей, постоянно подпитывающий почву, на которой исторически растут и укрепляются экстрактивные или инклюзивные институты.

Революционная идентификация с вытекающими последствиями, переосмысление общественного устройства и места конкретного человека в нем может настигнуть практически любого человека, даже позиционирующего себя в качестве аполитичного гражданина (на самом деле, трудно сказать существуют ли абсолютно аполитичные люди, ведь даже не участвуя в выборах, человек принимает участие в политической жизни общества, не отдав голос кандидату, за которого мог бы проголосовать, тем самым, другой кандидат опережает конкурента за счет не полученных последним голосов аполитичной части общества. В современном мире, «глобальной деревне», где информация распространяется с высокой скоростью от политиков и от политики невозможно изолироваться, для этого нужно быть отшельниками и не иметь доступа к Интернету, телевидению и т.д.). Чем большему количеству граждан свойственны революционная идентификация, формирование новой идентичности, тем массивнее будет толпа, скажем, «других» людей, «новых» людей. В толпе уже возможны два варианта дальнейшего развития событий. Если социально-государственной доктриной будет коллективизм, то есть форма организации общественной жизни, при которой каждый член общества на первое место ставит государство (общество) и его интересы, то появится прочный фундамент для формирования экстрактивных институтов, которые создают условия для труда людей во благо всего государства. Пример: толпа – это сторонники большевиков в 1917-м году; после грамотных действий революционеров, пропагандистских акций и, самое главное, после осознания этой толпой всего кома проблем, накопленных в царский период (рабочий, аграрный, национальный, военный, продовольственный вопросы) идентичность толпы революционно поменялась, теперь их связывали вера в коммунизм, большевистские лозунги и т.д., налицо вера в коллективистские идеи и ценности.

Индивидуализм как способ организации общественной жизни означает не совокупность индивидов, действующих, может, и коллективно, но объединение в коллектив продиктовано необходимостью разделения труда, обязанностей и т.д. с целью максимизировать усилия в достижении прибыли. Если мы говорим об экономике, такое вынужденное объединение в коллектив не является коллективизмом, так как личные интересы и выгоды все равно ставятся во главу угла. При коллективизме все усилия индивидов направлены во благо государства, общества. При индивидуализме коллектив – это механизм из индивидов, который, с одной стороны, возникает на добровольной основе, но, с другой стороны, вызван объективными причинами, является вынужденной мерой. Вынужден коллектив, так как коллективный способ организации упрощает работу, каждый элемент механизма ускоряет весь процесс деятельности, а добровольный характер он несет, потому что за участниками сохраняется право свободного входа в коллектив и выхода из него. Иная ситуация складывается при коллективизме. Тут коллектив – это механизм из индивидов, но при этом индивидуальность, личность отходят на второй план, первичным является коллектив, деятельность которого направлена на обогащение всего общества и государства. Если коллективизм навязывается сверху со стороны государства, то нельзя говорить о добровольном характере вход-выхода в коллектив и из него. Соответственно, при индивидуализме намного вероятнее установление инклюзивных институтов, при коллективизме, напротив, экстрактивных. Конечно, нужно учитывать, что коллективизм установлен в государстве, так как, например, в анархо-коллективизме Бакунина коллективизм есть форма организации общественной жизни, но при этом нет ни государства, ни, как следствие, экстрактивных институтов.

В СССР во время культурной революции была разработана концепция «нового человека», для которого общественные интересы выше и важнее частных, что, естественно, исходило из логики устанавливаемых советской властью экстрактивных институтов9. И чем больше людей принимало такую концепцию, тем сильнее становились экстрактивные институты (однако об успехе концепции говорить трудно).

