Премия Дарвина

Кира поднесла руку к лицу, чтобы проверить, что случилось, но пальцы, вместо того чтобы наткнуться на щеку, провалились в какое-то… мягкое чвакающее желе. Кира отдернула руку – ладонь ее была в крови. И эта кровь окончательно вывела Киру из оцепенения – она вспомнила фотосессию, потом вспомнила, как на нее наваливается огромная медвежья туша…

– У вас есть салфетка? – растерянно спросила Кира у собеседницы.

Лида кивнула – в сумочке у нее всегда были салфетки – а потом поняла, что никакой сумочки рядом с ней нет, а сама она с ног до головы покрыта сажей. А еще она не чувствовала правую руку. Сама рука была на месте, но вот пошевелить ею Лида не смогла. Она ухватила безвольную конечность левой рукой, приподняла ее, отпустила – правая рука шлепнулась и повисла, как у тряпичной куклы.

– Совсем не больно, – удивленно сообщила Лида красавчику. Тот сочувственно кивнул и снова зашелся в душераздирающем кашле.

Питбуль, который все это время находился в странном онемении, пытаясь собрать мысли воедино и вспомнить, как он оказался в огромной белой комнате – ведь еще мгновение назад он был на стройплощадке – расплылся в глумливой улыбке и ткнул пальцем в девушку с разорванным лицом.

– Ни фига! Ты же эта, типа, блогерша! Кирасин! Да? Ха-ха! Где так профакапилась? На стриме на бензопилу упала?

Кира глянула в наглое повернутое лицо сопляка, который все еще указывал на нее пальцем, и холодно произнесла:

– Не твоего ума дело.

– Ой, хавальник завали! – ответил Питбуль. Будет еще ему хамить какая-то инстраграмная курица.

В то же мгновение чья-то ладонь больно приложила ему по затылку, раздался противный треск, и голова Питбуля, к его неудовольствию, еще сильнее съехала набок.

– Не хами! – сказал Вовчик. Кашель, наконец, отступил, и он смог толком оглядеться.

– Спасибо! – произнесла девушка, за которую он заступился.

Вовчик кивнул, стараясь не особо задерживать взгляд на ее изуродованном лице. Остальные, сидящие на стульях, выглядели чуть лучше, но Вовчик не сомневался – всех их за секунду до трагического финала спасли и отвезли в больницу врачи. Спустя пару мгновений его догадку подтвердила покрытая сажей девушка, черт лица которой было не разобрать.

– Мы же в травматологии, да? – спросила Лида. – Я просто… плохо все помню. Со мной несчастный случай приключился.

Все выжидающе уставились на Лиду.

– Взрыв бытового газа, – пояснила она.

Собеседники продолжали разглядывать Лиду, словно ожидая подробностей. Та нервно махнула здоровой рукой.

– Это случайность. Ну, то есть, не совсем… Я не закрыла газ… и закурила.

Питбуль расхохотался.

– Во тупая!

Вовчик снова отвесил ему затрещину.

– Я предупреждал! – произнес он строго.

Питбуль хотел вскочить со стула и врезать этому пафосному козлу ногой, но искривленное тело не слушалось, и все, что он смог сделать – это возмущенно подпрыгнуть на стуле и грозно насупиться.

– Сам-то где профакапился? – спросила Кира, злорадно наблюдая за его неуклюжими телодвижениями.

– Тебя ебет? – хмуро огрызнулся Питбуль. – На стройке оступился и упал.

– Дичь какую-нибудь для своего тик-тока снимал, угадала? – не унималась Кира.

Питбуль ничего не ответил и сунул Кире под нос средний палец.

Вовчик хмыкнул, а потом внимательней всмотрелся в Киру – а ведь он тоже видел ее в соцсетях. И в телевизоре – пару лет назад она вела какую-то передачу, про путешествия.

– Точно, ты Кира! – не удержался Вовчик. – Я на Ютубе недавно шоу видел, ты приходила к этому… чувак такой, стендап-комик известный… Интервью у тебя брал. Мне понравилось! А еще у тебя вайны прикольные.

