Любовь и диктатура

скоре они прибежали. Отец всё спал в своей комнатушке, слева от столовой. Пришли В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов. Все были потрясены и не могли говорить.

С. Аллилуева. Двадцать писем… С. 227

Сталин всё спал в своей комнате. Наконец и он вышел в столовую.

В. Молотов. Чуев. С. 123

Наконец и отец вышел в столовую. «Иосиф, Нади больше нет с нами», – сказали ему.

Так мне рассказывала моя няня. Я ей верю больше, чем кому-либо другому. Во-первых, потому что этот её рассказ был исповедью передо мною, а простая женщина, настоящая христианка, не может лгать в этом никогда…

С. Аллилуева. Двадцать писем… С. 227

Что запомнилось? Сталин поднял пистолет, которым она застрелилась, и сказал: «И пистолетик-то игрушечный, раз в году стрелял». Пистолет был подарочный, подарил ей свояк, по-моему…

В. Молотов. Чуев. С. 308

Бабушке сообщили в случившемся сразу, как только обнаружили труп, и она на подкашивающихся ногах едва добежала до квартиры Сталина. Там уже были Молотов и Ворошилов. Был врач. Бабушку встретил совершенно убитый и ошеломлённый случившимся Сталин. Ольге Евгеньевне стало совсем плохо, и врач принёс ей рюмку с валерианкой. Бабушка рюмку взяла, но выпить капли не смогла, спазм сдавил ей горло, рюмка беспомощно болталась в трясущейся руке. Сталин обнимал бабушку за плечи, пытаясь успокоить, и, поняв, что валерьянку ей не выпить, взял от неё рюмку и потом, махнув рукой, сказал:

– А, давай я сам её выпью.

В. Аллилуев. С. 25

Надя Сталина: «Утром, когда пошли к ней стучать в комнату и нашли её мертвой… роза, которая была в волосах, лежала на полу перед дверью. Она уронила её, вбежав в комнату. Именно поэтому на надгробной плите скульптор поместил мраморную розу».

Э. Радзинский. С. 311

Сталин переживал самоубийство жены тяжело и болезненно. Его долгое время боялись оставлять одного. Кто-нибудь из семьи обязательно был рядом. Моя мать, бабушка или Евгения Александровна, жена Павла, ночевали у него в кремлевской квартире.

В. Аллилуев. С. 30

Ревность, конечно. По-моему, совсем необоснованная. Парикмахерша была, к которой он ходил бриться. Супруга этим была недовольна. Очень ревнивый человек. Как это так, почему? Такая молодая…

В. Молотов. Чуев. С. 307-308

Первые дни он был потрясен. Он говорил, что ему самому не хочется больше жить. (Это говорила мне вдова дяди Павлуши, которая вместе с Анной Сергеевной оставалась первые дни у нас в доме день и ночь). Отца боялись оставить одного, в таком он был состоянии. Временами на него находила какая-то злоба, ярость. Это объяснялось тем, что мама оставила ему письмо.

С. Аллилуева. С. 105

– В народе упорно говорят о письме, которое она оставила. Говорят, кроме Сталина, только Молотов читал.

– Что она оставила? Первый раз слышу. М-да. Придумают.

В. Молотов. Чуев. С. 307

Это было не просто личное письмо, это было письмо отчасти политическое. И, прочитав его, отец мог думать, что мама только для видимости была рядом с ним, а на самом деле шла где-то рядом с оппозицией тех лет. Он был потрясён этим и разгневан и, когда пришел прощаться на гражданскую панихиду, то, подойдя на минуту к гробу, вдруг оттолкнул его от себя руками и, повернувшись, ушёл прочь. И на похороны он не пошёл.

С. Аллилуева. С. 106

– Светлана пишет, что Надежда Сергеевна оставила после себя письмо, прочитав которое «отец мог думать, что мама только для видимости была рядом с ним».

– Она, конечно, поддавалась всяким влияниям. Бухарину в какой-то мере. Енукидзе Авель… У него брат был, я забыл, как его звали, черный такой. Его называли Каин. Коли брат Авеля, значит. Каин… Енукидзе – правый, бухаринец. Едва ли он разбирался, но долго держался на поверхности.

В. Молотов. Чуев. С. 308

Очевидно, она написала его ночью. Я никогда, разумеется, его не видела. Его, наверное, тут же уничтожили, но оно было, об этом мне говорили те, кто его видел. Оно было ужасным. Оно было полно обвинений и упреков.

