Висталь. Том 3

Текелински

Висталь. Том 3

Пределы Архиона

Срединное царство

«Скрипка Страдивари»

Одно, и то же место во Вселенной, может быть одномоментно, и Раем, и Адом. Достаточно посмотреть непредвзятым взглядом на нашу Землю, и жизнь на ней. Посмотреть в историю, ничего не отбрасывающим взором…, и оценить во всей широте, и глубине то, что происходило, и происходит ныне, на её «бренном теле». Ибо здесь, не надо долго искать, чтобы найти всё, что мог бы включать в себя Рай…, и точно также то, что можно смело, и безапелляционно отнести к Аду…, в полной мере обнаруживается здесь, на каждом шагу. Ибо наша планета, и наша жизнь, как некое «Срединное царство», меж гипертрофированными «Райскими», и «Адовыми» кущами, включает в себя всё, что несут в себе, эти полюса нашей осознанности мироздания.

Висталь, был достаточно мудр, чтобы не минимизировать, и не гипертрофировать, в экзальтации рефлексирующего разума, всё то, что происходит на земле. Опыт – охлаждает сердце, и стабилизирует разум… Он давным-давно, оставил свои иллюзии, относительно «ткани жизни» …, вместе с близорукостью детского минимализма, и последующего, подросткового максимализма…, как и восхищённого сердца, – зрелой осознанности. Он давно осознал, что наличие зла на земле, определяет, и наличие добра. Только «дитя неразумное» – полагает, что добро – может, и должно победить на земле…, превратив её, тем самым, в вечно благоухающий «Райский бастион» …, в котором эйфория, и нега удовлетворения, повсеместно, и безапелляционно царствует…, не нуждаясь, в своём бытии, ни в страдании, ни даже, в неудовлетворённости.

Во всяком обществе на земле, мощность доброты, всегда пропорционально равнозначна, мощности злобы. Там, где зло – оскоплено, там и добро, будет надуманным…, неполноценным, показным…, либо поверхностно-безвольным. Оно будет – больным…

Гипертрофированное же зло, доминирующее, и попирающее добро, превращая его в рудимент, прежде всего, опасно для себя самого. Ибо, оно очень быстро разрушает, в своей гиперестезии, саму систему…, превращая её, в не жизнестойкое существо…, – в организацию, с нарушенной геометрией, с дисбалансом, обещающим полную деградацию, и гибель, как организации. Кстати сказать, такова же судьба и отдельной личности, как некоего лекала общества, как системы. Личности, олицетворяющей собой всякую систему мироздания, и в том числе, систему самого социума. Так же, как капля воды, олицетворяет собой суть мирового океана, каждый индивидуум, на нашей бренной земле, несёт в себе всю полноту Вселенной.

Россия, в силу только своего географического расположения, в силу слияния разноплановых территорий, и сочетания, и ассимиляции, в некий единый конгломерат, непохожих друг на друга культур, менталитетов, и психа-модальностей, как некий мост между Востоком и Западом, как некое олицетворение «Срединного царства» цивилизации, всегда олицетворяла собой, отпечаток самой Действительности. Ибо, всегда несла в себе, культуру разных граней общества, и содержала «ингредиенты», практически от всех сторон света.

Словно в Гексаграмме, здесь сливаются воедино противоположности, – «женское», и «мужское» начало, – в трансцендентном смысле… «Физическое», и «духовное», бытовую простоту, и космический детерминизм… Менталитет Россиянина, организуемый, и ведомый Русским духом, словно «Роза ветров», представляет собой, единение разноплановых стихий, и несёт в себе, всю палитру природы, самого мироздания.

Выхолощенные ныне, некогда Великие духовно, аборигены Европы, выглядят слишком плоско, рядом с духом Россиянина, что закалён веками, и превращён, словно многослойный меч, в невероятно гнущуюся, но не ломающуюся консоль. А вместе с тем, и невероятно гармоничный, тонкий душевно, и культурно потенциальный органоид, порождающий Величайшие творения художественного, и культурного мастерства. Нечто подобное, когда-то представляли собой, не только Греки, но и Испанцы, Итальянцы, Французы и Голандцы… Но в силу природного, фатального порядка, всякое совершенство, достигнув вершин, необходимо направляется, либо к своему обновлению, с разрушением всего старого, либо в собственную стагнацию, деградацию, и уничтожение. Ибо, неумолимый и повсеместный закон энтропии, не имеет исключений. Всякое солнце, обречено когда-то стать «Белым карликом».

