Защитник

Эбба обходит придомовую территорию, заглядывает за мусорные контейнеры, осматривает велопарковку у забора, участок для мангала, песочницу. И наконец находит то, что искала. К задней части хозяйственной постройки прислонена лестница, которую не видно из-за кустов.

Она несет лестницу к балкону Ясмины, примеряет ее к углублениям в клумбе.

Ангела подскакивает к ней, набирает в грудь воздуха, как будто готовится громко закричать «ура!»:

– Подходит идеально.

Адвокатесса зовет криминалиста Петера Борга.

– Вам следует это тщательно задокументировать, – говорит она Петеру, когда тот наконец подходит.

Петер одновременно чувствует стыд и удовлетворение:

– А этого-то я и не заметил.

– И тут еще, смотрите. – Эбба показывает на торчащую чуть ниже балкона арматуру. – Вы видите, там что-то висит? Это может быть клочок ткани от одежды преступника, если он лез здесь вверх и зацепился.

Ангела и Петер присматриваются к находке Эббы.

– Я это тоже приобщу к уликам, – кивает Петер.

Эбба оборачивается к Ангеле:

– А что было при Николасе Моретти?

– Ничего фиолетового, насколько я знаю. Это ведь фиолетовый цвет? На таком расстоянии я плохо вижу.

– Фиолетовый, как свекольный салат, – говорит Эбба, которая до сих пор чувствует привкус рвоты.

И когда только пройдет это чертово похмелье? Ей хочется чего-нибудь выпить, чего-нибудь крепкого. У нее дрожат руки, и она чувствует себя жалкой и больной. Может, это потому, что она давно не бывала на местах преступлений, а здесь собрались люди, которые привыкли внимательно рассматривать других, изучать их.

Ну, выпила вчера. Слегка перебрала, но ведь это со всеми случается. И посылала эсэмэски своему бывшему. Но об этом знает только она сама. Ну и еще Йенс, понятно, и наверняка его подружка. Интересно, они читают ее сообщения вместе? И смеются над ней?

В груди становится тяжело, и Эбба с радостью идет за Ангелой внутрь квартиры, где ей будет чем занять свое внимание. А Йенс может катиться к черту.

– Она была богачкой? – спрашивает Эбба, когда они заходят внутрь и видят стильную квартиру. – Я-то думала, простая студентка.

– Так и есть. Она училась в Стокгольмской школе экономики.

– Тогда откуда у нее деньги на такую студию? Богатые родители?

– Ее отец, Джорджио Моретти, бывший капитан мужской сборной по футболу, сейчас тренирует юниоров. Член совета директоров нескольких компаний.

Эббу это впечатляет:

– За утро ты многое успела выяснить.

Ангела улыбается:

– Нужно на шаг опережать полицию.

– Ну тогда, может быть, отец за все и платит? – предполагает Эбба.

Она обходит квартиру, ступая так аккуратно, будто боится потревожить покойную. На журнальном столике стоит миска с орехами, среди скорлупы валяется несколько желтых таблеток. Наверняка бензодиазепины или экстази. Анализ покажет. Труп увезли, но о случившемся свидетельствуют засохшие пятна крови на диване и брызги на ковре.

Ангела подходит и становится рядом с Эббой:

– Они сидели здесь, Николас уснул, положив голову сестре на колени. У них был приход, и он вырубился. А когда он проснулся, сестра была уже мертва, а он лежал в луже ее крови. Он запаниковал и начал уничтожать улики своего пребывания в доме. Затем выбежал наружу, забыв телефон. Именно поэтому он и разбил окно снаружи и вломился внутрь – хотел забрать его.

Эбба обдумывает услышанное:

– И ты ему веришь? Веришь, что он невиновен?

– Меня все время об этом спрашивают. И знаешь что? Мне наплевать.

– Но чутье тебе что-то подсказывает? – спрашивает Эбба с удивлением.

– Нет. Потому что я знаю: мои клиенты, как и все люди на земле, врут. Сколько бы тебе ни казалось, будто ты что-то чуешь, позднее выяснится – тебя здорово надули.

На периферии сознания снова мелькает образ Йенса. Распрекрасный бойфренд, который свалил, когда она больше всего в нем нуждалась.