С. Аллилуева. С. 105

В существование какого-то «ужасного письма», которое якобы оставила Надежда, я абсолютно не верю. Так или иначе, это было бы обязательно известно в семье. Да и вообще Надежда была тогда в таком состоянии, что ей было не до писем и политических сочинений. А вот версия о том, что на тумбочке в спальне Надежды лежал экземпляр «Платформы Рютина», который ей мог дать сам Сталин, вполне убедительна. Перепуганный персонал мог в суматохе принять этот документ за предсмертное письмо Сталину, породив кривотолки, слухи.

В. Аллилуев. С. 31

Её внезапная смерть, о которой было объявлено в ноябре 1932 года, почти все представители власти приписали самоубийству. Но, по крайней мере, один источник сообщил, что Сталин самолично убил Надю, мать двоих его детей. Жена бывшего советского атташе в Мексике Нина Алексеева, которая много лет служила одним из секретарей Крупской в Кремле, бежав в Соединённые Штаты, рассказала в своих неопубликованных мемуарах, что госпожа Сталина была застрелена собственным супругом.

Дон-Левин И. Величайший секрет Сталина. Нью-Йорк. 1956. С. 298

«…Вроде бы Будённый кому-то рассказывал, что Сталин поздно ночью вошел в комнату и увидел, что тяжелая бордовая штора на окне колышется. Ему показалось, что за шторой кто-то есть. Он всегда боялся врагов, нападения, боялся, что его убьют, маньяк был и пальнул в шевелящуюся штору. А за шторой стояла Надежда Сергеевна. Что она там делала, неизвестно, просто, может, стояла и думала, глядя в темноту ночи. Вот и получилось, что он её случайно убил», – снохе Каменева, Галине Сергеевне Кравченко, тайна смерти Аллилуевой запомнилась в такой интерпретации.

Л. Васильева. Кремлевские жены. С. 203

Хочу сразу разочаровать авторов, которые для придания большей достоверности своим измышлениям ссылаются на какие-то свидетельства деда или моей матери, всё это преднамеренная ложь. Никто и никогда в нашей семье не сомневался, что Надежда покончила жизнь самоубийством. Более того, её осуждали за этот жестокий поступок.

В. Аллилуев. С. 25

Много лет я держу в памяти совершенно невероятную историю, рассказанную мне в юности, в середине пятидесятых, одной старой большевичкой, бывшей слушательницей института «Красной профессуры». Она просила никогда не упоминать её фамилии, уверяла, что ничего не боится, сейчас за это не посадят, – говорила она, – но просто стыдно, что с её именем может быть связана такая информация. Даже не знала, как её назвать. Позорной, что ли? Какой-то нечеловеческой. Даже звериной.

Должна сказать, что спустя много лет, сегодня, собираясь рассказать услышанное от старой большевички, я испытываю то же чувство: мне стыдно, что с моим именем может быть связано обнародование, этого предположения. Маловероятного. Ужасающего. Чудовищного.

Но «говоря – говори».

Я не записывала рассказа старой большевички, поэтому не имею права на прямую речь. Она сообщила мне, что у неё была в начале тридцатых знакомая девушка из семьи старых большевиков, которая дружила с Надеждой Аллилуевой. Аллилуева часто жаловалась подруге на грубость и равнодушие Сталина. Они были тогда чужды друг другу. Сталин, по словам Аллилуевой, много пил, просто спивался, а ей пить нельзя, у неё по наследству от матери очень слабая психика, и она вообще пить не любила. Он при всех заставлял, ну, как это грузины заставлять умеют, она злилась, дерзила ему. Оставшись наедине, он, пьяный, был невыносим. Она иногда готова была убить его.

И разговоры о женщинах. Пошлые. Она не ревновала, нет. Они её достоинство оскорбляли, эти пьяные мужские бредни. Он, пьяный, колобродил целыми ночами, а потом спал до полудня – и всё это раздражало её. Стыдно было: вокруг кричат «великий Сталин!», а она такого «великого» видит! И дети не радовали. Она, было, начнет заниматься ими, он грубо вмешивается. У неё опускаются руки. Она чувствует, что уходят её лучшие годы куда-то в песок или в помойную яму.

Аллилуева рассказывала это подруге откровенно и даже плакала. Она была очень экспансивна. Говорили, что у неё случаются сильные психические срывы. Отец этой девушки, старый большевик, бывал у Сталина в доме, он видел многое из того, о чем говорила Аллилуева, и даже рассказывал, что Надежда Сергеевна сама публично одергивала выпивающего Сталина. Даже оскорбляла его.