Жизненные перипетия, природные катаклизмы, коллизии войн, и страдания, вытачивают из человека, наиболее стойкое и гармоничное существо, как физически, так и психологически… Под воздействием стрессов, он, либо погибает, либо становится совершенным. В природе, по-другому не бывает. И все домыслы на этот счёт, так и останутся лишь домыслами, фантазиями, и заблуждениями. В «оранжерейных условиях» воспитывается либо «тряпочка», либо «чудовище», мстящее всем и вся, за своё «вынужденное несовершенство».

Мне приходит в голову некая параллель, в связи с этим. Как в случае со «скрипками Страдивари». Никто не знал секрета, такого невероятного звучания этих скрипок, что отличались кардинально, от всех иных инструментов того времени. И рождались всевозможные версии, домыслы и фантазии, о секретах мастера Антонио Страдивари, относительно состава лака, особых покрытиях, секретах сушки, и прочих ухищрениях.

Но мне по душе одна версия, что, по моему мнению, имеет самое достоверное объяснение. Как оказалось, всё достаточно просто, и естественно. Вопрос как всегда случая. Безусловно, важнейшую роль играла интуитивная скрупулёзность, и сверх мастерство мастера, получившего бесценные навыки от своего учителя Николо Амати, и оттачивающего свои способности, десятилетиями. Но основой служило то, что Антонио Страдивари изготавливал свои скрипки, из особой древесины. Из тех деревьев, что в определённое время подверглись климатическому стрессу. Дело в том, что в один из годов того времени, в одном из мест Европы, была необычайно холодная зима. И древесина стала более плотной, по сравнению с такими же породами деревьев, в других местах. Получается, что такое невероятное звучание скрипок, связано с критическим воздействием природы на лес. И эта жёсткость, и последующая реакция деревьев, нацеленная на выживание, привела к укреплению структуры их органоидов. И соответствующее «пение» изделий из этих, подвергнувшихся атаке стойких живых сущностей, голосами сверх гармоничных и сверх мелодичных полифоний, стало таковым, благодаря именно этим критическим воздействиям.

Русский дух ныне, звучит как «скрипка Страдивари». Им восхищаются сильные, и боятся слабые. Ибо придают этому невероятному звучанию, ореол мистицизма, тайны, и часто относят к Дьявольскому. Вы удивляетесь, почему так ополчены вокруг России, все слабеющие ныне государства? Именно в силу выше сказанного. Чувствуя, эту набирающую каждым днём, силу, и подсознательно сравнивающие со своими, расточающими каждым днём, потенциалами, эти слабеющие государства, всё ещё сохраняющие некий паритет, и по инерции, пытающиеся диктовать свою волю, – обречены. Ибо природа – неумолима. Им суждено погибнуть, но на их пепелищах возникнут новые конгломерации, новые города, которые будут расти, и станут в будущем вызывать такой же трепет и гордость, такое же восхищение, и одновременно пугать, как это происходит ныне в отношении России. Ведь в этом мире всё повторяется. Разрушаясь, выстраивается заново, чтобы вновь разрушиться. «Колесо Иксиона» – неостановимо! И не изменим его путь…

Всё совершенное, возвышенное и стойкое, всё, вызывающее восторг и гордость, уверенность и надежду на будущее, связано со страданиями и преодолениями. Такова природа, в ней нет места чудесным олицетворениям совершенства по мановению «волшебной палочки», просто так, без предварительных страданий, преодолений, поражений и побед. Как в той песне Окуджавы: «Не раздобыть надёжной славы, – покуда кровь не пролилась…» И надо осознавать, что в отношении человека, это дело не одного поколения. Для того, чтобы развился по-настоящему возвышенный совершенный тип, необходимо преодоление и становление нескольких поколений. Ибо человеческая жизнь – коротка, а природа слишком инертна.

