Ничего, кроме личного. Роман

– … а ещё, дамы, могу предложить банальные магазинные пельмени – там, на улице остались. Не знаю, насколько они…

Но дамы энергично запротестовали в один голос:

– Нет, нет, не стоит, забирайте! Вот шампанское, действительно, тащите, хоть немножко станет на Новый год похоже…

Выходя за калитку, он покачал головой – ну и поворот винта! Но почему бы, в конце концов, не произойти небольшому новогоднему приключению?

В свете фонаря бросил взгляд на припаркованную машину, медленно присыпаемую снежком. Ну, конечно, славный такой дамский ниссанчик, как же иначе! Хотя его владелица… не сказать, что похожа на подружку крутого. Даже несмотря на эту беспечную рассеянность и, вероятно, взбалмошность. Во всяком случае, – по его представлениям непохожа. Живой ум в глазах, и вообще, чувствуется в ней какой-то демократизм, простота в хорошем смысле. И что удивительно – назвала Вознесенского! Ведь сейчас любой, кто помнит эту песню, небось, свяжет её с Леонтьевым… или кто там её пел – Як Йола? Чёрт, теперь даже и не вспомнить…

В детстве она ему ужасно нравилась, эта песня про двенадцать новогодних дней и бутылку шампанского, закопанную в снег, – куда больше, чем первоначальный, исходный текст. Он тогда предчувствовал, ничего прямо не планируя, что однажды будет жить там, где настоящие снежные зимы, где с первого по двенадцатое можно будет звать к себе друзей, ходить с ними на лыжах, а потом сидеть у огня… Что ж, не прошло и лет пятнадцати, как предчувствия себя оправдали… уже почти.

Притопав домой, он, не раздеваясь, включил свет на терраске, чтобы тот падал на сугроб, и принялся долго, без толку его раскапывать. Снегу нападала прорва, он быстро набился в перчатки и обшлага рукавов. Но главное, заветного горлышка никак не удавалось нашарить! Не зря тот выходил с опаскою, не зря… Вдруг его не найду… Однако в нашем случае не найти бутылки станет полным фиаско, полным. Вот же, чёрт возьми, незадача!.. Пришлось идти и отпирать сарайчик (хорошо, что дверь там открывалась вовнутрь), искать наощупь лопату – ту, которая деревянная, старая… зато и бутыль ею не расколешь. И, слава богу, наконец, всё же откопал родимую – лежавшую, как оказалось, навзничь, а не горлышком вверх.

Дома тщательно её обтёр, прикидывая, не превратилось ли содержимое в лёд? Кажется, всё-таки, нет. Попытался, пока выкуривал сигарету, вспомнить, в каком произведении сей напиток вываливался в бокалы замороженными комками, но так и не смог. Обнаружил в своём телефоне целый урожай поздравительных эсэмесок. Не спеша на все ответил; затем пошёл наверх, переоделся в более приличные джинсы и рубашку с жилеткой. Ну, половина одиннадцатого. Пора идти…

В доме на Полежаева овальный стол был накрыт торжественно, с настоящей сервизной посудой, льняными салфетками и витыми свечами. В центре красовалась стильная хрустальная ёлочка, переливаясь оттенками зелени и синевы. Всё было словно призвано как-то скомпенсировать не по-праздничному скромное меню. Впрочем, хозяйки наскребли по сусекам и солёных огурцов, и банку шпрот, и ещё какие-то банки… Лада самолично подала всем по глубокой тарелке риса с грибами и овощами – совсем неплохо, на самом деле.

– Вместо оливье и прочего! – объявила она. – Приступаем, пока не остыло.

– А я лично к оливье равнодушен, – сказал Савва совершенно искренне.

– Я тоже, – застенчиво согласилась Юля.

Она надела блузку цвета морской волны и распустила свои тёмно-русые волосы, раньше забранные в хвост. Лада же, напротив, свои небрежно схватила сзади заколкой, чтоб не мешали, а фартук сняла только перед тем, как, наконец, уселась за стол.