Однажды, это было примерно за неделю до седьмого ноября, Аллилуева сказала своей подруге, что скоро с ней случится что-то страшное. Она проклята от рождения, потому что она – дочь Сталина и его жена одновременно. Этого не должно быть в человечестве. Это кровосмешение. Сталин якобы сам сказал ей это в момент ссоры. Бросил в лицо: мол, то ли от меня, то ли от Курнатовского. А когда она остолбенела, пытался поправить положение: пошутил, мол.

Она прижала к стенке свою мать, которая в молодости хорошо погуляла, и та призналась, что действительно была близка со Сталиным и со своим мужем в одно время, вроде бы то ли в декабре 1900-го, то ли в январе 1901-го, и, если честно, не знает, от кого из них родилась Надя, хотя, конечно, она на законного отца похожа, значит, от него.

Аллилуевой всё же стало казаться, что она – дочь Сталина, а значит, сестра своих дочери и сына. В общем, какой-то бред. Дьявольская история.

В последние дни своей жизни она считала, что таким, как она, проклятым, не место на земле.

Девушку эту, подругу, после самоубийства Аллилуевой никто нигде больше не видел.

Какое-то древнее сочинение…

Хочется думать, что это выдумка – Царь Эдип наоборот? Или пример Лота с дочерьми?

Л. Васильева. Кремлевские жены. С. 208-210

Есть страшноватая легенда: появление Кобы (в доме Аллилуевых. – Е. Г.) не оставило равнодушным пылкую женщину, и рождение младшей дочери Аллилуевой – Нади – могло иметь отношение к этому увлечению. К счастью, это только легенда. Когда Коба знакомится с Аллилуевым, Надя уже появилась на свет.

Э. Радзинский. С. 60

Что касается всяких слухов и домыслов относительно смерти Надежды, то они клубились ещё в то время. Моя мама часто заговаривала об этом со Сталиным, но он только пожимал плечами и отвечал: «На каждый роток не накинешь платок».

В. Аллилуев. С. 31

Её похоронили. Сталин ходил провожать её на кладбище.

Н. Хрущев. Воспоминания. Т. 1. С. 52

В день похорон 11 ноября 1932 года гроб с телом Надежды был установлен для прощания в здании, где теперь располагается ГУМ. Все время, пока шла процессия прощания, у изголовья гроба стояла моя мама и вытирала платком сукровицу, вытекавшую из уголка рта покойной. Когда эта печальная церемония подходила к концу, в зал вошёл Сталин. Постояв несколько минут около покойной, он вдруг сделал движение руками, как бы отталкивающее от себя гроб, и проговорил:

– Она ушла, как враг!

Затем повернулся и пошел к выходу. Взгляд его наткнулся на Павла.

– Ты подарил ей пистолет?

–Да, – упавшим голосом пробормотал Павел.

– Нашёл чего подарить!

В. Аллилуев. С 29

По его лицу было видно, что он очень переживал, оплакивал её…

Н. Хрущев. Воспоминания. Т. 1. С. 52

Я никогда не видел его плачущим. А тут, у гроба Аллилуевой, вижу, как у него слёзы покатились…

В. Молотов. Чуев. С. 308

Его фотографий во время маминых похорон не существует, так как он на похороны не ходил. Не мог. Придя на прощание, он вдруг разъярился, оттолкнул от себя гроб руками и, круто повернувшись, ушёл прочь…

С. Аллилуева. С. 210.

– Она пишет: «Подойдя на минуту к гробу, он вдруг оттолкнул его от себя руками и, повернувшись, ушёл прочь и на похороны не пошёл».

– Нет, ничего подобного, ничего подобного, – возражает Молотов. – Помню хорошо. Сталин подошёл к гробу в момент прощания перед похоронами – слезы на глазах. И сказал очень так грустно: «Не уберёг». Я это слышал и это запомнил: «Не уберёг».

В. Молотов. Чуев. С. 309

Уже выходя из зала, Сталин обернулся к Енукидзе.

– Ты её крестил, ты её и хорони, – сказал он и ушёл. На Новодевичье кладбище, где хоронили Надежду, он не пришёл.

В. Аллилуев. С. 29

– Говорят, Сталин не ездил на похороны.