– Насколько хорошо ты знаешь, например, меня? – продолжает Ангела. – Ты знаешь, что я адвокат и исключительно хорошо делаю свою работу. Но являюсь ли я на самом деле той, кем ты думаешь, что я являюсь? Есть ли у меня друзья в криминальном мире, навязчивые мысли, ищу ли я случайных сексуальных партнеров, чтобы саму себя унизить, не занимаюсь ли я мастурбацией на глазах у соседа? Для меня только одна вещь имеет значение. Если мы сможем доказать, что он невиновен, значит, он невиновен.

Она поворачивается на каблуках и прохаживается по комнате, не дав Эббе отреагировать на свое заявление: «Если мы сможем доказать, что он невиновен».

Так все-таки Ангела верит этому своему клиенту или не верит? В любом случае она хочет защищать Николаса Моретти, потому что верит в это дело, верит, что у них есть шанс выиграть.

Верит ли в это Эбба? Она хочет заняться этим делом прежде всего из моральных соображений.

Но, как бывший полицейский, она, к сожалению, склонна согласиться с Джоном Хелльбергом.

Все улики указывают на Моретти. Дело раскрыто с полицейской точки зрения.

Но пока еще никакой приговор не вступил в законную силу, и если она соглашается на предложение Ангелы, то будет представлять интересы подозреваемого. Есть ли какая-то вероятность того, что Моретти не убивал свою сестру? Да, есть факты, которые на это указывают. Лестница, прислоненная к фасаду, клочок ткани, свисающий с арматуры.

Кто-то третий забрался внутрь через балкон и убил Ясмину, пока Николас спал у нее на коленях? Невероятно, но совершенно точно возможно.

Эбба подходит к балконной двери и изучает ручку. Констатирует, что ее можно открыть снаружи, а, по свидетельству первого патруля, дверь была не заперта. Кто-то мог зайти таким путем, кто-то в фиолетовой одежде.

Раздается какой-то звук, Эбба обходит комнату и обнаруживает птичью клетку, подвешенную к потолку. Она подходит и рассматривает попугая, глаза у которого такие же серые, как перья, а хвост ярко-красный.

– А вот и наш свидетель, наш самый лучший свидетель. – Эбба приближает лицо к клетке. – Скажи что-нибудь. Что здесь произошло? Кто убил твою хозяйку?

– Пошла в жопу.

Эбба отпрянула от клетки, не ожидая ответа, тем более такого.

– Что ты сказал?

– Пошла в жопу.

Со стороны дивана, где Ангела все это время изучала подушки и накидку, раздается смех.

– Какой крутыш.

– Но вдруг он видел, что произошло, даже наверняка видел? Вдруг может рассказать?

– Так это не работает. Чтобы научить попугая говорить, нужно много времени, к тому же они заучивают только определенные фразы.

– Ты уверена? Может, именно этот попугай гений, птичий Эйнштейн. – Эбба снова смотрит на попугая и думает о том, что он мог видеть.

Понимает ли он вообще, что произошло? Горюет ли он по убитой хозяйке?

– А что с ним теперь будет? – спрашивает Эбба.

– Наверное, отвезут в зоопарк или усыпят, не знаю.

– Пошла в жопу. – Попугай начинает бегать по клетке, как будто понимает, что сказала Ангела.

Усыпят. Печальная судьба попугая ранит душу Эббы. Кто-нибудь ведь должен его взять? Какой-нибудь родственник Ясмины, любитель животных.

Она размышляет над тем, не взять ли его самой, но у нее никогда не было домашних животных, а сейчас она едва может позаботиться сама о себе.

Она оставляет попугая и идет в ванную, осматривает раковину, на которой остались капельки крови, изучает коврик с красно-коричневым пятном. Николас зашел сюда и умылся? Она отмечает, что полотенце измазано подозрительными пятнами. Зачем оставлять после себя столько следов, если бежишь отсюда в панике, как утверждает Николас?

Ангела засовывает голову в ванну:

– Формальности обсудим позже, я сейчас должна уходить – у меня другое дело.

Эбба вопросительно смотрит на нее.

– Вопрос трудоустройства. Я тебя нанимаю как помощника юриста, чтобы ты могла меня заменять с клиентами, на которых наложены ограничения по общению с внешним миром, но между нами мы будем знать, что ты работаешь детективом. Ты работаешь на земле, а я выступаю в суде.

