Служить и защищать. Сборник рассказов

– Пять, – ответил майор.

– Думаете, серия?

– Почерк тот же во всех случаях. Орудие убийства – нож. И все жертвы – женщины. Разного возраста. Личность трех удалось установить. Ничего такого, что бы их связывало между собой и за что можно было бы зацепиться.

– И какова моя задача? – спросила Егорова.

– Ты будешь бомжихой!

Через час майор с испугом смотрел на старшего лейтенанта Егорову. Гримеры постарались на славу. Из двадцатипятилетней симпатичной девушки сделали потасканную жизнью и излишними возлияниями женщину. Лицо одутловатое, с землистым оттенком, под правым глазом красовался лиловый синяк, нос поцарапан, волосы-парик спутанные и засаленные. Про одежду можно было вообще не говорить – где они такое достали, можно только догадываться. Наверное, раздели ночующего в обезьяннике бомжа.

– Ну-ка, Егорова, скажи что-нибудь? – потребовал майор.

– А что сказать, товарищ майор? – чистый нежный голос совсем не гармонировал с обликом обитателя мусорных свалок и канализационных коллекторов.

– Не, так не пойдет! – поморщился Смолин. – Твоим голоском только «Прекрасное далеко» петь. Натуральнее давай, не забывай, кто ты! Ты есть лицо без определенного места жительства, беспробудно пьющий и глубоко несчастный человек! Давай!

Егорова сделала свирепое выражение лица. Брови сдвинулись, поцарапанный нос сморщился, нижняя губа вылезла, выпячиваясь. Вставные челюсти оскалились черными провалами вместо зубов.

– Что уставился, красавчик? Монету даме подкинь на опохмел! – проскрипела бомжиха. – Или нравлюсь? За отдельную плату могу порадовать.

Бомжиха плотоядно облизала потрескавшиеся губы, в углу которых, стараниями гримеров, застыли мелкие пузырьки герпеса.

Майор Смолин поперхнулся. Закашлял.

– Ну, что ты тут свои бациллы распространяешь? Иди вон к своим, возле туберкулезного отделения бычки собирай! – грозно продолжала бомжиха.

– Всё, всё! – просипел Смолин, покраснев от кашля. – Верю, Егорова, верю!

***

Она шла по коридору, нагло глядя в лицо каждому встречному. Полицейские с недоумением смотрели вслед женщине неопределенного возраста, с ярко выраженными признаками алкогольной зависимости на грязном лице. Мешковатая, с капюшоном, толстовка с дырами под мышками, заляпанные широкие штаны и ботинки с проволокой вместо шнурков. Позади, в пяти метрах, шли двое сотрудников отдела по расследованию убийств или, как еще говорят с легкой подачи киношников, из убойного отдела. Крепкие парни посмеивались, глядя на эту хабалистую рванину, с которой им придется работать в одной связке.

Оборванка подошла к стоящей у окна дежурного стройной девушке, затянутую в полицейскую униформу. Постучала пальцем по погону. Девушка обернулась. Симпатичное лицо вытянулось от удивления.

– Слушаю вас, гражданка.

– Эй, милочка, а где тут бабский сортир? Ща точно в штаны налью! – голос оборванки был скрипучим, словно несмазанное колесо у телеги. Герпесные губы тронула улыбка, обнажая редкие, словно зубья у расчески, зубы.

– Туалет? – переспросила девушка и показала в направлении лестницы. – Второй этаж. Сразу налево.

– Ой, спасибо тебе, красавица! – прохрипела бомжиха. – А то одно мужичье тут, даже спросить некого. Смотрят на меня такими взглядами, будто раздевают. У них, мужиков, одно на уме! Ну ты меня понимаешь!

Бомжиха подмигнула глазом в обрамлении огромного синяка. Девушка покачала головой, натянуто улыбнулась.

– Простите, а как вы сюда попали?

– Как-как! – бомжиха важно выпятила челюсть. – Как и все, через дверь.