– Настоящее, дореволюционное оливье и нынешнее – небо и земля, как известно, – сказала она. – Там полагались рябчики, каперсы, раковые шейки и много чего ещё. Я всё время мечтаю сделать его в Новый год по старому рецепту, и каждый раз не срастается что-то. Суждены нам благие порывы…

– Тогда ведь его в Рождество подавали, – напомнил Савва. – Мы же празднуем неправильно – во время поста. Хотя именно нас сегодня Патриарх бы не осудил: он говорит, что православному правильно встречать Новый год овощами, морепродуктами и тэ пэ…

– Вы верующий, Савва?

– Ну, как сказать? Не воцерковлён, но крещён…

– Как и все мы тут, – отметила Лада. – А родом откуда?

– Из Молдавии. Точней, вырос там и школу окончил, а родился вообще-то в Средней Азии. Родители оба владимирские были, но отец – военнослужащий…

– Понятно… И что, хороша страна Молдавия?

– Хороша, – лаконично подтвердил он.

– А, может, и в Румынии бывали?

– Конечно.

– И что… интересно там?

– Кому как. Мне – очень даже.

(Разве расскажешь, промелькнуло в голове, в двух словах про те церквушки, пёструю роспись их наружных стен, про резные шатры над колодцами, про деревенских дворняг, что бродят с подвешенным – в виде полешка – грузом на шее, дабы далеко не убежали, не заплутали, не попались волку и медведю… Или про радугу в Карпатах, восходящую сквозь лёгкую морось, водяную взвесь и туман? Про это и написать-то не получается…)

– А мы, к сожалению, ничего о ней толком не знаем. Ну, Дракула, ну Чаушеску… А, вот ещё: главный национальный поэт у них, кажется, Эминеску, да? Но у меня, по правде сказать, он в своё время что-то не пошёл, – простодушно сказала Лада. – Смутно запомнилось из предисловия, что судьба у него какая-то ужасная, и то, что вообще-то он был – Эминович, но поскольку там такая фамилия звучала слишком (вот ведь!) по-славянски, он её трансформировал…

– Да, всё так, – подтвердил Савва.

– Интересно. Надо как-нибудь попробовать к нему вернуться… А вообще, это ведь один с молдаванами народ, или, во всяком случае, – один язык, да?

– Язык – точно один. Ну, с поправкой на развитие в разных государствах. А вначале, когда к Союзу их присоединили, находились даже такие «переводчики», что якобы переводили – с румынского на молдавский. То есть просто с латиницы на кириллицу переписывали…

– Ловко! – рассмеялась Лада. – А вы, кстати, Савва – мне Юля сказала – тоже ведь переводчик? С какого языка? Языков?

– С итальянского. С того же молдавско-румынского. Ну, с английского ещё могу, так или иначе…

– С итальянского! – восхитилась она. – Впрочем, они ведь оба с молдавским романские? Так что неудивительно… Ну, молдавский вы, должно быть, в школе учили, а итальянский где?

– В Литинституте.

– В Литинституте? Но я, вроде, слыхала, что там готовят переводчиков только национальных литератур: советских, СНГ… И что из иностранных там можно разве финский выучить, поскольку – Карельская АССР, бывшая Карело-финская…

– Ну, тогда и про молдавский-румынский надо добавить. А вообще, у вас устарелые сведения. До распада СССР так оно и было, но с тех пор-то уж, как-никак, больше десяти лет прошло. Так что у нас в Лите давно европейские языки на хорошем уровне поставлены…

– Без пяти двенадцать, – робко произнесла Юля.

– Ого! Включай ящик, что ли…

Та щёлкнула откуда-то взявшимся пультом – оказалось, под потолком на кронштейне был укреплён небольшой телевизор, который он даже и не заметил. Президент как раз начинал поздравление. Лада ловко зажгла свечи и быстро выключила верхний свет, а он занялся бутылкой, успев сказать:

– Не знаю, как оно себя поведёт… Опасаюсь за скатерть.