Кира польщенно улыбнулась.

– Вайны – это прошлый век, – кокетливо повела она плечом. – Меня в кино пригласили сниматься. Блокбастер, про пришельцев. Главная роль!

Лида восхищенно оглядела Киру – теперь и она ее узнала. Ничего себе, значит, звезд привозят в обычные больницы? С простыми смертными?

– Круто! – уважительно произнесла Лида. – А это травма на съемках, да?

Кира снова неосознанно дотронулась пальцами до щеки от отдернула руку. К счастью, боли она не чувствовала. Но это, скорее, пугало – значит, гребаный зверь задел лицевые нервы, и ей теперь как-то всё это исправлять.

– У меня была фотосессия в этническом стиле, – начала рассказывать Кира, чтобы отвлечься от мыслей о собственной травме. – Это сейчас в тренде. На сьемках был медведь. Ну, знаете, есть такие животные, дрессированные, которые в кино снимаются. Но этот медведь был абсолютно неадекватный! Набросился на меня прямо во время эфира!

Вовчик, слушавший Киру, покатился со смеху. Медведь, серьезно? Вот это совпадение!

– Это, типа, смешно? – с неприязнью повернулась к нему Кира. – Внешность для меня всё! Я лицом деньги зарабатываю! Мне теперь придется искать… даже не знаю, где, нормального пластического хирурга. Чтобы как-то это поправить!

Вовчик испуганно умолк и умоляюще прижал руки к груди.

– Я не издеваюсь! Прости, пожалуйста! Просто я тоже из-за медведя пострадал! Это какое-то дурацкое совпадение!

Теперь все уставились уже на Вовчика, ожидая подробностей. Тот растерянно развел руками.

– Я идиот, признаю. Хотел девушке сюрприз сделать. Купил игрушку, медведя плюшевого, в человеческий рост, вынул оттуда вату, влез внутрь. По плану, я должен был оттуда красиво вылезти и сделать ей предложение.

Лида восхищенно вздохнула.

– Как оригинально! Сделал?

– Не, я задыхаться начал, – хмуро подытожил рассказ Вовчик. – Вата в горло попала.

Питбуль хотел покачать головой, глядя на романтического идиота в костюме, но лишь издевательски хмыкнул.

А Вовчик внезапно обнаружил в своих руках коробочку с кольцом. Хотя он готов был поклясться, что уронил ее там, в апартаментах. Он растерянно повертел коробочку в руках.

– Можно? Глянуть? – жадно вытянула шею Лида. Ей страшно хотелось увидеть, чем решил порадовать свою невесту красавчик.

Вовчик кивнул, раскрыл коробочку. На Лиду глянул крохотный бриллиант, вставленный в серединку сердечка, чудом держащегося на тонком обруче кольца. Миленько! Лев, конечно, в свое время подарил Лиде кольцо пошикарней…

– Лоховское кольцо, – фыркнула Кира. – Супер-эконом вариант. Камень искусственный. Если б мне такое подарили, я бы не согласилась.

Вовчик захлопнул крышку, сунул коробочку в карман. Да она с гнильцой, эта звезда Ютуба.

– На что хватило! Я же не мега-блогер. И сила любви каратами не измеряется.

Он демонстративно отвернулся от заносчивой девицы – может, и правильно ее медведь подрал. Явно было, за что! Лида сочувственно кивнула ему, махнула рукой – мол, не обращай внимания.

Кира закатила глаза – всякие нищеброды ее еще жизни не учили!

В белой комнате повисла неловкая пауза.

Лида ненавидела неловкие паузы. Поэтому, поерзав на стуле, она громко поинтересовалась, нарочито бодрым тоном:

– Интересно, когда врачи придут?

Она снова попробовала пошевелить онемевшей правой рукой – безрезультатно.

– До сих пор ничего не чувствую, – немного виновато улыбнулась Лида. – Наверное, от шока.