Эбба поводит плечами, словно бы говоря «ладно», хотя еще ни в чем точно не уверена, ведь она пришла сюда просто посмотреть. Впрочем, она должна быть честной с самой собой и признаться, что грубая оплошность Хелльберга во время прямого эфира сыграла здесь определенную роль. А вдруг можно будет увидеть, как он теряет лицо, если они справятся с непростой задачей и освободят Николаса Моретти. Ведь именно этого они должны добиться. К тому же она больше не справляется с одиночеством, ей нужно какое-нибудь дело, хотя в компании она по-прежнему чувствует себя не очень.

Эбба и Ангела идут в прихожую, и, прежде чем расстаться, новоявленный частный детектив получает свои первые задания от «Адвокатского бюро Кёлер»:

– Постарайся найти финна, который преследовал их от пивной, раньше, чем это сделает полиция, а еще Санта-Клауса, который заявился сюда. О сталкере знаем только мы, он подождет. Эти двое важнее.

Эбба кивает. Она снова на службе, у нее есть работа помощника юриста в «Адвокатском бюро Кёлер».

Глава одиннадцатая

Прежде чем зайти в пивную в Транеберге, Эбба топает по коврику, сплетенному из еловых веток, чтобы стряхнуть с обуви снежную кашу. Внутри ее окутывают тепло и запахи пива, влажной одежды, сладкого глёга. Она осматривает заведение: уютно, стены обиты потемневшими деревянными панелями, на которых наклеены десятки пивных этикеток. Темно-красные кожаные диваны и клетчатые скатерти в тон. Гости уже разместились за столами, хотя заведение открылось всего пять минут назад. Наверное, стояли снаружи и с нетерпением ждали, когда наконец смогут выпить. Совсем как она сама. Эбба заказывает бурбон, садится на высокий стул у стойки и изучает бармена, пока тот наливает напиток в низкий бокал. Это седовласый мужчина с обветренным лицом, похоже, он управляет этим заведением с незапамятных времен.

Эбба залпом выпивает виски и двигает бокал обратно, чтобы получить добавку.

– Утро выдалось тяжелым? – спрашивает бармен, и в голосе его нет осуждения.

Он снова приносит бутылку, и Эбба, отпив глоток плещущейся в ней золотисто-коричневой жидкости, наслаждается разливающимся внутри теплом. Страх, с которым она как будто бы уже сроднилась, постепенно отступает. Вместо ответа она спрашивает бармена, работал ли он вчера.

– Ага.

Он наклоняется к ящику с пивными бутылками и начинает переставлять в холодильник.

– Вечером? До самого закрытия?

– Я владелец заведения, так что я работаю всегда.

– Я расследую убийство, которое произошло недалеко отсюда прошлой ночью. Может быть, вы о нем слышали?

– Да, что-то такое было в новостях.

Бармен замолкает, держа в руках пару бутылок, скептически смотрит на Эббу, и она сразу же понимает почему. Он думает, что она из полиции, а полицейским нельзя пить на службе. Но он так и не делает ей замечания – может быть, терпимо относится к человеческим слабостям, а может быть, привык видеть полицейских, которые выпивают. Или он сочувствует ей – сразу видно, что жизнь Эббу потрепала, – и поэтому готов в любом случае продать стаканчик-другой бурбона. Он, наверное, думает: пусть получает то, что хочет, лишь бы платила.

Эбба делает очередной глоток виски, но только один – ей нельзя напиваться, нельзя, чтобы опьянение было заметно.

– Вчера было много посетителей? – спрашивает она.

– Достаточно.

– Здесь были парень с сестрой, такой итальянской наружности. Вы их помните?

– Я знаю, о ком речь, о футболисте, это его задержали. – Бармен показывает одну из бутылок, и Эбба видит, что на бутылке написано Моретти. И тут бармен наконец оживает, как будто его пронзает какая-то мысль. – Она мертва? Женщина, которая была с ним? Это ведь ее убили?

Эбба кивает:

– Это была его сестра. Ее звали Ясмина.

Бармен ставит в холодильник последние бутылки и закрывает дверцу.

– Получается, она мертва… – повторяет он, как будто пытается осознать свалившуюся на него новость. – Так странно… Я хочу сказать: она же только что была здесь, а теперь вот мертва.

– Не произошло ли тем вечером чего-то необычного? Что они делали? Может, разговаривали с кем-то?

– Они не так долго здесь сидели. Скоро случилась какая-то заварушка в туалете – в ней участвовал еще один посетитель, – а потом они ушли.

– А кто был этот другой посетитель?

– Он все время здесь торчит. Его фамилия Рантанен, его называют Ранта, или Босоногий. Он всегда ходит в деревянных башмаках на босу ногу, представляете? И неважно, что на улице минус двадцать.