– Мимо дежурного? – допытывалась девушка. Розовощекий упитанный сержант привстал со своего места, пристально глянул через окно дежурки. Нахмурился.

– Ладно-ладно, Томилина! – вдруг засмеялась чистым звонким смехом бомжиха. – Не узнала, что ли? Ну ты даешь, Катюха!

Катя Томилина присмотрелась. Глаза расширились от удивления.

– Ксюха?! – выдохнула она и засмеялась. – Что за маскарад?!

– Важное задание! – бомжиха подтянула штаны чуть ли не до горла и, вихляя бедрами, направилась к выходу. Двое сотрудников из убойного, с улыбкой кивнув Кате, последовали за ней.

Катя с интересом наблюдала, как Оксана, сделав реверанс опешившему водителю, залезла в служебный УАЗик. Актриса, блин, с погорелого театра!

***

Как же он их ненавидел! До черноты в глазах, до зубовного скрежета, до боли в сжатых кулаках. Они ему напоминали о его детстве, которого, считай, и не было вовсе! В том детском доме он всегда был изгоем, одинаково презираемым другими детьми и воспитателями. Ровесники били его и унижали, а также частенько спихивали на него вину за свои выходки, а воспитатели наказывали, не разбираясь.

Но он вырос и пришел во взрослую жизнь. Устроился дворником, снимал комнату, ибо обещанное государством жилье так и не получил. Но это его мало волновало, у него была другая цель – месть! Он будет убивать каждую бродяжку, представляя будто она его мать. Мать, которую он никогда не знал. Мать, которая подбросила его к дверям муниципальной больницы. С картонкой на шее: «Кирилл Швецов. 3 мес.»

Кирилл почему-то был твердо уверен, что его мать – бродяжка. Наверняка, залетевшая от пьяного немытого хмыря, где-нибудь на рваном вонючем матрасе под теплотрассой, и затем родившая его там же…

Он шел вдоль пустынного ночного переулка. Капюшон спортивной куртки тщательно скрывал бугристую голову, покатый лоб и широкий, перебитый еще в детском доме, нос. В кармане лежал нож-бабочка, его любимец, его единственный друг.

Возле мокрой кирпичной стены сидела женщина. Голова, закутанная в дырявую шаль, склонилась на грязную вытянутую кофту. Она спала пьяным сном, похрапывая.

Кирилл подошел к ней, пнул. Бомжиха дернулась, открывая мутные глаза.

– Чё надо? – недружелюбно спросила она, оперлась на стену в попытке встать. Ноги в разорванных демисезонных сапогах разъезжались.

– Выпить хочешь? – спросил Кирилл. Оглянулся по сторонам. Вдалеке виднелись людские фигуры.

– А чё, наливаешь? – усмехнулась бомжиха.

Кирилл вытащил из кармана чекушку паленой водки.

– О-о-о! – обрадованно воскликнула женщина. – А что за аттракцион неслыханной щедрости? Ты мент, что ли? Так я ничего не знаю!

– Нет. Просто выпить не с кем. Пойдем туда! – Кирилл ткнул в сторону мусорных баков. – Посидим, поговорим… Мне собеседник нужен, выговориться. Может, что посоветуешь?

Бомжиха с энтузиазмом в пьяных глазах закивала.

– Да легко! Может там и закусь какую найдем. А советы я давать люблю…

***

– Если что, зови маму! – ехидно сказал капитан Марков, повернувшись. Подмигнул товарищу, старшему лейтенанту Трошину, сидящему на заднем сиденье рядом с Оксаной. Оба довольно загоготали, потешаясь над ней в образе бомжихи.

– Вы, товарищ капитан, если будете умничать, то я действительно позову маму! – буркнула Оксана, поправляя засаленный парик. – И уверяю вас, вам эта встреча не понравится.

Опера замолкли и переглянулись.

– И кто у нас мама? – поинтересовался Трошин. – Генерал МВД?