– Враньё! Враньё. Все члены Политбюро были на похоронах. Сталин был. Он был страшно подавлен. И я в прощальной речи сказал, что помню хорошо: «Мы, друзья Сталина, считаем своим долгом облегчить его страдания сейчас, после смерти его жены».

Он вместе с нами на кладбище ездил, стоял тут же у могилы. Мне было очень тяжело выступать, потому что Сталин присутствует, вы представляете себе, как мне было выступать по случаю смерти его жены, не моё амплуа, но я выступал. Сталин предложил – пусть Каганович скажет… Трижды я так выступал – на похоронах Аллилуевой, Кирова, Сен-Катаямы. Трудно это. Очень трудно было, но я сумел себя перевести в такое состояние.

Каганович Л.М. Памятные записки. М.: Вагриус, 1996. С. 94 (Каганович Л.М., советский государственный, хозяйственный и партийный деятель, близкий сподвижник И. В. Сталина).

…Заговорили о Яше (сыне Сталина от первой жены. – Е.Г.). Тут И(осиф) опять вспомнил его отвратительное отношение к нашей Надюше, его женитьбу, все его ошибки, его покушение на жизнь, и тут И. сказал: «Как это Надя, так осуждавшая Яшу за этот его поступок, могла сама застрелиться. Очень она плохо сделала, она искалечила меня». Сашико вставила реплику – как она могла оставить детей? «Что дети, они забыли её через несколько дней, а она меня искалечила на всю жизнь. Выпьем за Надю!» – сказал Иосиф. И мы пили за здоровье дорогой Нади, так жестоко нас покинувшей. Женя сказала: «У Нади были приступы тоски, Надя была больна – (это со слов Канель (?) я сказала Нюре и Жене)». – «Я этого не знал, я не знал и того, что она постоянно принимала коффеин, чтоб подбадривать себя».

Сванидзе М. Дневник. В сб. документов. Сталин в объятиях семьи. М.: Родина. 1993. С. 123 (Мария Анисимовна Сванидзе, певица Мария Сванидзе – жена Александра Сванидзе, брата первой жены Иосифа Сталина). 

У многих членов нашей семьи, и у меня в том числе, было убеждение, что обида на Надежду за самоубийство была столь глубока, что Сталин никогда так и не приходил на ее могилу. Но оказалось, что это не так.

В. Аллилуев. С. 29

Потом еще долго по ночам ездил к могиле. Бывало, заходил в беседку и задумчиво курил трубку за трубкой…

Рыбин А.Т. Рядом со Сталиным. Записки телохранителя. – М.: Ветеран МП, 1992 (Алексеей Трофиимович Рыыбин – деятель государственной безопасности СССР. По его утверждению, сотрудник личной охраны Сталина).

Также, оказалось, интересовал его и памятник, вскоре сооружённый на могиле жены. Директор Новодевичьего кладбища С. Ф. Сосенкин рассказал мне: не так давно к нему в кабинет вошёл посетитель и поинтересовался, куда исчезла чугунная роза, лежавшая у основания стелы с бюстом Надежды. Станислав Фёдорович заверил его, что роза цела, её убрали, чтобы уберечь от возможной кражи. Увы, нравы сегодня таковы. В разговоре выяснилось, что посетитель этот не простой, он сам отливал изящную розу из чугуна и сам лично показывал её Сталину.

В. Аллилуев. С. 30

Мне рассказывали потом, когда я была уже взрослой, что отец был потрясён случившимся. Он был потрясён, потому что он не понимал: за что? Почему ему нанесли такой ужасный удар в спину? Он был слишком умён, чтобы не понять, что самоубийца всегда думает «наказать» кого-то – «вот, мол», «на, вот тебе», «ты будешь знать!». Это он понял, но он не мог осознать – почему? За что его так наказали?

И он спрашивал окружающих: разве он был невнимателен? Разве он не любил и не уважал её, как жену, как человека? Неужели так важно, что он не мог пойти с ней лишний раз в театр? Неужели это важно?

С. Аллилуева. С. 124

– Я был плохим мужем, мне некогда было её водить в кино, – сказал Сталин.

В. Молотов. Чуев С. 123

После кончины Нади, конечно, тяжела моя личная жизнь. Но, ничего, мужественный человек должен остаться всегда мужественным.

Сталин – Е. Джугашвили (матери). 24 марта 1934

Отец как бы демонстративно отрешился от всех семейных дел, от семьи, от родных и близких ему людей… Все его существо целиком было посвящено другому, – политике, борьбе, – поэтому чужие люди всегда были для него важнее и значительнее близких.

