Полная версия
Прости, но я хочу на тебе жениться
Федерико Моччиа
Прости, но я хочу на тебе жениться
FEDERICO MOCCIA
Scusa ma ti voglio sposare
By agreement with Pontas Literary & Film Agency. Scusa ma ti voglio sposare © by Federico Moccia, 2009
©Богданова Я.А., перевод на русский язык, 2021
©Издание на русском языке, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2021
***Моим друзьям. Женатым и холостым.
И всем тем, кто подумывает о свадьбе.
***Глава первая
«Я люблю тебя».
Он хотел бы едва слышно произнести эти слова в тишине, прошептать их. Но вместо этого Алекс просто улыбается и смо-трит на нее. Она спит, укрывшись простыней, такая одинокая. Сладкая, мягкая, чувственная, губы слегка надуты, приоткрыты, эти губы знают, что такое любовь. Их любовь. Их большая любовь. Он замирает, в голове настойчиво крутится одна мысль. Сомнение. Ники, тебе когда-нибудь нравился кто-то другой? Алекс молчит, погрузившись в раздумья, сейчас он даже немного отодвинулся от Ники, чтобы лучше сосредоточиться. А потом улыбается: «Нет, этого просто не может быть. О чем это я? Ники – и вдруг любит другого?.. Невозможно». Потом опять какие-то сомнения, какая-то тень, та часть жизни, куда он никогда не заглядывал раньше. И вся его броня мгновенно тает, будто мороженое на пляже в Феррагосто[2] в руках у того, кто решил сесть на диету.
Прошел год с тех пор, как они вернулись из поездки к маяку на Голубом острове, прекрасном острове влюбленных. И вот Алекс снова мысленно оказывается там.
Конец сентября.
– Алекс, смотри… Смотри… Я не боюсь! – Ники стоит на скале, обнаженная, солнце за спиной контрастно очерчивает ее фигуру, она улыбается. И кричит: – Я прыгну-у-у!
И прыгает в пустоту. Ее длинные темные волосы, в которых скачут солнечные зайчики и блики от воды и прячутся все дни, проведенные на острове, развеваются от ветра, а затем – плюх! Ники в воде. Тысяча пузырьков вокруг нее тает в голубом море.
Алекс улыбается и удивленно качает головой:
– Я не верю, не верю…
Он сидел у подножия скалы и читал газету, но теперь встает и тоже ныряет. Выныривает рядом с облаком этих пузырьков и видит, как Ники появляется рядом и улыбается ему:
– Значит, тебе понравилось, да? Но ты так не сможешь, кишка тонка.
– О чем ты говоришь?
– Тогда иди… Давай-давай!
– Нет, не сейчас… У меня есть дела поважнее…
И они смеются, обнимаются, обнаженные, быстро шевелят ногами под водой, чтобы удержаться на плаву. И соленый поцелуй, долгий, мягкий, этот сладкий вкус любви. И их горячие тела, которые прижимаются друг к другу, сливаются воедино в прохладной воде. Они одни. Одни посреди моря. Один поцелуй, и другой, и еще один. А потом – порыв ветра. Он подхватывает газету, лежавшую у основания скалы, и уносит ее в небо, все выше и выше, словно воздушного змея без веревки – яростного, мятежного, внезапно расправившего крылья. Газета рассыпается на множество газет поменьше, те тоже открываются ветру, а затем падают вниз, на Алекса и Ники.
– Не-е-ет! Моя газета…
– Алекс, какая разница? Что ты хотел там вычитать?
Ники с Алексом быстро плывут в разные стороны, собирают намокшие страницы: реклама, какие-то скверные новости, экономические отчеты, хроника происшествий, политика, развлечения.
– Вот, посмотри, что осталось от моей газеты…
Но это лишь секундное сожаление. Затем Алекс улыбается: «И правда, что я хотел там вычитать? Что мне нужно? Ничего. У меня все есть. У меня есть она».
Алекс смотрит, как Ники вздыхает и переворачивается в по-стели, будто отзываясь на его воспоминания. Потом вздыхает глубже и продолжает спать как ни в чем не бывало. Алекс как зачарованный возвращается мысленно в тот день, когда они наломали веток в окрестных кустах, сложили костер прямо на пляже, пожарили на нем рыбу и поужинали ею. А потом долго сидели, глядя на постепенно гаснущее пламя, слушали дыхание моря и плескались при свете луны в заводях, оставшихся после прилива. Вода в них была очень теплой, нагревшись за день.