– Ничего, тут салфетки, – беспечно ответила та и подставила ему в ряд три бокала.

Он придержал пробку, туго толкавшую в ладонь; слава богу, эти девушки не стали испуганно взвизгивать от раздавшегося хлопка, а лишь символически поаплодировали. Он разлил шампанское под как раз зазвучавшие куранты, да так, что пена почти не потекла из бокалов.

– Ну, с новым счастьем!

– С Наступающим!..

Когда подъелось и допилось всё, что было, хозяйки убрали со стола и подали чай, к которому, кроме варенья из яблок и варенья из смородины, нашлась даже припрятанная коробка шоколадных конфет.

– Спасибо, милые хозяйки, – сказал он. – Очень рад неожиданному знакомству. Вы мне сегодня устроили праздник…

– Без вашего шампанского никакого праздника бы не было!..

– Боюсь только, что с ответным визитом смогу вас пригласить к себе никак не раньше лета… У меня пока полный кавардак.

– А у вас там что, двухуровневая квартирка, должно быть? – полюбопытствовала Лада.

– Если так можно назвать… Внизу – кухня с террасой, да наверху… сперва предбанник, потом комната. А всё-таки, – не удержался он, чтобы полюбопытствовать в свою очередь: – почему «китайский домик»?

– А!.. Ну, раньше, в моём детстве, крышу вашего мезонина ещё было видно с электрички, когда к станции подъезжали. Это потом там ангар какой-то непонятный выстроили, да ещё деревья вымахали, загородили всё на свете. А мезонин, в окружении сосен, мне напоминал изображение на вазе одной китайской, старой такой, из папье-маше; куда она делась, ума не приложу… Короче, «китайский домик» показался – пора на выход!.. И участок у вас там, должно быть, имеется?

– Да, маленький совсем. Там у меня дровяной сарайчик, с тех времён, догазовых. Я бы хотел его вообще ликвидировать, а на том месте посадить какое-нибудь дерево мощное. Или ещё что придумать…

– Это вы с Юлей должны посоветоваться. Она здесь такие райские кущи разводит – летом увидите…

– Правда? Что ж, Юля, проконсультируете меня тогда на сей счёт?

– Хорошо, – серьёзно ответила та.

– Ну, спасибо ещё раз. Пожалуй, мне пора. Если какие проблемы – зовите… Давайте, телефон продиктую!

– Я запомнила, – пробормотала Юля, снова порозовев.

– Неужели наизусть? – удивился он.

– Да. У меня память такая…

– Ну, тогда ваш диктуйте. Я такой памятью похвастаться не могу, лучше вобью. – Он достал мобильник.

Юля продиктовала ему свой номер. Лада по поводу этого её «я запомнила» не выказала никакого удивления, кажется, глубоко задумавшись о чём-то своём. Она, надо сказать, всё время производила какое-то двоякое впечатление: говорит, вроде бы, с самым искренним интересом и участием, но при этом, похоже, ухитряется параллельно пребывать мыслями где-то далеко от предмета беседы… Такое было ощущение.

Но когда он, окончательно распрощавшись и натягивая на голову капюшон, уже выходил в ночь, она вдруг окликнула его:

– Савва! А ведь я, кажется, была не права, что ничего не знаю о Румынии, кроме Эминеску да Чаушеску. Теперь вот вспомнила: Ана Бландиана же! Знаете такую поэтессу?

– Ещё бы!..

Лада рассмеялась, помахала рукой и захлопнула дверь.

Ну и ну, только и мог подумать он, выходя на улицу, – это уже, пожалуй, чересчур… это уже даже перебор – знать и про Эминеску, и про Бландиану тоже… Или наоборот: и Бландиану, и Эминеску тоже?..