– Кто у вас мама, я не знаю. А вот моя – пенсионерка. Не надо лыбиться, я не договорила! Так вот, у этой пенсионерки есть добротная скалка. Во-о-от такая!

Оксана расправила руки, насколько хватило тесного пространства салона.

– Хотите отведать?

– Ладно-ладно, – Марков заулыбался и примирительно поднял ладони. – Не обижайся. Работа у нас такая, сама знаешь… Иногда выть хочется, поэтому без юмора никуда.

Оба мужчины заметно посерьезнели, в салоне стало тихо. Машина неслась по улице в сторону промышленных складов.

– Инструкцию помнишь? – нарушил молчание Трошин. – Мы будем рядом. Сидишь, создаешь много шума. В общем, будь заметна. Но без фанатизма. У тебя микрофон, мы тебя слышим.

Оксана кивнула.

***

Ночь опустилась быстро. Моросил дождь. Оксана, утомленная многочасовым бесцельным сидением на улице, теперь, развалясь на поломанных овощных ящиках под навесом закрытой продовольственной палатки, смотрела на трех бездомных, ковыряющихся в мусорных контейнерах. Один с радостным воплем на закопченном лице выудил из недр бака яркую упаковку.

– Что там у тебя? – с жадностью поинтересовались его менее удачливые товарищи.

– Рыба красная! Нарезка! – гордо объявил счастливец. Присмотрелся внимательно при свете тусклых фонарей. – Ха, да она почти свежая! Срок годности до июля. А сейчас что?

– Так это… уже сентябрь. Все равно – свежак! – завистливо протянули друзья.

Оксана курила редко, скорее – покуривала. Сейчас в кармане ее толстовки была пачка самых дешевых сигарет, ядовитый дым которых убивал в ней желание не только курить, но и жить. Но так надо, для правдоподобности! Закинула сигарету в рот.

– Эй, орлы! Спичку дайте! – выкрикнула она, поудобнее устроившись на ящиках.

Все трое обернулись. Они были поразительно похожи друг на друга: заросшие лица, крупные носы с красными прожилками, немытые патлы. Одежда тоже не от кутюр – обычное рубище, найденное на свалке.

– Ты кто такая? – выкрикнул счастливый обладатель рыбной нарезки.

Оксана сплюнула на загаженный мокрый тротуар.

– А зачем тебе это знать?!

– Это наша территория! Давай съ..бывай отсюда! – выкрикнул другой, пониже, в кепке с затертым изображением Че Гевары.

– Да-да! Щас Валька придет, тебе точно харю сломает! – поддакнул третий, тощий, на худых плечах которого висел военный китель с темными следами оторванных шевронов и нашивок.

«Интересно, кто из них убийца?», – подумала Оксана, а вслух спросила.

– Кто такой Валька?

– Не кто такой, а кто такая! – назидательно ответил тип в кепке. – Валька – это… Это такая Валька…

Глаза мечтательно закатились. Влюбленный бездомный… Что может быть романтичнее?

– А ты тоже ничего! – вдруг сказал другой, в кителе. Приблизился к ней. От исходящего от него амбре Оксану замутило.

– Да ты тоже парнишка хоть-куда! – беззубо улыбнулась Оксана. – Как звать?

– Михаил Петрович! – важно представился бомж. – А тебя?

– Агриппина Саввична, – в тон ему ответила Оксана и показала сигарету. – Спичку дай!

Тот залез в карман и вытащил зажигалку. Почиркал. Слабый огонек показался только с восьмого раза.

– Спасибо, Михаил Петрович!

– Вежливая, однако. Познакомимся поближе? У меня спиртяга есть.

Он вытащил из кармана помятую солдатскую фляжку, открутил крышку. Нюхнул. Глаза округлились.

«Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился…», – вспомнила Оксана фразу из знаменитой книги.

– Не, Михаил Петрович, не буду! – игриво отказалась Оксана. – Сам пей, а я в завязке. По пьяни мужа мочканула, восемь лет оттрубила.