– Слушай, давай пойдем в Спокойный грот… или нет, в грот Отражений или в Радужный…
Они дали название каждому уголку пляжа, не только заводям, но и деревьям, и даже скалам.
– Вот это Слоновая скала!
Они назвали ее так из-за странного, забавного изгиба, напоминающего ухо.
– А вот это Лунная скала, а это – Кошка… А это знаешь что?
– Нет, что это?
– Это Сексуальная скала… – Она подплывает ближе и кусает Алекса.
– Ай, Ники…
– Какой ты скучный… Я думала, что мы на этом острове будем проводить время, как в Голубой лагуне!
– На самом деле я думал о Робинзоне Крузо и его Пятнице…
– Ах так… Тогда и веди себя как настоящий дикарь!
И она снова кусает Алекса.
– Ай, Ники…
Забыть разницу между ночью и днем, потерять чувство времени, не ходить ни на какие встречи, есть и пить, только когда действительно этого хочешь, никаких проблем, споров, ревности.
– Это же рай…
– Может быть, но тогда мы должны стать еще ближе…
– Эй! – Ники улыбается. – Что ты делаешь?
– Я хочу…
– Но так мы попадем в ад…
– Нет, если я скажу, что люблю тебя, меня пропустят и в рай…
Ники надувает губами пузыри, что-то бормочет, будто маленькая девочка, которая не решила, что именно собирается сказать, будто ей надо еще немного подумать. Любимая. Алекс смотрит на нее и улыбается.
Они вернулись в Рим уже больше года назад. И ни один день не был похож на другой, словно в песне Su sonica: «Привычка – вот чего нужно избегать между болью и радостью, в плену желаний, которые мы никогда не осмелимся осуществить…»[3]
Затем Ники поступила на литературный факультет, начала учиться и уже сдала несколько экзаменов. Алекс вернулся к работе, но время, проведенное на Голубом острове, не прошло бесследно – они стали более уверенными друг в друге, словно отмеченные каким-то волшебством… Но в какой-то момент Алекс понял, что чувствует себя странно, пытаясь жить старой жизнью. И решился. Захотел оставить все позади, чтобы ни одна страница его новой жизни не несла на себе тени прошлого. Потому и решил преподнести Ники тот невероятный сюрприз.
– Алекс, мы похожи на двух сумасшедших…
– Вовсе нет… Не думай об этом…
– Но как я могу не думать об этом?
– Просто не думай, и все. Мы приехали. – Алекс выходит из машины и быстро обходит ее. – Подожди, я тебе помогу.
– Так я тебе и поверила… Думаешь, я вот так просто выйду из машины, одна, с завязанными глазами? А вдруг я пойду не в ту сторону, потом через дорогу и…
– Любимая! Не говори такое даже в шутку… Но если такое вдруг случится, я тебя никогда не забуду.
– Кретин!
Ники, по-прежнему с завязанными глазами, пытается ударить его в плечо, но промахивается, пробует снова и на этот раз попадает Алексу по шее.
– Ай!
– Так тебе и надо…
– За что?
– За то, что говоришь такие ужасные вещи.
Алекс массирует шею под удивленным взглядом швейцара:
– Но, любимая, это же ты сказала…
– Да, но потом ты стал глупо надо мной шутить!
– Как?
– Ты прекрасно знаешь как… Что ты никогда не забудешь меня, если меня собьет машина…
Алекс берет ее за руку и ведет к двери.
– Ты понимаешь, что я сказала, Алекс?
Ники щиплет его:
– Ай! Конечно, любимая…
– Ты никогда не должен забывать меня независимо от…
– Хорошо, но в таких случаях воспоминания становятся только ярче, например если ты, с завязанными глазами, попадешь под мопед…
– Кретин!
Ники снова пытается его ударить, но Алекс быстро пригибается и прячется за ее спину, чтобы не получить еще раз.
– Любимая, я шучу…
Ники снова пытается ущипнуть его:
– Я тоже!
Алекс пробует увернуться от ее руки, но она все равно достает его.
– Ай!
– Ты понял или нет? – Ники смеется и опять тянется ущипнуть его, пока Алекс подталкивает ее вперед, положив руки на плечи и стараясь держаться на безопасном расстоянии.
– Добрый день, синьор Белли, – приветствует его улыбающийся швейцар.
Алекс прижимает указательный палец к губам, призывая его молчать:
– Тс!
