Любовь и диктатура

Да, мы ещё далеки от того времени, когда интересы личности и интересы общества будут вполне совпадать. Сейчас жизнь наша – сплошные жертвы. Нет личной жизни потому, что всё время и силы отдаются общему делу. Или, может быть, это я не умею, другие, может быть, и выкраивают себе всё-таки хоть небольшой уголок счастья? Странные сейчас отношения между людьми. Вот сейчас наблюдаю сцену, правда, не из настоящей жизни, а из жизни курорта. Прежних старых отношений нет – то, что раньше называлось знакомство. Вообще в жизни люди больше не ходят друг к другу в гости. Отношения больше деловые. Здесь в курорте, в особенности в дождливые вечера, друг к другу ходят «просто так». И всё-таки это не совсем то, что было раньше, хотя обывательского в публике, безусловно, ещё много.

И.Ф. Арманд. Дневник 1920 года. Свободная мысль, М. 1992, №3

Тов. Инесса в это время физически была сильно истощена и нервно крайне расстроена. Общая обстановка того времени в Кисловодске для отдыха была чрезвычайно неблагоприятна. К тому же высадившийся десант белого партизана полковника Назарова создал в этом районе весьма тяжелое положение. Все было мобилизовано на случай необходимости отражения бандитского нападения отрядов Назарова. Коммунисты и надёжные беспартийные, приехавшие на отдых и лечение, были поставлены под ружьё и несли ночное сторожевое охранение. Вскоре по распоряжению из центра группу ответственных работников направили для лечения и отдыха во Владикавказ. Тов. Инесса очень не хотела уезжать из Кисловодска и, только уступая настойчивости товарищей, приехавших за нами, согласилась поехать во Владикавказ. Наш вагон был прицеплен к воинскому поезду, шедшему во Владикавказ.

И.С. Ружейников. Цит. по: Б. В. Соколов. С. 284

Инесса упорно отказывалась, заявляя: «Если существует опасность, то пусть увезут сначала всех женщин и детей, а я уеду последняя». Но член Терского областного комитета РКП ответил, что в случае отказа ехать добровольно с товарищами в специально назначенном вагоне, будет применена военная сила. И против своей воли тов. Инесса оставила Кисловодск.

Л. Сталь. Там же, с. 280

Мне кажется, что я хожу среди людей, стараясь скрыть от них свою тайну – что я мертвец среди людей, что я живой труп. Как хороший актёр, в который раз повторявший сцену, которая уже перестала его волновать или вдохновлять, я повторяю по памяти соответствующие жесты, улыбку, выражение лица, даже слова, которыми я пользовалась раньше, когда действительно испытывала чувства, которые они выражают. Но сердце моё остается мертво, душа молчит, и мне не удаётся вполне укрыть от людей свою печальную тайну. От меня всё же веет каким-то холодком, и люди это чувствуют и сторонятся меня. Я понимаю, что явление это коренится в физиологических причинах – переутомление нервов? неврастения? Что-нибудь в этом роде. Но едва ли это излечимо. Я теперь уже больше не устала, мне надоело уже бездействие, но внутренняя мертвенность осталась. И так как я не могу больше давать тепла, так как я это тепло уже больше не излучаю, то я не могу больше никому дать счастья…

И.Ф. Арманд. Дневник 1920 года. Свободная мысль, М. 1992, №3

Для того, чтобы попасть в Нальчик, ей пришлось проехать через Владикавказ и ту часть Владикавказской железной дороги, где было наибольшее скопление беженцев из Грузии. Это были революционные крестьяне, спасавшиеся в пределы Советской России от прелестей меньшевистского «демократического» террора (на самом деле здесь речь идёт об участниках неудачного восстания, организованного грузинскими коммунистами при советской поддержке. – Б. С.). Среди них свирепствовала холера. И тов. Инессе не пришлось уже закончить своего лечения в живописном Нальчике.