– Да ладно! – недоверчиво протянул бомж. – А за что?

– Было за что! – огрызнулась Оксана. – Наливать надо было поровну! Так я его ножичком по горлу чиркнула, а потом частями из хаты выносила.

Оксана горестно махнула рукой и отвернулась. И тут ее внимание привлек какой-то хорошо одетый мужчина. Он завернул в переулок, наткнулся на них взглядом. Отвернулся и быстро пошел прочь. Оксана встала, отряхнула штаны. Выскочила под дождь.

– Ладно, Михаил Петрович! Мне пора!

– Ну, ты приходи! – послышалось вдогонку.

***

Оксана медленно двигалась за мужчиной, тот шел какой-то странной пританцовывающей походкой.

Она склонилась к микрофону.

– Ребята, иду за мужчиной в сторону моста.

Незнакомец скатился по песчаной насыпи под мост. Встал возле железобетонной опоры и расстегнул ширинку.

«Блин!», – подумала Оксана, отвернулась, слушая журчание. Теперь понятны и его резкий уход при виде людей в переулке, и странная танцующая походка. Но прощупать надо!

Вжикнула молния. Оксана повернулась и скатилась по насыпи.

– Сигаретку дай, парняга…

После недолгого разговора стало окончательно ясно, что перед ней не убийца. Тот даже кинул ей на прощание пачку дорогих сигарет. На том и попрощались.

Остаток ночи Оксана провела в гордом одиночестве, сидя в переулке под навесом торговой палатки, глядя как стекают с тента одинокие капли уже закончившегося дождя.

А в это время, в квартале от нее, умирала Валька. Та самая, возлюбленная бомжа в кепке. Она держалась за грудь, лежа возле мусорных баков, и уже затухающим взглядом смотрела вслед этому парню в капюшоне, который хотел с ней просто выпить и попросить совета…

***

Подполковник Еремин обвел взглядом присутствующих.

– Два часа назад в Заводском переулке обнаружен труп женщины. Судя по всему, это шестой эпизод из нашей серии.

Старший лейтенант Трошин хихикнул. Осекся, смахнул улыбку с небритого, усталого от ночного дежурства, лица. Но было поздно.

– Считаешь, это смешно? – подполковник смотрел строго.

– Никак нет, товарищ подполковник. Просто как в «Звездных войнах» – эпизод шестой, эпизод пятый… – Трошин сник под немигающим взглядом начальника.

– Может тебе отдохнуть? В кино сходишь, а? Выспишься, – участливо предложил подполковник. – А потом, с новыми силами, на поиски новой работы!

Трошин надулся и отвернулся к стене. Начальник, удовлетворенный такой реакцией, продолжил.

– Так вот. Труп бездомной женщины. Проникающее ранение в сердце. Ни документов, ни свидетелей… Как обычно. А где были вы в это время?

Начальник выжидающе посмотрел на капитана Маркова. Тот невозмутимо ответил:

– Где и положено. В районе железнодорожного моста, все трупы обнаружены именно в том квадрате. Получается, что последнее убийство произошло всего в квартале от нас.

– Получается, – согласился подполковник. – А еще получается, что у нас нихр…на не получается! Старший лейтенант Егорова!

– Я! – зеленые глаза смотрели устало.

– Есть какие-то соображения?

Оксана задумалась, потрогала нос – от еле отмытого грима зудело лицо. Встала. Показала на карту города, висящую за спиной начальника.

– Разрешите, товарищ подполковник?

Он кивнул. Оксана подошла к карте с ручкой в руке.

– Тела, включая последнее, обнаружены здесь! – ручка провела невидимый круг на карте. – И неудивительно. Район считается неблагополучным, и именно здесь самая большая концентрация бездомных.

– Спасибо за урок географии, – ядовито заметил подполковник.