Ни у кого, и никогда не должно быть иллюзий на этот счёт. Мы чётко и ясно должны осознавать, что именно требуется для прогрессивного роста всякого субъекта, и что необходимо для его совершенного становления. И понимать, что когда-то всё должно возвращается на круги своя. Ибо вечного совершенствования – не бывает. Всякий «Дворец», всякий «Великий город», всякое политически совершенное и организованное объединение, как и всякий иной организм, достигнув своего потолка, должно превратится в пепел, чтобы возникнуть вновь. Это и есть природа. Её метафора – «Птица Феникс». Она всегда возвращает всё на круги своя. Её перманентная смена становления и деградации, перманентное во времени появление, и исчезновение форм и систем, при вечном сохранении только того, что безвременно и без пространственно, определяет сущность самой жизни, в которой, как для становления, так и деградации, как для совершенствования, так и стагнации, важны оба ингредиента, – зло и добро. Они, словно составляющие крови, с одной стороны белые и красные тельца, с другой – микрофаги, и макрофаги, обеспечивают жизни её целостность, самодостаточность, и Великую божественную красоту, гармонию, и силу…

Когда? В какой момент своей жизни, Висталь осознал, что бог и дьявол – одно лицо?! И осознал ли? Может быть это всё ещё лишь подозрение, – дымка над котлом… Ведь это его убеждение родилось совсем недавно. И оно может оказаться простым заблуждением, стоит только, как следует проанализировать в вивисекции собственных умопостижений, и чувствуемых идеальных точек воззрения, и познать «сематическое ядро» этого убеждения, – его имманентный и трансцендентальный образ. Ведь если продолжить линию этого убеждения, и увидеть необходимо возникающие при этом параллели, то может оказаться, что и Висталь, и Парагонь, также одно и то же лицо?! Две половины одной личности, два противоположных полюса единой сакральной природы. Природы, что олицетворяет собой, бог Дионис. Природы, что с одной стороны, антропоморфно олицетворил в своей Джоконде, Леонардо да Винчи. С другой – в своих Демонах М. Врубель, что родился в землях «Беловодья», где когда-то стоял Великий Асгард Ирийский. Есть над чем задуматься…

Владивосток

Философ современности

Висталь вновь оказался в том месте, где когда-то начиналась его действительно-бытовая осознанная жизнь. Нет, не в том смысле, когда ребёнок, получив первую дозу страдания, начинает осмысливать самого себя в этой жизни, но в том, что его осознанность, достигнув своего рассвета, уже почти начала своё снисхождение по уклону этой действительности. Расцветший цветок, не будучи сорванным, либо превращается в плод, либо вянет и засыхает. Личность, достигшая своего апогея, поднявшаяся на самую высокую свою вершину, вынуждена смотреть уже только вниз. И в этом заключена самая большая скорбь возвышенного духа! Оказавшись, (своими же стараниями), в стратосфере, и не видя и не встречая возле себя уже ничего более возвышенного, он вынужден опускать свой взор, и искать удовлетворения для своего сердца там, где его память откапывает и очищает от песка, фолианты своего прошлого, и находить в них, не замечаемые ранее причины и необходимые последствия, и смотреть на всё это, через призму прожитых лет, и оценивать совсем иначе, чем это было ранее. Всё глупое, становится ещё глупее, в той «камере обскура», что возникает с годами в оценочном сознании. Всё героическое и самоотверженное, всё победоносное, становится также, ещё более героическим и победоносным. Краски осознанности сгущаются, на фоне бледнеющего с годами, окружающего бытия.

Старик любит всё уже состоявшееся, уже произошедшее, в отличие от молодого, который любит более всего свои мечты, – грёзы своего будущего! Так, заканчивающийся путь, отличается от пути начинающегося… – Только своей обратной перспективой. И усталость, и огорчение заканчивающейся жизни, компенсируется памятью былого, и удовлетворением тем, что твой путь уже пройден, в отличие от пути начинающегося, для которого непредсказуемость будущего, и страх за его состоятельность, треплет нервы, и напрягает душу ступающего в темноту путника. И здесь мотивы для удовлетворения сердца, – равнозначны. Ибо, «у тебя всё в прошлом…», также, как и «у тебя всё в будущем…», несут в себе всё благостное и всё тягостное, всё счастливое и всё несчастное, что необходимо включает в себя всякая жизнь. И то, что ты, уже испытал все счастливые минуты своей жизни, а тебе, ещё только предстоит их испытать, компенсируются тем, что ты, уже испытал все несчастливые минуты своей жизни, а тебе – только предстоит их испытать. Всё в этой жизни уравновешено, равнозначно, и всё закономерно, – всё справедливо, и всё разумно-выверено. И облегчение уже пройденного пути, как и предвосхищение начинающегося, лишь две стороны, две грани одного и того же зеркала.