С. Аллилуева. С. 126,134

Когда-то, на похоронах первой жены, Сталин сказал:

– Это существо смягчало моё каменное сердце. На похоронах второй жены он сказал:

– Она ушла как враг.

Больше не женился.

Л. Васильева. С. 190

Приложение

Сталин больше не женился. Так и жил без женщины? Не хотелось бы мне лакомиться клубничкой, но ответ на этот вопрос мне кажется любопытным. Нередко попадались мне на этот счёт спелые ягодки. Я их пытался пробовать на зубок. У некоторых вкус был подлинный.

Лет пятнадцать назад, когда я готовил первое издание книги «Сталин в жизни», выписал у Светланы Аллилуевой очень для меня интересное место её воспоминаний. Оно требовало развития, но я тогда нужных материалов не нашёл. Да и не удосужился искать. Эпизод же был описан такой, за какими гоняются любители всякого рода жареных фактов. Судите сами. Светлана, дочь Сталина, описывает события первого дня после смерти отца: «Пришла проститься Валентина Васильевна Истомина – Валечка, как её все звали, – экономка, работавшая у отца на этой даче лет восемнадцать. Она грохнулась на колени возле дивана, упала головой на грудь покойнику и заплакала в голос, как в деревне. Долго она не могла остановиться, и никто не мешал ей. Валечка за последние годы знала о нём куда больше и видела больше, чем я, жившая далеко и отчуждённо. И до последних дней своих она будет убеждена, что не было на свете человека лучше, чем мой отец».

Так что Сталин, выходит, оплакан был по смерти не только страной. Самый искренний и очищающий от земных грехов плач был Валечкин.

«Именно Валя Истомина – та женщина, которой доверили омыть тело Сталина перед положением в гроб», – сообщает бывший начальник Особой кухни Кремля Геннадий Николаевич Коломенцев.

Тут, понятно, какая-то тайна была. Из тех тайн, которые сильно действуют на воображение. Я потом и точно читал некоторые соображения на этот счёт. Они не были основаны на пожелтевших от времени документах, но желтизной отдавали сильно. Вот, например, английский историк с экзотической фамилией Монтефиори. Пишет он о том, что Сталин будто бы специально, чтобы потрафить этой Валечке, изменил своим аскетическим привычкам: «После войны он поразил одного чиновника из Грузии, открыв шкаф и показав горы ослепительно белых подштанников. Эта картина, конечно, является уникальной в истории всемирных диктаторов». И как только шкаф вместил эти горы ослепительной клюквы. Да, это, конечно и есть тот мусор, который, как и предвидел Сталин, понесут на его могилу. Сталин хвастает перед каким-то незначащим грузинским чином собственными подштанниками, это, конечно, «посильнее, чем фаллос Гёте».

Но понятно из этого и другое. Загадочная и соблазнительная роль выпала этой Валечке. В течение последних четырнадцати лет жизни Сталина, она стала единственною его жизненной отрадой.

Кто такая, эта Валечка?

К Сталину просто так не допускали, конечно. Должны бы в архивах известных ведомств, через которые осуществлялся доступ к телу и сути Сталина, остаться бумаги об этой таинственной личности, притягательной для мало-мальски развитого творческого воображения.

Странно, что бумаг таких почти нет. Известно только, что Истомина Валентина Васильевна родилась в Орловской области в 1917 году, и именно в день большевистского переворота. Девичья фамилия её Жбычкина. Со временем она переехала в Москву, работала на ткацкой фабрике. Потом взята на работу по обслуживанию семьи Сталина. Было ей при этом лет восемнадцать-двадцать. Она появилась в Зубалово, подмосковной даче Сталина, с узелком, в котором были тетрадки с конспектами, в том числе и многих работ Сталина, шаль из козьего пуха и открытка, опять же, с ликом вождя. Чином же уже была она сержант госбезопасности. В 1953 году, в связи со смертью Сталина, отправлена на пенсию. Умерла в 1995 году.

Это почти всё, если не считать несколько чрезвычайно заманчивых сообщений сталинских охранников. Соблазнительны они даже вдвойне. Из донесений этих можно, во-первых, сделать вывод, что следили тогда и докладывали, куда надо, обо всех, не исключая и самого вождя. А, во-вторых, судите сами:

«12 декабря 35 г. в 4 часа утра Истомина вышла из спальни тов. Сталина и отправилась к себе».