В небе прогремел первый из бесконечных фейерверков, запускаемых в праздничную ночь.

Седьмого числа Снежанка с утра позвонила ей, огласив свою новую идею: «Юль, я чего подумала: давай, за тобой заеду сначала? Вместе к Тине и двинем, а то ты ведь не была у неё, ещё заблудишься…»

Явно захотелось поглядеть, где и как живёт подружка, прежде чем они отправятся на девичник. А если Снежанке чего взбредёт – не отвертишься. Пришлось соглашаться: заезжай, конечно, и долго объяснять, как именно сюда добраться. Что ж, если надо – пусть поглядит; в конце концов, в доме порядок, чего надеть – подобрано и наглажено, подарки собраны и уложены…

Эти подарки, за которые не стыдно, она купила на днях, основательно прогулявшись по разным дальним торговым точкам, вовсю уже заработавшим, полным праздношатающегося народу, не знающего, чем занять себя на длинных новогодних каникулах. У неё-то как раз шла сессия, но голова уже одурела от зубрёжки, так что – провались оно всё и будь, что будет… Тем более, лишение стипендии теперь крахом не окажется – после того, сколько она получила от своей работодательницы в эту удивительную новогоднюю ночку.

Начиналось-то оно всё прескверно. Та позвонила двадцать девятого, днём, прямо спросив: где в этом году празднуешь? Нигде? Одна? Тогда – умоляю, выручай! Ни за что б тебя так не обеспокоила, если б не форс-мажор внезапный… (Что там за форс-мажор, разумеется, и не намекнула даже.)

И как тут откажешься? Покорно согласилась, как существо безвольное и зависимое. Пробормотала только: боюсь, не сумею, я ведь никогда ещё… Всё привезу, всё объясню, не волнуйся! Ему же, вообще, на даче нравится, тебя он знает и не должен особо закапризничать…

Прикатила тридцатого днём, когда она, Юля, уже, между прочим, успела с утра последний зачёт сдать и вернуться, – и подкинула ей своё сокровище. Дала целый ворох инструкций и, как только сокровище заснуло, усвистала назад в Москву. Очень была какая-то собранная, как струна, и бледная – бог весть, чего уж там такое у неё могло стрястись…

Затем, конечно, сокровище пробудилось, и началась вся эта нестерпимая канитель. До чего, всё-таки, тяжело с такими маленькими – они совершенно не способны усидеть на месте и постоянно держат в напряге. Какая же это бесконечная нудятина: стой, ты куда, сейчас уронишь, шнур не трогай; мишки-мячики, сажания на горшок (боже, за что мне это?), переодевания, умывания… И, чуть что, – хныканье, переходящее в рёв, требование то мамы, то няни… ну, когда же этому придёт конец, легче, наверно, камни весь день таскать, честное слово!..

Ел он отвратительно, только одно какое-то пюре из всего привезённого набора удалось скормить полностью. Позвонившая наутро узнать, как дела, драгоценная мамаша посоветовала зайти во время прогулки в супермаркет и купить такое же пюре плюс ещё пару наименований (денег накануне она оставила).

Пока, однако, прособирались с ним на эту прогулку, уже стемнело. Идти пришлось далеко, за линию… Ну, а потом вдруг этот… спаситель-избавитель… Ксаверий, он же Савва… По правде сказать – и поверить поначалу было трудно, что такие красивые, хорошо воспитанные молодые люди могут водиться где-то здесь, поблизости.