– Или нам что-то вкололи, обезболивающее, – пожал плечами Вовчик.

– Мы умерли, – флегматично произнес Саныч.

Все уставились на него – испуганно и удивленно.

Саныч обвел ироничным взглядом жизнерадостных идиотов, битых полчаса обсуждавших скучные подробности своих скучных жизней. Они правда, ничего не поняли?

Перемазанная сажей девица округлила рот испуганной «О».

– Это же очевидно! – хмыкнул Саныч. – У этой, – он кивнул на Киру, – мозги через дыру в башке видно. У пацана шея сломана. Мы мертвые. А это – тот свет!

Все растерянно переглянулись. Саныч скрестил руки на груди и с сожалением отметил, что большинство людей даже за могильной чертой остаются круглыми дураками. Такими же круглыми, как раззявленный рот закопченной девицы, которая продолжала испуганно на него таращиться.

– Фигня! – отмахнулся Вовчик. – Я в эту чушь вообще не верю. Загробная жизнь? Ха-ха! Мы в травматологии.

Саныч пожал плечами и закинул ногу на ногу. Как знаешь, чувак.

Лида, наконец, закрыла рот и обвела всех изумленным взглядом. Что он несет, этот тип в вытертой футболке?

Кира вскочила с места и принялась метаться по комнате, которая внезапно показалась ей тошнотворно бесконечной. Дверь, должна же здесь где-то быть дверь!

И дверь нашлась – сразу за спиной Киры. Узкая белая дверь из обшарпанного, много раз крашеного белой краской дерева. Как она ее раньше не заметила?

Кира дернула хлипкую ручку – заперто. Она принялась отчаянно барабанить по деревянной поверхности.

– Эй! – проорала Кира. – Откройте! Вы не имеет права нас тут держать! Откройте!

Лида, которая совершенно точно была уверена, что минуту назад никакой двери в белой комнате не было, подоспела Кире на помощь. Теперь они уже вдвоем рвали на себя скользкую ручку. Дверь дрожала, но не поддавалась. Разъяренная Кира долбанула по двери ногой.

– Я не могу! – повернула она к Лиде изуродованное, перекошенное ужасом лицо. – Мне нельзя! У меня съемки! Где мой телефон? Мне надо позвонить! Я вызову такси и уеду отсюда!

Внезапно Кира вцепилась в Лиду мертвой хваткой и спросила срывающимся шепотом:

– У меня правда мозги видно?

Она повернулась к Лиде той стороной, на которую Лида отчаянно пыталась не смотреть. Но правила хорошего тона сильнее брезгливости – и Лида, перебарывая тошноту, пару мгновений рассматривала ужасное месиво, состоящее из кожи, мышц и хаотично торчащих костей. Кажется, Киру порвал не медведь, а тираннозавр. Где-то в глубине этого месива виднелась вплавленная в жеванное мясо сережка.

Лида ни черта не смыслила в медицине, но даже она понимала, что с подобными травмами не живут. По крайней мере, долго не живут. Лида растерянно поморгала, пытаясь сформулировать какую-то ободряющую фразу. Не формулировалось.

Кира глянула ее в перепуганные глаза и мгновенно поняла, насколько всё плохо. Всё ка-та-стро-фи-чески плохо. Возможно, ей вообще не поможет ни один хирург. И тогда… Тогда даже хорошо, что они все умерли. Пусть этот мерзкий мужик с засаленным хвостиком будет прав! Сейчас этот предсмертный глюк закончится, и ее поглотит тьма. Потому что лучше умереть, чем жить с таким лицом!

Кира внезапно отпустила себя – и зарыдала, уткнувшись изуродованной головой в плечо перепачканной сажей собеседнице. Тьма никак не поглощала ее, и не поглощала…

И Лиде пришлось, по-отечески обняв Киру здоровой рукой, осторожно довести ее обратно до стула, усадить на него и попытаться успокоить, прижав несчастную Интернет-диву к своей груди.