Висталь поднялся на сопку, что называлась «Орлиным гнездом», и посмотрел на лежащий за проливом «Босфор Восточный», «Русский остров». Он сильно изменился, после последнего посещения Висталем, этого, одного из трёх сакральных для него, здешних мест. Три острова, «Русский», «Попов», и Рейнике, что лежали перед бухтой «Золотой рог», словно пред пастью огромного аллигатора, воплощали собой гряду живописнейших мест на земле. Некоторая суровость климата, делала эти места особенно близкими для всякого истерзанного скитаниями, сердца. Он чувствовал в них что-то родное. В сочетании с малой заселённостью, и возникающей от этого какой-то щемящей, и в тоже время, благостной ностальгической тоской. Всякий путник, познавший в своей жизни многое, ощущал здесь нечто схожее с чувствами, возникающими в пустыне, или открытом море. Нечто, что заставляет заглядывать в самого себя, узнавать себя, не будучи отвлекаемым кутерьмой и суетой наполненного человеками бытия, более южных и тёплых мест на этой земле. В отличие от островов Полинезии, Сиама, или Южно-Китайского моря, здесь тишина, ветер, и шум моря, не нарушались ничем, и превращались в симфонию, полифония и гармония которой, провоцировала всякий тонкий и возвышенный дух испытывать неповторимую негу, и ощущение момента собственной жизни… Тот, кто сохранил с детства способность чувствовать миг собственной жизни в своём сердце, кто не расточил в суете своих бренных будней этого Великого, и столь уязвимого свойства, – только тот может считаться по-настоящему счастливым человеком! И проверить это, можно лишь в таких местах. Они, словно полиграф для твоего сердца, всегда выведут его на чистую воду. Ибо, в мирской суете мегаполиса, погрязший в своих обязанностях, укоренившихся привычках, и сверкающих будто бы блеском истины, заблуждениях, человек засыпает в своём бодрствовании, и видит сон о своём праведном состоянии. Ему кажется, что иной жизни не бывает. Что всякая иная жизнь – скучна, мелка, и недостаточно состоятельна. Он знает только «муравьиную жизнь», и всякая иная, кажется ему пошлой, недоразвитой, и не имеющей никакой ценности.

Но в глубинах его сердца, всегда сидит некий «сатир», что знает и ценит иную жизнь. И пусть, как правило, он находится в рудиментарном состоянии, но в нём всегда укрыто зерно того потенциала, что связывает в себе Великую мощь, словно скрытую спящую до поры до времени, мощь Урана. И это зерно терпеливо ждёт той «цепной реакции», что разбудит его, и заставит прорасти наверх, и расцвести великолепными цветами, обещающими сверх сладкие плоды.

Спустившись к берегу залива, Висталь пошёл по набережной «Золотого рога». Заморосил дождь, который ещё более возбуждал в сердце чувство ностальгии. Он шёл по самому краю огромного архипелага, и краю Великой и самой большой страны на земле. И хотя Висталь, в силу своего происхождения был матёрым космополитом, но всё же Россия была и оставалась для него, особенным местом. Ибо характер этого места, и его аборигенов, всегда вызывал в его сердце особое чувство, – чувство неразгаданной тайны.

Подойдя к консолям моста, он увидел ничем не примечательного человека в синей куртке и светлой кепке. Он стоял и смотрел на залив. Обладая в своём сердце невероятной проницательностью, Висталь сразу понял, что это за человек. И подумал: Само проведение толкает меня на встречу с самыми глубокими и проницательными личностями сегодняшнего дня. На самом деле, глубокий Философ живёт в каждом городе, почти в каждой деревне, или посёлке. А сколько их живёт в отшельничестве, в одиночестве, особенно на берегах Ганга. Другое дело, путь простого обывателя, не утруждающего свой ум философскими доктринами, и вообще не углубляющегося в собственные лабиринты духа, редко судьба сталкивает с такими «алмазами созерцания». И даже если сталкивает, они не узнают друг друга, и проходят мимо. И всё это относиться к не случившемуся также, как если бы они не встретились вовсе. Не случившиеся – никогда не берётся в расчёт, и это естественно. Если ты к примеру, предотвратил зло, и оно не случилось, никто не определит тебе это в заслугу, если только это зло уже не случилось, или хотя бы не было предвосхищено.