Ну, а эта, как нарочно, – сразу же тут как тут (а ожидалась-то только назавтра – во всяком случае, она так её поняла). Хотя, конечно, если б не явление мадам хозяйки, то красавец бы вскоре откланялся – и поминай, как звали…

Когда он ушёл за своим шампанским, Лада задала пару уточняющих вопросов про подробности сего скоропалительного знакомства, иронически покачала головой: «Подумать только!.. Жизнь прекрасна и удивительна. Ну, Юлечка, поздравляю с Наступающим, а это – за моё спасение, плюс заодно вместо подарка. Да-да, не спорь – я ж понимаю, как тебе с непривычки-то тяжко пришлось. А подарок я собиралась было купить, присмотрела энциклопедию одну по растениям, но потом думаю – вдруг это только для дилетантов выглядит так прекрасно, а для тебя она и неактуальная совсем. В общем, сама себе выберешь что-нибудь, хорошо?»

В конвертике оказалась такие купюры, что она даже растерялась. Тут не то, что энциклопедию, тут, с её-то скромными запросами, несколько месяцев вперёд можно жить-поживать, даже не думая ни о каких приработках! Снежанка, например, сказала б на это что-нибудь вроде: поимели Юленьку и тут же заткнули рот крупной денежной суммой… Но ей-то, небось, хорошо рассуждать в подобном духе! А она, Юля, тогда лишь пробормотала в ответ, чего в подобном случае полагается, и принесла не только припасённый для Лады сувенирчик – игрушку-зверушку, символ года, но и классную ёлочку из стекла, которую недавно сумела выкопать из залежей разного китча на городских развалах и собиралась везти Тине. Теперь Тине, да и другим девчонкам тоже, она успеет прикупить чего получше, а ёлочка пускай красуется в центре стола, за отсутствием настоящей! И коробку конфет припрятанную выложила тоже.

Наутро после этой ночки Лада встала раньше неё – мелкий, конечно же, разбудил. Успела и прибрать-помыть после вчерашнего, и завтрак какой-то из ничего соорудить, и вывести ребёнка во двор погулять; ухитрилась даже, пока он топтался по пояс в снегу, помахать лопатой и расчистить дорожку к калитке, после чего, кажется, откапывала свою машину и прогревала мотор. Как-то у неё всегда получается со всем управляться – спокойно, не суетясь, как бы между делом, размышляя о чём-то своём, постороннем… Не отнять!

После ещё искала по шкафам книгу какого-то автора – Кортасара, что ли, а найдя, собрала ребёнка и укатила, наконец, с ним в Москву. Напоследок сказав тоном заботливой старшей сестры: «Ну, отдохнёшь теперь перед телеком денёк, да и начинай заниматься! Когда первый экзамен-то?.. Вот-вот, пора…»

Будто она и без неё не знает!

…Снежанка, разумеется, сама заблудилась в трёх соснах, сто раз созванивались, пока, наконец-таки, не возникла в калитке, приветственно махая ей, мёрзнущей в ожидании на крыльце.

– Вау, вот это дом!

Влетев в прихожую и не успев толком раздеться, затараторила сходу:

– Ни фига себе, сколько ж тут комнат-то всего?

– Ну, как считать, – замялась Юля, – если кухню взять как столовую…

– Где? Вот эту? Ой, да тут чуть ли не зал целый, а не кухня! Конечно, считать! А наверху что?

– Там хозяйкина комната. Тогда – шесть, значит…

К счастью, подниматься наверх Снежанка всё-таки не стала, но по нижнему этажу пробежалась основательно, сунув в нос в каждую из дверей.

– А тут типа гостиная, что ли? Книг-то, книг – представляю, сколько они пыли собирают! А вообще, знаешь, на что похоже – на моих деда с бабкой квартиру. Прям винтажный интерьер тридцатилетней давности! Только вместо компа тут должна стоять машинка печатная, ну и телевизор – не «Самсунг», а вроде «Рубина» какого-нибудь…

– Да, здесь специально почти всё оставлено, как было; ремонт – только косметический. И машинка, кстати, сохранилась, только в шкафу где-то…

– Ой, а вот тут прелесть комнатка! Обожаю печворк – одеяла лоскутные. Изразцы эти печные… А сама печка что, в прихожую выходит? Её топить можно?