Л. Сталь. Цит. по: Б.В. Соколов. С. 280

10 сентября. Вчера читала отчёт о съезде народов Востока и очень волновалась. Это важнейшее событие – этот съезд, точно так же, как съезд III Интернационала, – удивительно спаяло движение рабочих различных стран, спаяло не революцией, а действительно в действии, точно так же, я думаю, и съезду народов Востока удастся спаять в действии выступления этих народов. Интересно только, насколько удастся постановления съезда действительно сделать достоянием широких масс восточных народов. Мне как-то не верится, чтобы это было возможно. Ведь там ещё все так дико, так темно…

И.Ф. Арманд. Дневник 1920 года. Свободная мысль, М. 1992, №3

По приезде в г. Нальчик тов. Инесса первый день себя чувствовала нормально. Ходили по городу и ездили осматривать дачу, где намерены были поселиться для отдыха, а вечером были на партийном собрании местной организации. Вечером, часов в 9-10, возвращались в свой вагон на вокзал пешком, делясь впечатлениями о постановке партийной работы в г. Нальчике и говоря о положении дел на врангелевском фронте. Тут же тов. Инесса затронула вопрос о вышедшей тогда брошюре Владимира Ильича «Детская болезнь «левизны» в коммунизме», говорила долго и восторженно.

И.С. Ружейников. Цит. по: Б. В. Соколов. С. 285

Перечитала только что «St. Mars» (роман французского писателя-романтика Альфреда Виктора де Виньи «Сен-Мар». – Е.Г.) – поражает меня, как мы далеко ушли благодаря революции от прежних романтических представлений о значении любви в человеческой жизни. Для романтиков любовь занимает первое место в жизни человека, она выше всего. И ещё недавно я была гораздо ближе к такому представлению, чем сейчас. Правда, для меня любовь никогда не была единственным. Наряду с любовью было общественное дело. И в моей жизни, и в прошлом было немало случаев, когда ради дела я жертвовала своим счастьем и своей любовью. Но всё же раньше казалось, что по своему значению любовь имеет такое же место, как и общественное дело. Сейчас это уже не так. Значение любви по сравнению с общественной жизнью становится совсем маленьким, не выдерживая никакого сравнения с общественным делом. Правда, в моей жизни любовь занимает и сейчас большое место, заставляет меня тяжело страдать, занимает значительно мои мысли. Но всё же я ни минуты не перестаю сознавать, что как бы мне ни было больно, любовь, личные привязанности – ничто по сравнению с нуждами борьбы. Вот почему воззрения романтиков, которые раньше казались вполне приемлемыми, теперь уже кажутся…

И.Ф. Арманд. Дневник 1920 года. Свободная мысль, М. 1992, №3

На этих словах запись драматически обрывается. Арманд так и не успела её закончить. Дела, связанные с угрозой нападения белых и спешной эвакуацией из Кисловодска, а потом болезнь отвлекли её от дневника.

Б.В. Соколов. С. 272

Она заболела ещё в вагоне, рано на рассвете. Но по природной своей деликатности она не решилась разбудить товарищей, чтобы получить своевременную помощь.

Л. Сталь. Там же, с. 281

После последней записи было ещё последнее письмо к дочери Инессе, отправленное в середине сентября: «Дорогая моя Инуся, может быть, ты теперь уже вернулась из своей экспедиции и находишься в Москве. На всякий случай пишу тебе. Мы уже 3 недели в Кисловодске и не могу сказать, чтобы до сих пор мы особенно поправились с Андреем. Он, правда, очень посвежел и загорел, но пока ещё совсем не прибавил весу… Я сначала всё спала и день и ночь. Теперь, наоборот, совсем плохо сплю. Принимаю солнечные ванны и душ, но солнце здесь не особенно горячее, не крымскому чета, да и погода неважная: частые бури, а вчера так совсем было холодно. Вообще не могу сказать, чтобы я была в большом восторге от Кисловодска…

Проскочили мы довольно удачно, хотя ехали последнюю часть пути с большими остановками, и после нас несколько дней поезда совсем не ходили. Слухов здесь масса – не оберёшься, паники тоже. Впрочем, теперь это всё успокоилось более или менее… Временами кажется: не остаться ли поработать на Кавказе? Как ты думаешь?»

Это письмо дочь прочла уже после смерти матери.

Б.В. Соколов. С. 272-273

Через несколько дней Инессы не стало. Ослабевшее сердце не выдержало борьбы. Инесса сознавала, что она умирает. Последние слова её были: «Тов. Ружейников (доктор, который был у постели умиравшей Арманд. – Е.Г.), я чувствую, что я умираю. Оставьте меня: у вас есть семья, вы можете заразиться». Так с мыслью и с заботой о других ушла из жизни т. Инесса…»

Л. Сталь. Там же, с. 281

В течение 8 дней тело тов. Инессы стояло в мертвецкой и не издавало почти никакого зловония. Как будто это был не труп. Так истощена была тов. Инесса.