– Как вам не стыдно? – спросила Лида, обернувшись к типу с хвостиком. – Нельзя такие вещи так запросто, не подумав, брякать! Это моральное насилие!

Моральное насилие – это даже после смерти оказаться в компании утомительных придурков, которые только и делают, что несут полную чушь, подумал Саныч. Честно говоря, он всегда надеялся, что, когда всё закончится, никакой загробной жизни не будет. И все, наконец, от него отстанут. Но нет, похоже, что и на том, и на этом свете ему придется вечно кататься на карусели с идиотами. Возможно, буддисты неверно сформулировали концепцию колеса сансары, и после смерти нет никакого состояния бардо, нет даже краткой передышки, ты просто пересаживаешься на другую карусель, чтобы продолжать бесконечно наматывать круги. Просто карусели «там» и «здесь» разные. А идиоты везде одинаковые.

Саныч глянул на закопченную девицу, которая смерила его презрительным взглядом, и прикрыл глаза. Лида, отвернувшись от него, склонилась к Кире.

– Меня Лида зовут, – сообщила она шепотом. – Ты не переживай, у тебя там… не всё так страшно. Сейчас… медицина… сильно шагнула вперед.

Кира невнятно хрюкнула ей что-то в блузку и продолжила заливаться слезами.

Вовчик вскочил и забегал туда-сюда, наматывая замысловатые петли между стульями. Ситуация нравилась ему все меньше и меньше.

– Допустим, – остановился он посреди комнаты. – Допустим, этот… – решив, что неприлично говорить о присутствующем человеке в третьем лице, Вовчик повернулся к Санычу. – Как вас зовут?

– Саныч, – нехотя, после паузы, отозвался тот.

– Вовчик! – протянул Вовчик руку для рукопожатия, но Саныч демонстративно не шелохнулся, и Вовчику пришлось сунуть руку в карман. – Допустим, Саныч прав, и мы умерли, – продолжил он. – Но… так же не должно быть! В смысле, это несправедливо! Мне же только двадцать пять, у меня только личная жизнь начала налаживаться! Я за невестой, знаете, сколько бег… ухаживал? У меня свадьба скоро!

– А будут похороны, – невозмутимо скаламбурил Саныч.

Вовчик в замешательстве смотрел на него.

– Это даже к лучшему! – успокоил его Саныч. – Нет свадьбы – нет скандалов. Измен. Никто не выносит тебе мозг. Никто не отсудит у тебя квартиру при разводе.

Вовчик, придавленный аргументами, опустился на стул. Лида закатила глаза – она уже успела всеми фибрами души возненавидеть местного циника. И отчество у него какое-то противное! Саныч! Лида мысленно прибавила в начале отчества вторую «с» и тихонько хихикнула.

Питбуль, со страхом осознавший, что в словах Саныча есть резон, наконец, осмелился ощупать собственную шею. Влез пальцами под складки завернувшегося капюшона и вместо ровной цепочки позвонков наткнулся на торчащий из кожи кусок кости. Твою на хрен мать!

– Мама меня убьет! – простонал он.

Лида глянула на его испуганную скрюченную фигуру, и в который раз за день ощутила подступившую тошноту.

Она вдруг поняла, что в белой комнате нет потолка. И стен… стен, кажется, тоже не было. Это иллюзия. Мозг, привыкший к определенности, к углам и поверхностям, просто убеждал ее, что здесь есть стены. На самом деле вокруг вообще ничего не было – кроме белого, бесконечного марева.

Что, если так и выглядит свет в конце тоннеля?

– Вы правда, думаете, мы все умерли? – прошептала она. Голос перестал слушаться.

Ответом Лиде было испуганное молчание. Даже Кира перестала горестно вздыхать и затихла.