Коллективизм чаще не приводит к обогащению общества, если рассматривать экстрактивные институты согласно новой институциональной теории Аджемоглу и Робинсона, а является предпосылкой формирования политической и экономической элит и их обогащения, что, в свою очередь, есть наряду с централизацией государства основа экстрактивных институтов, так коллективизм – это инструмент обогащения государства, а не народа, т. е. в большинстве случаев государства как синтеза власти с элитой или их слияния в единый организм. Индивидуализм, наоборот, является ключом к инклюзивным институтам, так как при индивидуализме личная инициатива не подавляется государственной идеологией, разрушаются препятствия, не допускающие введение новых технологий и изобретений, начинается процесс «созидательного разрушения». Так в Англии в период Славной революции предприниматели-индивидуалисты смогли сплотиться в сильную коалицию, что в итоге привело к смене абсолютной монархии на конституционную и переменам в характере английских институтов. Антипримерами могут послужить ситуации в большинстве колоний: в них личная инициатива не поощрялась, так как колонизаторы были заинтересованы в сохранении существующего положения дел, обеспечивающего высокую прибыль (описываемая Робинсоном и Аджемоглу энкомьенда в испанских колониях соответствует этому описанию). При нацизме также была сформирована политическая и экономическая элита, не допускавшая индивидуалистских тенденций в деятельности людей, не входящих в нее. Схожая обстановка царила и в фашистской Италии. Известен лозунг Муссолини: «Все в рамках государства, ничего вне государства, ничего против государства», который отражает господство государственных над частными интересами индивидуумов.

Возвращаемся к революционной идентификации. Идентичность человека, изменившаяся под влиянием внутренних (психологических факторов; например, такой пример сложного поиска идентичности можно найти в литературе – главному герою «Тихого Дона» Шолохова Григорию Мелехову свойственна революционно сформировывающаяся идентичность, которая ввиду своей «шаткости», революционного характера формирования, пропаже «стержня» не раз меняется) и внешних факторов (собственно говоря, триггером для утраты Григорием Мелехова старой идентичности и формирования революционной стали происходящие события: ПМВ, революция, гражданская война; поиски Григорием своего места в меняющемся мире не были начаты сами по себе, а были спровоцированы войной и революцией), может закладывать в его менталитете либо государственные, национальные, классовые ценности, либо личные свободы как высшую ценность. Соответственно, первое создает идеальные условия для роста коллективизма, второе – индивидуализма. В свою очередь, коллективизм есть опора экстрактивных институтов, индивидуализм – инклюзивных. Но идентичность, сформированная революционно, а не эволюционно, может также резко и измениться, в совершенно другую сторону могут качнуться ценности человека. Причина такого скачка заключается в том, что люди с революционной идентичностью предоставляют властям определенный кредит доверия и ждут от них выполнения обещаний на пути к идее, в которую они верят. Если власти не выполняют обещания хоть в какой-то степени, то народ, естественно, станет более недоверчив, «нестабилен» в политическом плане, недоволен. Наступит реакция (например, в годы гражданской войны, через четыре года после Октябрьской революции произошел Кронштадтский мятеж против диктатуры большевизма и как реакция на установленные меры «военного коммунизма», причем участниками мятежа были матросы, которые всегда были участниками революционных событий и на которых в разные годы возлагались надежды революционеров). И, наоборот, если власти смогли провести напрашивавшиеся изменения в первое время после своего прихода, то им намного проще контролировать ситуацию в дальнейшем, укреплять институты, которые установлены ими: экстрактивные или инклюзивные. Оправдав доверие в настоящем, власть гарантирует себе стабильность на ближайшее будущее. Тоталитарные режимы до своего краха сохранялись во многом благодаря тому, что давали скорое решение проблем. Например, нацисты решили проблему безработицы в короткие сроки: большинство безработных было направлено в армию или на военно-промышленные предприятия, так как страна готовилась к войне.

Вера в идею свойственна практически любому политическому союзу10. В свою очередь, вера в идею порождает доверие народа к власти, реализующей на практике эту идею, что способствует установлению «сильных» институтов.

Идентичность этническая со всеми ее культурными установками в данной работе отделена от идентичности гражданской. Гражданская идентичность в данной теории11 включает в себя приверженность институциональным нормам (нормы, которые создаются институтами – как показано ранее: при инклюзивных институтах – господство индивидуализма и связанных с ним ценностей и норм, при экстрактивных – коллективизма и т.д.). Приверженность этим нормам гарантируется верой народных масс и властей в идею, на осуществление которой направлена деятельность этих институтов, доверием народа к властям, которое есть производное воплощения идеи в жизнь. Соответственно, установление этих норм и отношений формирует «стержень» гражданской идентичности, политико-экономические взгляды (систему взглядов) гражданина той или иной страны, а этот «стержень» превращает институты (либо инклюзивные, либо экстрактивные) в «сильные», устойчивые институты.