– Значит, он живет где-то рядом?

– Я сомневаюсь, что он вообще где-то живет. Днем шатается по барам и, я думаю, спит, где придется.

Эбба подносит бокал ко рту, но тут же понимает, что не следует налегать на выпивку, и ставит его обратно:

– Вы знаете, куда еще он ходит?

– Ну… в основном шатается по округе, в Альвике бывает, может зайти в тайское заведение, то, что вверх по холму. – Бармен машет в направлении Транеберга, и Эбба понимает, какое место он имеет в виду, – полицейские там обычно покупают обеды.

– Во сколько он вчера ушел?

– Сразу вслед за ними, около девяти, но точно не скажу. Но вы ведь не думаете, что это Ранта…

– Я ничего такого не думаю, – в подтверждение своих слов Эбба даже машет рукой, – я просто пытаюсь разобраться, что произошло вчера вечером. А что случилось в туалете?

– Понятия не имею, но Ранта заводится с пол-оборота, ему для этого немного надо.

Новый посетитель отвлекает внимание бармена, и, когда он отходит, Эбба делает несколько маленьких глотков, исключительно только чтобы окончательно прогнать утреннее похмелье. Обычно в это время она встает, съедает хрустящий хлебец с тресковой икрой – это для нее завтрак, хотя и подается он тогда, когда другие люди уже обедают. Потом она достает бутылочку, чтобы взбодриться, смотрит какой-нибудь сериал, может, делает что-нибудь по дому или идет к психологу, или в аптеку, или на биржу труда… Черт, ну и вредная же там тетка на бирже труда! «Вы уже искали какую-нибудь работу? А какую работу вы искали? У вас больничный только на полдня, так что вы обязаны искать работу. Ищите, ищите, ищите…» Но теперь ей, слава богу, больше не нужно туда ходить.

Еще один посетитель привлекает внимание бармена – темноволосый мужчина, который стоит за стойкой через пару стульев от Эббы. К ее огорчению, он показывает полицейское удостоверение.

– Саймон Вейлер из отдела тяжких преступлений, – представляется он. – Как вы, возможно, знаете, в Альвике сегодня ночью произошло убийство, и есть информация, что жертва, женщина, проводила здесь вечер со своим братом. Могу ли я задать несколько вопросов?

Эбба незаметно смотрит на полицейского. Тяжкие преступления. Получается, Йон Хелльберг нанял его, когда она ушла.

Она замечает, что бармен переводит взгляд своих круглых, немного навыкате глаз то на нее, то на Саймона, и картинка у него не складывается.

– Так вы вместе работаете, так?

Саймон бросает взгляд на нее, потом на бокал:

– Нет, не думаю.

– На самом деле да, работаем, – говорит Эбба и старается держаться так же самоуверенно, как Ангела. – Я помощник юриста в «Адвокатском бюро Кёлер», а Николас Моретти – наш клиент. – Она поднимает бокал, чтобы выпить, но замечает, что он пуст.

Эбба допивает последнюю каплю и ставит бокал обратно. Помощник юриста. Как странно это прозвучало, как будто она солгала, но одновременно она чувствует себя невероятно хорошо. Она юрист, а юристы обычно поглядывают на копов свысока. И все равно она испытывает чувство неполноценности. И задается вопросом, как же так вышло. Наверное, ей просто нужно согреться. Все дурные мысли от холода.

Саймон подбирается поближе и садится рядом. Эбба констатирует, что он выглядит гораздо привлекательнее тех мужчин, которые обычно подсаживаются к ней в баре. Карие глаза, внимательный взгляд, смуглая кожа. Она догадывается, что кто-то из его родителей имеет африканские корни. Он высокого роста, и по телосложению видно, что не пренебрегает тренировками. На нем утепленный вариант толстовки и брюки-карго с множеством карманов – очень удобно. Типичная одежда полицейского, который хочет слиться с толпой.

– Значит, вы со стороны защиты, – говорит он. – Представляете нашего соперника.

– Ну да, можно и так сказать.

Он протягивает руку для рукопожатия:

– Саймон Вейлер, отдел тяжких преступлений.

– Да, я слышала. – Эбба пожимает протянутую руку и поворачивается к бармену: – Можно мне еще один?

– А мне минеральную воду, – добавляет Саймон. – А вы? Как вас зовут?