Лида встала со стула. Сделала несколько неуверенных шагов в сторону… в какую-то сторону, чтобы дойти до стены и убедиться, что она просто немножечко сошла с ума. После шока, или после лекарств, которые ей дали в этой странной больнице… Но, сколько бы она ни вытягивала руку, дотронуться до стены она так и не смогла. Лида испуганно глянула вниз – пола, в таком случае, тоже нет? Она осторожно топнула ногой – на чем-то же она все-таки стояла? Потом, испугавшись, что, если слишком настойчиво топать, можно провалится неизвестно куда, Лида трусливо рванула обратно и села на свой стул. По крайней мере, стулья здесь казались настоящими.

Видимо, это действительно финал. Вокруг нее раскинулось Великое Ничто, в объятия которого она попала прямиком из окон квартиры Льва. Белое безмолвие. И теперь ее компания навсегда – еще четверо неудачников, которым тоже сегодня не повезло.

Лида обвела всех горестным взглядом

– Вот и всё! – вырвался у нее патетический возглас. – Вот всё и закончилось!

Она закусила губу, чтобы не расплакаться. Пролетевшая жизнь всплывала в памяти цветными лоскутами. Набор разрозненных пазлов – вот она маленькая, в гостях у бабушки, гладит рыжую, облезлую от старости кошку. Вот старательно тянет руку в классе, чтобы первой ответить на вопрос – она ведь так готовилась к уроку! Вот получает аттестат. Вот получает диплом. Вот получает первую заплату. Вот получает предложение руки и сердца от Льва. Вот получает свидетельство о разводе… И всё? И дальше финальные титры? Получите свидетельство о смерти, распишитесь?

– Господи, я же ничего не успела! – выдохнула Лида.

– Что ты там такого хотела успеть? – поинтересовался Саныч. – Выплатить ипотеку?

Лида задохнулась от возмущения.

– Знаете, что? – подскочила она к Санычу и ткнула в него пальцем. – Знаете, что? Не знаю, как там ваше имя. И мне не интересно, правда! И как вы умерли – тоже. Потому что вы давно мертвы. Внутренне. Вы мертвец, понятно?

Глядя, как закопченная истеричка размахивает у его носа пальцем, словно указкой, Саныч саркастически хмыкнул и отвернулся к стене. Вернее, к Белому Безмолвию. В том, что в этой комнате нет стен, он убедился быстрее остальных.

Лида отошла от него и принялась вытирать ладонью непрерывно льющиеся по щекам слезы. Почему она не попала в Великое Ничто вместе с сумочкой? По крайней мере, в сумочке были салфетки. И сигареты. Ей сейчас смертельно хотелось закурить!

«Смертельно»! Ха-ха! Неплохой каламбур. Интересно, можно ли чего-то смертельно хотеть после смерти?

– С другой стороны, – произнесла она, наматывая круги вокруг стульев, – это даже хорошо. Что мы здесь. Значит, загробная жизнь есть. И смерть – это не конец! Меня это всё время угнетало – вот ты живешь, а потом раз! – и тебя нет. И всё? А какой тогда во всем этом смысл? Ну, вот ты жил, любил кого-то… чего-то добивался… а зачем? Если всё потом обнулилось?

Лида остановилась, постояла и двинулась в обратную сторону.

– Маме моей было проще, – продолжила она. – Мама женщина верующая, никогда не сомневалась… Меня даже покрестила. А толку? Я крестик ношу, а всё равно не верю. Да кто в наши дни верит-то? Бог, ангелы… Средневековье какое-то, да?

Лида хихикнула, а потом лицо её приобрело торжествующее выражение.

– Но теперь всё стало на свои места! – возвысила она голос, словно выступала со сцены. – Жизнь закончилась, но она продол…

– Заткнись! – заорала Кира. – Закрой рот, дура! Без тебя тошно!

Лида подавилась окончанием слова и умолкла.

Кира снова зарыдала в голос – закрыв искалеченное лицо руками. Вовчик смотрел, как вздрагивают ее плечи, и с недоумением думал о том, что все девчонки одинаковы. Из любой ерунды сделают трагедию. И Машка у него такая же – чуть что, сразу в слезы!