Отсутствие же стержня создает возможности для отказа человека идентифицировать себя граждански как образцового сторонника политики государства и его институтов, действий властей. Высоки шансы, что человеку будет свойственна революционно сформировавшаяся идентичность как ответная реакция на политические, социально-экономические (но отчасти исключаем культурные, далее будет объяснена причина обособления культуры) процессов, происходящих в стране. Далее революционная идентификация уже либо не позволит человеку верить в идею, воплощаемую или лишь на словах воплощаемую властями в жизнь, либо подорвет его доверие к властям без потери веры в идею, либо, если последние два фактора дополняют друг друга, заставит разочароваться и во власти, и в идее вне зависимости от того, какая власть ее реализует. Итак, чем больше людей с революционно возникшей идентичностью, тем в более шатком положении оказываются власти, элита и институты, установленные в том или ином государстве: институты становится «слабыми». Однако слабыми институты могут быть без каких-либо последствий для своего существования, так как в такой ситуации многое зависит от армии и силового аппарата и гражданской идентичности ее членов: от командования до простых солдат и правоохранителей. Успех любой революции, а вместе с ней и возможной замены институтов, вернее, изменения их характера зависят, как правило, от того, на чьей стороне армия: революционеров, народа или властей. Вариантов идентичности сотрудников силовых структур и служащих армии немного: либо они идентифицируют себя как исключительно блюстители закона и правопорядка, хранители национальной безопасности, либо как, в первую очередь, сторонников существующего режима, властей, либо, как это часто бывает в периоды революций, они могут идентифицировать себя как часть недовольного народа вне зависимости от предписаний закона и приказов власти. В первом и во втором случаях у народа мало шансов на государственный переворот с сопутствующими переменами в характере институтов, так как несмотря на слабость и неустойчивость установленных институтов свернуть их вопреки букве закона, которую защищают армия и силовой аппарат совместно с правителями и элитой, в разы сложнее, чем в третьем случае. В колониях местное население, разумеется, противилось предпринимаемым мерам колонизаторов, которые исходили из логики установленных институтов, однако мятежи и восстания либо не происходили из-за угрозы применения колонизаторами военной силы, либо чаще всего в скором времени завершались неудачно. Совершенно иначе развивались события во время Февральской и Октябрьской революций в России, когда значительная часть армии приняла сторону революционеров. Итак, армия может быть или барьером, или «катализатором» смены характера институтов. Идентичность армии и силовых структур, однако, меняется в зависимости от того находятся ли они при исполнении (приказов и т.п.) или же в данный момент отождествляют себя с народом – социальные роли солдат играет разные, как и любой человек. Кроме того, армия хоть и строго дисциплинированный механизм применения силы и установления порядка, но в ней также бывают противоречия. Чем меньше раскол в армии, тем более цельна армейская идентичность. Нельзя говорить о цельной армейской идентичности в русской армии во время Первой Мировой войны, когда учащались случаи дезертирства и т.п. При некритичном расколе на первый план выходит принцип большинства, а у меньшинства не остается выхода, кроме подчинения.

Следующим принципом, требующим рассмотрения, является закон, вернее, отношение к закону всех агентов государства: власти (элиты), народа, армии. Про армию и силовые структуры было написано выше, остается разобраться с властью и народными массами. Возможны четыре варианта отношения к законодательству той или иной страны:

–обоюдное пренебрежение законами и со стороны народа, и со стороны властей – правовой нигилизм. Выражаться он может в разных формах, но наиболее часто встречающееся проявление правового нигилизма является коррупция. Коррупционная деятельность властей и элит способствует все большему их слиянию, а значит, все большей оторванности от народа и дальнейшему укреплению экстрактивных институтов. Естественно, в ответ на такое неуважение к праву со стороны властей народ реагирует аналогичным правовым нигилизмом. Но уже «народный» правовой нигилизм может быть разного характера: люди или также нарушают правопорядок в угоду собственным мелким интересам, тем самым, вторя властям и лишь усиливая экстрактивные институты, или устраивают государственные перевороты со всеми (возможными) вытекающими преступлениями в качестве реакции на несоблюдение властями действующего законодательства. Чем выше вероятность второго варианта, тем слабее установленные в государстве экстрактивные институты, и, чтобы не допустить этого, власти повышают уровень контроля за частной и общественной жизнью. Подобный усиленный контроль в большинстве случаев способствует укреплению экстрактивных институтов;