– Теоретически – да. Сейчас отопление давно уже газовое, а печь – на случай перебоев каких-нибудь. И для романтики – как она говорит. Тут ведь когда-то вместо прихожей кухня была, всё перестроено…

– Но мне, вообще-то, камины нравятся, а не печи. А ты-то сама где обитаешь?

– Вот здесь, – сказала Юля, открывая дверь в комнатку с маленьким оконцем, бывшую кладовку, где кроме полок для белья, прикрытых занавеской, помещались только узкая койка, стул и тумбочка.

– Меня устраивает, – добавила она, упреждая снежанкину жалостливую реакцию. – Я сама выбрала.

Та, впрочем, отнеслась спокойно:

– Ну, ты ж тут ночуешь только, да? А так-то, весь дом, считай, в твоём распоряжении? Все удобства, ванна настоящая (плафон там расписной мне понравился!) … Компьютер вон, даже. Что, и Интернет тоже есть? Офигеть! Может, и линия выделенная?

– Нет, карточки покупаю.

– Всё равно повезло. Тем более, если кроме электричества, говоришь, ни за что вообще не платишь. Классно ведь!.. Но ей-то, хозяйке, какая выгода? Что б кто-то жил-сторожил просто?

– Конечно. Кошку кормил, цветы поливал… А, главное, чтоб котёл не отключать газовый на всю зиму. Это же дому во вред.

– А сама-то редко наезжает?

– Да нет, вообще она и зимой бывать любит, а летом так и не вылезает почти…

– Ясно, – подытожила Снежанка. – Два этажа, внизу пять комнат… или шесть?

– Один этаж да светёлка, – поправила Юля. – И с той стороны ещё веранда примыкает, большая такая…

– Слушай, а тебе не страшно тут одной?

– Нет, я привыкла, – твёрдо сказала Юля. – Улица населённая, в большинстве домов люди круглый год живут. Слева старики, справа семья целая, с детьми, а напротив, через дорогу, – такая, вообще, соседка… Чуть посторонний какой забредёт на улицу, она уже на стрёме. Если что подозрительным покажется – сразу выходит со своей собачонкой, а та такой лай подымает – у всего посёлка уши закладывает. Кого хочешь разгонит.

– Да я не про то, что кто-то обязательно в дом залезть должен…

– Не залезет – тут в окнах, думаешь, переплёты такие необычные? А на самом деле это решётки специальные…

– Не, я про то, что – жутко, на верно, ночью-то… шаги чудятся, в привидения верить начинаешь…

– Шаги тут только кошачьи. Жаль, эта красавица сейчас слиняла куда-то – тебе б понравилась! А привидений как будто не водится.

– Всё равно – смелая ты! – с уважением произнесла Снежанка. – Я б, наверно, побоялась…

Тут особо выбирать не приходится, подумала Юля. Это тебе, единственной дочке благополучных родителей, хорошо и никаких проблем…

– Ну что, чайник ставлю?

– Ты чего, опоздаем! – Снежанка уже полностью удовлетворила своё любопытство и была готова к добыче новых впечатлений.

– Тогда я сейчас быстро переодеваюсь, и мы на час пятьдесят успеваем…

Вскоре они, гуськом по узкой протоптанной дорожке, добрались до магистральной и, слава богу, относительно расчищенной, улицы Серафимовича, а там припустили в сторону станции. Навстречу попался лишь один старик, да разок проехала машина…

– Тут у вас всегда так пустынно? – спросила Снежанка.

– Сейчас – да.

– Романтика, конечно: снег, тишина. Но я б лично так жить не смогла, мне городскую кутерьму подавай…

Однако почти на подходе к станции они нагнали шагающую впереди пару – мужчину и женщину… точнее, Савву и какую-то девицу в дублёном полушубке, с непокрытой рыжеватой головой…

– Здравствуйте, – пробормотала Юля, когда они их обгоняли.

– Здравствуйте, Юля, – улыбнулся Савва. – С Рождеством Христовым!