Ники оборачивается, все еще с завязанными глазами, и начинает что-то подозревать.
– Кто это был?
– Просто один синьор.
– Да, знаю, я слышала… И он знает тебя! Где мы?
– Это сюрприз! У тебя глаза завязаны… И ты думаешь, я скажу, где мы? Прости, конечно, но… Вот, стой тут. – Алекс обходит ее и открывает дверь. – Стой…
– Стою.
Ники фыркает и скрещивает руки на груди, Алекс заходит в подъезд и вызывает лифт, потом возвращается, чтобы забрать ее.
– Вот так, иди вперед, вперед, осторожнее, тут ступенька, теперь все время прямо… Осторожнее!
Ники пугается и отпрыгивает назад:
– Что там?
– А нет, извини, ничего… Мне показалось!
– Кретин! Ты меня ужасно напугал, кретин!
– Любимая… Ты слишком много ругаешься… И слишком плохо обо мне думаешь!
– Так ты же ведешь себя как кретин!
Алекс смеется и собирается нажать кнопку лифта, но, прежде чем входная дверь закрывается, в подъезд заходит какой-то синьор. Пухленький, лет шестидесяти, с веселым лицом. Он секунду удивляется, смотрит на веселого Алекса, потом на Ники с повязкой на глазах, потом снова на Алекса. Поднимает бровь, и на его лице появляется выражение человека, много повидавшего в жизни.
– Езжайте, езжайте… Вдвоем!
И он уходит, с улыбкой человека, который уже давно обо всем догадался.
Алекс качает головой и нажимает кнопку лифта. Двери закрываются. Ники слегка взволнована, ей любопытно.
– Можно узнать, что происходит?
– Ничего, любимая, ничего, все в порядке.
Лифт прибывает на нужный этаж.
– Иди за мной.
Алекс берет ее за руку и ведет по коридору, распахивает дверь, заводит Ники внутрь и закрывает двери за ее спиной:
– Вот, Ники, идем… За мной. Осторожно, проходи сюда.
Он помогает ей обойти низкий столик, диван, все еще накрытый пленкой, вешалку, большую коробку с телевизором.
Потом открывает дверь в большую комнату:
– Готова? Та-дам…
Алекс снимает повязку с ее глаз.
– С ума сойти… Это же моя комната! – Ники оглядывается по сторонам. – Ты привел меня домой… Что это за сюрприз? Те люди, которых мы встретили, это были мои родители, да? Но голос… Голоса совсем на них не похожи.
Ники выходит из комнаты и замирает как громом пораженная. Гостиная совсем другая, как и коридор и остальные комнаты, ванная, туалет, кухня – все другое.
Она возвращается в свою комнату:
– Как такое возможно? – Она видит свой стол, свои плакаты, свои занавески, свои мягкие игрушки. – Все мои вещи… здесь, в другой квартире!
– Да, я сделал это для тебя, чтобы ты чувствовала себя тут как дома… – Алекс обнимает ее. – Вот, теперь, когда ты захочешь остаться тут со мной, у тебя будет собственная комната…
Он показывает Ники фотографии ее комнаты на своем телефоне.
– Как ты это сделал?
– Фотографировал, когда приходил к тебе. – Алекс улыбается и кладет телефон в карман. – Сложнее было найти все игрушки… Тебе нравится? Не говори «нет»… Ты сама все выбирала! – Ники смеется, Алекс обнимает ее: – Отпразднуем?
Он целует ее, поцелуй легкий, мягкий.
Потом улыбается и шепчет, зарывшись в ее волосы, рядом с ухом:
– Мы в твоей комнате… Но можем не опасаться, что придут твои родители! Это идеально. Волнующе… Но при этом безопасно.
И они вдруг оказываются на новой кровати. Ее кровати, их кровати. И в одно мгновение растворяются в радостном смехе, вздохах в этом новом гнездышке, которое сразу же узнает, что такое любовь.
Позже.
– А… Тут должны были быть твои ящички… в столе… – Алекс подходит и открывает все три ящика сразу. – Но на самом деле они не настоящие, я решил сделать на их месте мини-бар. – Он вытаскивает оттуда бутылку шампанского. – Понятия не имею, что там у тебя… Я пробовал открыть ящички, но они всегда были заперты на ключ…
Ники улыбается:
– У меня там большие и маленькие… секреты.
Алекс смотрит на нее, сперва с улыбкой, потом немного тревожно. Но в конце концов они целуются – раз, другой, третий.
Немного шампанского и тост:
– За новый дом!