Добрый день! Обратился Висталь к человеку, в задумчивости смотрящего на залив. Тот повернулся, и с интересом осмотрел незнакомца. Висталь был в своей привычной одежде, совсем не по погоде.

Здравствуйте! Вы не слышали прогноза погоды? Я, откровенно говоря, никогда не слушаю прогнозов, и это касается не только прогнозов погоды. Прогнозы редко сбываются. Предвосхищение, вообще неблагодарное дело.

Висталь обладал тем волшебным свойством, которое возбуждало в собеседнике желание открыть свою душу. И заставляло его сердце поднять со своих глубин, занесённые илом фолианты, о которых не подозревал сам собеседник, и даже не представлял себе, что знает это, и что в его сознании живут те мысли, которые при встрече с Висталем, производились на свет, не мало поражая его собственное воображение.

Меня зовут Висталем. Я недавно прибыл в ваш город, хоть и бывал здесь прежде. Красота его, только прогрессирует…

А меня зовут Андрей. Я живу в этом городе довольно давно. В своей жизни я видел множество городов, и не только в России. К красоте быстро привыкаешь, уважаемый Висталь. Но дух этого города, действительно неповторим. И вот к этому привыкнуть нельзя. Влюбляешься не во внешнюю красоту, но во внутреннюю, в дух города. Это нечто эфемерное, не материальное, нечто тоже, что относят к душе в человеке. Ведь с человеком также, влюбляешься по-настоящему именно в душу человека, а не в его внешнюю красоту, к которой также быстро привыкаешь. И если нет внутренней красоты, то внешняя перестаёт радовать на следующий день знакомства с таким человеком. Но тот, кто скажет, что такое внутренняя красота, тот откроет смысл жизни, и самую сакральную тайну самой природы!

Красивых городов много, но, если тебе не подходит дух города, если он не вызывает в тебе чувство влюблённости и неги перманентного открытия, ты не влюбишься в этот город. Точно также, если при встрече с девушкой, её душа не встревожит твоё сердце, если её глубина будет не достаточной, для того, чтобы ты мог нырнуть в неё со скалы, и не разбить себе лоб о днище. Если её широта не достаточна для того, чтобы ты мог бродить по её закоулкам постоянно открывая что-то новое и прекрасное, что-то неповторимое и только здесь встречающееся, – ты не влюбишься в неё…

И для понимания этого, не надо быть сверх умудрённым, так думает всякий обыватель, хоть и в большинстве своём, не осознаёт этого чётко и ясно. Но глубокий мыслитель знает, что способность влюбляться, – причина влюблённости кроется не в объекте изучения и обожания, но в способности созерцателя, находить и ценить по-настоящему всё редкое, всё индивидуальное и прекрасное, всё завораживающее и дающее ощущение счастья. Глубину, прекрасное и неповторимое, можно найти даже в болоте. Но для этого надо обладать самому глубиной и проницательностью, широтой своей собственной души, и чувствительным красивым сердцем. Надо самому обладать совершенной, тонкой и благородной душой.

Мне всё это, глубоко понятно, уважаемый Андрей. Но я хотел спросить вас, несколько об ином. О том, что лежит всё время камнем в моей душе. Я помню все свои приходы в этот мир, и все уходы. Моя память сохраняет всю мою вековую жизнь, и я подозреваю, что именно память составляет саму ткань жизни. Не будь этой памяти, и жизнь превратилась бы в бесконечно уменьшающуюся точку, как во времени, так и в пространстве. Действительность, как таковая, растворилась бы, словно утренний туман, и мир превратился бы в свою «изначальную колыбель» – в пустоту! И только память моей жизни, как и память веков, создаёт на этом нейтральном белом полотне, картину мира и бытия, тем самым создавая историю, – Дом, в котором мы строим свои маленькие дома. И именно благодаря памяти мы вообще способны любить. Воображение, предвосхищение, сладкая нега мечты, и т.д., и т.п. – всё, что только мы ценим в нашей жизни, является продуктами памяти.