– Это около двадцати жилых домов, несколько складов, десяток улиц и куча переулков. – продолжала Оксана, словно не заметив язвительного тона подполковника. – У нас нет ни примет убийцы, ни его мотивов, ни свидетелей, ни записей с камер наружного наблюдения, по причине их отсутствия. Иголка в стоге сена. Но!

Все удивленно уставились на нее.

– Вот здесь, – ручка провела по широкой полосе на карте. – Проходит основная улица района. Мне кажется, что имеет смысл находиться именно там – больше шансов, что он меня заметит.

– А что! Это лучше, чем ничего! – воскликнул Трошин. – Вести себя понаглее, создавать больше шума. Надо попробовать!

– Помолчи, звездный воин! – рявкнул подполковник. – В общем так… Сейчас все трое – по домам, высыпаться! Егорова, вечером заедешь на грим! Марков, машину смените, вы бы еще на танке туда приехали!

***

– И не старая же вроде! Сидишь тут, побираешься! Воняешь! Фу, стыд какой! – тетка в сером пальто брезгливо обошла сидящую под уличным фонарем бомжиху.

– Плыви мимо, мамаша! – нахально отозвалась маргиналка. – Тебя забыла спросить, где мне вонять!

– Да я сейчас полицию позову! Села тут посреди улицы, еще и грубит! – тетка возмутилась.

– Ха, напугала! Зови своих мусоров мусорянских! – хрипло засмеялась бомжиха.

***

– А вот это было обидно! – проворчал Марков и повернулся к напарнику. – Жаль связь односторонняя…

– Забей! – отозвался Трошин. – Я это каждый день слышу от тещи: "Эй, мусор, вынеси мусор!"

Они уставились на хорошо освещенную дорогу. В двадцати метрах от их неприметной Калины, под фонарем, на куске картона сидела бомжиха. Одной рукой держала флакон боярышника, ковыряя его зубами, другой – почесывала ляжку сквозь дыру в штанине.

– А вообще, она бабенка ничего такая, – заметил Марков. – Ну, без этого всего…

Он покрутил рукой возле лица.

– Да она и в гриме – ничего, – флегматично изрек Трошин. – Ее бы на детские утренники звать в качестве Бабы Яги.

Машина затряслась от их хохота.

***

Кирилл сидел в комнате и точил нож. Длинное, узкое лезвие с легким шуршанием скользило по бруску. Как же он любил этот звук! Колыбельная для его израненной души. Глаза закрыты, подбородок слегка подрагивал. Перед внутренним взором стояли удивленно-испуганные лица его жертв, когда они видели этот нож. А потом в их глазах появлялись боль и ужас, когда лезвие медленно входило в их сердца. И эти сладостные хрипы предсмертных агоний…

В дверь постучали. Громко, грубо, вырывая его из состоянии блаженства. Открыл глаза.

– Кирилл, твою мать! Ты мне должен, сука, за прошлый месяц! Когда заплатишь? – бесновалась в коридоре хозяйка комнаты.

Сжал рукоятку ножа. Крепко, до трясучки, аж костяшки побелели. Выкрикнул:

– Заплачу! Зарплату задерживают!

– Ты мне это уже сколько втираешь?! Или платишь в течение двух дней, или уёб..ваешь отсюда к херам!

– Я понял! – Кирилл еле сдерживался. С каким бы он наслаждением сейчас воткнул нож в ее поганое и жадное сердце.

– Понял он! Нищеброд! – она стукнула по двери в последний раз. Послышались удаляющиеся шаги.

Кирилл почувствовал, что ему нужно срочно выплеснуть свою злость и раздражение. Решительно встал, накинул капюшон. Аккуратно сложил нож и положил в карман. Открыл дверь и выскользнул в темный, пахнущий сыростью, коридор барака…

***

– Эй, дядька, ищешь светлой и продажной любви? – бомжиха подмигнула мужчине, идущему под руку с женщиной.

Пара шарахнулась в сторону. Бомжиха довольно загоготала. Вытащила сигарету, грязные пальцы чиркнули спичкой.