Пузырьки, смех и этот взгляд, уже немного другой. И ревность исчезает – пуф! – улетает, побежденная любовью. Алекс берет Ники за руку и показывает ей остальную часть квартиры, гостиную, кухню, ванные комнаты, и все то, что им еще предстоит выбрать вместе. Они заходят в спальню.
– Какая потрясающая спальня…
И тут Алекс видит на тумбочке свою записную книжку.
Он вспоминает то, что в ней написано, все глупости, бесполезные наброски, которые он делал в офисе. И фразу: «В жизни наступает момент, когда ты понимаешь – если прыгать, то именно сейчас. Сейчас или никогда. Сейчас, или больше ничего не будет как раньше. Этот момент настал».
Прыжок. Прыжок. Потом вдруг ее голос. Здесь, сейчас, ночью.
– Алекс…
Он поворачивается к ней:
– Да? В чем дело, любимая?
Глаза Ники немного сощурены.
– Сколько времени? Почему ты не спишь?
– Я думаю…
– Тебе надо хоть иногда отдыхать от работы, любимый… Ты замечательный…
Ники медленно поворачивается на другой бок, ее ноги приоткрываются, в одно мгновение пробуждая в нем желание. Алекс улыбается. Нет. Пусть отдыхает.
– Спи, дорогая. Я люблю тебя…
– Хм-хм… И я тебя.
Последний взгляд на записную книжку. Сейчас или никогда. А потом Алекс с улыбкой ныряет под простыню, как будто все уже разрешилось. Обнимает Ники со спины. Ники тоже улыбается. Он сжимает ее немного сильнее. Да, так все и должно быть.
Глава вторая
– Любимый, мне надо бежать… Иди сюда давай, завтрак готов. Ники наливает немного кофе из дымящегося кофейника в две абсолютно одинаковые большие чашки. Появляется Алекс. Садится напротив нее, все еще сонный.
Ники улыбается ему:
– Доброе утро. Хорошо спалось?
– Да, но мало…
– Думаю, ты опять заберешься под одеяло…
– Вовсе нет, мне тоже надо скоро уходить.
Ники заканчивает наливать кофе и садится:
– Вот горячее молоко, вот холодное, а вот шоколадное печенье, которое я купила на днях. Оно очень вкусное, но я заметила, что ты его не открывал.
Алекс берет молочник и наливает в чашку немного молока.
Ники подносит свою чашку ко рту и улыбается, почти целиком скрывшись за ней:
– Любимый, ты помнишь эти чашки?
Алекс берет чашку, вертит в руках:
– Эти? Никогда не видел!
– Но как же, любимый! Мы их купили, когда в первый раз сбежали в Париж! Вспомни, ты еще тогда сказал: однажды мы будем сидеть в нашем маленьком доме, за столом, завтракать и пить кофе из этих чашек. Ты помнишь?
Алекс делает глоток капучино и улыбается, качая головой:
– Нет…
– Врешь. Но это не имеет значения. Учти, разговор не закончен.
Алекс вздыхает. Потом берет шоколадное печенье, кладет его в рот и начинает жевать:
– Мм… Как вкусно…
– Очень вкусно… Ну, я побежала, сегодня у меня такая лекция, просто с ума сойти… – Ники достает куртку из шкафа и надевает ее. – Да, кстати, сегодня, наверное, не получится остаться на ночь, я иду домой, потом занимаюсь, потом в тренажерный зал, потом ужинаю с родителями. Кажется, они волнуются, что иногда я остаюсь ночевать у Олли.
– Почему?
– Потому что догадываются, что Олли – это ты.
– А… Ну да.
Алекс замирает, не дожевав печенье. Ники улыбается, она уже готова уходить.
– Слушай, не пей слишком много кофе, ты плохо спишь ночью… Не веришь?
Она смотрит на него с намеком.
Алекс притворяется, что ничего не замечает:
– Да, ты права. Вчера я слишком поздно выпил кофе в офисе…
Ники задумывается на мгновение, начинает говорить, но обрывает сама себя:
– Слушай, Алекс… Нет, ничего.
Алекс встает и подходит к ней:
– Что такое, Ники, скажи мне?
– Нет, ничего… – Она пытается открыть дверь.
Алекс закрывает дверь и загораживает ее собой:
– Или ты мне расскажешь, или опоздаешь на лекции. Ну, что задумала?
– Я?
– Да, ты… А кто еще?