Котов Г.Н. Цит. по: Б.В. Соколов. С. 278

Вне всякой очереди. Москва. ЦеКа РКП, Совнарком зпт Ленину. Заболевшую холерой товарища Инессу Арманд спасти не удалось точка кончилась 24 сентября точка тело препроводим Москву Назаров.

Телеграмма от 24 сентября 1920 г. Соколов Б. В. «Арманд и Крупская: женщины вождя». С. 59

Но похороны состоялись не скоро: чтобы доставить гроб с телом Инессы из Нальчика в Москву, потребовалось без малого две недели.

Е.Я. Драбкина. Зимний перевал. – М.: Политиздат, 1990, с. 28

В ночь на 11-е октября прибыл в Москву с Юга гроб с телом скончавшейся тов. Инессы. Для встречи гроба на Казанском вокзале собрались делегации от Центрального и Московского отделов работниц и райкомов Москвы, были также родные и друзья покойной, среди них тов. Ленин и Н. К. Крупская. С вокзала траурная процессия направилась к Дому Союзов и там, в Малом зале, убранном цветами и траурной материей, установлен был гроб, который утопал в цветах и многочисленных венках с надписями, среди которых особенно выделялись надписи: «Старому борцу за пролетарскую революцию и незабвенному другу от ЦК РКП» («старому борцу» было всего-то 46 лет! – Б. С.); «Стойкому борцу за освобождение рабочего, т. Инессе Арманд от МК РКП»; «Верному другу работниц и борцу за их освобождение» от Отдела ЦК РКП по работе среди женщин; венки от районов Москвы и т. д. Весь день и всю ночь 11 октября у гроба находился почётный караул из представительниц Центрального и Московского отделов работниц и от районов. В 12 часов дня 12 октября к Дому Союзов постепенно прибывают представители всех районов города Москвы, Московского Совета, ЦК РКП и т. д. Оркестр красных курсантов играет траурные мелодии, и почётный караул курсантов выносит гроб, который устанавливается на катафалк, и похоронная процессия медленно направляется по Театральной площади и площади Революции, вдоль Кремлевской стены, на Красную площадь. У свежей могилы тов. Инессы собрались представители рабочих и работниц Москвы отдать последний привет покойной.

Из официального отчета о похоронах И. Ф. Арманд. Напечатано во всех тогдашних газетах.

Уже почти рассвело, когда, дойдя до Почтамта, мы увидели двигавшуюся нам навстречу похоронную процессию. Чёрные худые лошади, запряжённые цугом, с трудом тащили чёрный катафалк, на котором стоял очень большой и поэтому особенно страшный длинный свинцовый ящик, отсвечивающий тусклым блеском. Стоя у обочины, мы пропустили мимо себя этих еле переставлявших ноги костлявых лошадей, этот катафалк, покрытый облезшей чёрной краской, и увидели шедшего за ним Владимира Ильича, а рядом с ним Надежду Константиновну, которая поддерживала его под руку. Было что-то невыразимо скорбное в его опущенных плечах и низко склонённой голове. Мы поняли, что в этом страшном свинцовом ящике находится гроб с телом Инессы.

Е. Я. Драбкина. С. 29

Анжелика Балабанова, в то время бывшая секретарем Третьего Интернационала, в своей книжке воспоминаний также оставила описание Ленина на похоронах Инессы. «Не только лицо Ленина, но и весь его облик выражал такую печаль, что никто не осмеливался даже кивнуть ему. Было ясно, что он хотел побыть наедине со своим горем. Он казался меньше ростом, лицо его было прикрыто кепкой, глаза, казалось, исчезли в болезненно сдерживаемых слезах. Всякий раз, как движение толпы напирало на нашу группу, он не оказывал никакого сопротивления толчкам, как будто был благодарен за то, что мог вплотную приблизиться ко гробу».