В плечо толкнули, Резко, со спины. Спички вылетели из рук, а сигарета – изо рта. Она обернулась. Стояли двое. Ухмылка на необремененных интеллектом и разгоряченных алкоголем молодых лицах.

– Ты, рванина, совсем уже берега путаешь? – грозно выкрикнул один. – Выползла из своей помойки на свет? Вали отсюда!

Оксана подобрала сигарету, медленно затянулась. Скосила глаза на Калину, стоящую вдалеке. Двери синхронно приоткрылись. Она помотала головой – оперативники, уже было вылезшие из машины, замерли.

– Чё ты тут гривой своей машешь?! – снова пинок в плечо.

Оксана понимала, что эти двое – лишь скучающие недоумки, гуляющие по ночам в поисках развлечений. А слабая бездомная женщина – весьма подходящий для этого объект. Она и сдачи не даст, и в ментовку не побежит, и никто за нее не вступится – идеальный объект безнаказанно потешить свое эго и отработать удары. Они – самые настоящие подонки, но не убийцы, потому что настоящие убийцы никогда не стали бы так подставляться на хорошо освещенной улице, чтобы потом воткнуть нож в сердце. Понимали это и сидящие в машине оперативники, поэтому не вмешивались – им лишний раз светиться тоже ни к чему. Но ситуацию надо было разруливать здесь и сейчас, иначе можно было запросто спугнуть настоящего преступника.

– Ребята, – миролюбиво сказала бомжиха, вставая. – Что я вам сделала? Идите с миром…

От удара в лицо у Оксаны едва не выпали ее вставные, гнилозубые челюсти. Она рухнула на тротуар. Прикрылась руками и застонала.

– На тебе еще! – нога подонка врезалась в ребра.

А вот это было уже слишком. Оксана откатилась в сторону, поднялась на ноги. Вытерла кровь с лица.

– Вали отсюда! – прикрикнул один.

– Да них..я! – Оксана выплюнула кровавую слюну.

– Что?!!! – похоже, такое борзое поведение бомжихи их здорово разозлило. Они стремительно направились к ней, заходя с двух сторон. Кулак одного уже летел ей в лицо, Оксана резко отклонилась в сторону – кулак просвистел перед ее поцарапанным носом и врезался в челюсть второго дружка. Того отбросило в сторону, он ударился головой о закрытые рольставни склада и со стоном сполз по ребристой поверхности.

Оксана прислонилась к столбу, вытирая рукавом кровь с лица. Подонок, чей кулак только что отправил в нокдаун товарища, удивленно посмотрел на нее. Глаза моментально налились кровью.

Она зарядила ему кулаком в лицо. И когда он согнулся пополам, держась за челюсть, врезала ему ногой. Подонок упал на спину, ударившись затылком об асфальт. И все было бы ничего, если бы не по размеру ботинок! От резкого движения он, и так державшийся на тонкой проволоке и честном слове, взмыл в ночную высь словно ракета. Следом слетел вязаный носок, обнажая белую изящную ступню с накрашенными ноготками. Оборванная грязная бомжиха, беззубая, с окровавленным спитым лицом и… красивая, ухоженная женская ножка.

К сожалению, ботинок на землю не вернулся – он залетел на крышу складского помещения, да там и остался. Вязаный носок таких высот не достиг и беззвучно шмякнулся на асфальт – и на том спасибо, как говорится…

– Еще? – поинтересовалась Оксана у пускающего красные пузыри молодчика, лежащего на асфальте. Тот испуганно помотал головой.

– Брысь отсюда! Оба! – скомандовала она.

***

– Да уж… – прошептал шокированный Трошин.

– Уж да… – пробормотал обалдевший Марков.

***

Кирилл шел по переулку. Быстро, гонимый желанием поскорее выплеснуть свою ярость, разъедающую изнутри. Почему судьба так над ним поиздевалась? Почему одним все: семья, родители и их любовь, а ему хрен на блюде? Его предали, считай, с самого начала его никчемной жизни, смысл которой сейчас только в одном – месть!