Ники улыбается:
– Просто любопытно. О чем ты думал сегодня ночью, когда смотрел, как я сплю?
– Ох… – Алекс вздыхает и возвращается к столу. – Кто знает, что я думал… – Он садится. Потом улыбается ей. – Я думал, как мне повезло. Думал, эта девушка просто красавица. Потом думал о том, что между нами было и… Слушай, я даже говорить об этом боюсь.
Ники подходит к нему, глаза сверкают от счастья, она полна энтузиазма.
– Не бойся, любимый, пожалуйста, расскажи мне.
Алекс смотрит ей в глаза. Потом глубоко вдыхает и словно бросается с головой в омут:
– Я никогда в жизни не был так счастлив.
– Любимый, это же просто замечательно! – Ники восторженно обнимает его, крепко-крепко.
Алекс украдкой смотрит на нее. Он немного зол на себя. Ему хотелось сказать не только это. Но все же он улыбается, не показывая своих настоящих чувств.
Ники отстраняется:
– Ну все, теперь я побежала, иначе правда опоздаю. – Она быстро целует его в губы. – Увидимся позже! Я позвоню тебе.
И она уходит, а он остается стоять в коридоре, в руке половинка печенья, на губах улыбка.
– Да… Пока, любимая…
Алекс вспоминает строчку из песни Мины: «Сейчас или никогда, молю. Сейчас или никогда, я знаю, что ты любишь меня»[4].
Он улыбается и доедает половинку печенья. Пора прыгать. Сейчас или никогда. Но это неправда. Еще есть время. Он допивает капучино. Хотя бы немного времени, надеюсь.
Глава третья
Холл в этом здании просто огромный. Все выкрашено в белый цвет, много рассеянного света. Натертые до ослепительного блеска полы придают обстановке почти космический вид. Большая винтовая лестница у стены. Повсюду развешены рекламные постеры прошлых коллекций – наглядное свидетельство важности и солидности этого модного дома. У стеклянных дверей встречают посетителей две красивые, безупречно одетые девушки. Они сидят за двумя маленькими столами, перед каждой открытый ноутбук, рядом по беспроводному телефону. У стойки регистрации бар, где гости могут занять себя напитками в ожидании назначенной встречи. С другой стороны – длинный низкий столик, облицованный перламутром, на нем лежат модные журналы, несколько газет, а напротив – огромный и очень удобный диван белого цвета. Там сидят и чего-то ждут две женщины за сорок. На них облегающие костюмы и бежевые сапоги на шпильках. У обеих хороший макияж и прически, у одной – рабочий портфель из кожи. Говорят они замысловато и, кажется, намеренно игнорируют то, что происходит вокруг. Одна женщина смотрит на часы и качает головой. Очевидно, тот, кого они ждут, сильно опаздывает.
Внезапно большая стеклянная дверь скользит в сторону, в холле появляется красивая чернокожая девушка, одетая в простые джинсы, свитер и кроссовки, за ней следом идут несколько женщин с вешалками, которые они достали из внедорожника, припаркованного перед входом. Девушка садится на диван, радом с двумя синьорами, которые сразу же начинают ее рассматривать, пытаясь внешне сохранить безразличие. Они здороваются с ней, довольно прохладно, и возвращаются к прерванному разговору. Девушка с улыбкой отвечает на приветствие и со скучающим видом начинает проверять свой мобильный телефон. Между тем женщины, пришедшие с ней, продолжают выгружать из машины упакованную в чехлы одежду. Это, вероятно, одна из моделей приехала на дефиле перед клиенткой.
Олли ходит взад-вперед. Пытается держать себя в руках. Она тщательно подбирала каждую деталь одежды – красивые белые брюки, свитер и обтягивающая куртка сиреневого цвета с широким поясом. В руках папка с эскизами и фотографиями, напечатанными на плотной бумаге. И, конечно, резюме, которое она уже отправляла раньше вместе с запросом на стажировку. Сердце чуть ли не выпрыгивает из груди. Она понятия не имеет, как пройдет собеседование. Кто знает, сколько вопросов ей зададут. Даже если со стажировкой в конце концов ничего не выйдет, будет большой удачей просто побыть здесь. Задержаться на несколько месяцев, поработать над какими-нибудь проектами, понравиться кому-то, все это может открыть для нее двери в мир моды. Даже те двери, которые ведут к настоящей работе. По крайней мере, она надеется на это.