Фишер Л. Жизнь Ленина. С. 124

Из венков у гроба Инессы обращал на себя внимание один – из белых живых роз. На ленте надпись: «Товарищу Инессе от В. И. Ленина». Заглянул в старинный «Язык цветов», который вполне мог побывать и в руках пролетарского вождя. «Поднесенные вам белые розы означают невинность, чистую, незапятнанную любовь», растолковано там…

В. Брусенцов. Ленин. «Простор», 1993, № 11, с. 165

Марсель И. Боди служил в советском представительстве первым секретарём и почти ежедневно встречался с Коллонтай. Его статья в «Preuves» представляет собою воспоминания о Коллонтай. Она и Боди часто вместе гуляли в окрестностях Осло. Однажды речь между ними зашла о ранней смерти Ленина. «Он не мог пережить Инессу Арманд, – сказала Коллонтай. – Смерть Инессы ускорила его болезнь, ставшую роковой». «Инессы?» – воскликнул Боди, никогда прежде не слыхавший этого имени.

«Да, – подтвердила Коллонтай, – в 1921 г., когда тело её привезли с Кавказа, где она умерла от тифа, и мы шли за её гробом, Ленина невозможно было узнать. Он шёл с закрытыми глазами, и казалось – вот-вот упадёт».

Фишер Л. Жизнь Ленина. С. 123

Англичанка Клэр Шеридан, скульптор, лепила ленинский бюст как раз в те октябрьские дни. Вот что она запомнила: «В течение всего этого времени (сеанса, продолжавшегося с одиннадцати утра до четырёх вечера. – Б.С.) Ленин не ел, не пил и не выкурил ни одной папиросы… Мои попытки завязать с Лениным разговор не встретили одобрения, и, сознавая, что своим присутствием я и так докучаю ему, я не посмела настаивать. Сидя на подоконнике и отдыхая, я не переставала твердить себе, что это происходит на самом деле, что я действительно нахожусь в кабинете Ленина и выполняю свою миссию… Я без конца повторяла про себя: “Ленин! Ленин!” – как будто никак не могла поверить, что окружающее меня – не сон.

Вот он сидит здесь, передо мной, спокойный, молчаливый, небольшого роста человек с огромным лбом. Ленин, гений величайшей революции в истории человечества, – если бы он только захотел поговорить со мной. Но… он ненавидел буржуазию, а я была её представительницей. Он ненавидел Уинстона Черчилля, а я была его племянницей… Он разрешил мне работать у себя в кабинете, и я должна была выполнять то, зачем пришла, а не отнимать у него попусту время; ему не о чем было говорить со мной. Когда я, собравшись с духом, спросила, какие новости из Англии, он протянул мне несколько номеров “Дейли геральд”».

Соколов Б.В. С. 291

Дети Инессы Арманд обращаются ко мне с просьбой, которую я усердно поддерживаю:

Не можете ли вы распорядиться о посадке цветов на могиле Инессы Арманд? То же – о небольшой плитке или камне?

Если можете, черкните мне, пожалуйста, через кого (через какие учреждения или заведения) это Вы сделали, чтобы дети могли туда дополнительно обратиться, проверить, дать надписи и т. п.

Если не можете, черкните тоже, пожалуйста: может быть, можно приватно заказать? или, может быть, мне следует написать куда-либо, и не знаете ли, куда?»

Ленин – Л. Б. Каменеву. 24 апреля 1921 г. Цит. по: Б.В. Соколов. С. 299-300

Она похоронена в кремлевской стене, недалеко от Джона Рида и по соседству с могилами Жданова, Фрунзе, Свердлова, Дзержинского и Сталина. Инесса не была столь значительной фигурой, но Ленин, как видно, придавал ей очень большое значение.

Фишер Л. Жизнь Ленина. С. 124

Не забывал Ильич и детей Инессы. Например, 11 июля 1921 года дал рекомендательное письмо к советскому послу в Персии Ф.А. Ротштейну: «Рекомендую Вам подателя Александра Александровича Арманд и его сестру Варвару Александровну. Я этих молодых людей знаю и сугубо о них забочусь. Чрезвычайно был бы Вам обязан, если бы Вы на них обратили внимание и помогли им всячески».

Соколов Б.В. С. 300

Могила её теперь в тени его мавзолея.

Фишер Л. Жизнь Ленина. С. 124

Приложение

Читая килограммы написанного о Ленине, имел ещё я вот такую подспудную мысль. Никто при жизни не задал ему главного вопроса, ответ на который избавил бы исследователей от многих трудов. Что же ему нужно было для полного счастья? Чего он хотел больше всего?

Впервые громогласно он озвучил это с пресловутого броневика в апреле 1917 года.