«13 декабря Истомина вышла из спальни тов. Сталина в 5.15 и отправилась на кухню».

Донесения такого рода поступали непосредственно главному охраннику страны товарищу Власику. Вот и вспомнишь тут горестные отчасти строки из писем Светланы Аллилуевой:

«При всей своей всевластности, – уверяет она, – отец был бессилен, беспомощен против ужасающей системы, выросшей вокруг него как гигантские соты, – он не мог ни сломать её, ни хотя бы проконтролировать… Генерал Власик распоряжался миллионами от его имени…».

Раз так, придётся пересмотреть воспоминания других охранников Сталина. Благо, их теперь много явилось на белый свет. И все легко доступны. Сергей Красиков, бывший офицер охраны, в своих мемуарах «Среди вождей» описывает её очень привлекательным человеком, называет её «пригожуней»: «Не знаю, точно ли сохранила память облик этой милой, обаятельной, невероятно стройной и опрятной женщины, которая умела сохранить такт и аккуратность во всём, но при том ещё и этические нормы поведения. Из-за секретности положения мало кто из военнослужащих знал, какую на самом деле должность занимала пригожуня. Дежурные постов нередко пытались заигрывать с красавицей, задерживая её на постах разговорами, с желанием выудить номерок телефона для знакомства более обстоятельного. Люди эти были разными, корректными и развязными. Отбиваться от перезрелых ухажёров приходилось нелегко. Однако Валентина Васильевна с честью выходила из положения, охлаждая потоки изъявлений влюблённых точно найденным тихим и твёрдым словом. Никто из предполагаемых ухажёров взысканий не получал, как не получал и ожидаемых свиданий».

Григорий Пушкарёв, также офицер личной охраны Сталина, попытался выразиться определённее: «По наблюдениям охранников, у неё со Сталиным в последние годы его жизни были очень близкие отношения. Не раз видели, как она выходила из его спальни в четыре, а то и в пять часов утра и шла к себе, в дом для прислуги. Хозяин, а так называло Сталина всё окружение, её обожал. Он любил, чтобы вечером только она подавала ему чай, а иногда просил: “Позови Валентину, пусть расстелет постель”. Ему нравилось, когда это делала именно она. Обычно Сталин работал до полуночи, но часто засиживался и до трёх часов. Не спала и Валентина. Только ей дозволялось беспрепятственно заходить в “главную спальню” страны. Надо сказать, что в Валентину была поголовно влюблена вся охрана. В свои сорок лет она была очень хороша собой – красивое лицо, большие глаза, огромные ресницы, плотная фигура с хорошими формами. Каждый из нас считал своим долгом в какой-то мелочи помочь ей или просто лишний раз попасться на глаза».

Некоторые полагают, что Валечка Истомина была похожа на знаменитую приму сталинского «тоталитарного» кино Людмилу Целиковскую. Тогда, конечно, всё понятней.

А ведь она и не глупа была. «Она была неразговорчивой умницей», – вспоминал Валечку опять же один из сталинских охранников. И это можно понять опять же из написанного Светланой Аллилуевой: «Очень много видела она интересного, конечно, в рамках своего кругозора, – но рассказывает мне теперь, когда мы видимся, очень живо, ярко, с юмором».

Она для Сталина, кроме всего прочего являлась, тем «простым советским человеком», мнение которого стоило учитывать в разных политических ситуациях. Сталин всегда оставался политиком. Возможно и нечасто, но он интересовался Валечкиным взглядом на дела. Говорят, его очень даже задевало то, что их политические мнения часто не совпадали.

Благодаря ей остался в качестве исторического анекдота следующий случай. На даче вождя, когда он устраивал выездные заседания Политбюро и прочие деловые посиделки, а это в последние его годы стало системой, Валечка была хозяйкой стола. Подавала блюда, автором которых часто бывал сам Сталин, разливала водку. Сталину она всегда подавала особый графинчик. Однажды, когда Сталин вышел поговорить по телефону, присутствовавший тут Шолохов не удержался и налил себе стопарик из сталинского графинчика. Сталин вернулся и предложил очередной тост. Тут Шолохов с удивлением и обнаружил, что у него в рюмке вода-боржоми. Валечка, конечно, предупредила Сталина о мелком коварстве Шолохова, решившего узнать застольную тайну. Сталин, после тоста, повернулся к писателю и изобразил на лице неподдельный интерес: «Ну что, крепкая?». Шолохов сморщился, как от первака-самогона.