– И вас тоже!

Она заставила себя даже не бросить взгляда на девицу. Проявлять излишнее любопытство невежливо, да и вообще, какая ей разница, как та выглядит и откуда взялась… Небось, не местная; значит, навещала его тут. Подружка, стало быть… А теперь вот – наверняка в Москву едут. Или же он её провожает…

Им со Снежанкой надо было в противоположную сторону, в город-спутник в нескольких остановках от посёлка. Они еле успели на свою электричку. В вагоне Снежанка, отдышавшись, спросила, с кем это Юля только что здоровалась.

– Да так, с соседней улицы один, – сдержанно ответила та.

– Видный мен, однако! Подумать только, какие на ваших выселках водятся…

Через пару часов Юля смотрела с высоты девятого этажа на городские огни в сгущавшихся уютных сумерках, мерцающие, словно по воде расплывающиеся, и рассеянно слушала странные песни группы «Ночные снайперы», которые так обожала Тина.

Я несла её молча, мою страшную тайну,

от окна к окну, от порога к порогу…

Тина-Валентина была из семьи довольно состоятельной – её родители сейчас были в Италии, катались на горных лыжах. Она единственная из них, девчонок, училась на платном отделении – как подозревала Юля, её и приткнули-то, не заморачиваясь, в их вуз главным образом потому, что расположен близко к дому. Во всяком случае, ни одного живого растения, кроме ёлки, увешанной одинаковыми, по европейской моде сезона, серебристо-синими шарами, ни одного гербария или хотя бы пейзажа на стене в этой большой, солидно упакованной квартире не наблюдалось. Рождества самого по себе тоже никак не чувствовалось: Тина подала пиццу с креветками, всякие навороченные салаты с авокадо и вялеными помидорами, затем – круглое деревянное блюдо с разными сырами, на французский лад. А также – брют и сложносочинённые коктейли на текиле.

Юля отвернулась от окна и посмотрела через приоткрытую дверь, как Тина, Снежанка и Лера курили за разорённым столом. Лера-Валерия, в отличие от пухленькой брюнетки Тины и от долговязой и какой-то несбалансированной, словно всё ещё растущий щенок, Снежанки, была девушкой идеального роста и сложения, с прекрасными длинными волосами оттенка «тёмный орех», правильными чертами лица и загадочным прищуром зеленоватых глаз. У Леры уже имелся любовник – не какой-нибудь там бойфренд, сокурсник и ровесник, а тридцатилетний архитектор, не то женатый, не то всё-таки разведённый; правда, на сию тему та почти не распространялась. Но, главное, Лера обладала настоящим талантом в их будущей профессии – так считала Юля, которой давно хотелось пообщаться с ней как-то покороче, чем получалось всегда.

И вот – в кои веки оказались в одной тесной компании, а особо не пообщаешься: то дым коромыслом (некурящая Юля была вынуждена держаться подальше), то досужая болтовня пополам с песнями вот этими странными…

Кошка хочет курить.

У кошки намокли уши.

Кошка хочет скулить —

ей, как и собаке, хоть кто-то, да нужен…

– Ну чего, кофейку? – вопросила Тина, начиная лениво собирать пустые тарелки и переполненные пепельницы. Направляясь с ними на кухню, она крикнула: – Юльк, ты где? У меня?.. Вот и сиди там, мы к тебе сейчас придём, а то тут нескоро всё выветрится…

В тинину комнату, где Юля куковала у окна, девчонки принесли подносы с чашками кофе, конфетами «Рафаэлло» и бутылкой ликёра «Малибу», водрузили всё прямо на середину мягкого пушистого ковра и расселись-разлеглись вокруг. Вечеринка на западный лад пошла на лад восточный, тем более что Тина ещё зажгла индийские ароматические палочки, которые ей кто-то сегодня принёс. Ещё она не забыла захватить магнитофон и поставить очередную «снайперскую» кассету.