Вот кучка отчаянных эмигрантов уже подъезжает в пломбированном немецком вагоне к Финляндскому вокзалу, а Ленин всё паникует – не прямо ли в Петропавловскую крепость ведёт этот путь. Страшно волнуясь, он спрашивал ежеминутно: «Не арестуют ли нас сразу же по приезде?». Это – одно воплощение Ленина. В одиннадцать часов десять минут вечера он неуверенно ступит на питерский перрон. И уже полчаса спустя понесётся на броневике через весь Петроград, ошарашивая встречных неслыханным: «Да здравствует мировая социалистическая революция!». Это – совсем другая его ипостась.

«Лозунг мировой революции, брошенный им тогда, буквально ошпарил делегатов Исполнительного комитета и другие соглашательские элементы», – выразится будущий Нарком труда в первом Советском правительстве Александр Шляпников. А Плеханов назовёт эту речь «бредовой». И такой действительно показалась она многим тогдашним его слушателям.

Никто не понял тогда, что говорил он о новой революции, которая дала бы беспримерную, неслыханную власть именно ему. Та революция, которая уже произошла, была ему чужой, при ней он бы всегда чувствовал себя бедным родственником, прихлебателем. Он говорил о революции, которая не закончится до той поры, пока не даст результата, нужного именно ему, Ленину. Много говорят, что идею этой бессрочной (перманентной) революции, которая оставила бы от всего существующего мира руины, из которых именно ты волен строить собственную вселенную, придумал не Ленин. Но это не важно. Умопомрачительный коктейль из фантазий, иллюзий, сладострастных амбиций и вожделений выглядел так: «Грабительская империалистская война есть начало войны гражданской во всей Европе… Недалёк час, когда по призыву нашего товарища, Карла Либкнехта, народы обратят оружие против своих эксплуататоров-капиталистов… Заря всемирной социалистической революции уже занялась… В Германии всё кипит… Не нынче завтра, каждый день может разразиться крах всего европейского империализма. Русская революция, совершённая вами, положила ему начало и открыла новую эпоху. Но надо идти дальше и до конца. Да здравствует всемирная социалистическая революция!..».

Странное дело, никто в России такого Ленина не понял, а в Германии его поняли как нельзя лучше. И понял Ленина никто иной, как начинающий Мефистофель политической пропаганды Йозеф Геббельс. Он и объяснил тогда, что эти ленинские амбиции ничем не отличаются от упований основателя Третьего Рейха, видевшего в нём, Третьем Рейхе, возрождение духа и смысла Священной римской империи, когда-то владевшей миром?

Правда, будет это лет через десять, когда никакого Карла Либкнехта и в помине не будет, да и Ленина тоже. Жива останется, однако, идея. Геббельс напишет в те дни агитку для народившейся фашистской партии, а в ней будут такие слова: «Из разрушенной системы появится воля к свободе. Она найдёт свою форму в основных новых идеях: в большевизме и национал-социализме. Оба появляются с абсолютной верой, что свободы можно достичь через падение всего мира. Большевизм и национал-социализм отобразились в двух людях, которые идут впереди решительного меньшинства с волей к будущему – в Ленине и Гитлере… Будем считать этих двух людей победителями старой концепции государства и пионерами новой. Такова наша настоящая задача».

Вскоре, однако, большевизм и национал-социализм обернутся двумя лютыми противоположностями. Это случится, когда уже сам Гитлер решит, что «русский большевизм есть только новая, свойственная XX веку, попытка евреев достигнуть мирового господства» и что «в другие исторические периоды то же стремление евреев облекалось только в другую форму». Во главе этого мирового еврейского заговора Гитлер и поставит Ленина, дав ему «его настоящее имя» – Иссашар Цедерблюм. И объявит, что большевизм, отныне, главный враг Европы и его надо остановить. Остановить, во что бы то ни стало, не стесняясь даже самыми великими жертвами.