– Эбба. – Она сглатывает. – Эбба Таппер.

– Эбба Таппер… – Саймон, кажется, пробует ее имя на вкус. – Звучит знакомо.

– Бывшая коллега по отделу тяжких преступлений, – быстро добавляет она. – Я уволилась примерно год назад и теперь работаю юристом.

Симпатичное лицо Саймона застывает:

– Точно, я слышал о вас.

– Подозреваю, что ничего хорошего. Но поздравляю.

Саймон непонимающе хмурится.

– Поздравляю с новой должностью в отделе тяжких преступлений. Полагаю, вы пришли на мое место.

Саймон пристально смотрит на нее, затем подмигивает бармену и показывает на бокал Эббы:

– Мне такой же, пожалуйста.

Пока бармен их обслуживает, они сидят молча, как будто размышляя друг о друге. Уж Эбба-то точно думает о Саймоне. Откуда вообще Хелльберг взял этого парня? Она никогда его раньше не видела, никогда о нем не слышала. Он что, выпускник полицейской академии?

– Правда ли то, что о вас говорят? – спрашивает Саймон, водя пальцами по краю стакана.

– Вам, должно быть, совсем нечем заняться на работе, если вы по-прежнему обсуждаете меня, – огрызается Эбба.

Саймон кладет локти на барную стойку:

– Ладно, если вы работаете на Кёлер, мы теперь часто будем видеться.

Эбба прикусывает нижнюю губу:

– Конечно, будем видеться.

– Если честно, не думаю, что расследование займет много времени. В деле все предельно ясно.

– Не скажите.

– Вот как? У вас есть другие подозреваемые, кроме Николаса Моретти?

Эбба чувствует, что по лицу Саймона скользит довольная улыбка, хотя он и прячет ее, потягивая виски из бокала. – Вы нашли человека, который нарядился Санта-Клаусом? – спрашивает она в ответ.

– Еще нет, соседи сообщили нам его имя, но в том доме никто не открывает.

Эбба вскидывает брови:

– Может, это неспроста. Разве вам не следовало найти и допросить его?

– Насколько мне известно, его ни в чем не подозревают.

– Можете дать мне его адрес?

– Ого, а вы что, ведете свое собственное расследование?

Эбба пожимает плечами:

– Естественно, мы проверяем всю имеющуюся информацию, у нас ведь одинаковые цели. Никто из нас не хочет, чтобы за убийство осудили невиновного. Правда?

В этот раз Саймон не может скрыть улыбки:

– Итак, вы думаете, что Николас невиновен и это кто-то другой перерезал горло его сестре, пока он спал у нее на коленях?

– Отключившись из-за наркотиков, – добавляет Эбба и одновременно замечает, что у Саймона небольшая щелочка между зубами, из-за чего, по ее мнению, он выглядит ужасно очаровательным. – Я бы взяла адресок прямо сейчас, если это не создаст вам проблем.

Саймон кивает, может быть, больше себе, чем в ответ на ее просьбу. Но в итоге вытаскивает из кармана брюк блокнот и ручку, записывает адрес, отрывает страничку и протягивает ее Эббе.

– Спасибо, – говорит она, бросает взгляд на адрес и кладет листочек в карман.

Саймон кивает в сторону бармена:

– Он рассказал что-то интересное? Подозреваю, вы его уже как следует расспросили.

– Ничего нового, лишь подтвердил, что Николас с Ясминой были здесь около девяти часов вечера.

– И как они смотрелись со стороны? Может быть, ругались? Выглядели довольными? Отмечали Рождество?

– Да ничего особенного.

– Разве не странно, что они проводили сочельник здесь? У них же в Стокгольме семья. Их отец, Джорджио Моретти, футбольный тренер.

Эбба сообщает, что уже знает об этом.

– А еще жена отца и младший брат.

Она снова кивает, как будто тоже владеет этой информацией, хотя еще не успела разобраться в семейных отношениях Моретти.

– Я там был и сообщил им о смерти Ясмины, – говорит Саймон, делает еще глоток и смотрит в бокал.

Эбба может представить себе, что он чувствует. Сообщать о смерти человека его родственникам – самая поганая работа в мире: видеть бледные лица, ощущать охватывающую их панику, когда они осознают, что слова стоящего на пороге незнакомца правда, которую они пока не могут принять.

– Как все прошло? – спрашивает она.