Вовчик с теплотой подумал о Маше, и улыбнулся. Бедная девочка, она сейчас наверняка дико напугана и с нетерпением ждет новостей о его здоровье. Надо побыстрее выбираться из этой больницы – по ощущениям, у него ничего не болит, руки-ноги целы, значит, после быстрого осмотра терапевта его отпустят на все четыре стороны. А потом, вернувшись домой, он, пожалуй, подаст в суд на производителя мягких игрушек, у которого он заказал медведя. И отсудит крупную сумму. Ему сейчас не помешает крупная сумма. Интересно, удушение токсичной ватой – это страховой случай?

Вовчик покосился на мальчишку, который тихонько хныкал, скрючившись на стуле, пододвинулся к нему поближе.

– Эй, пацан, слышь! Как тебя зовут, кстати?

– Питбуль, – пробулькал тот сквозь трагические всхлипы.

– А нормальное имя есть? – уточнил Вовчик.

Питбуль пошмыгал носом.

– Паша.

Вовчик ободряюще похлопал парня по спине.

– Пашка, ты это, давай, не расклеивайся! Ты чего, этим паникершам поверил? Это ж бабы, они вечно истерят по поводу и без, – произнес он вполголоса.

Питбуль перестал шмыгать.

– Правда думаешь, мы не умерли? – спросил он с надеждой.

– Нет, конечно! – отмахнулся Вовчик. – Пфф! Сердце у тебя бьется? Бьется. Руки теплые. Это больница. Ну, максимум, ты сейчас в коме, и я твоя галлюцинация! Гы-гы.

Лицо Питбуля тронула улыбка.

А потом где-то сзади, у всех за спиной, хлопнула дверь.

– Нет, всё правильно, вы действительно умерли! – звонко произнес незнакомый голос.

Пятерка, сидящая на стульях, синхронно обернулась – и вперила взгляды в светлую фигуру, стоящую в дверном проеме. Фигура была облачена в белый рабочий комбинезон и белые дешевые кеды. Прикрыв дверь, фигура откашлялась и направилась в их сторону.

Симпатичный худощавый брюнет лет двадцати семи, со стопкой пластиковых папок подмышкой, подошел и сел на невесть откуда взявшийся шестой стул. Все остальные сидели полукругом, лицом к нему – так что со стороны казалось, будто небольшая компания пациентов собралась на групповую психотерапию.

– Добро пожаловать в «Сортировочную»! – радушно сообщил парень.

Вовчик, Саныч, Лида, Кира и Питбуль молча вглядывались в его улыбающееся лицо. Тронутая загаром кожа – словно парень только что вернулся с курорта. Несколько веснушек на скулах. Серые глаза. В мочке левого уха виднелась дырочка для серьги. Самой серьги не было. Потерялась на курорте, когда парень нырял с пирса.

– А вы… кто? – наконец подал голос Вовчик.

– Я ваш куратор, – сообщил парень. – Кстати, – спохватился он и принялся раздавать присутствующим разноцветные папки. – Тут ваши досье. Биография, основные жизненные моменты. Для себя, кое-что вспомнить.

Все растерянно начали разбирать свои досье, зашуршали бумагой. Саныч открыл папку бледно-фиолетового цвета, прочитал на титульной странице: «Константин Александрович Литвинцев, 1975-2021 гг.», подцепил пальцем тонкую стопку листов, испещренных мелким шрифтом. Захлопнул папку и криво усмехнулся:

– В общем, никакой сансары, а всё-таки Страшный суд.

– Не такой уж он и страшный! – подмигнул ему куратор.

Сразу за дверью, которую с легкостью распахнул брюнет в белом, тянулось еще одно бесконечно пространство – но оттенок несуществующих стен и потолка был уже не белым, а серым. Дымчатым. Туманным. Такого цвета бывает низкое осеннее небо в конце сентября. Ангел – а в том, что за ними пришел Ангел, Лида не сомневалась – кивком пригласил всех следовать за ним и вышел в эту серую бесконечную даль.