Стоп. Тут мне даже обидно как-то за русских стало. Ленин и без еврейских подсказок мог бы вполне обойтись. У нас к тому времени уже давно созрела своя доморощенная вселенская идея – Москвы-Третьего Рима. Наш патриарх Никон ещё при царе Алексее Михайловиче получил белый клобук от духовных иерархов порушенной Византии как символ и благословение его личного торжества на всём великом духовном пространстве. Идея православия в этих претензиях была абсолютно тем же средством, что и идея всепланетного коммунизма. Кстати, и Никона, и Гитлера, да, может, и Ленина тоже, питал один и тот же источник – откровение Иоанна Богослова, в котором есть строчка о тысячелетнем идеальном царстве, которое может выстроить и возглавить великая земная личность. Тут и без бутылки легко разобраться, что Третий Рим, Третий Рейх и Третий Интернационал – близнецы-братья. Так что Гитлер вполне мог выразиться и так: «Большевизм есть только новая попытка русских достигнуть мирового господства»

А Ленин, придя к власти в России, никак не избавился от мысли, что овладел только ничтожной частью того, о чём мечталось. И тут он опять нацелился на Германию, которая должна была стать второй ступенькой его пути к абсолютному исполнению желаний. Тогда он скажет, между прочим: «Meня часто обвиняют в том, что я нашу революцию произвёл на немецкие деньги; я этого не оспаривал и не оспариваю, но зато на русские деньги я сделаю такую же революцию в Германии…». Ну и так далее… во всемирном масштабе.

Ленин прицелился в Германию, а немцам это не понравилось, они насторожились и запомнили это прицельный манёвр. Так был посеян ветер, из которого вскоре человечество пожнёт бурю новой мировой бойни.

Ну, и это всё о том, чего не хватало Ленину для полного счастья. Такого счастья, о котором говорил Куприн: «Люди без воображения не могут не только представить себе, но и поверить на слово, что есть другой соблазн, сильнейший, чем все вещественные соблазны мира, – соблазн власти. Ради власти совершались самые ужасные преступления, и это о власти сказано, что она подобна морской воде: чем больше её пить, тем больше хочется пить. Вот приманка, достойная Ленина».

«Ну, хорошо, – спрашивали Ленина, – а каким же станет в этом непрерывном переустройстве мира окончательное место России?».

Вот опять эпизод из воспоминаний упомянутого «невозвращенца» двадцатых годов Георгия Соломона:

– Скажите мне, Владимир Ильич, как старому товарищу, – сказал я, – что тут делается? Неужели это ставка на социализм, на остров «Утопия», только в колоссальном размере? Я ничего не понимаю…

– Никакого острова «Утопия» здесь нет, – резко ответил он тоном очень властным. – Дело идёт о создании социалистического государства… Отныне Россия будет первым государством с осуществлённым в ней социалистическим строем… А… вы пожимаете плечами! Ну, так вот, удивляйтесь ещё больше! Дело не в России, на неё, господа хорошие, мне наплевать, – это только этап, через который мы проходим к мировой революции…

Так что, повторюсь, для непомерных амбиций Ленина обладание Россией было только самой ничтожной и несущественной частью того, что ему грезилось. Его представление о счастье было гораздо обширнее…

И вот он на вершине. Можно ли предположить, что уж тут то он точно счастлив? Пожалуй, что и можно. Хотя бы некоторое время он действительно счаслив. Вот портрет Ленина, дорвавшегося, наконец-то, до вожделенной власти. Оставил его старый большевик А.Д. Нагловский, отлично изучивший Ленина, много работавший с ним. Ленин в первом своём правительстве доверил ему должность торгпреда страны советов в Италии: «У стены, смежной с кабинетом Ленина, стоял простой канцелярский стол, за которым сидел Ленин… На скамейках, стоявших перед столом Ленина, как ученики за партами, сидели народные комиссары и вызванные на заседание видные партийцы. Такие же скамейки стояли у стен… На них так же тихо и скромно сидели наркомы. Замнаркомы… В общем, это был класс с учителем довольно-таки нетерпимым и подчас свирепым, осаждавшим “учеников” невероятными по грубости окриками… Ни по одному серьёзному вопросу никто никогда не осмеливался выступить “против Ильича”… Самодержавие Ленина было абсолютным… Обычно во время общих прений Ленин вёл себя в достаточной степени бесцеремонно. Прений никогда не слушал. Во время прений ходил. Уходил. Приходил. Подсаживался к кому-нибудь и, не стесняясь, громко разговаривал. И только к концу прений занимал своё обычное место и коротко говорил: “Стало быть, товарищи, я полагаю, что этот вопрос надо решить так!” – Далее следовало часто совершенно не связанное с прениями “ленинское” решение вопроса. Оно всегда тут же без возражений принималось. “Свободы мнений” в Совнаркоме у Ленина было не больше, чем в совете министров у Муссолини и Гитлера».