– Так себе, ведь я принес сразу две плохие новости. Его дочь убита, а сын – подозреваемый в преступлении. Сами представьте. Вроде как пришел поздравить с Рождеством. – Саймон опять делает глоток из бокала. – Новость их просто раздавила, особенно мальчика.

– Сколько ему лет?

– Четырнадцать. Но, знаете, они как-то странно себя вели. Мать, точнее, мачеха хотела нанять хорошего адвоката, чтобы защищать Николаса, но отец был против. Он считал, что Николас обойдется общественным защитником, которого ему назначат.

– Вот как! Но ведь жаловаться не приходится, если это Ангела Кёлер?

Саймон фыркает:

– Может, и так. Но разве не странно, что папаша не захотел помочь собственному сыну?

– Ну он, наверное, был в шоке, как-никак, а его сын подозревается в убийстве его же дочери. Может, подумал, пусть тот сам выкручивается. А вы бы как поступили?

– Если он предоставил сына самому себе, то все равно что признал: да, он мог это сделать, он способен на убийство.

На Эббу накатывает озарение. Она на такой ответ не рассчитывала. Неужели это правда? Неужели Джорджио Моретти верит, что его собственный сын способен убить свою же сестру? Она должна поговорить с членами семьи Моретти, составить собственное представление о том, кто они такие и кто такой Николас, послушать, что они могут о нем рассказать.

И Эбба меняет тему:

– Вы что-нибудь можете рассказать по поводу задержания Николаса… о ваших самых первых действиях на месте преступления?

Саймон начинает смеяться, но по нему не похоже, что его действительно развеселили слова Эббы.

– Вы говорите как журналистка.

– Только между нами.

– Это как раз не самая успешная часть расследования, тут мне похвастаться нечем.

– Кто его задержал?

– Все совершают ошибки.

– Я восхищаюсь вашей преданностью товарищам, но я ведь все равно потом обо всем прочитаю в рапортах. Поэтому почему бы просто не рассказать о том, как все было.

Саймон наклоняется поближе, какое-то время настороженно разглядывает Эббу, а потом произносит:

– Тарья Лундквист и Робин Андерссон.

Эбба поднимает бокал, но в этот раз просто нюхает напиток: ей нельзя опьянеть. Тарья Лундквист. Когда Эбба занималась патрулированием, она несколько раз ездила с Тарьей в одном автомобиле, и уже тогда за Тарьей водилась привычка идти самым простым путем и всеми способами избегать бумажной работы. Эббе особенно запомнился один случай, когда Тарья притворилась, что не туда повернула, только чтобы они не прибыли первыми на место ограбления магазина. Правда, потом командир группы все равно заставил их принять заявление. Уловку Тарьи раскрыли, и Эббе было стыдно, что она не решилась помешать напарнице. Наверное, Робин чувствует сегодня нечто похожее. Эбба не знает, кто такой Робин, похоже, какой-то новенький. – Итак, если я правильно понимаю, Николас имел возможность более часа следить за всем происходящим, находясь в патрульной машине?

– Ну да, как-то так.

– И Тарья и Робин не нашли никакой взаимосвязи между тем, что жертву, найденную в квартире, звали Ясмина Моретти, и тем, что у наркомана, который сидит у них в машине, та же фамилия?

– Это от нас ускользнуло.

От нас. Он не перекладывает вину на своих коллег. Какой джентльмен!

Саймон продолжает – похоже, ему хочется прояснить ситуацию:

– Ясмина была опознана не сразу, потому что она снимала квартиру в субаренду. А потом Тарья и Робин не услышали имя, когда его передавали на полицейской волне, занимались чем-то другим.

– Конечно, на месте преступления обычно нервная обстановка.

– Вроде того.

Скрипит входная дверь, в бар входит крупный мужчина. На нем широкие штаны, из-за чего его выпирающий живот кажется больше, чем есть на самом деле, но самое интересное в нем – это деревянные башмаки, надетые на босу ногу.

Он со стуком спускается по лестнице и, тяжело дыша, плюхается за первый попавшийся свободный столик.

У Эббы все начинает зудеть от нетерпения, и она с молчаливым вопросом смотрит на Саймона, надеясь, что ему уже пора уходить. У него ведь есть дела. Расследование убийства, например.

Босоногий громко поносит рождественскую елку, мол, она такая страшная, прямо как из Чернобыля. Эбба не знает, с кем он разговаривает, сам с собой или со всеми посетителями бара, но не может не отметить его финский акцент. Еще один признак того, что именно его-то она и искала.