Лида увязалась за ним первой – трагическая плаксивость сменилась внезапным любопытством, и теперь Лида, вертя головой, пыталась понять, как тут все устроено. Остальные шли следом, невольно выстроившись в колонну, как дети, идущие за воспитателем. Замыкал колонну хмурый Вовчик – который все еще был уверен, что они в больнице, явившийся за ними куратор – местный врач, а рассказы про какую-то «Сортировочную» – просто дурацкий медицинский юмор, для пациентов, под завязку накачанных обезболивающим.

Ровная поверхность закончилась и началась крутая мраморная лестница. Ангел легко шагал вверх, Лида поспевала за ним, слушая, как позади нее недовольно сопит пацан со свернутой шеей, и вдруг увидела, что на лестнице – у которой не было перил – с одной стороны плотным строем стоят люди. По одному человеку на ступеньке. Как на эскалаторе метро, в час пик. И у каждого в руках или подмышкой были такие же дешевые пластиковые папки, как те, что им вручил Ангел. Старики, старухи, совсем маленькие дети, женщины, мужчины, подростки…

Люди стояли молча, по большей части понуро глядя в спину впередистоящего. Кто-то изучал содержимое папки. Кто-то дремал, прикрыв глаза. Корпулентная дама в красном брючном костюме глухо рыдала, прикрывшись папкой. Стоящий перед ней вихрастый очкарик лет семи сосредоточенно собирал Кубик Рубика. Лида неосознанно притормозила возле очкарика, тот вопросительно глянул на нее снизу вверх и снова принялся вертеть кубик.

Лида оглянулась и увидела, что в сером бесконечном пространстве – сверху, снизу, сбоку – висели бесконечные мраморные лестницы, и все они были забиты людьми с пластиковыми папками. Или это была одна неимоверно длинная лестница, словно змея, многократно перекрученная в пространстве и ухватившая себя за хвост? У Лиды внезапно закружилась голова, она схватилась за какого-то старика в дешевом синем костюме, почувствовала идущий от него удушливый запах формалина, которым явно пытались заглушить запах мертвого тела, отшатнулась и грохнулась прямо на ступеньки. Питбуль налетел на нее, едва не упал и досадливо пробормотал неразборчивое ругательство.

Этой заминкой воспользовалась Кира, которая протиснулась мимо Питбуля и Лиды и догнала куратора.

– Простите! – произнесла она, тронув его за плечо.

Куратор не остановился, но стал подниматься чуть медленнее.

– А они все… тоже? – расплывчато спросила Кира, стараясь не смотреть на людей, стоящих на лестнице.

Куратор глянул на нее из-за плеча.

– Умерли? Да, сегодняшняя смена.

– А почему мы не с ними? Не в общей очереди? – продолжала допытываться Кира. – У нас что, какие-то привилегии? Или наоборот?..

Куратор притормозил, снова посмотрел на Киру, задумался…

– И то, и другое, – пояснил он и продолжил свой путь наверх.

Кира удивленно смотрела в его спортивную спину. Миленький у них куратор! На простой вопрос внятно ответить не может. Она бы за такое уволила, на раз-два.

– Чего стоим? – наткнулся на нее идущий сзади Саныч.

Кира, не удостоив его взглядом, подобрала полы платья и продолжила подниматься по лестнице. Медленно. Нарочито медленно. Чтобы слегка побесить всех, кто идет следом.

Вовчик, бредущий по лестнице последним и не обративший внимания на некоторую заминку, вглядывался в лица стоящих на ступенях людей. В этой странной больнице слишком много пациентов…

– Куда без очереди? – догнал его гневный возглас.

Вовчик обернулся – из плотной шеренги тел, на пару ступеней ниже, высунулась грузная носатая старуха, в длинном, до пят, засаленном махровом халате. Вовчик оторопело смотрел на ее голову – тщательно взбитую седую копну волос украшал топор! Точнее, топор плотно сидел в затылке старухи.