Безусловно, уважаемый Висталь, ко всему прочему, способность нашего разума запоминать, заставляет наш разум находить здесь что-либо, и ценить…, мы понимаем, что, только благодаря памяти мы можем сравнить и связать нечто по природе разрозненное, нечто не соприкасаемое в быту, и будто бы превратить в своём разумении нечто мгновенное, нечто скоротечное и тут же исчезнувшее, – в нечто, запечатлённое и почти вечное… Но возникает некое противоречие в наших глубинных созерцаниях.

И вот я глубоко задумался над этим, и пришёл к неожиданному и даже парадоксальному выводу. Действительно ли память даёт мне возможность создавать шедевры моего искусства, философемы, и трактаты? Может и здесь, как всюду, некий дух противоречия вступая в игру, и позволяет продуцировать нечто новое, нечто необычное и достаточно глубокое, и тем становится возможным моё настоящее творчество? Я понял в какой-то момент. – Нет, не помнить всё и вся, не наполнять свою память словно лабаз всякими нужными и ненужными вещами, не переваривать уже состоявшееся, всё написанное и воспроизведённое мной, но именно свойство забывчивости – даёт мне возможность создавать нечто небывалое, нечто новое и невероятно сильное! Свойство, – Великое свойство моего разума – забывать, есть основа моего Гения!

Наша память, заставляет нас ходить одними и теми же тропами. Она выращивает в нас привычки. И мы, обрастая словно жиром своими собственными знаниями, своими прозрениями, догадками, некогда поразившими нас до восторга, вынуждены нести этот «жир» за своей спиной, и становимся необходимо горбунами, не имея никакой возможности к полёту, к новым небывалым вдохновениям и прозрениям!

Детский разум, не отягощённый опытом и знаниями, с незаполненной до краёв памятью, если таковой сохранился в зрелом возрасте, если его не покинула способность к забывчивости, вычёркиванию из памяти, пусть и самых совершенных своих прозрений, остаётся самым живым разумом, самым функциональным, прогрессивным и совершенным, – он единственно способен к новым, небывалым и запредельным впечатлениям своего гения!

Если бы человечество научилось такой вот забывчивости отдельного индивидуума, если бы оно научилось просеивать свою память, и не возвращаться без конца на пройденные пути, и не наступать перманентно и вечно на одни и те же дороги, – кто знает, может быть оно действительно нашло бы тот единственный путь, среди тысяч возможных путей ведущих всегда к пропасти, который действительно вёл бы его к процветанию, к совершенству и настоящему счастью. – Не ложному, не надуманному, но – действительному… Тому счастью, которое бы не нуждалось в научно-техническом прогрессе, в представлениях о рае и аде, в убеждениях-заблуждениях, что ныне представляются неопровержимыми истинами, наполняя нас уверенностью в правильном пути, по которому мы следуем, и нашем прогрессе.

Но ведь только мышление, которое невозможно без памяти, даёт возможность человеку быть человеком, быть гордым, независимым, – Вершиной животного мира! С этим спорить нельзя, ведь это очевидность из очевидностей…

Ты говоришь мышление? Но что ты имеешь в виду? У мышления столько граней, и столько полей, а на этих полях и гранях столько взглядов и различных алгоритмов умозаключений, которые отличаются порой также, как отличается валенок – от вычислительной машины, или песня – от чушки прокатного стана. Мышление? Какое именно ты имеешь в виду? «Рационально-идеальное», «чувственно-аналитическое», «цельно-многоплановое», «локально-всеохватывающее», мультифационно-парадоксальное…?

Самое простое… Зачем усложнять самоё себя? Очевидность – самый лучший арбитр… Да… И она же, самый лживый и коварный обольститель…! Очевидность – мать доказательства. А доказательство, как дитя рационально-аналитического мышления, – «диалектический фокусник», производящий на свет лишь суррогат истинности.

И вот что ещё. То, что очевидно и доказано, есть суть труп для познания.