Он не заметил, как перешел на бег, спеша туда, где мог найти выход своей злобе. К складам, где обычно собирается ночами весь сброд!

Уже выбегая из переулка на главную улицу, он увидел сидящую под фонарем бродяжку. Она натягивала носок на ногу, пыхтя сигаретой, прилипшей к углу рта. Огляделся по сторонам. В этот ночной час было пустынно, лишь вдалеке, на выезде к железнодорожному мосту, наблюдалось оживленное движение. Сбавил шаг, плотнее натянул капюшон.

– Привет! – он присел перед ней. Бомжиха шмыгнула носом.

– Ну что еще? – плаксиво отозвалась она. – Вам, ментам, заняться, что ли, нечем? Сижу, никого не трогаю.

– Да я не мент! – успокоил ее Кирилл. – Выпить не с кем.

– А мне выпить нечего! Надо же какое совпадение! – повеселела бомжиха.

– Да не вопрос! – Кирилл вытащил из кармана чекушку.

– Мало, – разочарованно протянула маргиналка. – Тем более, на двоих…

– Да можешь хоть все выпить! – ответил Кирилл. – Мне просто поговорить не с кем.

Грязная рука потянулась за бутылкой. Пальцы схватили воздух, потому что Кирилл резко спрятал ее за спину.

– Не здесь! Хочешь, чтобы нас менты приняли за распитие на улице? Пойдем туда! – он показал в сторону переулка.

– Ага, а там изнасилуешь, да? – хрипло засмеялась бомжиха. – Ты хоть личико покажи, должна же я знать, для кого честь сорок лет берегла.

Кирилла передернуло от этих слов. Ему вдруг захотелось прибить ее прямо здесь. Вот такие вот, как она, спят с кем попало, а потом рожают таких, как он! А затем выбрасывают!

– Там покажу, пойдем! – сдерживая раздражение ответил он. Пошел, не оглядываясь.

Бомжиха, кряхтя встала и, прихрамывая на ногу в одном шерстяном носке, пошла за ним. Краем глаза заметила, как белая Калина завелась и медленно вырулила на главную улицу.

***

Они остановились у огромной кучи сваленного строительного мусора. Кирилл огляделся – место идеальное. Никого и темно. Щели между складами – если что, можно уйти незаметно и быстро.

Бомжиха в предвкушении потерла руки.

– Ну, давай уже! Трубы горят!

Кирилл полез в карман и вместо бутылки вытащил сложенный нож. Ловко повертел. Нож, свистя, раскрылся, обнажая длинное лезвие.

– Э-э-э, ты чего удумал? – испуганно спросила маргиналка. – Это ты, что ли, народ тут режешь? Я слышала!

– Я! – выпад рукой с ножом. К его удивлению, бомжиха молниеносно перехватила руку, развернулась и перекинула его через плечо. Кирилл рухнул на доски, ломая их спиной. Судорожно откатился в сторону. Вскочил. Выпавший нож воткнулся в песок, тускло поблескивая сложенными крыльями рукоятки.

Кирилл схватил отрезок полипропиленовой трубы и с воем набросился на нее. Удар с разворота локтем в грудь заставил его согнуться пополам, жадно хватая ртом воздух. Удар ноги в лицо отбросил на спину, на заляпанную известью землю. Капюшон слетел с его головы. Оксана вздрогнула.

Вытянутая, бугристая, покрытая клочками волос, неестественно большая голова. Глубоко посаженные глаза под низким покатым лбом. Плоский перебитый нос. Скошенный, почти отсутствующий подбородок и уродливый шрам от плохо зашитой заячьей губы. Ни один гример не добьется такого эффекта, так поиздеваться над человеком может только природа.

Кирилл вскочил, ловко запрыгнул на сложенные строительные леса, подтянулся и вскарабкался на крышу.