Чернокожая девушка встает с дивана. Одна из двух синьорин у стойки регистрации жестом просит ее подойти. Олли слышит, как они говорят, что ее ждут наверху. Чернокожая девушка оборачивается, приглашает женщин с одеждой следовать за ней. И начинает элегантно подниматься по лестнице.
«Черт, – думает Олли, – она и правда великолепна. А я? Когда моя очередь? – И смотрит на часы: – Уже шесть. А говорили, встреча в половине пятого. Тьфу. Туфли начинают давить. Я надела их рано утром. Я не привыкла к этому. На мне слишком высокие каблуки». Олли бросает последний взгляд на модель, прежде чем та исчезает наверху лестницы. Счастливица, на ней кроссовки. И у нее все в порядке. У нее уже есть работа.
Через несколько секунд появляется одна из двух синьорин:
– Простите, синьора Крочетти…
Олли оборачивается:
– Да?
– Мне только что сказали, что вы можете подниматься. Эгидио Ламберти вас ждет. Поднимайтесь и постучите в первую дверь справа. Если что, там есть табличка с именем… – Девушка вежливо, но сдержанно улыбается.
Олли благодарит ее и начинает подниматься по лестнице. Эгидио. Ну и имечко. Он что, настолько древний? Это очень старое имя. На половине лестницы Олли спотыкается о папку, которую выронила на ступеньку. Быстро поворачивается, чтобы посмотреть, заметил ли кто-то в холле ее оплошность. Две синьоры на диване точно все видели. Они смотрят прямо на нее. Олли снова отворачивается. Собирается с духом. «Нет, я не хочу знать, как они на меня смотрят, смеются надо мной или нет. Не хочу, чтобы они накликали на меня неудачу, эти две чванливые жабы». И она идет дальше с высоко поднятой головой. Поднимается на верхний этаж. Смотрит направо. Видит дверь с табличкой «Эгидио Ламберти». Осторожно стучит. Никто не отвечает. Она стучится снова, но теперь немного громче. Опять никто не отвечает. Олли пробует в третий раз, но теперь гораздо сильнее. Торопливо подносит руку к губам, словно пытаясь сказать: «Ой, это уже слишком».
Наконец из кабинета слышится голос:
– Ну наконец-то… Заходи, заходи…
Олли поднимает бровь. Что значит «наконец-то»? Не моя вина, что пришлось ждать больше получаса. Я пришла вовремя. Даже немного раньше. И какой у него противный голос, такой гнусавый. У Олли плохое предчувствие.
Она медленно нажимает на ручку:
– Можно?
Несколько секунд держит дверь приоткрытой, просунув внутрь только голову. Ждет кивка или какого-то другого знака. Например, слова «проходите». Ничего. Олли набирается смелости, открывает створку пошире, заходит в кабинет и закрывает за собой дверь.
За огромным стеклянным столом сидит мужчина с залысинами, ему лет сорок, на носу очки в очень эффектной оправе, на голове клетчатая шляпа, одет в красную рубашку и бледно-розовый свитер поверх нее. Перед ним монитор «Mac». Ему же всего сорок. Имя его только уродует, думает Олли. Мужчина не отрывает взгляд от монитора. Только жестом подзывает Олли поближе.
Та делает несколько нерешительных шагов:
– Здравствуйте, доброе утро, меня зовут Олимпия…
Мужчина не дает ей времени даже назвать фамилию. Не глядя на Олли говорит:
– Да-да, Крочетти… Я знаю. Я сам назначил вам встречу. Так что наверняка знаю, кто вы, правда? Садитесь быстрее. Олимпия, ну и имя…
Сердце Олли бьется все быстрее и быстрее. «Чего он хочет? Олимпия – плохое имя? А у него какое тогда? Ужасное предчувствие. Нет, нет, нет. Не так. Соберись. Наберись мужества. Дыши, да, ничего страшного. Он просто немного злится, может, плохо спал, плохо ел, не занимался любовью накануне ночью, да и кто знает, когда он вообще занимался любовью… Но он все же человек… Надо просто немного над ним поработать…» Олли меняет выражение лица, изображает свою лучшую улыбку. Притягательную. Открытую. Спокойную. Интригующую. Улыбку, с которой она обычно идет в атаку.
– Хорошо. Я здесь для того, чтобы попросить о стажировке… Это было бы честью для меня…
– Наверняка это будет честью для вас… У нас один из самых уважаемых Домов моды в мире… – И он продолжает печатать что-то на клавиатуре ноутбука, не глядя на Олли.
